- Вы просто хотите воевать, - недоверчиво ответил Вальтер. - Вот и все.
- Никто не хочет воевать, - ответил Отто. - Но иногда это - наилучшее решение.
III
Отец оставил Мод содержание - триста фунтов в год, этого едва хватало на то, чтобы перед каждым сезоном покупать новые платья. Фицу же достались титул, земли, дома и почти все деньги. Таковы английские традиции. Но не это больше всего сердило Мод: деньги ее не особенно волновали. Она вполне могла обойтись без своих трех сотен: Фиц платил за все, чего она могла пожелать, не задавая вопросов: считать деньги он полагал недостойным джентльмена.
Больше всего она страдала оттого, что у нее не было образования. Когда ей исполнилось семнадцать, она заявила, что собирается в университет - но ее подняли на смех. Оказалось, для того, чтобы попасть в университет, нужно сначала закончить хорошую школу, а потом сдать экзамены. Мод никогда не училась в школе, и хоть могла говорить о политике с великими умами Англии, череда гувернанток и учителей потерпела полное поражение в попытках подготовить ее к сдаче какого бы то ни было экзамена. Много дней она плакала и злилась, и даже теперь воспоминания об этом могли испортить ей настроение. Она оттого и стала суфражисткой: поняла, что девушки не могут рассчитывать на приличное образование, пока женщины не получат избирательного права.
Она часто думала, зачем женщины выходят замуж. Ведь они на всю жизнь отдают себя в кабалу, а что получают взамен? Однако теперь она знала ответ. Никогда она не испытывала чувств, подобных тем, какие обуревали ее теперь. И то, что они с Вальтером делали, чтобы выразить свою любовь, доставляло ей наслаждение. Иметь возможность ласкать друг друга, когда пожелаешь, - просто неземное блаженство, за которое она была готова, если потребуется, на любые условия.
Но идти в кабалу и не требовалось, во всяком случае с Вальтером. Когда она спросила, думает ли он, что жена должна во всем слушаться мужа, он ответил: "Конечно нет. Я вовсе не считаю, что брак предполагает безоговорочное послушание. Наверное, два любящих друг друга взрослых человека смогут вместе принимать решения, не пытаясь подчинить друг друга своей воле".
Она много думала о том, какой будет их жизнь вдвоем. Несколько лет его, наверное, будут переводить из одного посольства в другое, и они объездят весь свет: поедут в Париж, Рим, Будапешт, а может, в более далекие Аддис-Абебу, Токио, Буэнос-Айрес… Она вспомнила Руфь из Библии: "Где ты будешь жить, там и я". Они научат сыновей относиться к женщинам как к равным, а их дочери вырастут волевыми и независимыми. Может быть, потом они поселятся в Берлине, чтобы дети могли учиться в хороших немецких школах. А когда-нибудь Вальтер унаследует Цумвальд, отцовское поместье в Восточной Пруссии. И когда состарятся, а дети вырастут, они будут больше времени проводить за городом, гулять рука об руку по поместью, а вечерами читать, сидя рядом, и размышлять, как изменился мир со времен их молодости.
Мод не могла думать больше ни о чем. В клинике, сидя в своем кабинете, глядя на список лекарств, которые надо было заказать, она вспоминала, как возле дверей в гостиную герцогини Вальтер поднес палец к губам. Окружающие начали замечать ее рассеянность: доктор Гринворд спросил, как она себя чувствует, а тете Гермии даже показалось, что она заснула.
Она попыталась сосредоточиться на заказе, но на этот раз ей помешал стук в дверь. Заглянула тетя Гермия:
- К тебе пришли!
С некоторым страхом и даже благоговением она вручила Мод визитку.
Генерал Отто фон Ульрих
Атташе
Посольство Германской Империи
Карлтон Хаус Террас, Лондон
- Отец Вальтера! - воскликнула Мод. - Господи, что…
- Что мне ему ответить? - прошептала тетя Гермия.
- Спроси, что он предпочитает, чай или херес, и пригласи войти.
Фон Ульрих был одет официально, в черный фрак с атласными лацканами, белый пикейный жилет и брюки в полоску. Его красное лицо вспотело от летнего зноя. Он был полнее Вальтера и не так красив, но у них была одинаковая манера держать себя - прямая спина, вздернутый подбородок.
Мод собралась с духом и с привычной безмятежностью осведомилась:
- Многоуважаемый господин фон Ульрих, это что, формальный визит?
- Я желал бы поговорить с вами о моем сыне, - сказал он. По-английски он говорил почти так же хорошо, как Вальтер, хотя акцент у него был сильнее.
- Как мило с вашей стороны, что вы сразу перешли к делу, - сказала Мод с ноткой сарказма, которую он не заметил. - Сейчас тетя Гермия предложит вам что-нибудь выпить.
- Вальтер происходит из старого аристократического рода.
- Как и я, - сказала Мод.
- Наша семья консервативна, чтит традиции, очень религиозна… Возможно, несколько старомодна.
- Совсем как моя, - заметила Мод.
Разговор получался не таким, как планировал Отто.
- Мы пруссаки! - заявил он с легким раздражением.
- А, - вздохнула Мод, как бы сдаваясь. - Ну, мы, конечно, англосаксы.
Она вела себя так, словно они состязались в остроумии, но на самом деле ей было страшно. Зачем он пришел? Чего хотел? Она чувствовала, что ничего хорошего от этого визита ждать нельзя. Он против. Она почувствовала тоскливую уверенность, что он попытается разлучить ее с Вальтером.
Отто тем временем продолжал:
- У Германии и Великобритании существуют серьезные разногласия. Великобритания поддерживает Россию и Францию. Это переводит Великобританию в разряд наших противников.
- Мне очень жаль, что у вас такое мнение. Многие его не разделяют.
- Истина не устанавливается голосованием, - сказал Отто с раздражением. Он явно ожидал, что Мод будет молча сидеть и слушать его речь. Он не желал, чтобы с ним шутили.
- Вы должны отнестись к моим словам серьезно, - сердито продолжал он. - Я говорю о том, что касается непосредственно вас. Большинство немцев видят в Великобритании врага. Подумайте, каковы были бы последствия, если бы Вальтер женился на англичанке!
- Мы с Вальтером много говорили об этом.
- Прежде всего он потерял бы мое расположение. Я не могу принять в семью сноху из Англии.
- Вальтер верит, что ваша любовь к сыну в конце концов поможет побороть отвращение ко мне. Неужели на это совсем нет надежды?
- Во-вторых, - продолжал он, не отвечая на ее дерзкий вопрос, - это рассматривалось бы как неверность кайзеру. Люди его круга перестали бы с ним дружить, в лучших домах его не стали бы принимать.
- Мне трудно в это поверить, - сказала Мод, начиная сердиться. - Наверняка не все немцы настолько страдают такими предубеждениями.
Он сделал вид, что не заметил ее грубости.
- И третье, самое главное. Вальтер работает в Министерстве иностранных дел. Его ожидает большое будущее. Я посылал его в учиться в разные страны. У него прекрасный английский, неплохой русский. Несмотря на свои незрелые идеалистические взгляды, он на хорошем счету у начальства, и сам кайзер не раз благосклонно с ним беседовал. Он вполне может когда-нибудь стать министром иностранных дел.
- Он лучший из лучших, - сказала Мод.
- Но если он женится на вас, его карьере конец.
- Но это же нелепо! - потрясенно сказала она.
- Юная леди, неужели вам непонятно? Человеку, состоящему в браке с врагом отечества, нельзя доверять!
- Но я люблю Вальтера и не помешаю ему преданно работать на благо его отечества.
- Беспокойство о семье жены может воспрепятствовать ему должным образом исполнять свой долг в отношении родной страны. И даже если бы он безжалостно забыл о родственных связях, не все готовы были бы в это поверить.
- Вы преувеличиваете, - сказала она, но прежней уверенности у нее уже не было.
- И конечно же, он не смог бы работать ни в какой сфере, где требуется секретность. В его присутствии перестали бы обсуждать конфиденциальные темы. У него бы не было будущего.
- Но ему не обязательно работать в военной разведке. Он может заниматься другим видом дипломатической деятельности.
- Любой вид дипломатии предполагает секретность. И кроме того, мое положение тоже будет под угрозой.
Это удивило Мод. О карьере Отто они с Вальтером не думали.
- Я доверенное лицо кайзера. Он может перестать питать ко мне доверие, узнав, что мой сын женился на подданной британской короны.
- Не должен…
- Может быть, и нет, если я займу жесткую, однозначную позицию и отрекусь от своего сына.
Мод ахнула.
- Вы этого не сделаете!
- Я буду вынужден! - вскричал Отто.
Она покачала головой.
- У вас есть выбор, - с отчаянием сказала она. - У человека всегда есть выбор.
- Я не согласен буквально всем, что нажил - положением, карьерой, уважением соотечественников, - жертвовать ради девчонки! - презрительно сказал он.
Мод почувствовала себя так, словно ей дали пощечину.
- В случае брака с вами Вальтер потеряет и семью, и страну, и карьеру. Но он пойдет на это. Он сделал вам предложение, не обдумав должным образом последствия, и раньше или позже, он поймет, какую страшную ошибку допустил. Вне всякого сомнения, он считает себя неофициально помолвленным с вами, и слово свое не нарушит. Он слишком благороден. "Хорошо, - скажет он мне, - отрекайся!" Иначе будет считать себя трусом.
- Это правда, - сказала Мод. Она была в смятении. Этот ужасный старик понимал происходящее лучше, чем она.
Отто продолжал:
- Поэтому разорвать помолвку должны вы.
- Нет! - Его слова ранили ее в самое сердце.
- Это единственная возможность его спасти. Вы должны от него отказаться.
Мод попыталась снова возразить, но поняла, что Отто прав, и не нашлась, что ответить.
Отто наклонился к ней и настойчиво, с нажимом спросил:
- Так вы с ним расстанетесь?
По щекам Мод заструились слезы. Она знала, что ей делать. Она не могла погубить Вальтера.
- Да, - ответила она, рыдая. Сохранить достоинство не удалось, но она и не думала об этом - слишком больно ей было. - Да, я с ним расстанусь.
- Вы обещаете?
- Да. Обещаю.
Отто встал.
- Благодарю вас за то, что вы так любезно выслушали меня, - сказал он и поклонился. - Всего наилучшего.
И вышел.
Глава восьмая
Середина июля 1914 года
В новой спальне Этель в Ти-Гуине стояло большое зеркало. Старое, с потрескавшейся рамой и мутноватым стеклом - но она отражалась в нем во весь рост. Это казалось ей невероятной роскошью.
Она часто рассматривала себя в белье. Ей казалось, с тех пор, как она влюбилась, ее формы стали более пышными. Она немного раздалась в бедрах и талии, груди стали более округлыми, - возможно, из-за того, что Фиц так любил их ласкать. Когда она подумала о нем, у нее заболели соски.
Фиц приехал утром с графиней Би и леди Мод и шепнул ей, чтобы она пришла в Жасминовую комнату после ланча. Этель поселила Мод в Розовой комнате под предлогом того, что в спальне, где Мод привыкла жить, требовалось поменять паркет.
Сейчас Этель зашла к себе помыться и надеть чистое белье. Она так любила готовиться к встрече, предвкушая, как он будет гладить ее тело и целовать ее губы, представляя, как он будет стонать от желания и наслаждения, вспоминая запах его тела и нежные ткани его одежды.
Она выдвинула ящик комода, чтобы достать чистые чулки, и ее взгляд упал на стопку тряпочек, лоскутков белой ткани, которыми она пользовалась во время месячных. И ей пришло в голову, что давненько она их не стирала, после переезда в эту комнату - ни разу. Страшное подозрение зародилось в ее душе. Она тяжело села на узкую кровать. Была середина июля. Миссис Джевонс уехала в начале мая. Десять недель тому назад. За это время она должна была вспомнить о тряпочках не раз, а дважды.
- Только не это… - сказала она вслух. - Господи, только не это!
Она заставила себя подумать спокойно и хорошенько все вспомнить. Королевский прием был в январе. Сразу после него Этель сделали экономкой, но миссис Джевонс тогда чувствовала себя слишком плохо, чтобы переселяться. Фиц уехал в Россию в феврале, вернулся в марте, и тогда они впервые по-настоящему занимались любовью. В апреле миссис Джевонс стало получше, и из Лондона приехал поверенный Фица Альберт Солман, занимавшийся ее пенсией. Она уехала в начале мая, через несколько дней после того, как "Кельтские минералы", чтобы покончить с забастовкой, привезли в Эйбрауэн штрейкбрехеров-иностранцев. Как раз тогда Этель переехала в эту комнату и положила в комод эти злосчастные тряпочки. Десять недель назад. Этель попробовала пересчитать снова, но как ни считай, результат выходил все тот же.
Сколько раз они встречались в Жасминовой комнате? Не меньше восьми. Фиц обычно отстранялся, но иногда чуть запаздывал, и она чувствовала начало его оргазма еще внутри. Она была так головокружительно счастлива в эти минуты, что в своем ослеплении и думала об опасности. Вот и допрыгалась.
- Господи, прости! - сказала она вслух.
Недавно забеременела подруга Этель, Дилис Пью. Они были ровесницами. Дилис работала горничной у жены Персиваля Джонса и ходила с Джонни Беваном. Этель вспомнила, что к тому моменту, когда Дилис поняла, что можно "залететь", даже занимаясь этим стоя, грудь у нее уже сильно увеличилась. Сейчас они поженились.
А что будет с Этель? Ведь она не может выйти замуж за отца своего ребенка.
Пора было идти. Не полежать им сегодня в постели. Придется поговорить о будущем. Она надела свое черное платье экономки.
Что он скажет? У него еще нет детей, может, обрадуется? Или придет в ужас? Станет ли он заботиться о внебрачном ребенке или будет его стыдиться? Еще сильнее будет любить Этель или возненавидит?
Она вышла из своей комнаты на верхнем этаже, прошла узким коридором и, спустившись по черной лестнице, оказалась в западном крыле. Когда она увидела знакомые обои с цветами жасмина, ее желание стало сильнее - совсем как у Фица при виде ее трусиков.
Он уже пришел: стоял у окна, смотрел на залитый солнцем сад и курил сигару; увидев его, она в который раз не могла не залюбоваться. Она бросилась к нему и обняла за шею.
- Ах, Тедди, любимый, я так рада тебя видеть! - сказала она.
Ей было приятно, что она одна называет его Тедди.
- А я - тебя, - сказал он, но при этом не потянулся к ее груди.
- Я должна тебе что-то сказать, - сказала она, целуя его в ухо.
- Я тоже должен тебе кое-что сказать. Можно, начну я?
Она хотела ответить "нет", но он разомкнул ее руки и сделал шаг назад, и ее сердце вдруг сжалось от ужасного предчувствия.
- Что?! - спросила она. - Что случилось?
- Графиня Би, моя жена, беременна. У нее будет ребенок.
- Ты хочешь сказать, что ты занимался этим и со мной, и с ней?! - возмущенно воскликнула Этель.
Он удивился. Ему и в голову не приходило, что она может сказать такое.
- Но я обязан быть с ней! - ответил он. - Мне нужен наследник.
- Ты говорил, что любишь меня!
- Люблю, и всегда буду любить, в каком-то смысле…
- Нет, Тедди! - воскликнула она. - Не говори так… пожалуйста, не надо!
- Говори тише!
- Говорить тише? Ты меня бросаешь! Но даже если все узнают - мне все равно!
- А мне - нет.
Этель обезумела от горя.
- Тедди, ну пожалуйста, ведь я люблю тебя…
- Теперь все кончено. Я должен быть хорошим мужем и хорошим отцом. Ты должна меня понять.
- Черта с два! - воскликнула она в ярости. - И ты можешь так легко это говорить?! Старую собаку, которую должны были застрелить, тебе было жаль больше, чем сейчас меня!
- Это не так, - сказал он дрогнувшим голосом.
- Я отдалась тебе в этой комнате, на этой кровати…
- И я никогда… - Он замолчал. Застывшее на его лице выражение холодного самообладания исказила боль. Он отвернулся. - Я никогда этого не забуду.
Она подошла к нему и увидела у него на щеках слезы. Ее гнев прошел.
- Тедди, милый, прости меня, - сказала она.
Он попытался взять себя в руки.
- Ты дорога мне, но я должен выполнять свой долг, - произнес он. Холодные слова, но в его голосе слышалась мука.
- О, господи… - она постаралась сдержать рыдания. Она же еще не сказала ему свою новость. Она вытерла глаза рукавом, шмыгнула носом, откашлялась. - Выполнять свой долг? - повторила она. - Ты еще не все знаешь.
- О чем ты?
- Я тоже беременна.
- Боже милостивый… - Он машинально поднес к губам сигару, но тут же опустил, не затянувшись. - Но я ведь был осторожен!
- Значит недостаточно.
- Давно ты это знаешь?
- Я поняла это только сегодня. Заглянула в ящик, увидела стопку чистых прокладок… - Он поморщился. Очевидно, ему было неприятно упоминание о таких вещах, как менструация. Но придется ему потерпеть. - И вспомнила, что у меня не было месячных с самого переезда в бывшую комнату миссис Джевонс, то есть десять недель.
- Два месяца. Значит, это точно… Ах, черт! - Он поднес к губам сигару, заметил, что она погасла и с досадливым восклицанием бросил на пол.
Этель пришла в голову шальная мысль.
- У тебя ведь может быть два наследника…
- Не говори чушь! - резко ответил он. - Бастард наследовать не может.
- А, - сказала она. Не то чтобы она всерьез собиралась отстаивать права своего ребенка. Но с другой стороны, она не думала о своем ребенке как о бастарде. - Бедный кроха… Мой малыш бастардом!
Фиц виновато взглянул на нее.
- Извини, - сказал он. - Я не хотел… Прости меня.
Она видела, какая борьба идет в его душе.
- Бедный Фиц, - сказала она и погладила его по руке.
- Только бы об этом не узнала Би! - сказал он.
Он словно нанес ей смертельную рану. Почему главная его забота - о другой женщине? Что может случиться с Би? Она богата, она замужем и носит под сердцем любимое, почитаемое дитя клана Фицгербертов.
- Это потрясение может оказаться для нее роковым… - продолжал Фиц.
Этель вспомнила прошлогодние слухи, что у Би был выкидыш. Вся прислуга это обсуждала - женщины, конечно. По словам Нины, русской служанки Би, графиня возлагала вину за это на Фица, который ее расстроил, отменив запланированную поездку в Россию.
Этель почувствовала себя отвергнутой.
- Так значит, главное, что тебя беспокоит, - это как бы твоя жена не расстроилась, узнав о нашем ребенке?
Он поднял на нее взгляд:
- Я не хочу, чтобы у нее случился выкидыш!
Он сам не понимает, насколько бессердечно ведет себя!
- Будь ты проклят! - сказала, холодея, Этель.
- Ребенок, которого носит Би - это дитя, которого я ждал, о котором молил Бога! А твой не нужен ни тебе, ни мне, никому.
- Это неправда! - тихо сказала она и снова заплакала.
- Мне нужно подумать, - сказал он. - Мне нужно побыть одному. - Он положил руки ей на плечи. - Мы еще поговорим об этом завтра. А пока - никому ни слова. Никому, понимаешь?
Она кивнула.
- Вот и умница, - сказал он и вышел.
Этель нагнулась и подняла с пола погасшую сигару.