Гибель гигантов - Кен Фоллетт 56 стр.


II

В ночь после выборов в ноябре 1916 года Гас Дьюар подумал, что его карьера в политике подошла к концу.

Он сидел в Белом доме и отвечал на звонки, передавая президенту Вильсону сообщения, - тот со своей второй женой Эдит был в новой летней резиденции Шедоу Лоун в Нью-Джерси. Газеты из Вашингтона слали туда почтой каждый день, но некоторые известия президенту требовалось доставить быстрее.

К девяти часам вечера стало ясно, что в четырех колеблющихся штатах - Нью-Йорк, Индиана, Коннектикут и Нью-Джерси - победил республиканец, судья Верховного суда Чарльз Эванс Хьюз.

Но Гас понял, что это действительно так, лишь когда курьер принес ему утренние газеты и он прочел заголовки: "Побеждает Хьюз".

Это его потрясло. Он думал, что победит Вудро Вильсон. Ведь избиратели не могли забыть, как искусно Вильсон справился с кризисом, связанным с "Лузитанией": ему удалось выдержать с Германией суровый тон и при этом остаться нейтральным. Лозунг избирательной кампании Вильсона был: "Он хранит нас от войны".

Хьюз обвинял Вильсона в том, что тот не подготовил Америку к войне, но это привело к противоположному результату. После того как Англия жестоко подавила Пасхальное восстание в Дублине, американцам менее чем когда-либо хотелось ей помогать. Отношение Англии к ирландцам было ничуть не лучше, чем отношение Германии к бельгийцам, так почему же Америка должна становиться на чью-либо сторону?

Просмотрев газеты, Гас ослабил галстук и задремал на диване в комнате рядом с Овальным кабинетом. Мысль о том, что ему придется оставить Белый дом, вывела его из равновесия, ведь работа у Вильсона стала основой его жизни.

Он переживал не только за себя. Вильсон надеялся поучаствовать в создании международного порядка, при котором войн можно будет избегать. Как соседи больше не решали споры о границе участков с помощью шестизарядного револьвера, так и страны должны со временем научиться отказываться от войн и обращаться по спорным вопросам к независимому суду Министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей в письме к Вильсону назвал эту систему "Лигой наций", и название президенту понравилось. Гас готов был сделать все возможное, чтобы воплотить эту идею в жизнь.

Но теперь, похоже, мечте не суждено сбыться, подумал он, погружаясь в беспокойный сон.

Ранним утром его разбудила телеграмма, в которой говорилось, что Вильсон победил в Огайо - в "штате голубых воротников", где его любили за введение восьмичасового рабочего дня, - и еще в Канзасе. Борьба продолжалась. Чуть позже он победил в Миннесоте с перевесом в тысячу голосов.

Гас понял, что еще далеко не конец, и воспрянул духом.

К вечеру среды Вильсон набрал 264 голоса, а Хьюз - 254. Но еще один штат, Калифорния, еще не объявил результатов голосования, а у них было 13 избирательных голосов. За кого проголосует Калифорния, тот и станет президентом.

Телефон Гаса молчал. Делать ему было уже нечего. Подсчет в Лос-Анджелесе шел медленно. Каждую запечатанную урну сопровождали демократы с оружием - они считали, что в 1876 году их лишили победы на выборах с помощью подкупа избирательных комиссий.

Результаты были все еще неизвестны, когда Гасу позвонили из вестибюля с сообщением, что к нему пришел посетитель. К его удивлению, это была Роза Хеллмэн. Гас обрадовался: с Розой всегда было интересно побеседовать. Он вспомнил, что в 1901 году в Буффало от руки анархиста погиб президент Маккинли. А Роза, между прочим, прежде работала в газете "Буффальский анархист". Однако президент Вильсон был далеко, в Нью-Джерси, так что Гас без опасений пригласил Розу наверх и предложил кофе.

Она была в красном пальто. Когда склонился к ней, помогая раздеться, он почувствовал легкий цветочный аромат.

- Когда мы в последний раз встречались, вы назвали меня идиотом за то, что я собирался жениться на Ольге Вяловой, - сказал он, вешая ее пальто.

Похоже, ей стало неловко.

- Я прошу извинить меня за мои слова, - сказала она.

- Однако вы были правы, - сказал он и тут же сменил тему. - Значит, вы работаете в телеграфном агентстве?

- Да.

- В качестве вашингтонского корреспондента?

- Нет, я его одноглазая ассистентка.

Никогда прежде она не говорила о своем уродстве. Гас, помедлив, все же сказал:

- Я удивлялся, почему вы не носите повязку. Но на самом деле так лучше. Вы красавица, а все остальное не должно вас беспокоить.

- Спасибо. Вы очень добры. А что входит в круг ваших обязанностей у президента?

- Помимо того что отвечаю на телефонные звонки, я читаю сладкоречивые доклады из Госдепартамента, а потом рассказываю Вильсону, как все обстоит на самом деле.

- Например?

- Наши послы в Европе заявляют, что в результате наступления мы достигли некоторых, хотя и не всех целей, с большими потерями с обеих сторон. Опровергнуть такое высказывание почти невозможно - но президенту оно ничего не дает. А я ему говорю, что Сомма - катастрофа для англичан… - Он пожал плечами. - Точнее говорил… Моя работа может подойти к концу… - Гас не хотел демонстрировать свои истинные чувства. Мысль о том, что Вильсон может проиграть, была ужасна.

Она кивнула.

- В Калифорнии снова пересчитывают голоса. Проголосовало около миллиона человек, разница около пяти тысяч.

- Как много зависит от кучки плохо образованных людей!

- Это и есть демократия.

Гас улыбнулся.

- Ужасный способ руководить страной, но любой другой еще хуже.

- Если Вильсон победит, какую цель он поставит себе в первую очередь?

- Обещаете не публиковать?

- Конечно.

- Мир в Европе, - не колеблясь ответил он. - Ему никогда не нравился лозунг "Он хранит нас от войны". Ведь от него не все зависит. Нас ведь могут втянуть в войну, хотим мы того или нет.

- А что может он?

- Побуждать обе стороны искать компромисс.

- А ему удастся?

- Не знаю.

- Но не будут же они все время устраивать такую бойню, как теперь…

- Кто знает… Расскажите мне новости из Буффало, - снова сменил он тему.

- Вы хотите узнать про Ольгу? - спросила она, глядя прямо на него. - Или вам это неприятно?

Гас отвел взгляд. Сначала он получил от Ольги письмо, в котором та расторгла помолвку. Никаких объяснений она ему не дала. Гас не пожелал смириться с этим и написал ответ, в котором настаивал на личной встрече. Он предполагал, что кто-то заставил ее это сделать. Но в этот же день его мать выяснила через своих сплетниц-подружек, что Ольга выходит замуж за шофера своего отца.

"Но почему?!" - воскликнул Гас в отчаянии.

"Милый мой мальчик, - ответила мать, - есть только одна причина, по которой девушка может выйти замуж за шофера… - Он смотрел на нее, не понимая, и мать наконец произнесла: - Должно быть, она беременна".

Никогда в жизни Гас не испытывал такого унижения. Даже через год он морщился от боли каждый раз, когда вспоминал об этом.

Роза заметила, как изменилось его лицо.

- Простите, я не должна была говорить о ней.

Гас подумал, что ему вообще-то следует знать то, что известно всем остальным.

- Спасибо за прямоту, - сказал он, коснувшись ее руки. - Мне так легче. И - да, мне хотелось бы знать, как она.

- Они обвенчались в Русской православной церкви на Айдиэл-стрит и устроили прием в гостинице "Статлер". Было шестьсот человек гостей, Джозеф Вялов снял бальный и обеденный залы и угощал всех по-царски. За всю историю Буффало не было свадьбы богаче.

- А что из себя представляет ее муж?

- Лев Пешков красив, обаятелен, но не производит впечатления человека, которому можно доверять. Едва взглянув на него, понимаешь, что это негодяй. А теперь он - зять одного из самых богатых людей в Буффало.

- А ребенок?

- В марте у них родилась девочка, Дарья. Но обычно ее зовут Дейзи. А Лев, конечно, уже не шофер. Кажется, Вялов сделал его директором одного из своих ночных клубов.

Они проговорили около часа, потом Гас проводил ее вниз и подозвал кэб.

На следующий день рано утром Гас получил телеграмму с результатами выборов в Калифорнии. Вильсон победил с перевесом в 3777 голосов.

Гас был счастлив. Еще четыре года на достижение всего того, к чему они стремились. А за четыре года можно изменить мир!

Он еще смотрел на телеграмму, когда зазвонил телефон.

Взяв трубку, он услышал, как оператор сказал:

- Мистер Дьюар, на проводе Шэдоу Лоун. С вами хочет говорить президент. - И в следующую секунду услышал знакомый голос Вудро Вильсона: - Доброе утро, Гас.

- Поздравляю вас, господин президент!

- Спасибо. Собирай вещи. Мне нужно, чтобы ты отправился в Берлин.

III

Когда Вальтер фон Ульрих приехал домой на побывку, его мама устроила прием.

В Берлине теперь не часто устраивали приемы. Еду купить было трудно даже богатой даме с влиятельным мужем. Сюзанна фон Ульрих была нездорова: она исхудала и постоянно кашляла. Однако ей хотелось сделать для сына что-нибудь приятное.

У Отто в подвале хранилось хорошее вино, купленное перед войной. Сюзанна решила пригласить гостей днем, чтобы не нужно было заботиться об обеде. Она велела приготовить треугольные бутерброды с копченой рыбой и сыром, а недостаток еды компенсировала огромным количеством шампанского.

Вальтер был благодарен за заботу, но приема ему не хотелось. На жизнь вдали от поля боя у него было две недели, и ему нужна была лишь мягкая постель, сухая одежда и возможность целый день не выходить из элегантной гостиной родительского загородного особняка, глядя в окно и думая о Мод, или сидя за "Стейнвеем" и наигрывая шубертовскую "Веру в весну": "Теперь все, все измениться должно". Как легкомысленно они с Мод говорили тогда, в августе 1914-го, что вновь будут вместе к Рождеству! С тех пор как в последний раз он видел ее прекрасное лицо, прошло больше двух лет. А чтобы победить в войне, Германии наверняка потребуется еще не менее двух лет. Он очень надеялся, что наступление русских захлебнется и у Германии появится возможность сосредоточить на западном фронте силы для решающего удара.

Порой Вальтер с трудом вспоминал лицо Мод, и ему приходилось доставать потрепанную и выцветшую журнальную вырезку, которую он возил с собой: "Леди Мод Фицгерберт всегда одета по последней моде".

Дом выглядел уныло. Чтобы наводить прежний лоск, не хватало слуг: мужчины воевали, женщины пошли работать трамвайными кондукторами или почтальонами, и за чистотой следили лишь старики, стараясь, по мере иссякнувших сил, поддерживать чистоту.

В доме было не только уныло, но и холодно. Угля было недостаточно, и мать распорядилась поставить в вестибюле, столовой и гостиной переносные печки, но для промозглой погоды этого было мало.

Однако когда холодные комнаты заполнили молодые люди, а в вестибюле заиграл небольшой оркестрик, Вальтер приободрился. Его младшая сестра Грета позвала всех своих друзей. Вальтер понял, что соскучился по светскому общению. Ему было приятно смотреть на девушек в бальных платьях, на молодых людей в безукоризненных костюмах. Ему нравилось шутить, флиртовать, перемывать косточки. Он обожал свою работу дипломата - такая жизнь была для него. Ему было легко вести беседу и очаровывать собеседников.

У фон Ульрихов не было бального зала, танцы устроили в вестибюле. Вальтер танцевал несколько раз с лучшей подругой Греты, Моникой фон дер Хельбард - высокой тонкой девушкой с длинными рыжими волосами, напомнившей ему полотна английских художников, которые называли себя прерафаэлитами.

Он принес ей бокал шампанского и сел рядом. Она расспрашивала, как там, в окопах, - его все об этом расспрашивали. Обычно он отвечал, что приходится трудно, но они не теряют бодрости духа и победа близка. Однако Монике почему-то сказал правду.

- Самое худшее - что все это бессмысленно. Мы все на тех же позициях, где чуть вперед продвинулись, где отошли, и это за два года. Я не знаю, как действия верховного командования могут это изменить, и даже не представляю, что вообще можно сделать. Мы страдаем от голода и холода, у нас болят ноги от сырости, нас мучает кашель и рези в желудке, нам до слез скучно - и все зря!

- А в газетах мы читаем совсем другое, - сказала она. - Какой ужас! - и сочувственно сжала его руку. Ее прикосновение подействовало на него словно легкий удар тока. Уже два года к нему не прикасалась посторонняя женщина. Он вдруг подумал, как чудесно было бы обнять Монику, прижать к себе ее мягкое тело и поцеловать в губы. Она взглянула на него янтарными глазами, и он увидел, что она прочитала его мысли. Он замечал, что женщины часто чувствуют, о чем думают мужчины. Ему стало неловко, но, увидев, что ей это не неприятно, он еще сильнее загорелся.

К ним подошел человек, и Вальтер взглянул на него с раздражением, думая, что кто-то хочет пригласить Монику на танец. Но тут он увидел знакомое лицо.

На ум пришло и имя, - память на имена у него, как у всех дипломатов, была отличная.

- Неужели Гас Дьюар? - спросил он по-английски.

- Именно так, - по-немецки ответил Гас. - Но мы можем разговаривать по-немецки. Как вы поживаете?

Вальтер встал и пожал ему руку.

- Позвольте вам представить фройляйн Монику фон дер Хельбард. А это Гас Дьюар, советник президента Вудро Вильсона.

- Я очень рада знакомству, господин Дьюар, - сказала она. - Не буду вам мешать, господа.

Вальтер проводил ее взглядом со смешанным чувством сожаления и вины. С ней он забыл на миг, что женат.

Он посмотрел на Гаса. Американец при встрече в Ти-Гуине ему сразу понравился. Вид у Гаса был странноватый: большая голова на длинном худом теле, - но он был очень умен. Тогда, только закончив Гарвард, Гас держался с обаятельной застенчивостью, но два года работы в Белом доме дали ему некоторую уверенность в себе. В элегантно-небрежном клубном костюме, какие носят американцы, он выглядел просто отлично.

- Рад вас видеть, - сказал Вальтер. - Не так уж много людей приезжает сейчас сюда на отдых.

- Я приехал не отдыхать, - сказал Гас.

Вальтер подождал, думая, что Гас продолжит, но когда этого не случилось, решил спросить:

- А для чего?

- Скорее - сунуть палец в воду и определить, достаточно ли она теплая, чтобы в нее мог войти господин президент.

Значит, это официальный визит.

- Понятно.

- Переходя к делу… - Гас снова замолчал. Вальтер терпеливо ждал. Наконец Гас, понизив голос, произнес:

- Президент Вильсон хочет предложить Германии и союзникам провести мирные переговоры.

У Вальтера сильно забилось сердце, но он скептически приподнял бровь:

- И он послал вас, чтобы вы сказали это мне?

- Вы же знаете, как делаются такие вещи. Президент не может рисковать получить официальный отказ, это ослабит его влияние. Конечно, он мог бы сказать своему послу, чтобы тот поговорил с вашим министром иностранных дел. Но в таком случае раньше или позже все будет предано огласке. Поэтому он попросил своего самого младшего советника - меня - отправиться в Берлин и задействовать свои связи.

Вальтер кивнул. В мире дипломатии многое делалось именно так.

- Если мы вам откажем, никому это не интересно.

- И даже если информация выйдет наружу - речь будет идти всего лишь о личной инициативе молодых людей в невысоких чинах.

Вальтер воспрянул духом.

- Чего же именно хочет господин Вильсон?

Гас глубоко вздохнул.

- Если бы кайзер предложил мирные переговоры, президент Вильсон публично поддержал бы его предложение.

Вальтер подавил ликование. Неужели можно положить конец этому кошмару? И он сможет увидеть Мод не через годы, а через месяцы? Он приказал себе не слишком воспарять в мечтах. Обычно такие неофициальные агенты-дипломаты ничего не добивались. Но отказаться от надежды он не мог.

- Гас, это великолепно! - сказал он. - А вы уверены, что Вильсон действительно это сделает?

- Абсолютно! Это было первое, о чем он сказал мне, когда победил на выборах.

- А зачем ему это?

- Он не хочет, чтобы Америка вступила в войну. Но существует опасность, что нас в нее втянут. Он хочет мира. А еще хочет создать новую международную систему, которая сделает новую такую войну невозможной.

- Я тоже этого хочу, - сказал Вальтер. - Что я должен делать?

- Поговорите с отцом.

- Ему ваше предложение может не понравиться.

- Постарайтесь его убедить.

- Сделаю все, что в моих силах. Можно мне будет прийти к вам в посольство?

- Это частный визит. Я остановился в гостинице "Адлон".

- А, конечно! - сказал Вальтер, улыбаясь. "Адлон" был лучшим отелем в городе, а когда-то считался лучшим в мире. Вальтер почувствовал тоску по последним годам мирной жизни.

- Доведется ли нам когда-нибудь снова почувствовать себя молодыми людьми, с единственной заботой - привлечь внимание официанта, чтобы тот принес еще бутылку шампанского?

Гас воспринял вопрос серьезно.

- Не думаю, что такое время когда-нибудь вернется. Во всяком случае, не при нашей жизни.

Появилась сестра Вальтера Грета. У нее были светлые вьющиеся волосы, и когда она поворачивала голову, локоны соблазнительно покачивались.

- Молодые люди, почему это вы такие грустные? - спросила она жизнерадостно. - Господин Дьюар! Пойдемте танцевать!

- Охотно! - ответил Гас, и она увлекла его прочь.

Вальтер вернулся к гостям, но его мысли все время возвращались к предложению Гаса. Когда он будет рассказывать о нем отцу, надо постараться говорить не слишком горячо. Отец может оказаться против. Вальтер должен сыграть роль незаинтересованного посредника.

Когда гости разошлись, мать задержала его в гостиной. Гостиная была оформлена в стиле рококо - любящие старину немцы все еще отдавали ему предпочтение. Зеркала в узорчатых рамах, столы с ножками в завитках, большая люстра.

- Какая милая эта Моника Хельбард, - сказала мать.

- Совершенно очаровательная, - согласился Вальтер.

Мать украшений не носила. Она была председателем комитета по сбору золота и все свои безделушки отдала на продажу. У нее осталось лишь обручальное кольцо.

- Надо ее пригласить еще, с родителями. Ее отец - Маркграф фон дер Хельбард.

- Да, я знаю.

- Очень хорошая семья. Они относятся к старинному немецкому роду.

Вальтер направился к двери.

Назад Дальше