- А что, ежели, - перебил вдруг Быченского флагман, - и "Селафаил" тоже размыслил бы таким же образом и пропустил турка для "Ярослава", а "Ярослав" уступил бы его "Елене" и так далее?
От дружного хохота задрожали переборки салона, а смутившийся Быченский развел руками и неловко переминался.
Жестом Сенявин посадил Быченского и, согнав улыбку, продолжал:
- Господа, каждый из вас никоим образом не должен упускать случай атаковать неприятеля с кратчайшей дистанции. Ежели сосед будет иметь случай помочь вам, то посторонитесь, но отнюдь не далее картечной дистанции. - Размеренно вышагивая по толстому ковру, Сенявин продолжал: - Всегда, господа, вы обязаны употребить все искусство ваше, чтобы схватиться с неприятелем на абордаж и при том не думать, что он вдруг сожжет вас.
Закончив разбор сражения, адмирал пригласил всех к чаю, напомнив, что завтра все должны закончить ремонт.
Сенявинские умельцы голыми руками привели в порядок корабли за два дня. Турецкие корабелы на великолепных верфях залатывали истерзанные корабли Саида-Али целый месяц.
В конце мая на эскадру пожаловали два гостя из Петербурга для переговоров с Портой - французский эмигрант, статский советник Министерства иностранных дел Поццо-ди-Борго, корсиканец и друг детства Наполеона. Даже Чичагов высказался о нем как об "авантюристе, неизвестно откуда появившемся и неизвестно в чьих интересах действующем". Чичагов настаивал поручить миссию переговоров Сенявину. Царь категорически отверг это: "Мне трудно предпочесть Сенявина, когда вы сами признаете его ниже своего поста даже единственно в морском отношении и когда он дал нам убедительные доказательства недостатка логики". Строптивый адмирал дважды отверг царскую "логику", а заодно и чичаговскую и оказался правым на деле…
Вместе с Борго прибыл молодой чиновник Константин Булгаков, сын старинного знакомого Сенявина, бывшего посла в Турции. Его помнил Дмитрий Николаевич еще ребенком и потому принял очень тепло. Булгаков обрадовал адмирала:
- Батюшка вам кланяется и велел передать на словах, что в семье у вас все благополучно, Тереза Ивановна и детки здоровы.
Радостная весть взволновала адмирала. Скоро два года, как покинули родину он и его офицеры. Лишь однажды, с Игнатьевым, получили письма.
Разместив Борго, он привел молодого Булгакова в свою каюту.
- Располагайтесь, Константин Яковлевич, в моих апартаментах.
Булгаков, удивленно озираясь на изящную отделку, смутился: каюта флагмана была намного лучше той, где остановился Борго.
- Сие мой вам подарок, в знак уважения к вашему родителю, - успокоил его адмирал, - и, кроме прочего, пускай вам запомнится пребывание на кораблях русского флота. Когда еще такой случай выпадет.
Пока из каюты переносили его вещи, Сенявин расспрашивал гостя о последних столичных новостях. Он знал, что, еще затевая войну с Турцией, император оглядывался на Наполеона. Теперь военные действия, которые русская армия вела против турок, ограничивали ее возможности противостоять Наполеону. Булгаков поделился подробностями январского сражения у Прейсиш-Эйлау.
- Мне пришлось накануне масленицы быть в театре, когда пришли первые известия о победе Беннигсена, - с увлечением рассказывал он. - Там впервые Бонапарт повстречался с русской армией. Говорили, что его едва не сразили ядра русских пушек. Много там полегло французов, но не менее и наших войск. - Булгаков замолчал, а потом, вспомнив, добавил: - Бонапарт, однако, посчитал себя победителем, но стойкость наших солдат его поразила. Он не терял прежде столько войск и потому мрачно сказал: "Это не сражение, а резня".
Давно уже унесли вещи Сенявина в соседнюю каюту, а он все не уходил, с интересом слушал и расспрашивал гостя.
- Нынче государь должен быть в армии. - Булгаков оживился. - Все надеются, что в этой кампании решится судьба Бонапарта. Для способствования сему государь желает замирение султану предложить, - Булгаков несколько смешался, - впрочем, ваше превосходительство меня извинит. Сие сообщить вам обязанность советника Борго.
Борго, оказывается, уже разыскивал Сенявина, чтобы сообщить о назначении своего визита.
- Государь дал мне полномочия на переговоры с единственной целью - восстановить мир между нами и империей Оттоманской. Суть этих договоренностей - оставить в силе все прежние наши трактаты с Портой. - Борго говорил быстро, временами вскидывая глаза на собеседника, как бы желая удостовериться в действенности своего красноречия. Он был наслышан в Петербурге об искушенности Сенявина в дипломатических вопросах. - Посему всякое предприятие к завоеванию Порты будет нынче противно намерениям его величества.
"Стало быть, - размышлял, слушая советника, адмирал, - отныне паруса долой и становиться на мертвые якоря?"
- Его величество предписывает договориться с турками об их разрыве с Наполеоном.
"Хорош же ты француз, коли печешься против своего отечества. Завтра от тебя можно ждать всякой пакости". Сенявин неприязненно следил за мимикой Борго, а тот бойко продолжал:
- Надобно, ваше превосходительство, безотлагательно направить гонца к турецкому адмиралу, дабы он сообщил султану о наших полномочиях. И еще, - заговорщицки пояснил Борго, - крайне желательно всеми средствами довести до турецкого населения слухи о нашей мирной миссии.
Борго многое сказал и ушел спать, а дипломатией пришлось заниматься адмиралу. До глубокой ночи, изредка усмехаясь, сочинял он послание своему вчерашнему неприятелю:
"Господин адмирал, имею честь довести до сведения, что прибыл уполномоченный сделать Высокой Порте дружественные предложения от имени Его Величества, моего августейшего Государя. - Как бы это похитрее и покороче? - Я уверен, что ваше превосходительство сделает все, что только может способствовать столь желанному сближению. Прошу вас уведомить меня вскорости о ваших намерениях".
Утром Сенявин отправил письмо со шлюпкой.
- Станете на якорь под белым флагом у входа в пролив, - наставлял он Качалова. - Пошлите на берег шлюпку с пленным турком. Ждите два дня ответа. Ежели получите раньше, немедля доставьте ко мне.
Два дня крутился на якорном канате "Шпицберген" и возвратился, не дождавшись ответа.
- Вот вам и турецкие штучки, - сердился Сенявин, - будут беспременно волочить время к своей выгоде.
Советник просил послать напоминание. Спустя неделю пришел ответ Саида-Али.
"Достопочтенный, всемилостивейший командир русского флота Дмитрий Сенявин, кланяюсь вам и спрашиваю о состоянии вашего здоровья, - льстил капудан-паша. - Первое ваше почтенное письмо мною получено. Я нашел нужным препроводить его к моему священному правительству… Я не премину сообщить вам ответ, который я ожидаю по этому случаю".
Борго удовлетворенно потирал руки: "Главное сделано, письмо у султана". Сенявин же, вспомнив миссию Дукворта, недовольно проговорил:
- Я имею достаточно опыта, знаю, как турки ловко научены тянуть время на свою пользу.
Статский советник на несколько мгновений задумался:
- В таком случае направим к Саиду-Али официальное лицо, желательно вашего офицера. Я адресую послание великому визирю с предложением министра иностранных дел Будберга. Пускай этот офицер направится в Константинополь и лично вручит письмо визирю или рейс-эфенди.
С письмом к Саиду-Али отправился лейтенант Скандраков. Провожая его, адмирал предупредил:
- По пути приглядывайтесь: корабли турецкие в каком состоянии, служителей посмотрите. Мнится мне, что пустая это затея. Турки на мир не пойдут.
Не дожидаясь возвращения Скандракова, Сенявин собрал командиров. Вначале сообщил о переговорах с турками, поделился сомнениями в пользе мирных усилий.
- На анатолийском берегу заметно оживление в турецких войсках. Подвозят припасы и пушки. Капудан-паша хитрит, но, покуда мы флот его не изничтожим, нам покоя не видать. Обстоятельства обязывают нас дать ему решительное сражение. В чем суть его.
Сенявин не спеша ходил по кают-компании, на переборках висели схемы построения кораблей, вычерченные писарями по его наброскам.
- Первое - сбить флагманов неприятельских. - Адмирал подошел к крайней схеме: - Каждого флагмана атаковать двумя - "Рафаилу" с "Сильным", "Селафаилу" с "Уриилом" и "Мощному" с "Ярославом".
Командиры переглядывались. Выходит, что атаковать придется парами. Такое они слышали впервые. Рожнов, воспользовавшись паузой, встал. Сенявин кивнул - спрашивайте, мол.
- Нападать парами с двух бортов или с одного?
Адмирал ответил с ходу:
- Бить с одного борта. Так будет сразу вдвойне перевес в пушках. Стрелять, только пришедши на картечный выстрел. И еще. Не забывайте: с кем начали сражение, с тем и кончать потребно. Потоплением или взятием неприятеля.
По традиции командиры остались обедать у флагмана. Во время обеда послышалась вдруг пушечная стрельба с анатолийского берега.
Все вышли на шканцы. Яркое солнце высвечивало вдали в зеленых кущах азиатский берег. Кое-где по нему плыли серые облачка дыма от пушечных выстрелов.
Малеев спустился с марса, недоуменно пожал плечами:
- Турки палят холостыми, видимо, по какому-то случаю.
Вечером возвратился Скандраков.
- В Константинополе перемена власти, - сообщил он, передавая письмо от Саида-Али. - Селима свергли и, кажется, умертвили. Вместо него правит страной Мустафа IV. Турки пальбу устроили по этому поводу на кораблях и на берегу.
Сенявин пригласил Борго и зачитал ему письмо Саида-Али. Тот сообщал, что ответа от султана еще не получил. Тому причина - перемена власти. "Новый государь, - писал он, - слишком занят, и было бы некстати отправлять теперь к нему вашего офицера".
- Корабли Саида-Али стоят на выходе из пролива, - доложил Скандраков, - пробоин и у них не видать, заделали, рангоут новешенек. Кое-где обтягивают паруса. Видел: несколько фелюг с ядрами подходили к кораблям на рейде.
Отпустив лейтенанта, Сенявин задумался. Вчера пришел рескрипт от Александра. Он предписывал способствовать Борго в переговорах и стараться не конфликтовать с турками. Однако, как это часто бывало и прежде, царь писал "и вашим и нашим". В конце рескрипта он развязывал руки адмиралу: "Я буду ожидать донесений ваших о успехе подвигов ваших противу Порты, не сомневаясь нимало, что благоразумные предприятия ваши увенчаны будут совершенным успехом и что тем подадите мне новый случай изъявить вам признательность мою". Сенявин показал рескрипт Борго.
- Государь повелевает мне действовать по усмотрению. Не сегодня завтра Саид-Али выйдет из пролива, а мы его опять упустим.
Борго пожал плечами: "Моя миссия уговаривать султана словом, ваше дело принудить его пушками к тому же". Он решил еще раз послать офицера и написал рейс-эфенди, напомнил ему о помощи Турции со стороны России, когда Наполеон напал на Египет. Намекнул на тяжелые потери французов под Пултуском и Прейсиш-Эйлау, на слабость их положения в Далмации.
Ответа от султана советник так и не дождался. И это было немудрено. Ловкий ставленник Наполеона Себастиани каждодневно пел Мустафе о Франции, верном союзнике блистательной Порты. Легко и щедро раздавал он обещания султану, отвращая его от мира с Россией.
Находившийся в дозоре у Дарданелл "Шпицберген" донес, что к Галлиполи прибывает множество судов. Сенявин отдал приказ приготовиться к сражению, выслав командирам линию баталии с указанием номеров каждого корабля в строю. Первым шлюпка доставила приказ на "Рафаила", капитану первого ранга Лукину. Дмитрий Александрович пользовался непререкаемым авторитетом у офицеров и матросов. Он был решителен и хладнокровен в бою, прост и непритворен, справедлив, как с офицерами, так и с матросами, в будни и праздники. Особенно ярко эти качества проявились с прибытием на эскадру Сенявина. К тому же подчиненных привлекала и его недюжинная сила русского богатыря. Он без видимых усилий одним пальцем вгонял в дубовую обшивку корабельные гвозди; в шутку вечером на баке одной рукой поднимал за шиворот пару матросов. Схватив в охапку, приподнимал и переносил с борта на борт корабельную пушку. В гостях часто оставлял вместо визитки завязанную узлом кочергу. Однажды, на званом вечере, его попросил об этом какой-то сановник. Под рукой ничего не оказалось, и Лукин вытащил из кармана пятиалтынный, слепил из него чашечку и преподнес сановнику на память…
Собрав офицеров в кают-компании, Лукин зачитал приказ флагмана. Особенно выделил его заключительную часть:
"Как по множеству непредвиденных случайностей невозможно сделать на каждый положительных наставлений, я не распространяю их более; надеюсь, что каждый сын Отечества почтится выполнить долг свой славным образом.
Дмитрий Сенявин".
- Надеюсь, господа, - сочный баритон Лукина зычно рокотал в наступившей тишине, - мы ответим беззаветной храбростью благодетелю нашему Дмитрию Николаевичу, а до нижних чинов прошу довести слова адмирала нашего на вечерней молитве…
Утром 10 июня эскадра стояла на якорях у Тенедоса. Сенявин держал свой флаг на "Твердом". Дозорные корабли со стороны Дарданелл передали: "Турецкая эскадра из десяти линейных кораблей, пяти фрегатов, корветов и бригов снимается с якоря". Сенявин прошел на бак. Прямо в лицо хлестал сильный северный ветер. "Мордотык", - сразу пришло ему на ум. Так испокон звали русские моряки противный ветер. С таким ветром к турку не подступишься.
Адмирал съехал на берег. Вместе с Подейским обошли укрепления вокруг крепости. На стенах заканчивали установку свезенных с кораблей пушек. В крепости оставался батальон солдат и матросов-канониров. Сенявин с Подейским поднялись на крепостную стену, обращенную к морю.
- Саид-Али высадит десант не мешкая после нашего ухода. - Адмирал окинул взглядом рейд. - Здесь останется бриг и два корсарских судна. Старайтесь задержать турок при высадке десанта как можно дольше.
- Видимо, турки будут высаживаться в двух местах, - ответил Подейский, - на нашем прежнем или к северу.
Сенявин согласно кивнул:
- Мы уйдем подалее, за остров Имброс, чтобы полностью выманить Саида-Али от Дарданелл, а затем вернемся и ударим на турка.
Долго не менялся "противник", лишь к вечеру второго дня зашел к востоку. Флагман поднял сигнал: "Эскадре сниматься с якоря, вступить под паруса!"
Все вышло так, как задумал Сенявин. Едва его эскадра скрылась за Имбросом, турецкие корабли бросились к Тенедосу. Обстреляли крепость и пытались высадить десант на севере. Подейский успел перебросить туда батальон егерей и несколько пушек, и десант отбили. На другой день вся турецкая эскадра несколько часов бомбардировала южный берег, куда под прикрытием огня высадились семь тысяч человек. Целые сутки отражал атаки гарнизон, а потом укрылся в крепости.
Турецкие корабли внезапно прекратили огонь, снялись с якоря и спешно ушли на юг. С севера на всех парусах к крепости подошла эскадра Сенявина. Днем раньше Подейский отослал к адмиралу корсарское судно и сообщил, что на исходе порох и ядра.
Снабдив крепость припасами, отогнав и уничтожив десантные суда и шлюпки турок, Сенявин устремился под полными парусами на север. "Главное - успеть отрезать Саида-Али от Дарданелл", - размышлял он, вглядываясь в безбрежный горизонт. Эскадра прошла далеко к северу, обогнула Имброс и в ночь на 19 июня 1807 года повернула к югу. Адмирал не сходил со шканцев, следил за строем кильватерной колонны эскадры, с нетерпением ожидая рассвета. В предрассветной дымке слева едва угадывались гористые контуры острова Лемнос. С каждой минутой они становились зримее. Где-то далеко, за островом, невидимо поднималось к горизонту светило, постепенно наполняя восточный склон небосвода радужным сиянием. Упруго подбоченясь, вздутые паруса, казалось, мирно несли корабли в завораживающей тишине, нарушаемой лишь изредка нечаянным всплеском волны под кормой…
- Прямо на горизонте паруса кораблей! - внезапно крикнули с салинга.
Сенявин быстро взбежал по трапу на ютовую надстройку. В эти минуты первые лучи солнца выпорхнули из-за Лемноса, и небесная синь стала прозрачной. "Один, второй, третий. Против тысячи двухсот пушек турок у меня всего семьсот, ну что же, Саид-Али, потягаемся…"
Через минуту-другую флагман поднял сигнал: "Назначенным кораблям построиться для атаки неприятельских флагманов".
Сенявин посмотрел на грот-стеньгу. Вымпелы вздымались лениво, чуть колеблясь.
"Превосходно, мы находимся на ветре". Он повернулся к Малееву:
- Дмитрий Иванович, распорядитесь живо накрыть чай в кают-компании и не забудьте накормить экипаж.
По кораблю разнеслась трель боцманских дудок. Коки спешно готовили завтрак. Команда надевала чистые рубахи и лучшее платье. Канониры в батарейных палубах откидывали крышки портов, снимали найтовы с орудий, подкатывали их к борту, раскладывали боеприпасы.
После завтрака иеромонах в новой рясе наскоро отслужил обедню.
За это время эскадра перестроилась. Слева выстроились три пары кораблей для удара по флагманам. Впереди всех шел "Рафаил". Чуть отвернув вправо, "Твердый" возглавил отряд для охвата авангарда турецкой эскадры, которая шла двумя колоннами. В первой - десять линейных кораблей, во второй - шесть фрегатов.
Пробило полторы склянки. Сигнальные матросы на всех кораблях доложили:
- Флагман "Твердый" поднял сигнал: "Начать сражение, атаковать неприятеля!"
Вперед вырвался "Твердый". Лукин увидел алый флаг первого флагмана Саида-Али.
- Держать на форштевень! - он показал на "Мессудие".
Справа впереди него и по корме находились младшие флагманы турок.
Первым, не выдержав, открыл огонь по "Рафаилу" стопушечный корабль Саида-Али. "Рафаил" сближался, не отвечая. Его пушки на всех деках были заряжены двойными ядрами. Над верхней палубой засвистели ядра. Один за другим перебило брасы - снасти управления у марселей - грохнула перебитая пополам ядром марса-рея. "Рафаил", чуть замедлив ход, упорно сближался с "Мессудие". Когда до него оставалось не более кабельтова, Лукин скомандовал: "Право руль!" - и через несколько минут с левого борта открылась громада первого флагмана турок.