Этель вспомнила, какой он был в младенчестве. Когда он родился, ей было всего пять, но она души в нем не чаяла: он был такой красивый и такой беззащитный. Скоро у нее самой будет очаровательный беспомощный младенец, подумала она - и не знала, радует ее это или пугает.
- Представляю, как рассердится отец, - сказал Билли.
- Именно этого я больше всего боюсь, - сказала Этель. - Если бы можно было сделать хоть что-то, чтобы смягчить его гнев!
В гостиную спустился дед.
- Тебе что, дали расчет? - спросил он, увидев чемодан. - Надерзила кому, а?
- Папа, ты только не ругай ее… - сказала мама. - У нее будет ребенок.
- Ах, черти… - сказал он. - Небось кто-нибудь из этих щеголей в господском доме! Я бы не удивился, окажись им сам граф.
- Не говори глупости, дедушка! - сказала Этель, обескураженная тем, что он так быстро обо всем догадался.
- Это был приезжий слуга кого-то из гостей, - сказал Билли. - Он ушел в армию. Этель не хочет, чтобы мы его искали.
- Ах, вот как! - сказал дед. Этель показалось, что он не поверил, но допытываться он не стал. Вместо этого заметил: - Это у тебя итальянская кровь, дитя мое. У твоей бабушки кровь тоже была горячая. И она бы тоже попала в беду, если бы я на ней не женился. Да, она даже не желала ждать венчания, она…
- Папа! - воскликнула мама. - Здесь же дети!
- Что такого они услышат, что может их шокировать? Для сказок я уже стар. Молодые женщины хотят спать с молодыми мужчинами, и хотят так отчаянно, что своего добьются, неважно, замужем они или нет. И те, кто не желает этого признавать, - круглые дураки, дочка, в том числе и твой муж.
- Папа, выбирай выражения! - сказала мама.
- Ну хорошо, хорошо, - сказал дед и замолчал, попивая свой чай.
Через минуту вошел отец. Мама удивленно взглянула на него.
- Как ты рано! - сказала она.
Он заметил беспокойство в ее голосе.
- Ты говоришь так, будто тебе это неприятно.
Она поднялась из-за стола, освобождая ему место.
- Поставлю-ка я еще чайник.
Отец не стал садиться.
- Собрание отменили, - сказал он. Его взгляд упал на чемодан Этель. - А это что?
Все посмотрели на Этель. Во взгляде матери Этель читала страх, во взгляде Билли, устремленном на отца - вызов, у деда - покорность судьбе. Она поняла, что отвечать отцу придется ей.
- Папа, мне нужно кое-что тебе сказать, - начала она. - Ты рассердишься, но единственное, что я могу сказать - мне очень жаль, что так вышло.
Его лицо потемнело.
- Что ты натворила?!
- Я… ушла из Ти-Гуина…
- Ну, тут жалеть не о чем. Мне никогда не нравилось, что ты там раскланиваешься и расшаркиваешься перед этими паразитами.
- Но у меня… были причины уйти.
- Хорошие или плохие? - спросил он, надвинувшись и стоя над ней.
- У меня проблемы…
- Надеюсь, ты имеешь в виду не то, что другие девчонки, когда говорят, что у них проблемы? - грозно спросил он.
Она вперила взгляд в стол и кивнула.
- Ты… - Он замолчал, подыскивая подходящие слова. - Ты что, совершила моральное падение?
- Да.
- Ах ты дрянь!
То же самое сказала и мама. Этель сжалась в комок, хотя на самом деле не представляла себе, чтобы отец поднял на нее руку.
- Смотри на меня! - сказал он. Она посмотрела на него сквозь пелену слез.
- Значит, ты говоришь мне, что совершила грех прелюбодеяния?
- Прости меня, папа!
- С кем?
- С лакеем.
- Как его зовут?
- Тедди, - вырвалось у нее.
- Тедди - а фамилия?
- Это не имеет значения.
- Как это не имеет? Что это значит?
- Это приезжий, слуга одного из гостей. А к тому времени, как я узнала о своем состоянии, он уже был в армии. И у меня нет с ним связи.
- Приезжий? И у тебя нет с ним связи? - крик отца перешел в рев. - Так ты что же, с ним даже не обручилась? Ты что же, совершила этот грех… - Он начал заикаться, не в силах выговорить омерзительное слово. - Ты совершила этот страшный грех походя?
- Полно, отец, - сказала мама, - не надо сейчас так злиться!
- Сейчас - и не надо злиться? А когда же еще человеку злиться?
Его попробовал успокоить дед:
- Дэй, дружочек, относись ты к этому спокойнее. Криком делу не поможешь.
- Извините, что напоминаю вам, но это мой дом, и мое дело, кричать мне или нет.
- Ну, хорошо, - сказал дед миролюбиво. - Кричи, если хочешь.
Но мама не сдавалась.
- Отец, думай, чтобы потом не пожалеть о своих словах.
Однако все попытки успокоить отца лишь разжигали его гнев.
- Я не позволю собой командовать ни женщинам, ни старикам! - прокричал он. Указав на Этель, он заявил: - И блудницы в своем доме я не потерплю. Убирайся!
- Нет! - зарыдала мама. - Только не это!
- Вон! - вскричал он. - И никогда не возвращайся!
- Но как же твой внук?! - воскликнула мама.
- Отец, - заговорил Билли, - разве ты не будешь руководствоваться Священным писанием? Иисус говорил: "Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию". Евангелие от Луки, глава пятая, стих тридцать второй.
Отец круто обернулся к нему.
- Вот что я тебе скажу, невежественный мальчишка. Родители моего отца тоже не были женаты. И никто не знал, кто был его отцом. Моя бабка пала так низко, как только может пасть женщина.
Мама ахнула. Этель была потрясена, и видела, что Билли ошарашен. А дед, похоже, знал.
- Да, - сказал отец, уже потише. - Мой отец рос в доме, пользующемся дурной славой. Если вы понимаете, что это такое. Это дом, куда ходят моряки, оказавшись в порту Кардиффа. Но однажды, когда его мать напилась и лежала без сознания, Господь направил его детские стопы в воскресную школу, где он и встретил Иисуса. Там он научился читать и писать, а потом - и воспитывать своих детей в духе благочестия.
- Дэвид, ты никогда мне об этом не рассказывал, - тихо сказала мама. Она редко называла отца по имени.
- Я надеялся никогда не вспоминать об этом! - Лицо отца исказилось от стыда и ярости. Опершись на стол и глядя Этель в глаза, он сказал громким шепотом: - Когда я ухаживал за твоей матерью, мы держались за руки, и, прощаясь, я целовал ее в щеку - до самого дня свадьбы! - Он грохнул кулаком по столу, так что чашки задрожали. - Слава Господу нашему Иисусу Христу, моя семья выбралась из этой вонючей грязи. И мы туда не вернемся! - Он снова перешел на крик. - Никогда, никогда, никогда!
Наступила долгая напряженная тишина.
Потом отец взглянул на маму и сказал:
- Гони ее вон.
Этель встала.
- Мои вещи собраны, и немного денег у меня есть. Я уеду в Лондон… - Она с горечью взглянула на отца. - Не буду тянуть семью в грязь.
Билли взял ее чемодан.
- Билли, а ты куда? - спросил отец.
- Провожу Этель на станцию, - испуганно ответил Билли.
- Не надо. Пусть сама несет свой чемодан.
Билли собрался было поставить чемодан, но передумал. На его лице появилось упрямое выражение.
- Я провожу ее на станцию, - повторил он.
- Будешь делать, что тебе сказано! - прикрикнул отец.
Билли все еще выглядел испуганным, но тем не менее он возразил:
- А иначе что, отец? Ты и меня выгонишь из дома?
- Разложу на колене да выпорю, - сказал отец. - Ты еще не настолько вырос.
Билли побледнел, но смотрел отцу прямо в глаза.
- Нет, я вырос, - сказал он. - Я уже взрослый. - Он переложил чемодан в левую руку, а правую сжал в кулак.
Отец шагнул вперед:
- Я тебе покажу, как грозить мне кулаком! Мальчишка!
- Довольно! - взвизгнула мама. Она встала между ними и уперлась руками в грудь отца. - Хватит! Мне тут только вашей драки не хватало! Дэвид Уильямс, убери свои руки! Вспомни, что ты - староста "Вифезды"! Что люди скажут?
Это его остановило. Мама повернулась к Этель.
- Ты лучше иди. Билли тебя проводит. Давайте, быстренько.
Отец уселся за стол.
Этель поцеловала мать.
- Прощай, мама!
- Напиши мне письмо, - попросила та.
- Не смей писать никому в этом доме! - подал голос отец. - Письма полетят в огонь нераспечатанными!
Мама отвернулась и заплакала. Этель вышла, и Билли последовал за ней. По крутым улочкам они спустились в центр города. Этель шла, не поднимая глаз, не желая говорить со встречными и отвечать на вопрос, куда она собралась.
На станции она взяла билет до Пэддингтонского вокзала.
- Да… - сказал Билли, когда они стояли на платформе. - Два таких удара в один день… Сначала ты, потом отец.
- Столько лет он носил это в себе, - сказала Этель. - Неудивительно, что он так строг. Наверное, я когда-нибудь даже смогу простить, что он меня выставил.
- А я - нет, - сказал Билли. - Наша вера учит не носить в себе прошлое и не наказывать ближних, а каяться и прощать.
Пришел поезд из Кардиффа, и Этель увидела, как с него сошел Вальтер фон Ульрих. Он вежливо прикоснулся к шляпе в знак приветствия, что было очень мило с его стороны: обычно джентльмены не приветствуют так слуг. Леди Мод говорила, что рассталась с ним. Наверное, он приехал, чтобы ее вернуть. Этель про себя пожелала ему удачи.
- Купить тебе в поезд газету? - спросил Билли.
- Нет, спасибо, милый, - ответила она. - Вряд ли я смогу сосредоточиться на чтении.
В ожидании поезда она сказала:
- А ты помнишь наш шифр?
В детстве они придумали шифр и оставляли друг другу шифрованные послания, которые родители понять не могли.
Билли сначала посмотрел на нее, не понимая, и вдруг просиял.
- А, помню! - сказал он.
- Я тебе напишу шифрованное письмо, чтобы отец не прочитал.
- Ладно, - сказал он. - И пошли его Томми Гриффитсу.
В облаке пара у платформы остановился поезд Этель. Билли обнял сестру. Она заметила, что он с трудом сдерживает слезы.
- Ну, будь молодцом, - сказала она. - Береги нашу маму.
- Ладно, - сказал он и вытер глаза рукавом. - Да нам-то что. Ты сама там, в Лондоне, будь поосторожнее.
Этель вошла в вагон и села у окна. Через минуту поезд тронулся. И пока он набирал скорость, Этель смотрела, как все меньше становятся зубчатые колеса над шахтой, и думала, увидит ли когда-нибудь Эйбрауэн снова.
V
Мод с графиней Би сидели за поздним завтраком в малом обеденном зале Ти-Гуина. Графиня была в необычайно хорошем расположении духа. Обычно она постоянно жаловалась, в Англии ей очень многое не нравилось, - хотя Мод по собственному детскому опыту жизни в английском посольстве помнила, что Россия куда менее удобна для жизни: холодные дома, неприветливые люди, ненадежные слуги и несостоятельное правительство. Но сегодня Би не жаловалась. Она была счастлива, что смогла наконец забеременеть.
Она даже про Фица говорила только хорошее.
- Ты знаешь, ведь он спас мою семью, - сказала она Мод. - Он выкупил закладные на наше имение. Но до сих пор некому было его наследовать, ведь у моего брата детей нет. Было бы поистине трагедией, если бы земли Андрея и Фица унаследовал какой-нибудь кузен…
Мод в этом трагедии не усматривала. Упомянутый "какой-нибудь кузен" вполне мог оказаться ее сыном. Но она никогда и не надеялась унаследовать состояние и не особенно задумывалась о подобных вещах.
Этим утром Мод было тяжело поддерживать разговор, как она сама заметила про себя, пока пила кофе и пыталась осилить ломтик поджаренного хлеба. Она чувствовала себя несчастной. Сегодня ее угнетали даже покрывающие стены и потолок обои с по-викториански буйной листвой, хотя она смотрела на них всю жизнь.
Она не рассказывала родным о романе с Вальтером, и теперь не могла сказать, что все кончено, а это значило, что некому было ей посочувствовать. Лишь энергичная маленькая экономка Уильямс знала обо всем, но она куда-то пропала.
Мод читала в "Таймс" репортаж о речи, которую произнес накануне вечером на обеде в Мэншен-хаусе Ллойд Джордж. Он смотрел на балканский кризис с оптимизмом и заявил, что возможно мирное урегулирование конфликта. Она надеялась, что он прав. Хоть она и отказалась от Вальтера, но замирала от страха при мысли, что ему придется надеть форму и его могут убить или искалечить на войне.
Она прочла короткую заметку в "Таймс" из Вены, озаглавленную "Сербия в ужасе", и спросила Би, станет ли Россия защищать Сербию от австрийцев.
- Надеюсь, что нет! - воскликнула Би. - Мне совсем не хочется, чтобы мой брат отправился на войну.
Они сидели в малом обеденном зале. Мод вспомнила, как в дни школьных каникул они завтракали здесь с Фицем и Вальтером: ей тогда было двенадцать, им по семнадцать. У мальчишек был зверский аппетит, и каждое утро перед тем как поехать кататься верхом или плавать в озере, они уплетали за обе щеки яичницу с беконом и горы тостов с маслом. Вальтер был совершенно очаровательный молодой человек - красивый, да к тому же иностранец. Он обращался с ней учтиво, словно они ровесники, - что очень льстило двенадцатилетней девочке, и, как она теперь понимала, было скрытой формой заигрывания.
Пока она предавалась воспоминаниям, в зал вошел дворецкий Пил, и его слова, обращенные к Би, потрясли Мод:
- Ваше сиятельство, прибыл господин фон Ульрих.
Вальтер не мог здесь оказаться, в замешательстве подумала Мод. Может быть, Роберт? Но это столь же невероятно.
В следующий миг в зал вошел Вальтер.
Мод была слишком потрясена, чтобы заговорить.
- Господин фон Ульрих! Какой приятный сюрприз, - сказала Би.
На нем был легкий летний костюм из бледного серо-голубого твида. Голубой атласный галстук под цвет глаз. Мод пожалела, что на ней простое кремовое зауженное книзу платье - для завтрака с золовкой оно казалось вполне подходящим.
- Графиня, простите мое вторжение, - обратился Вальтер к Би. - Я был по делу в нашем консульстве в Кардиффе - разбирался в неприятной истории с немецкими моряками, повздорившими с местной полицией.
Это была какая-то нелепость. Вальтер - военный атташе, в его обязанности не входило вытаскивать из тюрьмы моряков.
- Доброе утро, леди Мод, - сказал он, пожимая ей руку. - Какой восхитительный сюрприз! Я так рад, что застал вас здесь!
И это тоже ерунда, подумала она. Он специально приехал, чтобы ее повидать. Она уехала из Лондона, чтобы не дать ему возможность уговорить ее - но в глубине души не могла не признать, что ей приятна такая настойчивость и то, что он даже сюда за ней приехал. Она была так взволнована, что смогла сказать лишь обычное:
- Здравствуйте, как поживаете?
- Выпейте с нами кофе, господин фон Ульрих, - сказала Би. - Граф отправился покататься верхом, но скоро вернется. - Она, естественно, решила, что он заехал повидать Фица.
- Благодарю вас, - сказал Вальтер, садясь.
- Вы останетесь на ланч?
- С огромным удовольствием. Но потом мне нужно будет успеть на лондонский поезд.
- Тогда я пойду распоряжусь, - сказала Би, вставая. Вальтер тут же вскочил и отодвинул ей стул. - Поговорите с леди Мод, - добавила она, уходя. - Успокойте ее. Она озабочена международным положением.
Уловив в ее голосе насмешку, Вальтер приподнял брови.
- Все здравомыслящие люди сейчас озабочены международным положением, - сказал он.
Мод стало неловко. Отчаянно пытаясь найти тему для разговора, она указала на "Таймс" и спросила:
- Как вы думаете, это правда, что Сербия призвала семьдесят тысяч резервистов?
- Сомневаюсь, что у них есть семьдесят тысяч резервистов, - серьезно ответил Вальтер, - но они пытаются поднять ставки. Они надеются, что опасность большой воины заставит Австрию действовать осмотрительнее.
- Почему же Австрии требуется столько времени, чтобы составить требования сербскому правительству?
- По официальной версии - они хотят собрать урожай, прежде чем предпринимать действия, в результате которых им может потребоваться начать мобилизацию. А по неофициальной - они знают, что президент Франции и министр иностранных дел находятся сейчас в России, что опасно облегчает задачу союзников договориться о совместных ответных действиях. Так что пока президент Пуанкаре не вернется из Санкт-Петербурга никакой австрийской ноты не будет.
Какая у него ясная голова, подумала Мод. Ей очень нравилась в нем эта черта.
И вдруг спокойствие ему изменило. Маска официальной вежливости спала, лицо исказила боль.
- Пожалуйста, вернись! - внезапно сказал он.
Она открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, но ее так переполняли чувства, что слов не хватило.
- Я знаю, что ты бросила меня ради меня самого, - сказал он с тоской, - но я не могу так! Я слишком тебя люблю.
Мод наконец нашла слова:
- Но твой отец!..
- Пусть он принимает решения относительно своей жизни, я ему подчиняться не намерен… - Его голос опустился до шепота. - Я не могу тебя потерять.
- Но может быть, он прав: может быть, немецкий дипломат не может жениться на англичанке, во всяком случае сейчас.
- Тогда я займусь чем-нибудь другим. Но другой тебя мне не найти.
Ее решимость растаяла, глаза наполнились слезами.
Он потянулся через стол и взял ее за руку.
- Позволь, я поговорю с твоим братом!
Она скомкала лежащую под рукой белую льняную салфетку и промокнула глаза.
- Пока не говори Фицу, - сказала она. - Давай подождем несколько дней, пусть разрешится сербский кризис.
- На это может уйти больше, чем несколько дней.
- Тогда потом мы еще подумаем.
- Я сделаю все как ты скажешь.
- Вальтер, я люблю тебя. Что бы ни случилось, я хочу быть твоей женой.
Он поцеловал ей руку.
- Спасибо! - сказал он твердо и серьезно. - Я так счастлив!