Кирилл Афанасьевич за словом в карман не полез:
- Я раньше разведкой занимался, но если грянет бой, то и шашку могу в руки взять.
- Разведкой? - переспросил Будённый. - Тогда пойдёшь в 4-ю кавдивизию помощником начальника штаба Косогова по разведке. - Он вызвал начальника разведотдела армии Стройло. - Вот его, Мерецкова, - он кивнул на Кирилла Афанасьевича, - я определил к начдиву Коротчаеву. Растолкуй, чем он будет заниматься, потом отправь в штаб дивизии.
- Разведчики нам ох как нужны! - заулыбался Стройло. Он поговорил с Мерецковым о задачах разведки, затем поручил своему помощнику отвести красного офицера к начальнику 4-й кавдивизии.
- Будет исполнено! - отрапортовал помощник и пригласил Мерецкова следовать за ним.
"Видно сразу, что дисциплина в армии суровая", - отметил про себя Кирилл Афанасьевич.
Начдив, однако, встретил его настороженно, хотя генштабист ему понравился. Кряжистый, крутоплечий, взгляд у него с виду суровый, но в глазах теплота, и глядит они доверчиво, с веселинкой. А когда после беседы начдив узнал, что тот уже дважды бывал на фронте и даже успел в бою "схлопотать" пулю в ногу, отчаянно крутнул головой и не то с укором, не то с сожалением промолвил:
- За то, что ты смело пошёл на вражину, честь тебе и хвала, а то, что себя подставил пуле, не одобряю! - Он закурил. - Садись ближе к столу. Погляди на карту. Видишь, где рассредоточены полки Конармии?
- По всему району боевых действий, - ответил Мерецков, вмиг оценив плюсы и минусы такого расположения конармейцев.
- То-то, что по всему району, - усмехнулся недобро начдив, сдвинув к переносице белёсые брови. Глотнув горьковатого дыма, он грустно продолжал: - Твоя задача, товарищ Мерецков, представлять начальнику штаба дивизии, вот ему, - кивнул он в сторону молча сидевшего Косогова, - проект дивизионного донесения в штаб армии. Но чтобы этот проект был правдивый, без прикрас, и силы противника должны быть отражены в нём точно. Что для этого тебе надобно сделать, ну-ка, соображай!
Мерецков почесал пальцами лоб.
- Что тут соображать-то? Надо собрать разведданные!
- Верно, но чтобы собрать их, тебе придётся пулей летать из одного полка в другой. Справишься?
- А то как! - резко произнёс Мерецков. - Этим делом я уже занимался, и получалось вроде неплохо.
- Где ты раньше этим делом занимался, мне знать не ведомо, - сухо заметил начдив Коротчаев, - а как будешь служить в моей дивизии, поглядим. Сейчас пойдём со мной, я дам в твоё распоряжение доброго коня. - Голос у начдива был строг, но Кирилл Афанасьевич уловил в нём и теплоту, понял, что начдиву он понравился. Теперь бы делом доказать ему, что и сам он не лыком шит.
6
И снова началась у Мерецкова беспокойная жизнь.
В конце мая 4-я кавдивизия прорвала бандитский заслон (белополяки выставили бандитов по всей линии фронта, чтобы защитить себя от внезапной атаки красных) и вступила в бой с войсками Пилсудского. Белополяки оказали упорное сопротивление, и продвижение конников замедлилось. Начальнику штаба дивизии Косогову это не понравилось.
- Слушай, разведка! - Он посмотрел на Мерецкова и его помощника, высокого чубатого парня из бывших студентов. - Где твои глаза? Мы - конница, наше дело - прорвать оборону врага и ударить по его тылам, атаковать огнём и клинком, применяя манёвр на широком просторе, а не посылать дивизию на проволочные заграждения. Ищи обход, иного выхода у тебя нет!
Мерецков помялся. Искать обход, когда над тобой враг занёс клинок, не очень-то приятное занятие, того и гляди попадёшь под его удар, и поминай как звали! Кирилл Афанасьевич уже был бит и теперь осторожничал, хотя ему до боли хотелось поскорее найти обход, чтобы конники ринулись в бой. Как молодой генштабист, он видел, что Конармия зачастую воюет не по-кавалерийски, всё чаще она спешивается, чтобы пробиться через проволоку и окопы. Но так фронт не прорвёшь! А где найти этот проклятый обход? Разведотряды, куда Мерецков их ни направлял, натыкались на плотный огонь и глубокоэшелонированную оборону. Мерецков полагал, что в таких случаях надо менять тактику боя, искать что-то новое. Сказал об этом командиру 1-й бригады Фёдору Литунову, человеку храброму и дерзкому в рукопашной схватке, но тот едва не выругался.
- Кто из нас разведка, ты или я? - дерзко спросил он Мерецкова. - Это, дорогой мой "академик", твоё дело - показать мне, где находится противник. А моё дело - ударить по нему так, чтобы сломать его оборону!
- А по мне, Фёдор, надо нам с тобой действовать вместе, - серьёзно возразил Мерецков, - а не ждать, когда найдём этот самый обход. Разве нельзя ударить по белоказакам там, где у них слабое место?
- Можно! - согласился Литунов. - Но где у них это слабое место?
- Фланги! - громко и в сердцах произнёс Кирилл Афанасьевич. - По ним и бить!
- Надо попробовать, - согласился Литунов.
Для Мерецкова стало ясно и другое: здесь совсем иные условия борьбы, нежели в степях Восточной Украины, Дона и Северного Кавказа. Для него это был полезный урок. Как Южный фронт в 1919 году был не похож на Восточный в 1918 году, где Мерецкову довелось воевать, набираться боевого опыта, так теперь Юго-Западный фронт не похож на Южный. Перед Мерецковым невольно встал вопрос: как надо действовать кавалерии в условиях глубоко- эшелонированной обороны врага? Искать, где она слабее? Вряд ли. Следует отказаться от фронтальных линейных атак, собрать все силы в кулак, прорвать оборону в самом слабом её месте, уйти в рейд и громить вражеские тылы. На совещании в штабе Конармии Мерецков высказал эту мысль, подчеркнув, что белополяков можно привести в чувство лишь мощным ударом. Будённый согласился с ним.
- Конная армия готова это сделать. - Семён Михайлович деловито крутнул правый ус. - Посему я требую от каждого командира, от начдивов особо тщательно готовить людей к решающим боям. И ещё, товарищи, - продолжал командарм, - хочу остановиться вот на чём: после того как оборона противника будет нами сломлена, надо пробиваться вперёд, а не топтаться на месте. В минувшем году под Батайском с ходу мы не смогли одолеть позиции деникинцев - там оказались сплошные болота. Тогда что мы сделали? Обошли Батайск, ударили в тыл деникинцам, и те бежали. Здесь сделать это нам труднее, но Конармия должна выполнить свою задачу! Ну а теперь что скажете вы, начальники дивизий?
С места поднялся Семён Тимошенко. Он был краток: его 6-я дивизия огнём и клинком сомнёт оборону белополяков!
- Моя 11-я дивизия готова нанести удар по врагу, - ещё короче высказался Фёдор Морозов.
- А ты что скажешь, Пархоменко? - Будённый подошёл к начдиву 14-й. Тот вскочил с места как ужаленный.
- У нас общая задача - пробиться к Бердичеву и разгромить тылы белополяков. Как же мне отставать от своих коллег? Нет уж, товарищ командарм, в хвосте я плестись не стану!
Кажется, высказались все. Будённый вдруг увидел, что вверх взметнулась рука помощника начальника штаба по разведке.
- Что у тебя, товарищ Мерецков, скажи нам.
Мерецков встал. В штабе было накурено, сквозь белёсый дым он увидел настороженные глаза командарма.
- Я вот о чём подумал, товарищи, - необычно громко заговорил Кирилл Афанасьевич. - Когда наши дивизии прорвут оборону белополяков - а мы её прорвём, в этом нет ни малейшего сомнения, - по нашим флангам ударит враг. Что будем делать: отбиваться или продвигаться вглубь обороны противника?
- Интересная мысль, "академик", - усмехнулся в усы Будённый. - Что ты предлагаешь?
- Я бы не стал отбиваться от противника на флангах, - весело обронил Мерецков. - Если мы это сделаем, то потеряем своё преимущество - подвижность кавалерии. Пехота - другое дело, ей биться с врагом на флангах одно удовольствие.
- Хорошо, Мерецков, мы прорвём вражескую оборону, не станем отбиваться на флангах - тогда что же нам делать? - спросил Будённый. - Спешиться и занять круговую оборону?
- Никак нет! - горячо возразил Кирилл Афанасьевич. - Спешиваться в данной ситуации весьма опасно. Надо идти вперёд, а как оградить себя от нападения белополяков с тыла, подскажет сама обстановка.
Семён Михайлович был явно смущён, чего, однако, не скрывал. Мерецков между тем сел. Наступила напряжённая тишина. Командарм молчал - видимо, он что-то обдумывал, это все видели по его сосредоточенному лицу. Мысль, высказанная Мерецковым, явно заинтересовала его.
- В твоей идее, Мерецков, есть зерно, - наконец заговорил Будённый. - Но как сложится во время боя ситуация, мы не знаем. В одном я твёрдо уверен: надо идти в тыл врага, обороняться на флангах смерти подобно! Это я не приемлю. И ещё об одном, - продолжал Семён Михайлович. - Когда атакуем врага и сокрушим его оборонительные позиции - не терять связь, как между дивизиями, так и со штабом армии. Что касается связи штаба армии со штабом фронта, то иметь её надо в первую очередь. Ясно? Нет вопросов? Тогда прошу разъехаться по своим дивизиям и бригадам, а "академику" велю задержаться.
Когда все ушли, Будённый закурил. По запаху дыма Мерецков понял, что командарм курил трофейные французские папиросы.
- Хочешь? - Семён Михайлович протянул ему папиросу.
- Не откажусь! - Кирилл Афанасьевич взял папиросу из рук командарма и прикурил. - Крепкие, до самой печёнки достаёт дымок.
- Не скажи, "академик", - качнул головой Семён Михайлович. - Всё же наша махорка крепче. - Он пристально посмотрел на генштабиста, и тот уловил в его взгляде чувство досады, хотя внешне командарм оставался спокойным. - У меня к тебе предложение. Хочу, чтобы ты остался в моей армии, - перешёл он на официальный тон.
Мерецков резко вскинул голову.
- Не могу, товарищ командарм, хотя служить в Конармии почётно - армия не знает поражений!
Семён Михайлович никак не отреагировал на эти слова и продолжал:
- Дам тебе в подчинение бригаду, можешь возглавить и разведку армии, а Стройло назначу своим помощником. Ну как, согласен?
- Никак нет, товарищ командарм, - сухо возразил Мерецков. - Судите сами: два курса Академии Генштаба я закончил, остался третий и - выпуск! Зачем же мне бросать учёбу?
- Ты что же, хочешь умнее всех стать? Ты два курса окончил, я же вообще никаких академий не кончал, а уже разбил войска не одного белогвардейского генерала.
- У вас, товарищ командарм, есть военный талант, чутьё на врага, что ли, а мне всё это надо ещё в себе выработать. Берите к себе молодых конников, они сочтут за честь сражаться в рядах вашей Конармии.
- Факт, сочтут за честь, но кто их будет учить? Ты вот не желаешь помочь мне, а? - Лукавая улыбка вспыхнула на смугловатом лице Будённого. - Ладно, я тебя, Мерецков, понял и не осуждаю. Считай, что этого разговора не было!..
- Понял, товарищ командарм! - Мерецков взял под козырёк. - Разрешите идти?..
Через два дня Конармия пошла в наступление. Удар под Озёрной наносила 4-я дивизия Коротчаева, в которой был и Мерецков. За ней следовала 6-я дивизия, а фланги обеспечивали 11-я и 14-я дивизии. После яростного боя белополяки дрогнули, и 4-я дивизия ворвалась в Ягнетин, с ходу форсировав реку Ростовицу. Справа и слева прорвались 11-я и 14-я дивизии, а в Озёрную вошли конники Семёна Тимошенко.
Мерецков всё это время занимался разведкой, уточняя, где находятся войска противника, каковы они, и, хотя в пылу боя он действовал осмотрительно, у разбитого дома по нему открыл огонь белополяк. Пуля сорвала с головы фуражку. В какое-то мгновение Кирилл Афанасьевич увидел вражеского пулемётчика, его красное, налитое ненавистью лицо, бросил на него коня и с ходу рубанул шашкой.
"Стоило мне замешкаться хотя бы на секунду, и я лежал бы трупом на сырой земле!" - остро кольнула недобрая мысль.
А конармейцы уже лавиной неслись на неприятеля. В воздухе блестели сотни клинков, слышалось громовое "ура". Теперь вся Конармия ворвалась в расположение вражеских войск. Белополяки пытались сжать её с боков. По флангам Конармии с севера ударили пулемёты и орудия генерала Корницкого, с юга - кавбригада Савицкого и пехота. Но командарм Будённый не стал отбиваться на флангах, а повёл свои полки вперёд, в глубокий рейд на северо-запад. Сзади Конармии сомкнулось кольцо войск. Так начался знаменитый бердичевский прорыв.
"Умён, чертовски умён Семён Будённый, - подумал о командарме Мерецков. - На флангах драться не стал, пошёл вперёд, расстроил все боевые порядки белополяков!"
4-я дивизия ушла на Житомир и с ходу овладела им. Потом резко повернула на восток и установила связь неподалёку от местечка Брусилов с Фастовской группой войск, которой командовал Иона Якир...
- Между Киевом и Винницей мы фактически создали "красный коридор", - сказал на совещании в штабе начдив Коротчаев. - Ныне конники немного отдохнут, мы подучим боезапас, ударим с тыла по Третьей польской армии и освободим Киев!
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Идти на Киев получила приказ Фастовская группа войск, а Конармия повернула на запад.
- Будем продолжать рейд по вражеским тылам, - объявил в штабе дивизии Коротчаев.
Днём, когда нещадно палило солнце и бойцы старались укрыться в тени, в 4-ю дивизию прибыл командарм Будённый. Мерецков как раз готовил разведдонесение в штаб Конармии. Будённый резво соскочил с коня, отдал повод своему адъютанту Петру Зеленскому, человеку храброму и ловкому, не отходившему от Будённого ни на шаг, вошёл в штаб. Увидев за столом Мерецкова, он басовито спросил:
- Что ты сочинил в мой штаб? - Поздоровался с ним за руку, присел рядом.
- Плохо дело, товарищ командарм! - выпалил Мерецков. - Польские войска уходят из Киева, надо бы отрезать им пути отступления, а мы чего-то ждём! Бездействие, как отсыревший патрон, отрицательно сказывается на бойцах.
Будённый хмуро повёл бровью.
- Сам переживаю этот момент, Мерецков! Жду приказа из штаба фронта, а его пока нет, и куда мне двигать свою армию, я не знаю. Связь у вас действует?
- А как же! - воскликнул Мерецков.
- Тогда соедини меня со штабом фронта!
Приказ был получен.
Первая конная армия готовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю кавдивизии Будённый повёл на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара противника, - по пятам Конармии следовали польские уланы и пехота. 4-я и 14-я кавдивизии под командованием члена Реввоенсовета Ворошилова двинулись на Родомысль, чтобы оттуда нанести удар по вражеской группировке в районе Коростеня. "Первая конная разделилась надвое, что это даст? - размышлял Мерецков во время привала. - Как бы ночью нашу дивизию не атаковали уланы. Разведка доносит, что они идут прямо за нами. Надо предупредить начдива..." Он доложил свои соображения Коротчаеву. Тот усмехнулся.
- Не трусь, Мерецков, уланы разбежались кто куда и до утра носа своего не покажут!
Кирилл Афанасьевич, однако, не разделял его оптимизма и серьёзно заметил:
- Моя разведгруппа только что вернулась в штаб с пленным уланом. Он заявил, что поляки намерены атаковать Коростень. Как бы беды не случилось.
- Думаешь ты о деле, Мерецков, но не всегда хорошие мысли вызревают в добрые поступки, - философски заметил начдив и резюмировал: - Иди отдыхать, на дворе уже ночь хозяйничает.
- Не могу, товарищ начдив. Косогов назначил меня дежурным по штабу.
- Тогда гляди тут в оба, если что - дай знать.
Мерецков вышел во двор перекурить. Ночь была тёплая и безветренная. В тёмном небе ярко горели звёзды, они часто мигали, словно переговаривались с землёй. Изредка где-то далеко стрекотали пулемёты, слышались одиночные выстрелы, а в небо взлетали красные и зелёные ракеты. Мерецков подозвал помощника, молодого кавалериста с копной рыжих волос.
- Пётр, ну-ка обойди посты: как там наши часовые, не то ещё уснут, - распорядился он. - Ты, наверное, слыхал, как погиб Василий Чапаев? Нет? А я тебе скажу: часовые на постах уснули, белые подкрались к ним, штыками закололи и ударили по спящим бойцам чапаевской дивизии.
- Чапаев - да, герой, и молва о нём широкая и бурная, как большая река, - заявил боец. - И погиб-то Чапаев в этой самой реке. - Он взглянул на Мерецкова. - Я пойду посмотрю, на местах ли наши часовые...
"Прав боец, молва о Чапаеве в народе широкая, - отмети про себя Кирилл Афанасьевич. - Таких, как он, я ещё не встречал. Хотя нет, Семён Будённый, пожалуй, ему не уступит. О нём тоже в народе, особенно на Дону и Кубани, песни поют, говорят о нём с любовью".
Вернулся Пётр.
- Ну, что там? - спросил Мерецков.
- Часовые на постах, так что белополяки к штабу незамеченными не подойдут, - ответил Пётр.
Мерецков отпустил его отдыхать, с полчаса посидел над картой и снова вышел во двор перекурить. Мысли потекли к нему, как ручейки. Сначала он вспомнил своего отца, когда вместе в страду они косили хлеба, потом будто наяву увидел мать: вот она стоит у плетня, а он, Кирилл, верхом на коне машет ей рукой на прощание. Он даже услышал её голос: "Сынок, в огонь не бросайся и головушку спою пуле не подставляй! Как приедешь в Харьков, черкни несколько строк, чтобы мы с батей не волновались".
Мерецков вздохнул. Надо было перед отъездом на фронт и матери написать. А теперь ему не до писем, того и гляди появятся уланы. Когда выйдет на отдых Конармия, тогда он и напишет матери.
Вдруг его раздумья прервали частые винтовочные выстрелы, а где-то неподалёку взорвалась граната, ослепив всё окрест.
- Уланы наступают! - подскочил к Мерецкову часовой, охранявший штабные машины.
Мерецков объявил боевую тревогу, затем вихрем ворвался в комнату, где на топчане спал Клим Ворошилов. Сгоряча схватил его за руку, потянул к себе, крикнул едва ли не на ухо:
- Поляки атакуют штаб!
Ворошилов вскочил с топчана и, выхватив из кобуры револьвер, выбежал во двор. А там уже суетились бойцы.
- Где уланы? - спросил Ворошилов и, не дождавшись ответа, крикнул во всё горло: - Бригады к бою! По копям!..
Схватка в ночи была короткой, но жестокой. Красноармейцам удалось отбросить врага, часть уланов была изрублена шашками. Как потом выяснилось, это были белополяки 7-й пехотной дивизии. Когда ракеты осветили поле, Мерецков увидел Клима Ворошилова, скачущего на своём рысаке. На ходу он стрелял из нагана. Бойцы скакали за ним. В какой-то миг лошадь Мерецкова от взрыва гранаты шарахнулась в сторону, и он ощутил горячий удар в грудь. "Кажется, улан пальнул по мне из карабина", - только и подумал Мерецков. Он как-то сразу обмяк, силы покинули его, и он свалился с коня...
Очнулся Мерецков на рассвете и увидел себя на тачанке. Приподнял голову, чтобы посмотреть, где они едут, и такая боль возникла в груди, что едва не задохнулся.
Пролежал в госпитале Мерецков с неделю, рана стала затягиваться. Врач, лечивший Кирилла Афанасьевича, усмехаясь в рыжие усы, сказал, осмотрев его:
- Повезло тебе, сынок! Пуля застряла в груди, рядом с сердцем, но этот мотор не задела. Побудешь ещё неделю, и я тебя выпишу.
Мерецков был рад, что дело шло на поправку. Впервые после ранения он улыбнулся. "Факт, повезло мне", - подумал он. Первая рана, когда его лечил хирург Игорь Денисович Костюк, была тяжёлой, тогда он пролежал в госпитале больше двух месяцев. На этот раз рана затягивалась быстро, без каких-либо осложнений, и это вселяло надежду, что скоро он вернётся в Конармию.