- Так, братец, правильно. - Сенявин незаметно вздохнул. - Мне уже пора, вон молодцы заждались. - Он кивнул на гребцов, удерживающих катер у причала, вынул кошелек и протянул червонец. - Возьми, братец, не обессудь. На гостинцы для твоих пострелов. Авось как-нибудь свидимся.
Чиликин несколько смущенно, но без колебаний взял ассигнацию, сдернул фуражку, поклонился:
- Благодарствую.
Шлюпка отвалила. Сенявин приветливо помахал ему рукой…
Свидеться им больше так и не пришлось. Через три месяца Сенявин отправился к новому месту службы, на Балтику, флотским начальником главной базы флота в Ревеле.
Все семейство разместилось с трудом в большой бричке, немудреный скарб везли позади на двух телегах.
На Мекензиевых горах, у перевала, Сенявин остановил коляску, взял за руку старшего сына Николеньку, Тереза осталась с малышами. Ласковым, по-летнему теплым ветерком повеяло из простирающейся вдали Севастопольской бухты. Его дуновения расправили вымпелы кораблей на далеком рейде, донесли терпкое благоухание с отрогов бухты.
Издалека, от скрытого дымкой Херсона, пахнуло морем, потянуло духом неповторимым, ни с чем не сравнимым…
Два десятилетия отдал он этим местам.
Здесь в молодости внес свою лепту, созидая и обустраивая город и флот. Впервые прошел огонь сражений, никогда не кланялся вражеским ядрам. Испытывал превратности судьбы и наконец навсегда утвердился на капитанском мостике линейного корабля. Здесь, в этих бухтах, на кораблях и камнях Севастополя, оставлял навечно он толику самого себя, своей души…
Ревельская бухта встретила Сенявина непогодой. Свинцовые тучи беспрерывной чередой тянулись со стороны залива, задевая высокий шпиль ратуши. Порывы сильного ветра швыряли хлопья мокрого снега на мостовые узких улочек города.
Давно не бывал он в этих краях. Сам город изменился мало. Лишь за пределами старинных городских стен виднелись новые постройки ремесленников.
На рейде стояли корабли эскадры, готовясь к предстоящей зимовке во льдах. Забота о них лежала на флотском начальнике, контр-адмирале Сенявине. Хлопот предстояло немало, тем более что петербургских чиновников это не тревожило. Они были рады, что новый император Александр I довольно равнодушно взирал на флот.
Сенявин слышал об этом от брата Сергея. По пути в Ревель он останавливался у него в Петербурге. Вечером Сергей рассказывал подробности петербургской жизни за последние годы.
Мельком виделся с Мордвиновым. Он совсем устранился от морских дел. Увлекся идеями экономистов, строил планы преобразования финансов и экономики России…
Ревель недавно стал главной базой Балтийской эскадры, но только по названию. Порт и все сооружения были запущены. На ремонт требовались сотни тысяч рублей, а денег не отпускали. Первым делом Сенявин наладил кузницу, столярные, блоковые мастерские, объехал все маяки, их начали приводить в порядок. После Рождества пожаловали комиссары из Петербурга. Удивились добрым переменам в Ревельском порту. Однако пожурили Сенявина - свой-то дом можно привести в порядок первоочередно, он требует "великих починок в потолках, печах, окнах и других частях".
Едва сошел лед, начали вооружать корабли, готовить эскадру к кампании. Из Кронштадта и Петербурга то и дело наезжали посланцы, торопили. Все чаще поговаривали об отправке эскадры в дальний вояж.
С купеческими судами из Европы поступали новые известия о событиях во Франции. В конце прошлого года в соборе Нотр-Дам в Париже торжественно венчался на царство новый император Наполеон. Сотни золоченых карет с придворными, генералами, сановниками, Папой едва протискивались через несметные толпы народа, глазевшего на пышную церемонию.
Во время коронации Наполеон совершил неслыханное. Когда Папа Пий VII по ритуалу хотел короновать его большой императорской короной, Наполеон выхватил ее у него и сам надел себе на голову. Все возвращалось на круги своя - короля сменил император…
В середине июля прибыл нарочный от Чичагова - министр военных морских сил срочно вызывал Сенявина в Петербург.
Снова в Адриатику
В жизни далеко не каждого человека и не всегда наступает час, когда события вдруг приподнимают его над окружающими. Ему открываются дальние дали во времени и пространстве. Невидимые для тех, кто остался ступенькой-другой пониже. У этого смертного появляется то, чего нет у них, - власть.
От того, какие поступки он совершает, останется память в умах и сердцах людей, судьбы и жизни которых будут зависеть от его действий. Добрая или худая. Особенно часто такое происходит в годы великих потрясений и войн.
В разгар лета 1805 года приспело это время для Дмитрия Сенявина…
Лишь один сенатор - Карно - выступил против узурпации власти первым консулом, который взамен "общественной свободы хочет сделать страну личным достоянием".
Александр демонстративно не признавал за "безродным корсиканцем" титул себе равного. Кстати, в прошлом году нашелся повод бросить камень в новоявленного правителя Франции.
Отношения Англии и Франции накалились до предела. Наполеон в беседе с английским послом Уитвортом мастерски разыграл сцену, выказывая большое раздражение и угрожая:
- Франция непобедима, война с вами будет войной на истребление. Не надейтесь на союзников, Австрия уже не существует.
Уитворт тут же донес своему министру: "Мне казалось, что я слышу скорее какого-то драгунского капитана, а не главу одного из могущественных государств мира".
Спустя месяц первый консул вновь стал угрожать, нашелся предлог - возвращение Мальты.
- Итак, вы хотите войны! - запальчиво говорил он Уитворту. - Вы хотите воевать еще пятнадцать лет, и вы меня заставите это сделать. Если вы хотите драться, я тоже буду драться. Мальта или война!
В Англии знали, что война будет трудной и опасной. Вильям Питт решил испробовать "вариант Павла Петровича", когда-то собиравшегося в Индию. Но организовать "апоплексический удар" в Тюильри сложнее, чем в Михайловском дворце Петербурга. Правда, в Париже тот самый Уитворт успел сплести сети, но они были весьма тонки. Там не было Палена, братьев Зубовых, их сестры, изящной светской дамы Ольги Александровны Жеребцовой, через которую, собственно, и "заботился" о здоровье Павла I английский посол Уитворт.
И все же Питт предпринял попытку. Во Францию с большими деньгами послали фанатика Жоржа Кадудаля. Заговорщики вовлекли в свой план генералов Пишегрю и Моро. Но заговор провалился. Наполеон пришел в ярость.
- Напрасно Бурбоны думают, что я не могу им воздать по заслугам за эту попытку уничтожить меня.
Главный дипломат первого консула Шарль Талейран умел выслужиться:
- Бурбоны, очевидно, думают, что ваша кровь не так драгоценна, как их собственная.
Решение Наполеона пришло молниеносно - расправиться с герцогом Энгиенским - отпрыском Бурбонов. Правда, он живет не во Франции, а в Бадене и никак не замешан в заговоре, но это малозначащие детали. Европа должна знать, кто здесь хозяин.
Отряд конных жандармов вторгся в Баден - арестовал герцога. Через пять дней вечером его судили в Венсенском замке, обвинили в том, что получал деньги от англичан, воевал против Франции. В три часа ночи, без четверти, ему объявили смертный приговор. Он написал письмо с просьбой о помиловании Наполеону и передал председателю суда Юлену. Тот хотел ходатайствовать о смягчении приговора. Но все было предрешено. Специальный посланец Наполеона, генерал Савари, вырвал у него из рук перо:
- Ваше дело кончено, остальное уже мое дело.
В три часа ночи герцога Энгиенского вывели в Венсенский ров и расстреляли…
В Европе возмутились, но говорили шепотом. Только Александр заявил Франции официальный протест. Наполеон ответил ядовито - в России недавно пролилась "венценосная кровь", пусть Александр сначала схватит и накажет убийц своего отца. Наполеон, конечно, знал подоплеку этой истории.
На берегах Темзы напряженно ждали ответа Александра на "пощечину Наполеона", но слабый духом властитель проглотил обиду.
- Не стоит обращать внимания на светские сплетни, - говорил, скрывая раздражение, Александр окружающим.
В свое время, подтвердив "мирные устремления" и дабы ублажить на время Наполеона, он все же подписал с Францией мирный договор. Минуло два года, и стало ясно, что Бонапарту была нужна передышка для подготовки новой войны.
К тому же звук "пощечины" разнесся не только по Европе, но и по России.
Отовсюду русские дипломаты доносили о французских интригах. Из Константинополя посланник сообщал, что агенты Франции подбивают Турцию выступить против России, чтобы в первую очередь утвердиться на Ионических островах. Наполеону не давали покоя отнятые у него "ключи" от Адриатики и сердцевины Средиземного моря. К востоку от них лежала страна Леванта - извечный рынок французов, а за проливами заманчиво вырисовывались берега Крыма и Кавказа.
Монарху следовало реагировать, надо же, в конце концов, показать своим сановникам, кто правит Россией. Тем более у него на столе две недели лежат департаментские справки по этим вопросам.
Летом 1805 года Александр I отдал два указания. Одно - министру иностранных дел князю Адаму Чарторыйскому:
- Передайте посланнику в Константинополе - я не только не позволю Дивану распространять свою власть на республику ионитов, но и употреблю все средства, чтобы сохранить ее независимость.
Другое - управляющему военным морским министерством вице-адмиралу Павлу Чичагову:
- Срочно снарядите суда и направьте к Ионическим островам дивизию генерал-майора Анрепа из черноморских портов. Приуготовьте и отправьте на Корфу несколько кораблей для их охраны.
Под стать своим воззрениям Александр I приискал себе управляющего военным морским министерством, вице-адмирала Павла Чичагова. Отпрыск когда-то известного адмирала Василия Чичагова начинал службу на флоте армейским поручиком - адъютантом у своего родителя. В этой должности он пробыл семь лет. Четыре кампании командовал кораблями. Дважды увольняли его со службы, но тут же возвращали по монаршей милости. Затем состоял в свите его императорского величества. Метко обрисовал Чичагова его современник, знатный адмирал В. М. Головнин: "…всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством. Во всех делах верил самому себе более всех… Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему… Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота…" С такими советниками принимались мудреные решения по морскому ведомству.
Между тем события нового, 1805 года развивались стремительно. Наполеон продолжал утверждаться в Европе, еще явственнее просматривались французские притязания на Адриатику.
…Знойным июльским днем Чичагова срочно вызвали в летнюю резиденцию императора. В императорских апартаментах он застал министра Чарторыйского. Александр медленно прохаживался по кабинету, как обычно, казался безразлично-спокойным.
- Успехи наши в Далмации и Черногории, Павел Васильевич, весьма могут быть сомнительны, как князь убеждает нас, - император кивнул на Чарторыйского, - если нынче же не сумеем мы противостоять там Бонапарту. - Он остановился, чуть насмешливо посмотрел на Чичагова и продолжал: - Порта, несомненно, рано или поздно уступит очарованию Бонапарта, а посему нам следует не мешкать. - Александр едва повернул голову к Чарторыйскому. - Как ты думаешь, князь?
Давно поднаторевший в придворных делах, Чичагов подумал, что, видимо, не миновать отправки новой эскадры в Средиземное море, и тоже повернулся к Чарторыйскому, ожидая ответа.
- Ваше величество, - начал горячо министр, - черногорцы намерены овладеть Которо, ибо боятся, что австрийцы отдадут его Бонапарту. Но им не под силу сия акция в одиночку. - Он перевел взгляд на Чичагова.
"Видимо, император уже решился послать в Адриатику эскадру… - размышлял Чичагов, слушая Александра и Чарторыйского. У него упало настроение. - Опять возиться с кораблями, да и кто их поведет? Ушаков? - Чичагов невольно поморщился. - Нет, нет, только не этот лапотник. Второй год в Петербурге, а не изволил появиться ни на одном именитом балу".
Александр прервал его размышления:
- Надобно подкрепить войска генерала Ласси еще одной эскадрой. Думаю, что пяти-шести кораблей будет достаточно. - Император вопросительно посмотрел на Чичагова.
- Вполне, ваше величество, вдобавок к отрядам Сорокина и Грейга, - учтиво ответил Чичагов, продолжая про себя размышлять: "Ежели бы весь флот с Балтики забрать, недурно и самому мне в командующие напроситься".
- Итак, решено. - Александр самодовольно улыбнулся краешками губ. - Пожалуй, осталось выбрать предводителя. Кого порекомендуешь, Павел Васильевич?
Чичагов знал, что император благоволит к тем, кто не пользовался расположением его отца. Однако почти все моряки служили одинаково прилежно и при Екатерине, и при Павле и служат так же достойно и теперь. "Ханыков - стар, Грейг - ни то ни се, Кроун…"
- Ваше величество, возможно, вице-адмирал Кроун?
Но Александр жестом остановил Чичагова:
- Нет, нет! Там потребен адмирал отменный, но обязательно российский. Достаточно там Грейга и Белли. Не забывай, в Черногории славяне. - Он полушутливо погрозил пальцем Чичагову, намекая на его англоманство. - А не спросить ли совета Ушакова? Сам-то он староват годами, - продолжил неожиданно император. - Ведь он в Петербурге? - И, не дожидаясь ответа Чичагова, закончил затянувшуюся беседу: - И сделать надобно сие незамедлительно.
Чичагов уехал в Петербург. Всю дорогу он досадовал: "Дался этот Ушаков, светоч незабвенный".
Ушакова он изредка встречал на заседаниях Адмиралтейств-коллегии. Должность он исправлял примерно, но во всем его неприступном облике сквозила обида на незаслуженную опалу. "Как бы к нему подступиться, ведь не самому же спрашивать от имени государя?" - мучился долго Чичагов и в конце концов нашел выход.
На следующий день, в полдень, у скромного особняка, расположенного в 4-й части Измайловского полка, остановилась коляска, и спустя несколько минут Ушаков с радостью обнимал своего давнего сослуживца и товарища вице-адмирала Карцова. Директор Морского корпуса был, пожалуй, единственным желанным гостем в доме Ушакова. С ним он поддерживал приятельские отношения после переезда в Петербург, хотя виделись они не часто.
После недолгих рассказов и расспросов Карцов приступил к цели визита:
- Федор Федорович, вы слышали что-либо о затеваемой экспедиции к Ионическим островам?
Удивленный Ушаков грустно покачал головой. О таких новостях он узнавал далеко не первым.
- Ну вот и слава Богу, что я вам эту весть принес, - оживился Карцов. Всякий раз при встрече старался он приободрить товарища и, прокашлявшись, продолжал несколько торжественно: - По этому случаю государь обратился к вашему содействию, Федор Федорович.
Ушаков недоумевающе поднял брови.
- Испрашивают его императорское величество ваше мнение о главном командующем дивизии, коя срочно снаряжается в Адриатику.
Ушаков встал, не спеша подошел к распахнутому окну. Издалека с залива врывался в комнату необычно теплый, после прошедшего только что дождя, ветер с залива. В прошлом году в эту же пору в Кронштадте готовился к походу к берегам Корфу отряд из четырех кораблей. На Корфу уже находился отряд капитана первого ранга Сорокина, бывшего его сослуживца. Сколько раз он мысленно возвращался к покинутым им Ионическим островам, где оставил частицу своего сердца. Цериго, Занте, Кефалония, Мавра… Такое на всю жизнь. Втайне надеялся, что государь вспомнит о нем. Он здоров и полон сил. Сколько замыслов затаенных мог бы претворить, служа на пользу Отечеству. Но нет, не вспомнили. Тот отряд повел в Адриатику капитан-командор Грейг. А он остался на кронштадтской стенке с печалью в сердце, с тоской всматриваясь в родимые паруса, уносившие корабли к республике Семи Островов. Видать, плотная стена льстецов и бездарей отгораживает трон российский от его верных подданных. Сквозь нее не разглядеть помазаннику Божьему чаяния искренних устремлений своих чад…
- Вам ведомо, Павел Константинович, что мне вовсе не люб Сенявин? - Ушаков подошел к Карцову. Тот был хорошо осведомлен о всех затененных сторонах их взаимоотношений. - Но это отличный офицер во всех обстоятельствах. Передайте государю, что если бы это зависело от меня, то я избрал бы командующим токмо Сенявина.
Когда Карцов спустя час в Адмиралтейств-коллегии передал Чичагову разговор слово в слово, тот вначале недовольно поморщился, но затем подумал, что повеление государя исполнено быстро, а главное, и ему меньше забот. Он тут же направился в Царское Село и по дороге совсем приободрился. "Отчего же и не Сенявин, - думал он, - у него репутация хорошего моряка. К тому же, и это, пожалуй, важно, он из старинного рода, не чета Ушакову".
Александр, в свою очередь, остался доволен выбором Ушакова и сразу одобрил его.
Подписывая рескрипт о назначении Сенявина, Александр распорядился:
- Изволь вместе с военным министром составить инструкцию Сенявину. Я думаю подчинить ему на Корфу весь флот и войска. По отдаленности там должен быть единый начальник. Посему и звания он будет удостоен вице-адмиральского.