2
Дружины Святослава и Рюрика собирались в Киеве и на его околицах. Конные отряды и санные обозы, что везли припасы для людей и коней, пробивали сюда дорогу по рыхлому снегу, останавливались на постой в отведённых им местах.
Князь Рюрик, шустрый и беспокойный, целыми днями носился на взмокшем коне от одного стана к другому - наводил порядок в войске. Князь Святослав слал грамоты князьям и воеводам, чтобы привлечь к походу как можно больше сил.
С каждым днём прибывали всё новые и новые отряды. Киев и киевская земля выставили всех, кто владел мечом, луком и копьём. Собирал свою дружину и ополчение в Переяславле и Владимир Глебович. Со дня на день ждали прибытия черных клобуков хана Кунтувдея, идущих с Роси. Святослав каждый день писал в Чернигов брату Ярославу, чтобы тот не медлил. Давно тянулась эта напряжённая переписка Святослава с Ярославом, но последний юлил, прямо не отвечал.
Узнав, что Кончак перешёл Ворсклу, Святослав снова послал письмо: "Брат, а помоги мне!" На это Ярослав, который уже получил от Кончака богатые подарки и уверения, что половцы хотят всегда быть в мире и дружбе с черниговским князем, ответил: "Аз есмь послал к ним мужа своего Ольстина Олексича, а не могу на свой муж поехати!"
Горячий, как все Ольговичи, Святослав взорвался, братца на чём свет стоит ругал:
- Проклятущий Ярослав! Он, вишь ли, послал Ольстина с ковуями, обещая ему, что не примет участия в походе, а теперь нам пишет, что не может идти на Кончака потому, что боится, как бы тот не перебил послов, если он пойдёт. Эх, Ярослав, Ярослав! Если б ты не братом единым моим был, послал бы свои полки на Чернигов, чтобы проучить тебя! Выгнал бы я тебя из белокаменных палат черниговских и пустил бы по миру нищим-изгоем!.. Ярослав, Ярослав!..
Итак, один из сильнейших русских князей откололся, поставив под угрозу успех всего похода.
Святослав написал письмо Игорю: "Брат, я с войском выступаю в последнее воскресенье месяца февраля на безбожного Кончака, что стоит за Лубном на Хороле. А сбирай, брат, свои храбрые дружины да иди на помощь мне! Жду тебя под Лубном!" И послал гонцом опытного и разумного гридня Говьяду.
Гонец без промедления помчался в далёкий Новгород-Северский.
Наконец прибыли черные клобуки. Они стали табором вдоль Лыбеди, где под снегом на лугах было много травы для коней, поставили юрты и разожгли костры. По всему Киеву разнёсся из их котлов запах варёной конины.
Хан Кунтувдей проскакал со свитой на Ярославов двор. Боярин Славута, одетый в тёплый кожушок, опоясанный мечом, провёл его в хоромину Святослава.
Кунтувдей внёс с собою густой запах конского пота и горького дыма походных костров. Расстегнув кожух и скинув волчий малахай, склонил в поклоне круглую лысую голову.
- Салам-алейкум, княже!
- Хан, я рад тебя видеть! - поднялся навстречу ему великий князь киевский. - Сколько с тобою всадников?
- Я привёл шесть тысяч всадников, все - молодец к молодцу, быстрые как ветер, смелые, как степные туры!
Святослав не стал скрывать радости. Широким взмахом руки пригласил хана к столу, велел чашнику наполнить кубки дорогим ромейским вином.
3
В четверг 21 февраля гонец Святослава - он мчался напрямик, останавливаясь лишь на считанные минуты, когда менял у посадников коней на свежих, - прискакал в Новгород-Северский.
Стояло серое, туманное утро. Низкие тучи опустились на город и, цепляясь за звонницы стоящих на холмах соборов и за верхушки дубов, плыли под порывами свежего ветра с запада на восток, с земли Полоцкой на землю Половецкую. Гонец нетерпеливо застучал тяжёлым кованым кольцом на воротах крепости. Вратный страж впустил его. Когда стало известно, что Говьяда от Святослава с важной вестью, то несмотря на раннее время провели его в княжеские хоромы. Вскоре туда вошёл князь Игорь.
Говьяда снял шапку, поклонился в пояс.
- На Русь Кончак идёт, княже! Безбожный треклятый Кончак… Уже на Хороле стоит. Князья киевские собрали свою силу и ждут тебя, княже, с дружиною на Суле…
- А князь Ярослав? - быстро спросил Игорь. - Ты заезжал к нему?
Говьяда, стиснув зубы, помедлил и, глядя князю в глаза, глухо промолвил:
- Князь Ярослав повёл дружбу с Кончаком. Подарки получил от него, после чего направил своих посланцев в степь… Да и хворым сказался…
- Значит, не пойдёт он?
- Нет! Не пойдёт.
- Как же Святослав? - воскликнул Игорь. - Не дай Бог одному подниматься на поганых!
- А он уже не один, - ответил Говьяда. - Князь Рюрик, князь Владимир Переяславский, черные клобуки - сила не малая. Да ведь и ты, княже, с братией - все верят - с ними будешь!..
- Поганые - нам общий ворог, и их можно бить только общими силами! - сказал Игорь. - Я немедля соберу боярскую думу, посоветуемся, как нам лучше и скорее собраться и идти до Лубна…
Через час в княжеской гриднице собрались новгородские бояре и лепшие мужи. Их подняли из-за утренней трапезы, а кое-кого из постели. Они усаживались на лавках в кожухах, разглаживали - кто костяным гребнем, а кто просто пятерней - волосы и бороды, зевали, недоуменно переглядывались. Никто не знал, для чего их созвали ни свет ни заря.
Игорь вошёл в гридницу быстро, стремительно. Тысяцкий Рагуил едва поспевал за ним.
Поздоровавшись, князь сразу объявил, почему так рано собрал боярскую думу.
- Кончак с грозной силой стоит на Хороле, думает пока ещё, прикидывает: куда идти - на Киев, Чернигов или Путивль? Святослав и Рюрик зовут нас, бояре, к ним присоединиться, чтобы вместе по половецкой рати ударить. Что будем делать?
Бояре переглянулись, загомонили. С тех, кто только что позёвывал, сон как рукой сняло. Битва предстоит, да ещё какая! Уже давно с Половецкой степи долетают слухи, что Кончак собирает силы несметные для великого похода на Русь. Так вот, значит, собрал-таки! И уже, как оказалось, на Хороле стоит.
Бояре мнутся, но помалкивают, словно в рот воды набрали. Оно, конечно, угроза смертельная. Не дай Бог, повернёт, треклятый, на Северщину - не миновать беды! Но кому хочется в эту зимнюю непогодь расставаться с тёплой хатой, с горячими блинами и брести по снегам черт знает куда, на самый край света? А может, проклятый Кончак повернёт в другую сторону, и бедствие стороною их обойдёт?
Игорь ждёт. Он хорошо знает своих бояр и лепших мужей. Если б половцы стояли на Сейме, они не сидели бы вот так, как сейчас, молча, не переглядывались бы, как сваты на помолвке, когда жених не мил девице, а сразу схватились бы за мечи. А тут…
- Ну что, Рагуил, Жирослав, Черныш, Добротвор? - он нарочито назвал вельможных бояр, которые имели власть над его дружиной и над черными людьми, потому что к их голосам все остальные прислушивались. - Что будем делать? Чего молчите?
Рагуил опустил глаза, давая понять, что он начинать не хочет. Янь с лёгкой улыбкой на румяном лице смотрит то на князя, то на бояр, сидящих под противоположной стеной. Он самый молодой, его не спрашивают, и у него как гора с плеч. А спросят - скажет. Что ему? К его голосу всё одно никто не прислушается. Так пускай старшие сейчас думают!
Жирослав, дебелый, чёрный, длинноносый, тряхнул копной волос.
- Княже, по-птичьему не перелетишь из Новгорода-Северского аж на Сулу, до Лубна или на Хорол. Вот приехал к тебе гонец от Святослава ныне, в четверг, а Святослав в своей грамоте пишет, что выступает из Киева в воскресенье, - так разве можно успеть, княже? Из Киева до Лубна ближе, чем от нас, а мы, говорю, не птицы и ездим на таких же конях, что и киевские князья. Да и подготовиться к походу нужно… В одночасье не собраться…
Он говорил медленно, обстоятельно. Его слова производили на всех сильное впечатление. То, что никому не хотелось идти в поход, никто прямо сказать не смел. Но, оказывается, и не нужно. Разве мы не хотим? Нет, мы хотим помочь киевским князьям, да не можем успеть соединиться с ними. Слишком поздно сообщил Святослав о походе. Сам виноват! Пусть теперь на себя и сетует. Таким был смысл сказанного Жирославом и это большинством думы с одобрением было воспринято.
Игорь же, пока Жирослав говорил и гомонили, поддерживая его, бояре, думал. А хочет ли он сам участвовать в этом походе? В первые минуты, когда прибыл Говьяда с письмом от Святослава, он сгоряча готов был сразу же идти. Ведь такая страшная для всех угроза! Он и сейчас так думает. Но где-то в глубине души шевелилось и другое: до каких это пор он должен быть на побегушках у Святослава? Ему уже тридцать четыре года - зрелый муж, князь. Не захудалого рода! Из Ольговичей! Пора уже думать о своём будущем. Не век же сидеть в окраинном Новгороде-Северском! Есть ещё и Чернигов! Да и Киев тоже есть! Разве он хуже других? Или Бог разумом, воинским опытом или мужеством обделил?
Его мучила эта душевная раздвоенность и он никак не мог решить, к какому берегу пристать. Но разум и совесть взяли верх.
- Собраться мы сможем за день. Значит выступим завтра! - сказал твёрдо, укрепляя прежде всего себя в том, что идти надо, иначе нельзя, и что они успеют. - Святослав дойдёт до Лубна за четыре дня, мы - за шесть… Тяжело будет, но поспеем вовремя! Пойдём прямо поперёк полей к Суле и затем вдоль неё…
- Это верно, что тяжко придётся нам всем, бояре, - поддержал его тысяцкий Рагуил. - Но если захотеть, если так нужно, то соединиться со Святославом успеем. Черных людей скликать не станем, к князьям Всеволоду, Владимиру Рыльскому и Владимиру Путивльскому гонцов посылать не будем, а пойдём с одной нашей дружиной, тогда успеем!
- Вот, сами видите! - воскликнул Игорь. - Да и как же нам не пойти, когда и перед нашими воротами стоит ворог лютый? Когда он может и на нас повернуть? Не кто-нибудь, а наши князья ждут от нас помощи!
Бояре молчали. Ждали, что ещё скажет князь.
А Игорь закончил непреклонно:
- Идите собираться! Завтра поутру выступаем!
Следующее утро выдалось, как и предыдущее, серым, мрачным и морозным. Всё покрылось вокруг скользкой гололедицей. По широкой пойме Десны плыли зимние туманы, закрывая собой и реку, и далёкие боры за ней, и весь белый свет.
Княжеские стяги стояли ровными рядами на широком майдане перед Успенским собором. Кони нетерпеливо мяли копытами рыхлый волглый снег. Тоской изнывали матери и жены, шныряли между воинами ребятишки, ездовые в обозе в последний раз осматривали и получше укладывали поклажу на санях. Непрерывный звон колоколов всех соборов и церквей наполнял сердца гридней и провожающих острой печалью и сердечной болью.
Прощание как всегда тяжело и тревожно.
Игорь попрощался с Ярославной и детьми дома, в замке, и теперь жалел, что не позволил им проводить его сюда, к собору, откуда не раз отправлялись Новгород-северцы в счастливые и несчастливые военные походы.
- Пора! - сказал он тысяцкому.
Тот подал знак - сразу загремели бубны, затрубили трубы, колыхнулись хоругви. Воины в последний раз взглянули на родных, враз заголосивших на всю округу, и тронули коней.
Поход начался. Все ехали молча. Ни песен, как бывало прежде, ни шуток. Игорь тоже молчал. На сердце тяжело, неспокойно. Он положил левую руку с поводом на луку седла, правую засунул за пазуху и так, погрузись в нелёгкие мысли, ехал до самого своего княжеского села - Игорева сельца, как его называли в народе. Ему хотелось хотя бы издалека поглядеть на милые его сердцу виды, на знакомые с детства строения - повети, конюшни, риги, овчарни, загоны, погреба и медуши, на высокий журавль над колодцем, на свой загородный дом, что стоит неподалёку отсюда - в Путивске. Но ничего не увидел: всё накрыл туман. На землю падала морось и тут же замерзала.
- Какой серен! - сказал кто-то рядом.
Игорь не оглянулся, только вздохнул и начал спускаться по склону к Десне. Туман здесь сгущался сильнее. Войско погружалось в него, как в сизое кобылье молоко, растворялось, становилось зыбким, призрачным. Кони скользили, падали, беспокойно ржали. Ряды полков смешались, рассеиваясь. Бояре и лепшие мужи непрерывно перекликались, чтобы хоть как-то сохранить строй и порядок в войске. Под копытами звонко трещал лёд - кто- то попал в топкое место.
Князь распорядился нести впереди отрядов и обозов зажжённые факелы. Но это мало помогало. Уже третий-четвёртый ряд огня факелов не видел.
С большим трудом, медленно, войско перебралось через Десну, одолело её широкую пойму. Все надеялись, что дальше, на берегу, туман рассеется, поредеет. Но сколько ни шли, туман не таял, а гололедица всё усиливалась. Не только молодые воины, но и пожилые, опытные гридни, которые за свою жизнь исходили почитай всю Русь, сейчас не ведали, как и куда двигаться.
Игорь остановил войско, собрал бояр. Все были растеряны, встревожены.
Послышались взволнованные голоса:
- Что тут можно делать дальше? Серен покрыл всю землю - идти никак нельзя… Кони порежут ноги…
- Княже, мы не только не дойдём вовремя до Лубна, но и дороги не найдём до Сулы и людей растеряем, - сказал боярин Черныш, который вёл головной полк. - Я думаю, надо возвращаться домой - только так!
- Возвращаться! Домой! - подхватили бояре.
- А ты как мыслишь, Рагуил? - спросил Игорь.
- Идти и впрямь невозможно, - развёл руками тысяцкий. - И никто не знает, когда и где закончится туман и серен, какого ещё не бывало, княже.
- Значит, возвращаться домой?
- Да!
- Тогда поворачивай все стяги назад. Видит Бог, мы сделали все, что смогли, - сказал Игорь и облегчённо вздохнул.
4
Святослав и Рюрик вели на Кончака двадцать тысяч воинов своих дружин и шесть тысяч черных клобуков. В Переяславле к ним присоединился Владимир Глебович. Шли быстро, прибыли в Лубен двадцать седьмого февраля поздно вечером.
Игоря здесь не было.
- Чёртов сын! - рассердился Святослав. - Заставляет себя ждать!
Славута возразил:
- Далеко, дорога тяжёлая - вот и не успел. Возможно в Кснятине заночевал.
Но и на следующий день ни днём, ни вечером Игорь не появился. Святослав с досадой сказал:
- Ждать не будем! Завтра с рассветом выходим! К Хоролу! Чтобы не прозевать Кончака!.. А Игорь, если придёт, пускай нас догоняет!
В пятницу, первого марта, как только посветлел край неба, русские полки перешли по льду Сулу и двинулись прямо на восток. С юга подул тёплый ветерок. Снег на глазах темнел, впитывал воду. С низких туч накрапывал мелкий дождь. Ехать становилось всё труднее. Но Святослав отдыха не давал. До Хорола тридцать вёрст, а там где- то Кончак! Встретить нужно на подступах к Русской земле, не пустить его через Сулу!
Как и в прошлом походе, на Орели, Владимир Глебович напросился в навороп. Дорогу переяславцам показывал Кузьмище. Среди воинов его сторожи ему особенно пришёлся по душе молодой переяславский гридень Ивашка, с ним вместе он и ехал далеко впереди.
И хотя это был не первый боевой поход Ивашки, но он не мог скрыть тревоги. Всё время оглядывался по сторонам: не видать ли половцев?
Кузьмище посмеивался:
- Да ты, братик, оказывается не храброго десятка. Вертишь головой, будто она у тебя ветряная мельница. И как только тебя жена отпустила?…
Но тут Ивашка вдруг перебил Кузьмищу:
- Половцы!
Кузьмище аж поперхнулся и тоже опасливо завертел головой.
- Где?
- Вон, в долине! Целый обоз! - Ивашка не смог сдержать улыбку.
Кузьмище глянул, куда указал Ивашка. И верно, там двигались десятка два подвод и несколько всадников.
- Да нет, это не половцы, - вздохнул с облегчением старый гридень. - Это, кажись, купеческий обоз… Ну да, конечно они!
Оба придержали коней и подождали, пока обоз приблизится. В едущем впереди всаднике Кузьмище узнал купца Самуила. Обрадованные встречей они соскочили с коней на землю, обнялись.
- Братик дорогой! Вот счастливая встреча! Как живётся-можется? Удалось распродать свои товары? Не ограбили, случаем, поганые? Не встречал Кончака с ордою? - засыпал купца вопросами Кузьмище.
Осунувшийся, усталый от нелёгкой дороги Самуил хмуро ответил:
- Как же! Встречал!
С лица Кузьмищи слетела улыбка.
- Где? Когда?
- Совсем недалече - на Хороле, возле Медвежьей долины. Эту ночь мы оказались вблизи его стойбища…
- Погоди! Дальше не рассказывай - прервал Кузьмище. - Скачем немедля к князю Владимиру Глебовичу - пускай он скорее узнает!
Выслушав сообщение купца, Владимир спросил:
- Сколько же войска у Кончака?
Самуил пожал плечами.
- Трудно сказать, княже. Много! И не счесть! На несколько гонов протянулось его стойбище - от речки аж до леса! А коней - тьма тьмущая!
- Что ещё тебе ведомо?
- От его воинов слух идёт, что везёт близ себя Кончак какого-то басурманина с персианскими луками-катапультами, которые стреляют "живым огнём". А натягивают их пятьдесят воинов. Предназначены эти катапульты для того, чтобы сжигать наши города, на войско страх наводить и ничтожить его… Платит Кончак басурманину золотом и наших девчушек-полонянок на утеху ему даёт без счёту… Но я так думаю, дюже бояться "живого огня" не след. Главное - внезапно напасть! Тогда и басурманин ничего сделать не успеет…
Владимир был немало встревожен услышанным. Но поблагодарил купца искренно.
- Спасибо, Самуил, за важные вести! Поезжай сейчас по моему следу, встретишь великих князей. Расскажи им всё и передай - пусть скорее меня догоняют. А я поспешу к Хоролу, чтобы глаз не спускать с поганых.
До Медвежьей долины дорогу он хорошо знал, поэтому повёл войско прямиком, выслав вперёд усиленную сторожу. Смелый до безрассудства, честолюбивый сверх меры, он горел одним желанием: с ходу ударить по Кончаку, не дожидаясь подхода великих князей.
Каким же сильным было его разочарование, когда сторожа в Медвежьей долине застала только угасающие половецкие костры да свежий конский помет.
Владимир с досадой воскликнул:
- Ушёл! Из-под самого носа сбежал, проклятый!
Воевода Шварн его успокоил:
- И вовсе нет, княже… Просто стойбище сменил, чтобы коням был свежий корм. Не ошибусь думая, что он где-то недалеко, и мы его найдём. А тем временем великие князья подойдут.
- Что ты советуешь?
- Дать людям и коням отдых для обеда. Когда подойдут князья - разом двинемся вслед за погаными. Одним нам зарываться нужды нет. Да и урон потерпеть можем великий.
Владимир согласился. Велел Шварну распорядиться об отдыхе.