Не может быть, чтобы это был конец, подумал Вальтер.
Кайзер вышел из комнаты. Напряжение исчезло, зазвучали голоса. Бетман-Гольвег остался сидеть, глядя в такую-то точку на столе. Он был похож на приговоренного к смерти. Он что-то бормотал, и когда Вальтер подошел поближе, он разобрал слова. Это была фраза на латыни: "Finis Germaniae" - "Конец германцам".
Рядом с Отто появился генерал фон Хеншер:
- Соблаговолите пройти со мной на приватный ужин. И вы тоже, молодой человек. - И провел их в боковую комнату, где был накрыт стол с закусками.
Замок Плесс служил резиденцией кайзера, и еда здесь была хорошая. Вальтер чувствовал раздражение и отчаяние, но как любой в Германии, он был голоден и положил себе на тарелку внушительные порции салата, холодного цыпленка и белого хлеба.
- Министр иностранных дел Циммерман ожидал, что это решение будет сегодня принято, - сказал фон Хеншер. - Он желает знать, что мы можем сделать, чтобы устрашить американцев.
"На это надежды мало, - подумал Вальтер. - Если торпедировать американские корабли и убивать американских граждан, вероятность смягчить ответный удар невелика".
- Например, - продолжал генерал, - может, мы сможем спровоцировать движение протеста среди миллиона трехсот тысяч американцев, которые родились в Германии?
Вальтер про себя застонал.
- Абсолютно исключено, - сказал он. - Это глупая детская сказка.
- Как ты разговариваешь со старшими по званию! - оборвал отец. Фон Хеншер примирительно махнул рукой.
- Отто, пусть мальчик выскажется. Мне может оказаться полезным его мнение. Майор, почему вы так считаете?
- Потому что они не любят родину. Иначе разве бы они уехали? Даже если они и едят колбаски с пивом, они американцы и будут драться за Америку.
- А как насчет выходцев из Ирландии?
- Точно так же. Они, конечно, ненавидят англичан, но как только наши подводные лодки начнут топить американцев, нас они возненавидят намного сильнее.
Отто раздраженно заметил:
- Как же президент Вильсон сможет объявить нам войну? Ведь он только что победил на выборах как человек, который удерживал страну от войны!
- В каком-то смысле теперь ему будет легче, - пожал плечами Вальтер. - Народ поверит, что у него не было выбора.
- А чем можно его придержать? - спросил фон Хеншер.
- Если не трогать суда нейтральных стран.
- Это не обсуждается, - перебил Вальтера отец. - Тотальная - значит тотальная. Именно это нужно флоту, и именно это сегодня позволено его величеством.
- Поскольку мы вряд ли сможем смутить президента Вильсона факторами внутренней политики, - сказал фон Хеншер, - может, есть вероятность, что его внимание смогут отвлечь международные события, происходящие в его полушарии? - он повернулся к Отто. - Например, в Мексике?
Отто довольно улыбнулся.
- Вы об "Ипиранге"? Должен заметить, это была маленькая победа агрессивной дипломатии.
Вальтер не разделял отцовского торжества по поводу инцидента с грузом оружия, посланного Германией в Мексику. Отто и его единомышленники выставили президента Вильсона в глупом виде, но им еще придется об этом пожалеть.
- А что там сейчас?
- Основные силы американской армии находятся или в Мексике, или на границе. Они охотятся за бандитом по имени Панчо Вилья, который то и дело совершает набеги через границу. Президент Карранса кипит от возмущения, что они нарушают границы его суверенной территории, но мало что может сделать.
- А если бы мы ему помогли, это бы что-нибудь изменило?
Вальтер задумался. Подобное дипломатическое вредительство его ужасало и казалось рискованным, но он считал своим долгом отвечать на вопросы как можно более точно.
- Мексиканцы считают, что у них отобрали принадлежавшие им Техас, Мексику и Аризону. И мечтают вернуть эти земли, как французы лелеют мечту о возвращении Эльзаса и Лотарингии. Я не исключаю, что президент Карранса окажется достаточно недальновиден, чтобы поверить, что этого можно добиться.
- При любом исходе, - оживился Отто, - это отвлечет внимание американцев от Европы!
- На некоторое время - да, - неохотно согласился Вальтер. - Но в перспективе наше вмешательство может укрепить позиции тех американцев, кто считает, что Штаты должны вступить в войну на стороне Антанты.
- Нас интересует не перспектива, а настоящий момент. Ты слышал, что сказал Хольцендорф - наши подводные лодки через пять месяцев поставят Антанту на колени! Нам нужно отвлечь Америку лишь на этот срок.
- А как насчет Японии? - спросил фон Хеншер. - Существует ли хоть малейшая вероятность спровоцировать нападение японцев на Панамский канал? Или на Калифорнию?
- Если подходить реально - нет, - твердо заявил Вальтер. Разговор все больше удалялся в область фантастики.
Но фон Хеншер настаивал:
- Тем не менее даже просто угроза могла бы заставить американцев разместить больше войск на западном побережье.
- Полагаю, что так.
Отто промокнул губы салфеткой.
- Это все интересно, но сейчас мне следует выяснить, не нужен ли я его величеству.
Все встали.
- Господин генерал, если позволите… - произнес Вальтер.
Отец вздохнул, но фон Хеншер сказал:
- Да, я вас слушаю.
- Мне все это представляется очень опасным, господин генерал. Если просочатся слухи, что немецкое командование хотя бы просто рассматривает возможность разжигать вражду в Мексике и провоцировать японскую агрессию в Калифорнии, американское общественное мнение возмутится, и объявление войны не заставит себя долго ждать… если не последует немедленно. Так что подобные обсуждения, простите, что говорю очевидные вещи, должны вестись в глубокой тайне.
- Совершенно верно, - сказал фон Хеншер и улыбнулся Отто. - Мы с вашим отцом хоть и принадлежим к старшему поколению, тоже кое-что понимаем. Мы будем осмотрительны, можете на нас положиться!
II
Фиц был доволен тем, что немецкое предложение было с презрением отвергнуто, и гордился своей ролью в этом процессе, но когда все уже закончилось, его начали мучить сомнения.
Утром в среду 17 января он размышлял обо всем этом, направляясь в Адмиралтейство. Мирные переговоры были бы легким выходом для Германии, давали возможность закрепить приобретения, узаконить захват земель в Бельгии, северо-восточной Франции и России. А для Великобритании участие в таких переговорах было бы равносильно признанию поражения… Но Великобритания еще не победила.
Слова Ллойда Джорджа о победном нокауте красиво выглядели в газетных заголовках, но здравомыслящие люди понимали, что они так и останутся словами. Война будет продолжаться, возможно, год, а может, и больше. И если американцы и дальше собираются сохранять нейтралитет, не исключено, что в конце концов придется сесть за стол переговоров. А вдруг никто не в состоянии победить в этой войне? Погибнет еще миллион солдат - ни за что. Фица преследовала мысль, что в конечном счете права может оказаться Этель.
А если Великобритания потерпит поражение? Грядет финансовый кризис, а с ним безработица и нищета. Рабочий класс подхватит клич отца Этель, все будут кричать, что им не позволяли участвовать в голосовании по поводу войны. Гнев народа, обращенный против власть имущих, будет безграничен. Марши и демонстрации перейдут в бунты. Всего чуть больше века прошло с тех пор, как парижане казнили своего короля и многих дворян. Не поступят ли так и лондонцы? Фицу представилось, как его, связанного по рукам и ногам, везут на телеге к месту казни под радостные вопли толпы. И что еще хуже, он мог себе представить, что та же самая ожидает Мод, тетю Гермией, Би, Малыша… Он прогнал кошмар из головы.
Ну и взрывная же девчонка эта Этель, подумал он со смесью сожаления и восхищения. Когда его гостью во время речи Ллойда Джорджа вывели с галереи, он сгорал от стыда, и в то же время она нравилась ему еще больше.
Жаль, что она разозлилась и на него. Он последовал за ней, нагнал в главном вестибюле, а она на него набросилась, обвиняя в том, что из-за него и таких, как он, война будет продолжаться бесконечно. Она говорила так, что можно было подумать, будто каждого солдата, погибшего в Франции, убил Фиц собственной рукой.
На этом и закончилась история с домиком в Челси. Он послал ей пару писем, но она не ответила. Это разочарование оказалось для него болезненным. Когда он думал, как прекрасно мог бы проводить с ней время в этом уютном гнездышке, у него щемило сердце.
Однако некоторое утешение у него было. Би приняла его упрек близко к сердцу. Теперь она радостно встречала его на пороге спальни, предлагая свое благоухающее тело, словно они только что поженились. В конце концов, она была хорошо воспитанная дама знатного рода и знала, для чего существует жена.
Размышляя об уступчивой графине и неотразимой суфражистке, он вошел в старое здание Адмиралтейства и увидел на своем столе полурасшифрованную немецкую телеграмму.
Она была озаглавлена: "Берлин - Вашингтон. 16 января 1917 года".
Фиц машинально взглянул на последнюю строку, чтобы узнать, от кого телеграмма. В конце стояло имя "Циммерман".
Это разожгло его любопытство. Телеграмма от министра иностранных дел - послу в Соединенных Штатах! Фиц начал карандашом писать перевод, ставя прочерки и вопросительные знаки в местах, которые расшифровать не удалось.
"Совершенно секретно. Довожу до вашего сведения, с тем, чтобы вы передали премьер-министру (Мексики?) через хххх безопасным путем".
Вопросительные знаки обозначали группы цифр, в значении которых уверенности не было. Шифровальщикам приходилось гадать. Если они правы, то эта шифровка предназначалась немецкому послу в Мексике. Ее просто направили через посольство в Вашингтоне.
Мексика, подумал Фиц. Странно.
Следующее предложение было расшифровано полностью.
"Мы намерены 1 февраля начать тотальную подводную войну".
- О господи! - воскликнул Фиц. Этого они со страхом ожидали, и вот теперь перед ним лежало реальное подтверждение - и стояла дата!
"Мы попытаемся удержать США, несмотря ни на что, в состоянии нейтралитета. Однако в случае неуспеха мы предложим (Мексике?) союз на следующих условиях:
Вместе вести войну.
Вместе заключить мир".
- Союз с Мексикой? - сказал себе Фиц. - Американцам солоно придется!
"хххх Вы немедленно и совершенно секретно сообщите президенту Каррансе о вышеизложенном, хххх и в то же время быть между нами и Японией посредником.
хххх беспощадное ведение подводной войны предоставляет нам возможность заставить Англию заключить мир в ближайшие месяцы. Подтвердите получение".
Фиц поднял голову и встретился взглядом с юным Карвером, который - как он теперь заметил - был сильно взволнован.
- Вы, должно быть, читаете шифровку Циммермана?
- То, что можно прочитать, - сказал Фиц спокойно. Он лучше умел владеть собой. - А почему расшифровка так отрывочна?
- У них новый шифр, мы его еще не довели до ума. Но сообщение сенсационное, не так ли?
Фиц снова взглянул на свой перевод. Карвер не преувеличивал. Это было очень похоже на попытку Германии заполучить Мексику в союзники против Соединенных Штатов. Действительно сенсация.
Может быть, этой телеграммой удастся разозлить президента Соединенных Штатов настолько, чтобы он объявил Германии войну.
У Фица застучало в висках.
- Правда, - сказал он. - Я сейчас же покажу это Мигалке Холлу.
У капитана Уильяма Реджинальда Холла, директора отдела морской разведки, был хронический лицевой тик, потому он и получил это прозвище; однако с мозгами у него все было в порядке.
- Но он начнет задавать вопросы, и мне нужно знать, что отвечать. Когда вы расшифруете это полностью?
- Для изучения нового шифра потребуется несколько недель.
Фиц застонал от разочарования. Разгадка нового шифра с нуля кропотливая работа, и торопить шифровальщиков не следовало.
- Но как я понял, - продолжал Карвер, - сообщение должно идти из Вашингтона в Мехико. А там до сих пор пользуются старым дипкодом, который мы расшифровали еще год назад. Может, мы сможем получить тот вариант?
- Может, и сможем! - обрадовался Фиц. - У нас есть человек в телеграфном агентстве Мехико. Когда мы объявим об этом всему миру… - размечтался он.
- Мы не можем этого сделать! - встревожился Карвер. - Нельзя, чтобы немцы узнали, что мы перехватываем их сообщения.
Он прав, понял Фиц. Это вечная проблема разведслужб: как воспользоваться информацией, не скомпрометировав источник.
- Но это настолько важно, что мы могли бы рискнуть, - сказал он.
- Сомневаюсь. Слишком много надежной информации получено через этот отдел. Никто не позволит так рисковать.
- Да быть того не может, чтобы мы получили такую информацию - и нам не позволили ею воспользоваться!
- В нашей профессии так бывает, - пожал плечами Карвер.
К такому удару Фиц был не готов. Вступление Соединенных Штатов в войну могло привести к скорой победе. Конечно же, это стоило любых жертв. Но он знал об армии достаточно, чтобы понимать, что есть люди, готовые проявить гораздо большую храбрость и изобретательность, защищая свой отдел, чем редут. К возражениям Карвера следовало отнестись серьезно.
- Нам нужна легенда, - сказал Фиц.
- Давайте скажем, что сообщение перехватили американцы, - сказал Карвер. Фиц кивнул.
- Оно должно идти из Вашингтона в Мехико - значит, можно сказать, что правительство Соединенных Штатов получило его от телеграфной компании "Вестерн юнион".
- Компании "Вестерн юнион" это может не понравиться.
- Да и черт с ней! Давайте подумаем, как извлечь из этой шифровки максимум пользы. Отдать правительству, чтобы они сделали сообщение? Передать американцам? Или какой-то третьей стороне?
Карвер беспомощно развел руками.
- Здесь я не в своей стихии, - сказал он.
- Зато я - в своей, - ответил Фиц, воодушевляясь. - И знаю, кто нам поможет.
III
Фиц встретился с Гасом в Южном Лондоне, в пабе под названием "Ринг".
К его удивлению, Дьюар оказался заядлым любителем бокса. Еще подростком он ходил на бои в буффальских доках, а в 1914 году в путешествиях по Европе в каждой столице смотрел бои за денежные призы. Правда, он не распространялся о своем увлечении: вряд ли бокс был бы подходящей темой для застольной беседы на Мэйфэр.
В "Ринге" можно было встретить представителей разных сословий Джентльмены в вечерних костюмах стояли вперемешку с докерами в рванине. Официанты разносили подносы с пинтами пива, в каждом углу принимали ставки подпольные букмекеры. Клубился дым от сигарет, сигар и трубок. Сидячих мест не было, женщин тоже.
Фиц заметил Гаса - тот яростно спорил об американском боксере Джеке Джонсоне: это был первый черный чемпион в тяжелом весе, и когда он женился на белой женщине, христианские священники призвали паству линчевать его. Собеседник Гаса, лондонец с перебитым носом, доказывал, что представители духовенства правы, чем довел Гаса до белого каления.
Фиц втайне лелеял надежду, что Гас не останется равнодушным к Мод. Хорошая сложилась бы пара. Оба - интеллектуалы, оба - либералы, оба серьезно относятся ко всему на свете и постоянно читают книги. Дьюары происходили из старого зажиточного рода, что считалось американским вариантом аристократии.
И в довершение всего, и Гас и Мод мечтали о мире. Желание Мод чтобы война закончилась, казалось Фицу до странности отчаянным Гас же боготворил своего хозяина, Вудро Вильсона, выступившего месяц назад с речью, в которой призывал к "миру без победы" - сама эта фраза привела Фица в ярость, как и многих английских и французских лидеров.
Но замеченное Фицем сходство Гаса и Мод не привело к взаимному увлечению. Фиц любил сестру, но с удивлением думал, все ли с ней в порядке. Она что, хочет остаться старой девой?
Когда Фицу удалось отвлечь внимание Гаса от парня с перебитым носом, он завел речь о Мексике.
- Там полный кавардак, - сказал Гас. - Господин Вильсон отозвал войска генерала Першинга ради добрых отношений с президентом Каррансой, но все зря: тот не желает даже обсуждать патрулирование границы. А почему вы об этом заговорили?
- Расскажу чуть позже, - ответил Фиц. - Новый бой начинается.
Пока они смотрели, как боксер по имени Бенни Жид делает котлету из Лысого Альберта Коллинза, Фиц решил не касаться темы немецкого предложения мирных переговоров. Он знал, как тяжело Гас перенес неудачу инициативы Вильсона. Гас постоянно спрашивал себя, мог ли он выполнить свою роль лучше или сделать больше для претворения в жизнь плана президента. А Фиц считал, что план был обречен с самого начала, потому что в действительности мира не желала ни одна сторона.
В третьем раунде Лысый Альберт упал и остался лежать.
- Вовремя вы меня поймали, - сказал Гас. - Я готовлюсь к отъезду.
- Наверное, ждете не дождетесь, когда окажетесь дома?
- Если вообще окажусь. Может, по дороге попадется подводная лодка и потопит наш корабль.
Немцы возобновили тотальную подводную войну первого февраля, как было сказано в перехваченной шифровке Циммермана. Это разозлило американцев, но не до такой степени, как надеялся Фиц.
- Президент Вильсон отреагировал на объявление подводной войны удивительно спокойно, - сказал он.
- Он разорвал дипломатические отношения с Германией.
- Но он не объявил войну! - Фиц бурно восставал против мирных переговоров, однако Мод, Этель и их друзья-пацифисты были правы, говоря, что в обозримом будущем надежды на победу не предвиделось - если откуда-нибудь не придет помощь. Фиц был уверен, что если упор придется на подводные лодки, американцы вступят в войну. Но этого не произошло.
- Честно говоря, - сказал Гас, - я думаю, это решение - ввести в войну подводные лодки - привело президента Вильсона в ярость, и он уже готов объявить войну. Бог свидетель, все остальное, что только можно было, он уже испробовал. Но его переизбрали как человека, который не дал нам ввязаться в войну. И изменить курс он может, только если в массах изменится настроение в пользу военных действий.
- В таком случае, - сказал Фиц, - у меня есть кое-что, что этому поспособствует.
Гас приподнял бровь.
- После ранения я работаю в отделе, который занимается расшифровкой перехваченных немецких радиограмм. - Фиц вынул из кармана листок бумаги, исписанный его собственным почерком. - Через несколько дней ваше правительство получит эту информацию официально. Я показываю вам сейчас это сообщение, потому что нам нужен ваш совет - как с ним поступить.
Он подал листок Гасу.
Английскому шпиону в Мексике удалось получить вариант, переданный старым шифром, и на листке, который Фиц передал Гасу, находилось полностью расшифрованное сообщение Циммермана. В полном виде оно выглядело так:
Вашингтон - Мехико, 19 января 1917 г.
Мы намерены 1 февраля начать тотальную подводную войну. США мы попытаемся удержать, несмотря ни на что, в состоянии нейтралитета. Однако в случае неуспеха мы предложим Мексике союз на следующих условиях:
Вместе вести войну.
Вместе заключить мир.