Этот зал скорее походил на экседру и конечно же не предназначался для жилья, так как у него было только три стены, а четвёртая сторона, открытая от потолка до пола, смотрела в сад, на юг, где сквозь листву сияло летнее яркое солнце, заполняя светом всё помещение. От стены до стены здесь было шагов двадцать, так что в зале одновременно могло разместиться десятка два, а то и больше пиршественных лож - для этого, вероятно, он и предназначался, если судить по росписям на стенах: там всюду среди цветов и зелени пировали юноши и девушки. Но сейчас в зале не было лож и столиков, а было только одно то ли большое кресло, то ли трон, увитый лианами и цветами. На этом троне можно было не только сидеть, но при желании занять любую позу полулежа, склонившись на разноцветные шёлковые подушки - таким Аспасия представляла себе трон персидского царя или царя Лидии. Но этот трон, как легко можно было догадаться, предназначался не для царя, а для Феодоты. Она должна была возлечь на него в грациозной позе перед живописцем Полигнотом.
Когда Аспасия и Феодота вошли в зал, он был ещё пуст, безлюден. Но Феодота сразу же направилась к роскошному креслу, устроилась в нём, откинувшись на подушки и обнажив груди, сказала Аспасии, указывая рукою на дверь, за которой в отдалении слышались женские голоса:
- Выйди туда и позови девушек.
Дверь вывела Аспасию всё на тот же балкон перистиля, на котором у лестницы, ведущей с балкона во дворик с фонтаном и алтарём Гестии, толпились голубые и розовые девушки-бабочки.
- Пора, девушки, хозяйка зовёт вас! - крикнула им Аспасия.
Те загалдели и застучали ножками по балкону, будто табунок жеребят.
- А нас? Нас она не зовёт? - спросил Аспасию голос с противоположной стороны перистиля. Это был мужской голос, низкий и зычный, как рог келевста на персидском судне. Аспасия повернулась на голос и сразу же увидела его владельца - высокого седого старика в длинном жёлтом гиматии с суковатой чёрной палкой в руках. Рядом с ним стояли полуобнажённые рабы. Их было два. Каждый из них держал в руках что-то наподобие ящиков, в которых, как догадалась Аспасия, находились краски, кисти и другие принадлежности живописца.
- Вы Полигнот? - спросила старика Аспасия.
- Я-то Полигнот, - ответил он, - а ты кто?
Аспасия не ответила, спросила Феодоту:
- И Полигнота звать? Он там, - указала она на дверь.
- Да, зови, - ответила Феодота, лихорадочно поправляя волосы и меняя позу. - Всех зови, кто там есть.
Аспасия перегнулась через балконные перила и громко сказала:
- Все идите! Все!
- Ты кто? - окружили её голубые и розовые девушки, когда она вернулась в зал. - Как зовут?
От них так пахло благовониями, что Аспасия чуть не задохнулась, будто окунула вдруг лицо в корзину с ароматными цветами. Собралась ответить им, но Феодота скомандовала резким голосом - Аспасия очень удивилась, что у Феодоты может быть такой голос:
- Все займитесь делом!
Девушки закружили по залу в бесшумном танце, взмахивая руками, как крыльями, Аспасия же стала за креслом Феодоты с правой стороны. Солнечный свет не падал на неё прямо, солнце было над крышей, но она была так же хорошо освещена, как и Феодота, - пурпурная и золотая, как изваяние Афродиты.
Вместе с Полигнотом пришли не только его рабы, но и ещё пять или шесть мужчин, очень молодых и шумных.
- Полигнот, прикажи Феодоте, пусть она сбросит пеплос! - сказал один из них, обращаясь к старику живописцу. - Мы готовы уплатить ей за счастье созерцания!
- И та пусть разденется, - сказал другой, - указывая на Аспасию. - Хотим видеть слоновую кость тела, а не ткань из шерсти. Кто ты? - спросил Аспасию мужчина. Он был среднего роста, курнос, лобаст, выпячивал сладострастные толстые губы и поводил большими глазами, выступающими, как у рака, из глазниц.
- Я Аспасия из Милета, - ответила ему спокойно, как учила её Феодота, Аспасия.
- А теперь спроси меня, кто я, - предложил ей всё тот же мужчина.
- Это Сократ, - сказала Аспасии Феодота. - Он говорит о себе, что его каждая собака в Афинах знает. Многие называют его мудрецом, а сам он называет себя шмелём, который жалит всех своими вопросами. Будь осторожна с ним, Аспасия.
- Но пусть же Феодота сбросит пеплос! - потребовал тот, что заговорил первым. - Нельзя пить вино, которое закупорено в сосуде. Так и красотой нельзя насладиться, если она спрятана под покрывалом.
- Мне надо изобразить покрывало, а затем я разрешу Феодоте полностью обнажиться, - пообещал Полигнот, уже приступивший к работе: на гладкой широкой и высокой доске, которую установили перед ним его рабы, уже появились первые штрихи и мазки. - Но разговаривать можете с Феодотой сколько душе угодно, - разрешил он своим спутникам, - и о чём угодно. Но подходить к ней и трогать руками нельзя! - прикрикнул он на Сократа, который направился было к Феодоте. - Нельзя мельтешить у меня перед глазами.
- А к ней можно? - указал Сократ на Аспасию.
- К ней можно, - ответил Полигнот. - Я на неё не гляжу и её не рисую.
- А зря, - сказал Сократ, приблизившись к Аспасии. - Она прекрасна. - Он обошёл Аспасию вокруг, почти так, как это сделала при первой встрече Феодота, только глаза его смотрели не столько испытующе, сколько восхищённо. Он даже поцокал языком, когда оказался у неё за спиной, и легко прикоснулся пальцами к её волосам.
- Настоящие, - сказал он себе. - Совершенно настоящие. - И, уже обращаясь к Аспасии, воскликнул: - Клянусь Герой, ты божественна! Идите же сюда! - позвал он других мужчин, праздно стоявших возле Полигнота. - Посмотрите на неё. Ведь Феодота не зря поставила её здесь. Скажи зачем, Феодота!
- Чтобы Сократ мог порассуждать о красоте, - ответила Феодота.
- А не боишься, что эта юная красота затмит твою зрелую красоту?
- Ты сам говорил, что не бывает половины красоты, или трети, или четверти. Красота или есть вся сразу, или её вовсе нет. Так что одна красота не может затмить другую, не правда ли, Сократ?
- Вы слышали? - обратился к мужчинам Сократ. - Она, я говорю о Феодоте, схватывает мудрость на лету, а вы даже ползущую медленно догнать не можете.
- Это ведь простительно, если даже Ахилл, как известно, не смог догнать черепаху, - сказала Аспасия.
Глаза у Сократа выпучились так сильно, что стало страшно, как бы они не вывалились совсем.
- Это как же так?! - подступил он почти вплотную к Аспасии, так что она почувствовала на своём лице его дыхание. - Быстроногий Ахилл не смог догнать черепаху?!
- Не я так утверждаю, а Зенон Элейский, - ответила Аспасия. - Тот, что учился у Парменида и, говорят, был его любовником.
- Как же он объясняет такую невероятную слабость Ахилла?
- Рассказать трудно, но можно показать на чертеже.
- Покажи! - потребовал Сократ, взял Аспасию за руку и повёл к Полигноту. - Отдай кисть, - сказал он Полигноту, подведя к нему Аспасию. - Пусть она на доске, вот здесь, сбоку, нарисует линию и объяснит нам задачу.
Полигнот молча уступил Аспасии кисть и указал на участок доски, свободный от контуров Феодоты, где можно было нанести линию. Аспасия, не глядя на Феодоту, которая, как ей думалось, без одобрения отнеслась к её затее, сразу же принялась за дело, провела линию и, деля её на отрезки, обозначавшие путь черепахи и путь Ахилла, рассказала, почему быстроногий Ахилл, по утверждению Зенона, никогда не сможет догнать медлительную черепаху.
- Клянусь гусем, - сказал восхищенный Сократ, - у этой девочки впереди славная судьба!
- Пусть она разденется, - сказал кто-то из друзей Сократа. - Посмотрим, так ли она хороша, как умна. Я заплачу.
- Сколько? - спросила Феодота.
- Два обола - как за любую другую девочку, которые здесь порхают, подобно мотылькам.
Под медленные и мелодичные звуки флейты девушки скользили в изящном танце вдоль расписанных стен, на фоне ярких цветов и буйной зелени, будто бабочки на сочном цветущем лугу.
- Нет, - ответила Феодота. - Эта девочка не продаётся. Она моя гостья.
- Гостья гетеры разве не гетера? - возмущённо спросил всё тот же гость.
- Ты мой гость, и будь ты женщиной, считался бы ты также гетерой?
Остроумие Феодоты рассмешило всех, навязчивый гость умолк, и тогда снова заговорил Сократ, обращаясь к Феодоте:
- Должны ли и мы платить тебе за то, что любовались твоей красотой? - спросил он Феодоту. - Или хватит и того, что тебе заплатит Полигнот?
- Рассуди сам, - уклонилась от ответа Феодота.
- В том-то и трудность, что справедливо рассудить вряд ли удастся. Если от любования твоей красотой больше пользы получили мы, то и платить должны мы. Но если тебе полезнее было показать себя нам, то платить должна ты или по меньшей мере не требовать, чтобы платили мы. Теперь скажи, кто же из нас получил больше пользы?
- Какая же мне от вас польза? - засмеялась Феодота. - Вы на меня глазеете, некоторые даже норовили потрогать меня, девочки мои для вас танцуют - и я же должна вам платить?
- Может быть, - с улыбкой сатира приблизился к Феодоте Сократ. - Ведь и ты в выигрыше оттого, что мы любуемся тобой.
- Назови мой выигрыш, - потребовала Феодота.
- Да вот же он: твой выигрыш в том, красавица, что все мы дружно хвалим тебя, Аспасию и твоих девочек.
- И что же? Мне от этого ни холодно ни жарко.
- Тут ты права. Но скажи, будет ли тебе польза от того, если мы станем рассказывать о твоей красоте всем афинянам? - спросил Сократ.
- Вы станете повсюду хвалить меня и моих девочек?
- Конечно! Ты и твои девочки так очаровательны, что забыть о вас скоро мы не сможем и обязательно расскажем об этом своим друзьям и знакомым.
- Клянусь Зевсом, - ответила Феодота, - если это так, как ты говоришь, Сократ, то я должна заплатить вам за то, что вы смотрели на меня.
- В таком случае пусть Полигнот отдаст нам предназначенные тебе деньги, а мы на эти деньги купим твоих девушек для сладострастных утех, - смеясь, предложил Сократ.
- Нет уж! - ответил Полигнот. - Я тружусь, рисуя Феодоту, и ещё должен буду потрудиться, когда мы уйдём в опочивальню, что для меня, человека старого, дело нелёгкое, а вы хотите получить мои деньги только за то, что болтаете языком. Этого не будет.
- Клянусь Герой, - сказал Сократ, обращаясь не к Полигноту, а к Феодоте, - для тебя иметь много разговорчивых друзей, которые станут всем рассказывать о твоей красоте, гораздо лучше, чем одного старого Полигнота. Впрочем, - перестал он улыбаться и задумался, - впрочем, если Полигнот нарисует тебя и все станут узнавать на его картине тебя, Феодота, то ты окажешься, пожалуй, в большем выигрыше, чем от наших рассказов о тебе: говорят же, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
- То-то же, - довольно поглаживая седую бороду, сказал Полигнот. - Хоть ты и ужасно выглядишь, Сократ, но умом ты не обижен. Выходит, что и я не должен платить Феодоте, а наоборот - она мне.
- Но только за то, что ты рисуешь её, - снова рассмеялся Сократ, - а за то, что ты спишь с ней, тебе надо платить очень большие деньги.
Полигнот бросил кисть и сказал:
- А я готов, поскольку рисование и разговоры мне надоели. Уйдём, Феодота!
- Не позволим! - дружно запротестовали друзья Сократа. - Хотим устроить пирушку и чтоб Феодота присутствовала на ней!
- Так ведь и я не прочь, - ответил Полигнот. - Приятно старику пировать вместе с юношами. Но где вино и еда?
- Все уже здесь, - ответил за всех тот, что предлагал Аспасии обнажиться. - Сейчас мои рабы всё принесут.
Зал преобразился едва ли не в мгновение ока: были принесены ложа, подушки, столики, посуда и конечно же обещанные Критоном - так звали этого человека - вино и еда в трёх больших плетёных из лозы корзинах: фрукты, жареная рыба, пирожки с разной начинкой и с десяток головок овечьего сыра.
- Вино хоть и не с Фасоса, но очень хорошее, моё лучшее вино, - сказал Критон, когда были наполнены первые кратеры. - Клянусь Зевсом, боги не обидятся, если мы совершим возлияние им этим вином, и вы не устанете пить его в своё удовольствие.
Каждому гостю досталась девушка - так что на каждом ложе устроились до двое, взбив под локтями высокие подушки. Полигнот возлёг с Феодотой, а Сократ пригласил на своё ложе Аспасию.
- Только для беседы, - предупредила Сократа Феодота.
- Иные беседы для меня по приятности своей превосходят сладость любовных утех, - ответил Сократ.
- Стало быть, ты из Милета и, стало быть, ты слышала об Анаксимене, который прославился в ваших краях мудростью после Фалеса и Анаксимандра.
- Он не раз бывал гостем моего отца, - ответила Аспасия. - Я видела и слышала его, когда была маленькой.
- А теперь ты большая?
Они устроились на ложе так, что были обращены лицом друг к другу, но при этом Сократ был обращён лицом также и к пиршественному столику, так что мог правой рукой дотянуться и до чаши с вином, и до закусок, а Аспасия лежала к столику спиной, получая вино и фрукты из рук Сократа.
- То, чем повёрнута к нам Аспасия, достойно созерцания более, чем твоё лицо, Сократ, - не преминул уязвить Сократа Полигнот.
- А если мы поменяемся местами, всё станет наоборот? - спросил Сократ.
Все гости бурно принялись обсуждать, что станется в случае такой перестановки, и вскоре пришли к выводу, что Сократу и Аспасии лучше оставаться в прежнем положении, ибо хоть и приятно будет всем видеть прекрасное лицо Аспасии, зад Сократа испортит всем аппетит.
Первой части обеда не было - начали пировать сразу же после мытья рук и возлияния богам и хорового исполнения пеана, гимна богам. Ложа были поставлены в виде круга, то есть вокруг одного большого стола, на котором слуги разливали в чаши вино и где стояли корзины с принесённой едой.
- Твой друг, который так щедро угощает нас, очень богат? - спросила Сократа Аспасия.
- Критон? У него есть земля, скот - овцы, козы и коровы, - а ещё обширные виноградники. Он весьма состоятельный человек.
- Поэтому ты выбрал его себе в друзья?
- Стыдно задавать такие вопросы человеку бедному.
- Ты беден?
- У меня нет доходного дома, мастерских, скота и виноградников, - ответил Сократ, - но у меня много друзей, среди них есть и богатые, как Критон, но славятся они прежде всего тем, что они умные и добрые люди, чем в первую очередь и дороги мне.
- Кажется, об этом же говорил и Анаксимен, когда посещал моего отца.
- Неудивительно, потому что такое убеждение - первая основа всякой мудрости: человек славен не своим богатством, а умом и добрым сердцем. Бедный, но верный друг хоть и не накормит, но во всём прочем окажет помощь, а богатый, но неверный накормит, да предаст.
- Гетеру предать нельзя, её все предают, а накормит только богатый, - сказала Аспасия.
- Не становись гетерой, и тогда ты узнаешь, что такое настоящая любовь - одна на всю жизнь - и что такое настоящая дружба - тоже одна на всю жизнь. Настоящая любовь и настоящая дружба дороже любого богатства. Поразмысли об этом.
- Когда ты живёшь в доме гетеры, чтобы постичь её искусство, стоит ли думать об этом, Сократ?
- Наивысшая цель такого искусства, думаю, не богатство, а власть над мужчиной, обладающим властью. Власть над властелином - в этом могут преуспеть только женщины. Но тут одного искусства любви, умения разжигать любовную страсть в мужчине, недостаточно. Нужно овладеть не только его страстью, но и умом. Вот полная власть. По-настоящему властвовать над миром могут только женщины, как Гера, царица богов, которая понукает своим мужем, властелином мира Зевсом. Разве это не пример, достойный подражания?
- Это пример, - согласилась Аспасия. - Но где красивая и юная гетера добудет ум?
- Там же, где и богатство, - у мужчин. Ты знала Анаксимена, ты слышала о Зеноне, теперь ты познакомилась со мной... - Сократ многозначительно замолчал.
- С тобой? Разве ты мудрец?
- Я не мудрец, но у меня есть уже ученики.
- Сколько же тебе лет?
- Девятнадцать.
- Разве в этом возрасте можно стать мудрецом? - не поверила Сократу Аспасия.
- Мудрыми людей делают не годы, а знания. Старик поэтому может остаться глупцом, а юноша стать соперником Фалеса и Пифагора.
- Ты сказал: юноша. А девушка? Как быть девушке? А гречанки сидят запертыми в гинекее всю жизнь.
- Но ты уже не заперта. Первый шаг к мудрости ты уже сделала.
- Став гетерой?
- Став свободной. Теперь тебе надо найти учителя и наставника.
- Не хочешь ли ты сказать, что готов стать моим учителем и наставником? - засмеялась Аспасия, представив в роли своего наставника и учителя этого некрасивого и бедного молодого человека.
- Тебя что-то смущает? Моя уродливость и бедность? - догадался Сократ. - Но в богатого и красивого ты влюбилась бы, меня же станешь только слушать.
- Сократ, перестань сучить ногами, - сказал лежавший на соседнем ложе Полигнот. - Ты раскачиваешь моё ложе и расплёскиваешь моё вино. Чем ты там занимаешься? - спросил он, обернувшись.
- Не тем, чем ты думаешь, - ответил Сократ, - хотя другие, кажется, уже подают тебе пример, старый сладострастник.
Сгущались вечерние сумерки, но светильники в зал не приносили. Наоборот, как только кто-то вспомнил о светильниках, со всех сторон послышались возмущённые мужские голоса. Общий смысл возражений состоял в том, что мужчинам и без света хорошо: всё же они смущались друг друга, лаская доставшихся им "бабочек".
- Выйдем в сад? - спросил Аспасию Сократ.
- Выйдем, - согласилась Аспасия.
- Не забудь, о чём я тебя предупредила, - напомнила Сократу Феодота, освобождаясь от объятий Полигнота.
- Не забуду, - пообещал Сократ.
Они вышли на балкон, спустились по лестнице во внутренний двор дома, в перистиль, и через одну из дверей вышли в сад. Птицы ещё шуршали в древесных кронах - устраивались на ночлег, за высокой садовой оградой громыхали по каменным мостовым колеса телег, где-то лаяли собаки и мычали в стойлах коровы, в небе сквозь вечернюю мглу там и сям уже просвечивали звёздочки, из-под кустов уже тянуло лёгкой вечерней прохладой, из соседних дворов пахло печным дымом и горячим оливковым маслом. Дромос наполнялся стуком копыт и голосами людей, возвращающихся в город с соседних полей.
- Кем же мне надо овладеть, чтобы овладеть всеми Афинами? - спросила Аспасия, когда они присели на скамью у садовой дорожки, ведущей к строению, где обитали девушки Феодоты.
- Периклом, - ответил Сократ.
- Вашим стратегом?
- Да. Но он тебе не по зубам, - сказал Сократ. - Он слишком скромен, его не затащишь в дом Феодоты, он женат, и, главное, он умён. Ты можешь, конечно, привлечь его своей красотой, но умом - никогда.
- Ум - не красота, которая даётся от природы, ум можно приобрести. Ты сам говорил об этом. У кого приобрёл ум Перикл?
- Он благородного происхождения, арете, добродетели ему достались от родителей. К тому же у него знатный учитель - Анаксагор из Клазомен, мудрец, которому равных нет среди нас, человек столь же благородный и богатый, как Перикл.
- Сведи меня с Анаксагором, - сказала Аспасия.
- Перикл старше меня на двадцать пять лет, Анаксагор же старше Перикла - ему уже шестьдесят. Боюсь, что юные девушки давно выпали из круга его забав.