Наступило время отправляться в дальний и опасный путь. Игорь сел на коня. Поднял руку.
- Люди и дружина! - прокричал на весь майдан. - До коих пор кровавые сабли поганых будут сносить головы наших людей? До коих пор оратаи наши, выезжая в поле, должны опасливо оглядывать горизонт - не крадутся ли половчане, чтобы забрать у него коня, а самого заарканить и потащить в неволю? До коих пор земля Русская вынуждена жить в страхе, что ненавистная орда прокатится по ней огненным смерчем и спалит всё дотла?… Не пора ли нам поднять свой меч супротив ворога? Настало ныне такое время! Ныне к вам обращаюсь, верная дружина моя, выступаем в землю неведомую, до самого синего Дона! На супостата! Вам хочу чести добыть, а себе славы!
Сотни воинов при этих словах подняли вверх копья и, потрясая ими, прокричали:
- Слава князю Игорю! Слава!
Игорь поклонился горожанам, которые пришли сюда проводить его и воинов в поход.
- Прощайте, люди православные! Пожелайте нам успеха на нашем нелёгком пути! А нам пора! В путь!
Тронул коня и войско двинулось вслед за ним.
Люди отвешивали земные поклоны князю и воинам, плакали, что-то кричали вдогонку… Непрерывно звонили колокола, трубили трубы. Глухо гудела под копытами твёрдая северская земля; за всю весну она ещё не приняла в своё лоно ни капли дождя - установилась невиданная ранее засуха. Вослед воинам долго по степи бежали табунками босоногие мальчишки и девчоночки, провожая отцов и старших братьев.
Но скоро отстали и они, а три стяга княжеской дружины по торному шляху, вздымая пыль, направилась к Путивску, на переправу через Десну.
Когда князь и княгиня приблизились к лесу, далеко позади послышался конский топот. Вслед за войском мчался одинокий всадник. Не замедляя бега коня, он свернул с дороги на обочину, обогнал молодшую и старшую дружины и, лишь когда поравнялся с князем, остановил взмокшего коня.
- Славута! Ты? - воскликнул встревоженно Игорь. - Что случилось?
- Ничего особенного не случилось, княже… - Старый боярин вытер потное лицо, отдышался. - Когда вы уехали, а я один остался, такая тоска вдруг накатилась, что и словами не передать! Разумом понимал - правильно сделал, что остался, чтобы дождаться Святослава и с ним через месяц-полтора идти в степь, а сердце разрывалось от боли и велело догонять тебя… Потому-то я, как отрок, а не седовласый муж, дал волю сердцу - схватил коня и вдогонку за тобой, княже, мой дорогой! Может, для чего и пригожусь в походе: совет ли дам, былину расскажу, песню спою, рану перевяжу, сердца воинам добрым словом приободрю или на битву настрою… Да мало ли что я умею! Ого, сколькому за долгую жизнь научился! А потребуется - и меч свой в ход пущу!.. Сына потерял в бою - может статься, тебя, княже при надобности смогу защитить!.. Вот почему я тут… Не сумел отговорить от похода, так, может, хоть какую пользу и тебе принесу… А Святослав простит старому другу его мальчишеский неразумный поступок!.. А может, и действительно мы вернёмся, пока он соберётся…
Лицо Игоря прояснилось.
- Спасибо, дорогой мой учитель! Спасибо за искренность, за то, что с детства и до зрелых моих лет неизменно любишь меня, за то, что сегодня не оставил меня наедине с моими мыслями, а идёшь, невзирая на годы, в этот поход, чтобы разделить со мною его трудности и радость победы.
Он наклонился с седла и, обняв Славуту за плечи, поцеловал в бледную после болезни щеку.
Вскоре полк спустился по склону горы к Десне, перешёл её по связанным плотам и прямым, наезженным шляхом продолжил путь к Путивлю.
Воины не торопились, ехали медленно, чтобы не запалились и не подбились кони, нагулявшие за зиму лишнего жира. Ехали тихо, без разговоров, шуток и смеха. Каждый углубился в свои мысли, ведь им предстояла не праздничная прогулка…
В четверг, под вечер, Игорь прибыл в Путивль. При радостных возгласах выстроенных на плацу воинов, под весёлый колокольный звон князь и княгиня въехали в город. Их встретили хлебом-солью, а юный счастливый Владимир на радостях чуть было не кинулся матери на шею, но вовремя спохватился и только поцеловал ей и отцу руки. Рядом с ним приветствовал прибывших Владимир Галицкий.
Хотя дорога была утомительной, Ярославна захотела сразу же подняться на крепостную стену, чтобы, как она сказала, окинуть взглядом всю сыновью вотчину - Путивльскую землю - и благословить её.
Отправив детей с няньками в палаты, князья в сопровождении боярина Славуты и Владимирова воеводы Волка по скрипучим ступеням поднялись на южную башню. С неё открывался величественный вид на раздольные долины и овраги, поросшие густыми рощами, на широкие серебристые плёсы Сейма, на бесконечные луга за рекой и тёмно-синие боры на самом горизонте.
В лицо повеяло тёплым ветерком. Пригревало солнце.
Ярославна пришла в восторг:
- О Боже, какое великолепие!
Полноводный Сейм под косыми лучами заходящего за далёкие леса солнца блестел, как чистое золото. Протекал Сейм далеко внизу, и Путивль с его высокими валами и ещё более высокими заборолами, казалось, плывёт по этому струящемуся золоту, как гигантский сказочный корабль.
Ярославна не впервые была в Путивле, но никак не могла налюбоваться красотой, каждый раз по-новому открывающейся ей. Глаза её вновь и вновь находили что-то необычное, волшебное, и от этого прерывалось дыхание, а из уст вырывалось восхищённо:
- Ой, мамочка родная, какая красота!
А вокруг действительно всё было славно. Красовалась ранняя весна. Нежной зеленью покрылись горы и долы. На востоке, на высоких холмах среди леса, блестели золочёные кресты монастыря, на западе острым шпилем возвышалась Перунова гора, где, как говорят, похоронен прадавний северский князь Путин, который и срубил этот город; за Сеймом темнели неоглядные боры, а внизу, под горой, синел широкий плёс, прозванный Братом и Сестрицей, потому что там когда-то, спасаясь от половцев, утонули брат и сестра…
- Как красиво вокруг! Какая прекрасная дунай-река! - радостно воскликнула Ярославна.
- Не Дунай, а Сейм, княгинюшка, - поправил Игорь.
Но Ярославна возразила:
- Дунай… У нас в Галичине каждую речку называют дунаем. Даже в песнях про это поётся:
Тихо-тихо дунай воду несе,
а ще тихше д i вка косу чеше…
Игорь спорить не стал и сразу согласился:
- Пускай так и будет. - И обратился к сыну: - Твой полк уже готов к походу, княже?
Владимир радостно зарделся от отцового торжественного обращения - "княже".
- Готов, отче, - уважительно склонил голову сын. - Четыре стяга гридней, кроме путивльской заступной дружины, что остаётся дома, да шесть сотен черных людей, собранных со всей волости. Все хорошо вооружены. У каждого - щит, меч, копье, лук с сотней стрел, засапожный нож… По два коня - верховой и сумный.
Владимир и далее расхваливал бы свой полк, но Игорь перебил его:
- А что слышно от Святослава Рыльского?
- Гонец от князя передал, что Святослав, как и договорились, будет ждать нас на Пеле.
- Это хорошо… А Ярослав Черниговский прибыл уже?
- Князя Ярослава нет.
- То есть… Как это нет? - не поверил Игорь, меняясь в лице. - Должен бы уже быть здесь!
- Его не будет, отче, - опустил ясно-голубые, как у матери глаза Владимир. Смутился так, будто он повинен в том, что Ярослав не прибыл. - Но прислал тысячу ковуев с Ольстином Олексичем. С ним же передал, что сам прибыть не может, заболел…
- Заболел, заболел! - воскликнул сердито Игорь. - Знаю я его болезнь! Хитрый лис! Ещё ни в один поход на половцев не ходил! Неспроста Святослав, хотя и родной брат, его недолюбливает! Ишь, заболел!.. Плут! Трус чёртов!.. Обещал сам привести или прислать дружину в четыре или пять тысяч воинов, а лишь ковуев прислал…
Он не смог скрыть свою досаду и тревогу.
Славута тихо сказал:
- Игорь, а может, откажешься от похода? Ведь не собралось столько сил, как ты рассчитывал. Зато, если присоединишь свои полки к полкам Святослава, то будет ощутимая помощь князьям киевским, а половцам - урон великий!
Игорь распалился.
- Ты снова за своё, боярин! Должно, и догонял меня для того, чтобы при удобном случае повернуть мою рать назад? Так знай же - ничто и никто не остановит меня вернуться домой бесславно! Поход будет, хотя бы все силы земные и небесные ополчились против меня!
Славута умолк. Видел: не переубедить ему Игоря. Что ж, пусть идёт. Бывало, что и с меньшими силами князья ходили на половцев и возвращались с победой.
Солнце приблизилось к горизонту. С лугов потянуло прохладой. Игорь накинул на плечи княгине тёплый шерстяной платок и начал спускаться вниз.
Наступал погожий звёздный вечер. Путивль долго не ложился спать: в таборе, где остановилось на ночлег Игорево войско, горели огни, фыркали кони, перекликалась сторожа, по хатам и хижинам слышались голоса, в садочках шептались девчата со своими любимыми, которые утром уйдут в поход. В левадах распевали соловьи.
А в княжеских палатах, в украшенной зелёными ветвями гриднице князь Владимир устроил прощальное пиршество для князя с княгиней и воевод.
Не поскупился юный князь! На оловянных и глиняных блюдах, в серебряных и деревянных мисках лежали горы жареной рыбы и птицы, свинины и говядины, копчёное мясо диких кабанов и оленей, а также ржаной и пшеничный хлеб. Между ними стояли чаши с огурчиками, капустой и клюквой. В макитерках млели налистники - блинчики с творогом, в широких чашах блестели пухлые золотистые пампушки, смазанные маслом с толчёным чесноком. Надо всем этим изобилием возвышались высокие кувшинчики, жбаны, бочонки со сладким грушевым узваром, холодным пивом и свежим берёзовым соком.
Прославляли князя Игоря, княгиню Ярославну, князя Владимира Игоревича. Прославляли воевод и войско. Желали друг другу удачи в походе, победы над погаными.
Гридница шумела, веселилась, пела. Рожечники и гусляры заиграли танец, им стали вторить бубны. Из-за стола выскочил Янь Рагуилович, колесом прошёлся по сосновым доскам пола, а затем отбарабанил подкованными каблуками такие дрибадушки, что пыль взвилась столбом; взмахивая руками, прищёлкивая языком, подсвистывая, припевал:
Ой цур та ще пек
i з його б i дищем!
Ой бив мене муж
та й в i д бочки днищем!
Ой бив, волочив,
у калюки намочив. -
"Лежи тут, лежи тут,
поки п i ду найду прут!"
Поки прута найшов,
то й одсердився, над!
мною, молодою,
змилосердивоя!
Все хлопали в ладони, подбадривая его, а он высоко нёс взлохмаченную в танце голову, прищуривал задорные глаза, сверкал белыми зубами и, кружась в бесшабашной пляске, приговаривал дальше:
Ой кр i п, та ромен, ще й петрушечка…
Кучерявий I ван - моя душечка!
Кучерявий I ван на капусту орав,
а мене, молоду поганяти найняв.Ой I ване, м i й Яне,
моё серденько въяне!
Ой чи въяне чи не въяне -
поцелуй мене, Яне!
Он танцевал бы и далее, но Рагуил махнул рожечникам, чтобы перестали играть, а на сына нашумел:
- Хватит тебе, баламут! Ишь, поднял пылюку - аж дух забивает! Ты не один тут - дай людям повеселиться и самим попеть! Среди нас сегодня соловей-Славута. Всем хочется его послушать. Да и князюшко наш с княгиней могут каблуками отбивать в танце не хуже тебя…
Вытирая с лица обильный пот, Янь в завершение лихо топнул ногой и сел на лавку. А кругом закричали:
- Княже, к танцу! Княгиня, ударь-ка каблучками!
Ярославна глянула на Игоря, улыбнулась, повела бровью, будто спрашивала: как тут быть? Игорь развёл руками, поморщился.
- Друзья мои, Янь тут танцевал и прыгал здорово. Вряд ли кто прыгнет выше и станцует лучше. Да и то, что пристало Яню, пожалуй не пристало князю!
- Пристало! Пристало! Танец каждому к лицу! - загудели, зашумели вокруг.
Игорь пожал плечами, поднялся и подал княгине руку. Они вышли из-за стола и гусляры с рожечниками начали тихо и плавно, торжественно песню про гридня. Князь с княгиней плавно закружились в небыстром, грациозном танце.
И тут к музыкантам присоединился тихий голос Славуты:
По-над долом, долом,
та й пшениченька с льоном,
а поп i д горою -
комиш i з травою.Ой там гридень ходить -
коня в руках водить,
траву прогортае -
водиц i шукае…
Все замерли, охваченные очарованием песни, музыки и танца, забыли обо всем и смотрели, как ладно танцуют князь с княгиней.
Красивая это была пара! Игорь - сильный, стройный, кареглазый, с густым румянцем на загорелом лице, бережно придерживал Ярославну за стан и неотрывно смотрел в её большие голубые глаза. А она - в белом платье с широкими рукавами, положила руки ему на плечи, слегка склонила голову набок так, что коса упала ей на грудь, и, как лебёдушка, плыла перед ним, тоже не отрывая взгляда от своего лада.
Оба были задумчивы и грустны: мысленно прощались перед далёкой и опасной дорогой, которая завтра утром ждала князя и его воинов. Вернётся ли он к ней? Будут ли они снова вместе?
Долго в гриднице Владимира стояли шум и гам, распевались песни, велись неторопливые беседы. Долго ещё гости пили, ели и снова пили, пока Игорь не прикрыл свой кубок рукой, когда чашник хотел его наполнить. Никто этого не заметил, кроме Славуты. Старый певец недаром всю жизнь провёл рядом с князьями - хорошо изучил каждый княжеский жест, каждый взгляд. И теперь сразу понял, что Игорь хочет остановить, закончить пиршество, так как сам устал и княгиня устала, да и юный князь Владимир сидел истомлённый, грустный. Славута отложил в сторону гусли, поднялся и громко сказал:
- Братья, пора и честь знать! Воздадим князю Владимиру искреннюю благодарность за хлеб, за соль, за мёд и пиво, за усладу и веселье да на прощанье споем ему песню.
И он широко раскинул руки, призывая всех присоединиться к его голосу:
Ой м i сяцю-князю, чого зажурився,
чого засмутився?
Чи орда напала та полон забрала,
чи к i нь притомився,
чи к i нь притомився?Орда не напала й полону не брала,
i к i нь не стомився, -
я в чистому п o л i, у чистому п o л i
з д i вчиною стр i вся,
з д i вчиною стр i вся…
Все встали, и гром сильных голосов сотряс стены, всколыхнул потолок, вырвался сквозь открытые двери на волю; громкое эхо покатилось с горы вдоль широкой долины Сейма:
Я в чистому пол i, у чистому пол i
з д i вчиною стр i вся,
3 д i вчиною стр i вся…
Юный Владимир стоял смущённый и счастливый. Это же он месяц-князь! Это же про него поют все! Мог ли он чувствовать, мог ли ведать, какой пророческой станет для него эта прекрасная песня Славуты?!
2
Тревожным и печальным был прощальный вечер в Вербовке. Все мужчины и отроки, кто только мог владеть оружием, шли в княжье войско. Поскольку дорога на восток, в Половецкую степь, вела мимо их села, воевода позволил им переночевать эту ночь дома, а рано-рано поутру всем вместе ждать на дороге князей - Игоря и Владимира.
Ждан договорился с братом Иваном провести этот вечер вместе. Как только смерклось, пошли к нему. Мать и Любава взяли с собой зажаренную ими дрофу, пойманную накануне Жданом в силок, десяток ржаных пирожков с сушёными грибами да глечик хмельного берёзового сока, что успел перебродить.
Варя тоже приготовила к столу все, что имела. Длинная зима съела запасы, потому и тут было не густо: какой-то тёмный, едва пропечённый корж, чугунок рыбной ухи, миска гречневой размазни да кувшин узвару из кислиц, груш и калины. Но и это казалось им пиршеством.
Когда сели к столу, Иван, как старший и хозяин хаты, разлил всем в кружечки берёзовый сок, а в маленький чугунок положил несколько ложек размазни и поставил в красный угол - домовикам.
Перекрестив стол и еду на нём, сказал:
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа!.. Чтобы всем нам собраться снова после похода да отгулять вашу, Ждан и Любава, свадьбу! А то - как же оно? Уже и поминки справили по дедусе Любавы, и все посты прошли, а вы всё чего-то ждёте… Все соседи уже спрашивают, когда же?
Ждан печально улыбнулся.
- Всем не терпится?… Вот вернусь из похода - поженимся… Недолго осталось… Правда, Любава?
Девушка зарделась. На глазах у неё навернулись слезы. Ей стало страшно от одной мысли - вдруг Ждан не вернётся. Куда ей тогда деваться? У кого приютиться?
- Правда, Жданко, - промолвила тихо. - Я так стану тебя ждать! Возвращайся поскорей! Ведь без тебя…
В её последних словах прозвучала такая безысходная тоска, что душу у Ждана сковал ледяной холод. А ну как он не вернётся? Что ей здесь в Вербовке, среди чужих для неё людей, делать?
Видимо все подумали то же самое, и над столом повисла гнетущая тишина. Потом все вместе принялись за еду.
Маленький Жданчик быстро насытился и принялся шалить: то толкнёт Настуню ложкой под бочок - и та от обиды заплачет, то потянет кота за хвост - и тот дико заверещит на всю хату, то рогачом ткнёт в угол за печь, где в старом решете сидит квочка…
- Вот как возьму веник! - прикрикнула на него мать и шлёпнула ладонью по спине.
Жданчик захныкал, исподлобья поглядывая на взрослых и искренне не понимая, почему вдруг мама на него рассердилась. Потом прильнул к стрыю.
Ждан приласкал его, посадил к себе на колени.
- Не нужно шалить, Жданчик, а не то услышит злой баба-ага и заберёт тебя в кожаный мешок и повезёт за тридевять земель… Аж в половецкие степи!
Глазки у малыша заблестели: послышались слова из сказок, которых так много знал стрый.
- А кто такая баба-яга? - спросил племянник, сразу переиначив непонятное ему слово "баба-ага" на знакомое - баба-яга.
- Не баба-яга, а баба-ага, - поправил его Ждан, улыбаясь сообразительности мальчика.
- Расскажи, стрый, расскажи сказочку про бабу-ягу! - стал просить Жданчик.