- Можно провести ППР своими силами во время стоянок. Не такое сейчас время, чтобы ради мелких поломок соваться в завод - есть корабли, которым ППР нужнее, чем нам. Да и "Аскольд" наш может срочно потребоваться… Ты вот, Лобадин, лучше скажи: почему, когда от торпеды уходили, твои машины только сто восемь оборотов на гребной вал дали?
- Прохор Николаевич, - обиделся механик, - больше никак было не выжать. Уголь плох. Пришли в прошлый раз на погрузку поздно, другие корабли все забрали, нам одна пыль осталась.
- Нет, - возразил Рябинин, - не уголь тут, а задиры в цилиндрах виноваты. А значит, и ты виноват как механик.
- Прохор Николаевич…
- Молчи! Почему задиры до сих пор не притерты?
- Так ведь на ходу не станешь их притирать, а тут с моря пришли, уголь погрузили, воды набрали и - снова в море… Когда же тут?
- Надо было не допускать их образования. Значит, плохо подавалась смазка!
- Прохор Николаевич, дело не в том, смазку порт выдает плохую, где быть смазке хорошей!.. Старший лейтенант обозлился:
- Да брось ты мне, Лобадин, на войну-то все сваливать! Я вон вчера спустился к тебе в отсек, рукой до мотылевого подшипника не дотронуться, того и гляди расплавится! Тоже смазка, скажешь, плохая?.. На мотыли другое масло дается - довоенный запас…
Чтобы успокоиться, он открепил чернильницу, поставил на место бронзовый бюст Ленина, разложил по краю стола книги.
- К подъему флага задиры притереть, - сказал строго. - Да заодно проверь, нет ли нагара в золотниковых кранах. Вот и смазка пойдет на цилиндры как надо…
Направляясь к дверям, механик задержался у комингса:
- Прохор Николаевич, ты чего-то пасмурный сегодня. Случилось, наверное, что-нибудь?
Рябинин ответил с дрожью в голосе:
- Не знаю, что и думать. Алешка Найденов, стервец, не явился на борт к походу. Обошлись без него. И не в этом даже дело. А вот узнали сейчас, что он арестован. Послал Пеклеванного на берег - пусть выяснит, что такое?..
Пеклеванный пришел, бросил на стол фуражку:
- Сейчас пленных по улицам гнали. Горные егеря и тирольские стрелки. Идут в строю, равнение держат. Занятное зрелище!
- А и черт с ними, - отмахнулся Рябинин. - У меня сегодня не то место чешется… Рассказывай, что с Найденовым?
Пеклеванный стянул с шеи белое шелковое кашне, смотал его и сунул в карман шинели.
- Скверное дело. Найденов сейчас находится в трибунале как дезертир…
- Что?!
- Так мне сказали. Был задержан, погоны с шинели он спорол, звездочку с шапки снял. Пытался бежать. Сейчас сидит. Наверное, расстреляют.
- А ты? - спросил Рябинин. - Что же ты?
- А я тут при чем? Все и без меня ясно. Пока рыбу ловил, все ничего казалось. А мы его дисциплиной прижали, вот и не понравилось. В бега ударился!
Прохор Николаевич посмотрел на своего помощника. На его гладко выбритое лицо. На его отутюженные брюки. На конец шарфа, торчащий из кармана. "Помощник, - подумал он вдруг с неприязнью. - Что это у него - равнодушие или дурость?"
- Не верю! - сказал он. - Быть такого не может, чтобы Алешка Найденов, и вдруг… Нет, не верю!
- А я верю. И погоны спорол. И бежал…
Артем доложил, что образовавшийся во время шторма ледовый нарост на палубе сколот, обстоятельно рассказал о всех работах, проведенных на корабле со времени поставки на швартовы.
Потом положил перед командиром записку.
- Это надо в приказ по кораблю, - сказал он.
- О чем здесь?
- Я объявляю Мордвинову три наряда вне очереди.
- В чем он провинился? - спросил Рябинин, и его толстые короткие пальцы нервно забарабанили по краю стола. - Ну?..
- Резок. Срывается на грубость. Прохор Николаевич тяжело задумался.
- Что ж я не оправдываю Мордвинова, но я тоже бываю резок. Да и ты не ангел. Это все-таки лучше, чем мямлить, как это делает Векшин.
- Вам простительна резкость, - ответил Пеклеванный. - Вы командир патрульного судна, которое воюет.
- Ну и тем более непростительно. И я, уж если перекипит во мне, стараюсь сорвать злобу на ком-нибудь из домашних. Только не на тех, с кем служу.
- Хорошо, что у вас есть домашние, - обдуманно пошутил Пеклеванный, желая вслед за этим спросить о том, какие имеются вести от Ирины Павловны, и таким образом смягчить командира.
Но старший лейтенант неожиданно для Артема перевел эту шутку на прежнюю тему.
- Да, - сказал он, - вот у Мордвинова нету домашних. Он сирота, я взял его перед войной на траулер из детдома… А ты никогда не задумывался, лейтенант, что Мордвинов бывает груб только с тобой?
- Я не замечал этого, - вдруг смутился Пеклеванный. - Насколько я вижу, Мордвинов… как бы вам это сказать?.. Он… Бегло прочитав записку Артема, Рябинин прервал его:
- Ну так вот что, помощник: это в приказ я не подпишу. В ваши отношения вторглась личная неприязнь одного к другому. И если Мордвинов позволяет себе грубо разговаривать только с тобой, то ты, помощник, уже готов отправить его на гауптвахту.
- Я не совсем хорошо понимаю вас.
- Не-е-ет, ты хорошо понимаешь меня! И брось, лейтенант, притворяться, что не понимаешь! Я старше тебя, плаваю больше, людей знаю лучше - меня провести трудно. И я вижу, что Мордвинов любит Китежеву, это из него никакими нарядами не вышибешь, а ты… Впрочем, ты, может быть, и не любишь ее…
Рябинин помолчал немного и закончил:
- Надо, помощник, уважать в человеке все человеческое. Жалеть людей необязательно, а вот уважать их - нужно и должно!
Разорвал записку, бросил лоскутья бумаги в корзину. Сказал уже другим тоном:
- Мне кажется, Артем Аркадьевич, завтра ясная погода будет - может, начнем с утра красить палубу?..
Дверь раскрылась, и в нее с размаху влетел Сережка: шинель расстегнута, шапка на затылке, тельняшка не прикрыта матросским галстуком.
- А я думал - тебя нет! - крикнул он.
- Кру-гом! - скомандовал ему отец. - И появишься здесь, когда приведешь себя в порядок. Притом, кроме меня, здесь находится еще один офицер…
Через минуту Сережка постучал в дверь, уже одетый по форме, приветствовал Пеклеванного:
- Здравия желаю, товарищ лейтенант!
- Вот сразу бы так, - сказал ему отец, и, когда помощник ушел, Сережка положил на стол газету:
- Читай!..
Рябинин вначале не понял, что читать, и пробежал глазами сводку: шли ожесточенные бои на подступах к Кривому Рогу, в районе Корсунь-Шевченковский попали в "котел" и теперь "варились" в нем десять отборных немецких дивизий.
- Да не здесь! - сказал сын. - Ты вот это прочти…
И старший лейтенант прочел:
"Торпедными катерами Северного флота потоплены два транспорта, миноносец, сторожевой корабль и самоходная баржа противника…"
- Ну и прочел, так что?
- Как что? Ведь это я… это мы!.. Наш катер потопил один из пяти кораблей…
- Молодец! - коротко похвалил его Рябинин и, как-то неловко притянув к себе, поцеловал. Но, отпустив сына, снова сделался по-обычному суховатым и сдержанным. - Ну, как живешь? - только и спросил всего.
- Хорошо! - отозвался сын. - Изучаю морское дело, управление катером, стреляю из пулемета. Пока, правда, по мишеням. Вот жаль, Никольский лежит в госпитале, а то бы сейчас я уже умел водить катер как настоящий боцман. Подал заявление в комсомол.
- Нескромно.
- Что? - переспросил Сережка.
- Нескромно, говорю, - повторил Рябинин. - Побывал в одном бою, вынес штаны сухими и уже, наверное, считаешь себя героем.
- А мне уже предложили…
- Кто?
- Комсорг катера.
- Значит, ты сделал что-то такое, что дает тебе право быть комсомольцем.
- Да ничего я не сделал! Стоял, как дурак, и держал пулеметную ленту.
- А-а, вот видишь, держал ленту! Значит, все-таки что-то делал?
- Так это и любой может, у кого есть руки.
- Ну, это, положим, ты ерунду говоришь. Я знал матроса, который в открытом море боялся бачок с кашей по палубе пронести, не то что пулеметную ленту держать. А ты, очевидно, не дураком стоял… Только разве расскажешь! Вот принес газету, под нос сунул: "Читай, батька!" Весь в меня пошел, каждое слово щипцами тянуть нужно…
Обиженно махнув рукой, Прохор Николаевич достал банку с табаком, стал набивать свою трубку.
- Надо бы дома в аквариуме воду менять почаще, - сказал он совсем о другом. - Мать вернется из экспедиции, а рыбы вверх животами плавают. Вот влетит нам тогда!..
В дверь неожиданно постучали. Вошел Вахтанг Беридзе. От его шинели пахнуло морской сыростью.
- А я вот забежал на огонек в иллюминаторе, - весело сказал он, размашисто ставя на стол бутылку. - Уыпьем уодки, как говорят наши доблестные союзники. Вах!..
- Ну что ж, давай будэм водка пыть, - передразнил его Рябинин. - Только по какому же это поводу?
- А без повода вы и пить не будете?
- Нет, не желаем. Грешно.
- Ну, так радуйтесь, черти, сегодня есть повод. Шхуна экспедиции благополучно пришла в район изысканий!
- А ты откуда знаешь?
- Был на радиоузле. - Вахтанг порылся в карманах, достал листок бумаги. - Читай, Сережка, что мать пишет!..
В первой части радиограммы Ирина Павловна сообщала, какие высокоарктические организмы выловлены, о том, что встречается много беспозвоночных и что некоторые виды рыбных особей обнаружены впервые.
Заканчивалась радиограмма так:
"Готовимся приступить к кольцеванию. Встречаются плавающие льды. Ветер до семи баллов. Состояние экипажа хорошее. Больных нет. Начальник экспедиции - Рябинина, шкипер судна - Сорокоумов…"
- Ну, ладно, выпьем за экспедицию, - сказал Вахтанг.
- Выпьем, - согласился Рябинин. А мне можно? - спросил Сережка.
- Вы ко мне? Пожалуйста…
Рябинин посмотрел на военного прокурора. Вид очень интеллигентный. Виски у него седые, на носу пенсне. "Хорошо, что не молокосос, - решил Прохор Николаевич, - пожилой человек, скорее поймет…"
Играя тонко очиненным карандашиком, прокурор торопливо выслушал Рябинина и ответил так:
- Видите ли, товарищ старший лейтенант, ваше адвокатство здесь попросту неуместно. Состав преступления для нас уже определился. Что бы там ни молол обвиняемый, но факты говорят против него, и он уже не сможет доказать свое алиби, как бы ни старался я это сделать…
- Извините, - вмешался Рябинин, - я насчет алиби ничего не скажу, потому как и слов таких не знаю. А вот парня этого знаю хорошо. Да и кому же знать его? Выходит, что вы лучше моего знаете, если говорите о нем так уверенно? Или же я, его командир, выходит, все эти годы ошибался в нем? Как змею на груди своей согревал?
- Ох, - вздохнул прокурор и отбросил от себя карандаш. - Вы думаете, что этот…
- Найденов, - хмуро подсказал Рябинин.
- Так вот, этот ваш Найденов скажет нам правду? Ну, допустим, что опоздал на корабль. А зачем же погоны спорол? Почему хотел бежать из-под ареста?
- Бежал… - сказал Рябинин. - Значит, на корабль хотел. Что ему здесь у вас делать-то?
- Знаем мы эти штучки, - ответил прокурор.
- Ладно. - Рябинин встал, застегнул шинель. - Скажите хоть, что ожидает моего матроса?
- В лучшем случае - штрафной батальон.
- А в худшем? - спросил командир "Аскольда".
Прокурор пожал плечами, Рябинин вышел в коридор, прижал к глазу кулачище, словно хотел втиснуть обратно в глаз одинокую слезу. "Сволочь!" - сказал он. - Что ты знаешь об этом парне?.." Старший лейтенант снова вернулся в кабинет прокурора.
- Слушай, начальник, - сказал он. - Мне бы повидать его надобно… Может, пустишь?
Пораженный таким обращением, прокурор разрешил свидание. Рябинина провели в камеру-одиночку, где сидел в ожидании приговора аскольдовец. Увидев командира, Найденов как-то скривился и вдруг расплакался - так страшно и так горько, что Рябинину поначалу пришлось утешать его:
- Ну ладно, ладно. Будет тебе, дурак…
- Прохор Николаевич, - сквозь слезы оправдывался матрос, - не виноват я… Опоздал, это верно… Но судить-то меня за что? Или я уж такой…
- Я не прокурор, а командир твой, - сказал Рябинин. - Ты мне обо всем, как на духу, поведай. Наверное, у какой-нибудь юбки застрял в тот вечер, когда мы без тебя ушли?
- Верно. Прозевал время. И… выпил еще перед этим.
- А когда ты с ней познакомился?
- Недавно, товарищ командир. Когда первый раз форму надел. Вот тогда и познакомился. Она - хорошая…
Рябинин, тяжело вздохнув, присел на лавку, смял в руке свой мясистый подбородок. Что ж, обычная история! Беда всех плавающих. Сидят, сидят на корабле, потом вырвутся на берег, и первая юбка - уже любовь! Даже винить за это нельзя. Моряки - такой уж народ. Они - романтики, все приукрашивают. И так редко они находят себе достойных подруг… Все делается у них как-то впопыхах, поглядывая на часы - как бы не опоздать.
- Ты ее… любишь? - спросил он.
- Очень, товарищ командир. Очень…
Рябинин, размахнувшись, поднес свой кулак к носу Найденова:
- У-у, сукин сын… Так бы вот и дал тебе в рожу! Ты зачем погоны спорол? О том, что бежал, я уж и не спрашиваю. Видать, башка тебе не дорога!
- А как же, товарищ командир. Спорол, потому что стыдно было. "Аскольд" в море, а я тут… Да и боялся к тому же. Вдруг патруль прицепится…
- Дурак! - закончил Рябинин, поднимаясь. - Теперь вот легче, кажись, гвоздь зубами из стенки выдернуть, чем тебя отсюда вытащить! Ведь прокурор-то прав! Дезертир ты или бабник - ему все равно. Корабль ушел на операцию без тебя - значит, преступление тобой уже совершено.
Найденов снова заплакал. Рябинин достал записную книжку и карандаш.
- Адрес, - сказал он. - Девицы этой… Надо ведь что-то делать. Не сидеть же тебе здесь!..
Вечером Рябинин оделся, собираясь идти по указанному адресу. Вместо шинели надел свое старенькое пальто, натянул на уши шапчонку. Ворот кителя выглядывал из-под воротника, и он закрыл его шарфом. Идти пришлось далеко - до Шанхай-города, где в одном из темных переулков едва отыскал нужный дом. "Занес же его черт со своей любовью, - ругалея он по пути. - Тут все ноги поломаешь!"
Дверь открыла тоненькая разряженная девица. Через плечо ее Рябинин успел разглядеть стол, заставленный бутылками, за которым сидели в дым пьяные три английских матроса и пожилой мичман морской авиации, тоже изрядно навеселе.
- Вы ко мне? - спросила девица.
- Нет, очевидно, я ошибся адресом. Мне Дашу Колпакову, - сказал Рябинин.
- Колпакову? А что вам нужно от нее?
- Так это вы?
- Ну, допустим, я…
Они вышли на крыльцо. Черное небо висело над ними.
- Я, - сказал Рябинин, - от Алексея Найденова…
- От какого Найденова? Я не знаю никакого Найденова.
- Ну как же не знаете, - возразил Рябинин. - Он же недавно был у вас.
- Ах, этот! Из склада снабжения… Вы его приятель?
- Нет, от матроса.
- А-а-а… Ну так что ему нужно?
Рябинин кашлянул, раздумывая - стоит ли вообще разговаривать с этой бабой, название которой он уже давно подобрал в своем уме, только не произносил. "И как это Алешка мог ошибиться? Ведь это же типичная дрянь!.."
На крыльцо выкатился мичман.
- Мадам, - сказал он, - чего ему нужно? Или в морду хочет, тыловая крыса?
Девица раскинула руки, вталкивая мичмана обратно:
- Я сейчас приду. Иди к черту… Напьются тут, потом кулаки чешут!
- А я ему в… морррду!
- Иди, иди к союзникам. Нечего тут…
Выпроводив пьяного, она снова повернулась к Рябинину:
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите?
Рябинин смачно шваркнул ей в лицо то самое слово, которое вертелось у него в голове, и, не оборачиваясь, пошел дальше от этого дома. "Вот так и ошибаются", - думал он.
На улице ему встретился патруль, возглавляемый каким-то офицером саперной службы. Рябинин предъявил свои документы и назвал адрес.
- Там притон, - пояснил он. - Вы здесь бродите, берете матросов за то, что у них бескозырка не на то ухо надвинута. А там - притон, люди погоны свои позорят…
Рябинин еще успел на рейсовый катер, и через полчаса уже был в Главной базе. Посмотрел на часы - поздно, но ничего не поделаешь, коли надо. Он уверенно поднялся на второй этаж деревянного коттеджа, уверенно нажал кнопку звонка. За дверью послышался чей-то голос:
- А вот Наденька ножками топ-топ… Наденька сейчас дверь откроет… Ну-ну, не отставай от дедушки!
Дверь открылась. Член Военного совета армии и флота, пожилой адмирал в распахнутом кителе и домашних шлепанцах, держал за руку маленькую девочку в байковых штанишках.
- Дя! - сказала она. - Дя!..
- Да, это дядя, - ответил ей адмирал, пропуская вперед Рябинина. - И этого дядю я, кажется, знаю…
- Командир патрульного судна "Аскольд", - представился Рябинин. - Извините, что я врываюсь к вам так вот, запросто, но у меня к вам неотложное дело. Решается судьба человека, молодого парня, который провинился…
Они прошли в кабинет, и адмирал, застегнув китель, приготовился слушать. "Так… так… так", - подбадривал он Рябинина.
Потом сказал:
- Такое бывает. Со мной в молодости тоже было нечто подобное. Даже хуже! Но оставить матроса без наказания, конечно, нельзя. А то, что вы оказались столь настойчивым в защите своего подчиненного, делает вам честь. Вы ведь лучше знаете товарища Найденова, нежели работники полевой юстиции.
- Вот именно! - обрадовался Рябинин.
На следующий день Найденов явился на корабль. Прохор Николаевич прошел в кубрик, когда матросы ужинали. Командир орудия, счастливый и побледневший от волнения, сидел за столом, хлебал кислые щи из миски. Рябинин приподнял полу своего кителя и похлопал себя по широкому ремню.
- Видал? - сказал он. - По уставу не имею на то права. А вот по-отечески могу штаны с тебя спустить и прописать лозанов! Сейчас поужинай, а потом сходи к боцману, чтобы он тебя оболванил наголо. Завтра на гауптвахту пойдешь. На полную катушку тебя посадим.
- Спасибо, товарищ командир, - ответил Найденов. - И не думайте, что смеюсь. Я правду говорю: спасибо вам за все, что вы сделали!
Рябинин обошел весь кубрик, присматриваясь к порядку, и, ничего больше не говоря, поднялся по трапу. И когда затихли его шаги, все матросы дружно загалдели.
- А все-таки, - был общий приговор, - какой у нас, братцы, замечательный… батька!
И невозможное возможно
Вот это место, где человек, именем которого названо море, сказал своему штурману: "Штурман, поднимите меня и дайте взглянуть в последний раз на этот страшный ледяной мыс…"
- Штурман, - сказала Рябинина, - надо приспустить флаг на траверзе этого мыса.
Она поднялась на мостик, где за штурвалом стоял Антип Денисович.
- Добрый день, мой славный кормчий! Как слушается руля шхуна?
- Как хорошая жена мужа.
Ирина Павловна осмотрелась. Снежный заряд вихрем летел вдоль берега, скрывая черные торжественные скалы мыса Нассау. Океанские волны полого вздымались вдали. Журчала вода под форштевнем. Рангоут шхуны, легкий и тонкострельчатый, прямиком уходил в небо. Верхушки мачт парусов по-прежнему не несли.
- Может, все-таки поставим верхние паруса? - спросила Рябинина. - И пойдем быстрее.