В далекую Далмацию, генералу Мармону, полетело срочное и тревожное письмо французского посла в Константинополе:
"Взятие острова Тенедоса русскими и движение сербов, которые, кажется, намерены присоединиться к армии Михельсона, внушают Порте живейшее беспокойство. Я только что отправил курьера к князю Талейрану, чтобы уведомить его о настоящем положении этой империи и необходимости немедленно ей помочь".
Блокада ужесточалась, но капудан-паша из проливов пока не высовывался. Тогда Сенявин пошел на хитрость - задумал выманить турок из Дарданелл.
Узнав в середине марта, что турецкий флот сосредоточился у выхода из проливов, Сенявин решил Грейга с кораблем "Ретвизан", фрегатом "Венус" и еще одним судном отправить в Салоники.
- Главная цель вашего похода - обмануть турок, показаться им беспечными и ослабленными, - напутствовал флагман Грейга перед уходом.
То ли капудан-паша смутно догадывался о замыслах русского адмирала, то ли попросту трусил, но так или иначе Саид-Али по-прежнему отсиживался в проливах. Но выйти ему все же пришлось - столица голодала.
В середине апреля Сенявину доложили:
"Турецкая эскадра показалась в проливе и встала на якорь под береговыми батареями".
Сенявин обрадовался. Больше месяца он всячески выманивал турок из проливов, отсылая часть кораблей к Греции и удаляясь сам от Тенедоса. Он жаждал сразиться с турками на море.
Разведка докладывала ему, что противник готовится штурмовать Тенедос. Было заметно, как на анатолийском берегу собирались войска.
Как-то в дозоре на "Гекторе" Броневский разглядел среди турок несколько французских офицеров. Сенявину подтвердили пленные с захваченной шебеки - французы помогают готовить десант на Тенедос…
"И чего они трусят? - думал Сенявин, майским утром рассматривая в подзорную трубу эскадру Саида-Али. - Корабли у них большие, орудиями штук на четыреста превосходят нас, ан нет, и тут боятся".
На рассвете 10 мая 1807 года он встал рано. Солнце еще не взошло. Дул легкий северо-западный ветер. С правого борта вдали, милях в десяти, маячила на якорях турецкая эскадра и не думала двигаться, хотя ветер давал ей полное преимущество в маневре.
"Пора действовать при любом ветре, иначе турки могут удрать".
- Передать по линии - командирам прибыть на флагман, - приказал Сенявин вахтенному начальнику.
Все собрались еще до подъема флага. Выжидающе смотрели на адмирала - в такой ранний час по пустякам не тревожат.
- Саид-Али, - начал Сенявин, - в сражение ввязываться и не думает. Того и гляди скроется в проливах, не сыщем тогда. Посему, - флагман сделал паузу, обвел всех взглядом, - нынче мы атакуем неприятеля. После полудня ветер обычно заходит к югу, и нам будет атаковать сподручно. В линию баталии строиться по моему сигналу. Ветер может послабеть, поэтому атаковать предписываю по способности. - Сенявин вышел из-за стола и медленно прошелся по каюте, остановился против командира "Венус".
- Вам, Развозов, взять под команду отряд корсарских судов. Атаковать неприятеля по моему сигналу. Ежели сигнала не последует, нападайте самостоятельно.
К полудню ветер усилился и несколько отклонился к западу, а потом к югу. Команды как раз успели пообедать.
С первой послеполуденной склянкой на флагмане запестрели флаги, последовательно обозначающие сигналы: "Возможно скорее сняться с якоря, построиться в линию баталии".
Заметив движение русских кораблей, турки лихорадочно снимались с якорей, спешили уйти к Дарданеллам под укрытие береговых батарей.
Ветер, как нарочно, начал стихать. Сенявин распорядился поставить все возможные паруса. На ноках рей крыльями вспорхнули распущенные лиселя, но ходу они почти не прибавили. Ветер продолжал стихать. Сенявин вышел на ют. Вслед за флагманом "Твердым" удерживал равнение "Скорый", остальные корабли из-за безветрия вышли из строя. Турецкая эскадра тоже дрейфовала.
Солнце уже клонилось к закату, с запада наконец-то потянул легкий ветер. Саид-Али поспешно уходил к проливу. Турецкие корабли нарушили строй. Один из них замешкался и отстал. Этого было достаточно командиру "Венус". Быстроходный фрегат шел головным и, лавируя, медленно, но верно догонял турецкий корабль. До его раззолоченной кормы оставалось не более кабельтова. Артиллерийская тревога была сыграна на фрегате сразу после обеда, и уже несколько часов артиллеристы несли вахту у заряженных орудий…
- Открыть залповый огонь орудиями левого борта всех батарейных деков! - скомандовал Развозов старшему офицеру.
Не прошло и минуты, как "Венус" вдруг вздрогнула, будто просыпаясь от спячки, левый борт ощетинился сверкающими молниями, вслед за ними грохот десятков орудий разорвал тишину, висевшую над морем. Дарданелльское сражение началось.
На втором батарейном деке капрал Родионов, нагнувшись, смотрел через распахнутый полупорт. Увидев всплески ядер под самой кормой турка, задорно прокричал:
- Заряжай! Выше по клину меть! Товьсь! - Петр подбежал к орудию, прищурил глаз, помогая канониру навести на цель и ожидая команды батарейного офицера.
- Пали! - раздалась команда офицера.
- Пали! - в тот же миг крикнул отскочивший на середину палубы Родионов.
Почти одновременно фитильные поднесли фитили к запалам. Грохот и страшный треск раздались на палубе, сплошь покрытой клубами порохового дыма, Родионов опять прильнул к порту. Едкий дым застилал глаза. Потемневшее от копоти лицо его вдруг засияло. Он обернулся к матросам и крикнул:
- Ура-а-а! В самую корму супостату врезали! - Его радостный вопль отозвался и слился с другими такими же криками, и весь корабль будто загудел.
На шканцах возбужденный Развозов скомандовал к повороту, освобождая место - слева в бой вступал "Ретвизан".
- Флагман выражает благодарность "Венус"! - доложил сигнальщик. Сенявин одобрял инициативу и успех Развозова.
- Передать на "Селафаил": "Идти под корму капудан-паше", - приказал адмирал.
Корабли Саида-Али открыли по "Селафаилу" жестокий огонь, но Рожнов смело атаковал турецкого флагмана, расстреливая картечью в упор.
…В эти мгновения сигнальные матросы "Венус" прокричали с марса:
- Турок ворочает к берегу!
Словно предугадывая замыслы неприятеля, Развозов только что поставил все возможные паруса. И этого оказалось мало. Закинув голову, капитан второго ранга, не обращая внимания на свистевшие вокруг ядра, с досадой хлопнул ладонью по фальшборту - ветер быстро стихал. Не прошло и получаса, как "Венус" вступила в схватку с турками, а ее соперник опять показал ей потрепанную корму и, распустив все паруса, улепетывал к проливам. Там на берегу в крепостных казематах мощные пушки, они могли принести спасение…
"Только бы не ушел далеко, - волновался командир "Венус", - нам бы хотя пару залпов пустить ему вдогонку".
…Батарейный дек сплошь заволокло пороховым дымом. Родионов расстегнул ворот насквозь мокрого и почерневшего от копоти и пота мундира и, пока корабль ложился на другой галс и турок на минуту-другую исчез за кормой, метнулся к кадке с квасом.
Сквозь клубы дыма, откуда-то сверху, со ступенек трапа раздался громкий возглас старшего офицера Шабалина:
- Братцы! Сейчас нагоним турка, быть может, последний залп отвесим! Так вы уж постарайтесь, во имя Отечества попотчуйте супостата! - Последние слова Шабалин прокричал, метнувшись на шканцы и скрываясь за высоким комингсом.
Матросы давно сбросили мундиры, в одних рубахах хлопотали возле орудий. Их мускулистые тела, проглядывавшие сквозь порванную одежду, были покрыты копотью. Ловко поворачиваясь, один из них быстро банил ствол, другой, более расторопный, стоял на подаче зарядов, сноровисто подхватывая из открытого люка кокоры, вытаскивал из них картузы с пороховым зарядом и отбрасывал пустые кокоры далеко назад. Фитильный, как всегда, зажимал пальцем запал, а перед выстрелом протыкал забитый в ствол картуз, не забывая при этом шуровать протравником и буравом. Пальба требует быстроты - счет идет на секунды - и предельной точности. Одна за другой гремят команды, подаваемые Родионовым.
- Бань крепче!.. Заряд!.. Ядро!.. При-и-бивай! - раскатисто кричал он матросам, внимательно следя за каждым их движением. В эти мгновения никакие посторонние мысли не должны отвлекать матроса.
- Слать тали!.. Накатывай!.. - раздалась очередная команда.
Натужившись так, что казалось, налитые до предела жилы вот-вот лопнут, матрос подправлял аншпуг, задерживая орудие, чтобы оно не откатилось.
- Живо, милки, заряжай! - в который раз звонко скомандовал Родионов, не дожидаясь знака батарейного офицера. Квас освежил саднившую глотку. Он сам подбежал к ближайшему орудию, схватился за винт и стал наводить. Прямо против орудийного порта в полукабельтове золотились вычурные, в резных украшениях окна кормовой адмиральской каюты турецкого флагмана.
Целиться на качке в пороховом дыму было невыносимо трудно. Но Родионов еще на учениях распорядился на клиньях и подушках орудийных станков сделать риски - по ним легче удерживать заданный угол при качке. Наконец-то Петр задвинул клин до нужной отметки. И как раз вовремя.
- Пали! - ветром по деку пронеслась команда, и в тот же миг борт "Венус" сначала ощетинился десятками огненных игл, а затем скрылся в пороховом дыму. Матросы начали заряжать орудия… Где-то впереди, в послезалповом чаду, повисшем над морем, сначала раздались глухие хлопки, сопровождаемые сильным треском, означавшие, что ядра попали в борт или пробили палубу, а следом сверху, с марса, понеслись истошно-радостные крики:
- Ура-а-а!..
Петр услышал лишь первые звуки этого до боли знакомого боевого крича. В той части артиллерийского дека, где он со своими подчиненными матросами, сотоварищами, без устали работали у пушек, произошло то, что называется смертельной бедой.
Еще минуту назад его матросы-канониры сновали у орудий. Тут и там мелькали банники, очищая пушечные стволы от пороховой сажи, стучали прибойники, загоняя в жерла пушек заряды, и вслед за ними катились ядра, исчезая в черных ненасытных их чревах. После этого матросы, ухватившись за канаты, подкатывали орудия вплотную к борту, канониры наводили их на цель. Следовали одна за другой команды "товьсь" и "пали", фитильные поджигали запалы, и грохот канонады сотрясал артиллерийские деки, изрыгая пламя и посылая смерть неприятелю.
И вдруг случилось так, что неприятель, огрызаясь, одним из редких выстрелов угодил именно в ту часть батарейного дека, где находились орудия Родионова.
Что-то вдруг просвистело за соседним орудием, сверкнуло оранжево-ослепительным пятном, тяжело придавливая Петра к борту. Сухой треск заглушил в этот момент все звуки, ударило вдруг стопудовым молотом по голове, мириады игл вонзились в барабанные перепонки. Все вокруг заволокло горячим, едким дымом. Показалось, будто время замерло и остановилось.
Понемногу осмотревшись, Родионов понял, что жив. Стряхивая оцепенение, он затряс головой. Она болезненно гудела, странный звон давил на уши. Дым еще не сошел, как раздались первые стоны. У соседнего орудия разметало по палубе в стороны троих матросов. Один из них, зажав в руке банник, неподвижно лежал, уткнувшись носом в лужу крови. Другой, в тлеющей рубахе, с начисто оторванной по локоть рукой, пытался, цепляясь здоровой рукой за орудийный станок, приподняться. Третий, раненный в живот, скрючившись от боли, загребая ногами рассыпанный по палубе песок, пытался отползти в сторону. Родионов и еще двое-трое подоспевших матросов кинулись к раненым, подняли их и отвели к переборке. Убитого оттащили в сторону.
В ту же минуту появился батарейный офицер без фуражки.
- Живей, братцы, живей. Раненых в лазарет, остальные к орудиям. - Он вытер с измазанной копотью щеки сочившуюся из ссадины кровь и побежал дальше, крикнув на ходу:
- Орудия, товьсь!..
"Венус" преследовала неприятеля, не выпуская его из своих огненных клещей.
В отличие от "Венус", мертвой хваткой вцепившейся в концевые корабли турецкой эскадры, командиру "Селафаила", капитану второго ранга Рожнову, искусным маневром удалось выйти в голову турецкой эскадры. Помня напутствие адмирала, он устремился к видневшемуся флагману турок, кораблю Саида-Али. Но путь ему преградил семидесятипушечный турецкий корабль. Его капитан, прикрывая капудан-пашу, открыл жестокую пальбу по "Селафаилу". Всплески воды от падающих ядер завесой встали перед форштевнем "Селафаила". Несколько ядер ударили по борту, но не пробили корпус, затрещала перебитая нижняя рея фок-мачты и рухнула на палубу.
- Право руля! - скомандовал Рожнов и, не поворачиваясь, крикнул старшему офицеру: - Передайте в батарейные деки - атакуем турка левым бортом!
Спустя несколько минут "Селафаил" вздрогнул всем корпусом и качнулся на правый борт - одновременный залп тридцати шести пушек батарей левого борта накренил на миг корабль, и шквал огня и раскаленного металла обрушился на турецкий корабль. Подавив его сопротивление, Рожнов догонял главную цель атаки - стодвадцатипушечный корабль Саида-Али "Седель-Бахри". На его гафеле трепетал на ветру кроваво-красный флаг турецкого адмирала.
- Резать по корме турецкого флагмана! - последовала команда на руль и следом: - Атакуем супостата правым бортом!..
Как только "Селафаил" показался за кормой громадины "Седель-Бахри", на его палубе заметались турецкие матросы.
На юте стоял, нахмурившись, Саид-Али.
Проклятие! Как не хотелось ему выходить из проливов. Пока не поздно, надо сохранить корабли…
- Держать к проливам! - отрывисто бросил он капитану.
Но едва корабль начал поворот, как перед его форштевнем высоко взметнулись фонтаны. Ядра "Селафаила" преградили путь к проливам.
- А, шайтан! - прокричал в сердцах Саид-Али и скомандовал капитану: - Поворачивай на прежний галс!
Но и это не спасло турецкого адмирала. Повернув через фордевинд, "Селафаил" уложил весь бортовой залп вдоль палубы "Седель-Бахри". Рушились расщепленные реи, болтались на ветру перебитые ванты, всюду раздавались стоны раненых.
Лишь поставив все паруса и направившись к берегу, где маячили крепостные орудия, туркам удалось оторваться от "Селафаила", но ненадолго.
- Русский корабль слева! - донесся вдруг испуганный голос с марса.
Саид-Али перебежал на наветренный борт. Закрытый прежде парусами, прямо на них надвигался корабль флагмана русской эскадры, "Твердый".
На шканцах, широко расставив ноги, стоял Сенявин. Сражение продолжалось всего около часа. Турки всюду биты и бегут. Однако успех надо развивать и добивать неприятеля, а слабый ветер в этом плохой помощник. Только что он получил печальную весть с "Сильного" - там убит храбрый и решительный капитан-командор Игнатьев.
…"Сильный" одним из первых решительно атаковал младших турецких флагманов, а когда те ускользнули к проливам, сблизился с другим турецким кораблем. Приближаясь к нему, Игнатьев задумал обрушить на врага весь бортовой залп.
- Приводитесь к ветру и ворочайте оверштаг. Будем бить супостата левым бортом, - передал он старшему офицеру, лейтенанту Шишмареву.
Когда "Сильный" подошел к линии ветра, он внезапно стих, и поворот замедлился. Продолжавший двигаться турецкий корабль оказался в удобном положении и открыл жестокий огонь.
Шишмарев, руководивший поворотом, вдруг услышал встревоженный крик:
- Командира убило!
Перебежав на правый борт, Шишмарев чуть не наткнулся на распластанное в огромной луже крови тело Игнатьева. Ядром перебило шею, из нее хлестала кровь, а рядом, искромсанная, валялась голова командира.
Весь сжавшись, Шишмарев негромко приказал оторопевшим мичману и двум матросам, сдернувшим фуражки:
- Тело командира обернуть простыней и отнести в кают-компанию.
Повернувшись к рулевому, крикнул:
- Так держать, прямо под корму турка! Боцман, ставить все паруса! Орудиям обоих бортов всех деков, товьсь!
Медленно, но верно "Сильный" приближался к неприятельскому кораблю, лишившему жизни их командира.
- Пали!
Град ядер и брандскугелей обрушился на турок. Повалились перебитые реи, засияли огромные дыры в парусах, задымилась тут и там верхняя палуба, зачернели пробоины в бортах. Турки, не открывая огня, в панике повернули корабль к берегу, но "Сильный" преследовал его даже под огнем крепостной артиллерии, и спасла неприятеля только наступившая темнота…
Адмирал бросил взгляд на алый флаг Саида-Али. Наконец-то он добрался до капудан-паши. Сокрушать и уничтожать флагманов неприятеля по традициям ушаковских сражений стало его главным правилом при встрече с противником.
"Твердый", сближаясь с "Седель-Бахри", непрерывно вел пальбу. Уже запылали пожары на его верхней палубе, упала надломленная половина грот-мачты, а Сенявин упорно шел вперед, сближаясь чуть не вплотную с противником, так, "что реи с реями почти сходились".
Внезапно с противоположного, наветренного борта, засвистели вражеские ядра, раздалась ружейная пальба.
- Ваше превосходительство, - донесся встревоженный голос Рожнова, - мы под самым берегом.
Сенявин перебежал на другой борт. В наступивших сумерках, всего в кабельтове, чернели бастионы крепости, изрыгавшие ядра и опоясанные вспышками ружейных выстрелов.
- Ворочайте на обратный галс! - с досадой проговорил Сенявин, глядя на уходящий "Седель-Бахри". Опять капудан-паша ускользал от него…
В наступивших сумерках укрывались в пролив, под защиту крепостных пушек, один за другим турецкие корабли. Неприятель бежал, но не был разгромлен. И, хотя потери турок были в десятки раз больше, Сенявин остался недоволен.
"Избитый враг ускользнул. Почему? Не было ветра, а значит, и скорости. Командиры увлекались атакой по корпусу, а надо было, как он требовал, прежде всего сбить верх, то есть мачты, такелаж, паруса, лишить неприятеля хода и маневра. К тому же порох и ядра беречь надобно. Не палить по неприятелю на большом расстоянии, суетясь в дыму. Россия далека, а впереди еще столько сражений".
Саид-Али благодарил Аллаха за то, что корабли кое-как убежали от разгрома. Но они были все сильно потрепаны. Неделю свозили на берег тысячи погибших матросов. Саид-Али искал виноватых в поражении. Он казнил своего вице-адмирала и двух капитанов на виду у всей эскадры. Приговор утвердил уже новый султан - Мустафа, низвергнувший Селима.
А русский флагман по-отечески распекал командиров за упущения.
Сенявин вошел в салон, когда командиры успели обменяться последними "баковыми" новостями и установилась относительная тишина.
Прежде всего адмирал остался недоволен тем, что многие командиры, начав бой с каким-либо кораблем, не доводили его до конца, а после одного-двух залпов переносили атаку на другого противника.
Особенно досталось командиру "Ретвизана". При этом Сенявин бросил многозначительный взгляд на Грейга - "Ретвизан" сражался под его контр-адмиральским флагом. Но больше других,Сенявин выговаривал Быченскому, командиру "Уриила".
- Ответствуйте, любезный Иван Тимофеевич, - обратился он к Быченскому, - почему вы не абордировали турецкого флагмана, когда тот ткнулся форштевнем в ваш такелаж и сломал себе утлегарь?
- Мне подумалось, что абордаж получится успешнее у задних мателотов - "Селафаила", "Ярослава", "Елены", - нисколько не смущаясь, начал Быченский.