- Это наш князь! Не убивай его! - и, сбитый копытами половецкого жеребца, тяжело упал навзничь в траву.
Половчанин наконец его понял, опустил лук и схватил аркан, что висел у него на боку. Не успел Игорь соскочить с Воронца, как тонкая петля затянулась вокруг тела, вырвала из седла и сбросила в истоптанный бурьян.
Все! Конец! Смерть!
Из раны на руке вновь хлынула кровь, в глазах потемнело.
Потом он почувствовал, как на плечо легла чья- то тяжёлая рука. Его подняли и поставили на ноги. Как из тумана выплыло широкое, тёмное лицо с кустистыми, сросшимися над переносицей бровями. Узкие хищные глаза блестели взволнованно и радостно.
- Кинязь Игор?
- Ты кто? - спросил Игорь, ещё не полностью осознавая, что произошло.
- Я Чилбук из рода Тарголовичей… Теперь ты мой полонянник, кинязь! - И он засапожным ножом ловко срезал с пояса, украшенного серебром и самоцветами, княжеский меч. - Поезжай за мной. Ты уже кончил воевать!
Игоря окружили родичи Чилбука, радостно загалдели, как гуси, и помчались с поля боя к ближайшему лесу, стараясь поскорее выбраться из лавины своих одноплеменников, которые клином вливались в разорванную оборону русичей вместо ковуев.
Из русского стана им наперерез мчался всадник. До Игоря донёсся его отчаянный крик:
- Княже, княже!
Чилбук поднял лук, хищно оскалил зубы. Нет, он никому не отдаст князя - такую дорогую добычу!.. Ещё мгновение - и стрела пронзит грудь скачущему!
Ещё миг…
Но Игорь успел предупредить:
- Не стреляй, Чилбук! Это мой лекарь!
Тот опустил лук.
- Он тоже хочет сдаться мне в полон?
- Он торопится, чтобы лечить меня.
Славута приблизился, со слезами на глазах обнял князя.
- Игорь, ты ещё раз ранен? Нет? Слава Богу! А повязка опять в крови, начала сползать… Вот я наложу сейчас новую!..
Чилбук отвёл Игоря в безопасное место, на вершину холма, откуда было видно всё поле боя, дал кумыса напиться. Славута заново перевязал князю руку.
Сюда же люди Чилбука привели Яня, Ждана и Михалка Гюрговича, приставили к ним стражу.
Все были в отчаянии, смертельно угнетены. Янь кусал губы и плакал, как ребёнок. Ждан осунулся. Сидел, безучастно уставясь в землю. А у Игоря ни кровинки в лице не осталось. Он пылающим взглядом смотрел туда, где изнемогали, исходили кровью его полки.
После бегства ковуев половцы быстро рассекли русское войско надвое. Всеволода теснили к большому озеру, надеясь добить его дружины там.
А Владимира, Святослава и Рагуила, воины которых совсем изнемогли от жажды и усталости, припирали к крутым берегам Каялы. Возле озера гибли под саблями и окружённые ковуи. Недалеко же им удалось убежать! Две или три сотни бросились вплавь, пытаясь достичь противоположного берега, но измученные, едва живые кони, напившись воды без меры, быстро потонули, затянув за собой и всадников.
- Боже, что делается! - прошептал Игорь. - Всё пропало! Всё погибло!
Половцы наседали на русичей, как саранча, и расстреливали их из луков. Воины падали один за другим, устилая землю трупами. Те, кто прорвался до Каялы, с высоких круч видели внизу воду, но напиться не могли - речка протекала в глубоком ущелье. Отдельных смельчаков, которые спускались вниз, поражали стрелы половцев, стоявших на противоположном склоне.
К полудню с этими полками было покончено. Полонённых половцы связывали, тяжело раненных добивали, а с мёртвых сдирали оружие, одежду, обувь.
Держался ещё Всеволод со своими трубчевцами и курянами. Игорь хорошо видел, как он прорубался сквозь половецкий заслон к Каяле, перешёл её, ринулся к озеру, голубеющему вдали, и там, идя вдоль берега, отбивался от врага.
Часть его воинов пустилась вплавь, как и ковуи, к другому берегу, но и они не доплыли и до середины - утонули вместе с конями.
Долго блестел на солнце шлем Всеволода. Игорь видел, с какой яростью отбивался его единственный любимый брат от степняков, как он безумствовал в бою, рубя врагов своим тяжёлым мечом, как таяла горстка его удалых витязей, и с ужасом понял, что и Всеволода не обойдёт злая судьба.
Вот переломился в его руке меч. Кто-то подал ему копье, и молодой князь пронзил им грудь нападавшего на него половца, занёсшего над его головой саблю…
"Брат мой, храбрый буй-тур Всеволод! - мысленно воскликнул Игорь. - Прости меня, что завёл тебя сюда на погибель… Боже, пошли мне смерть, чтобы не видеть, как упадёт мой брат! Ибо я во всем виновен! Я! Великий грешник! Теперь вспоминаю я грехи свои перед Господом Богом моим, как много убийств содеял я и крови пролил в земле христианской! Это же я не пощадил христиан, взяв на щит город Глебов возле Переяславля… И за это несу кару от Господа Бога моего!.. Где ныне любимый брат мой? Где ныне брата моего сын? Где чадо моё? Где бояре мои думные? Где мужи хоробрые? Где полки мои? Где кони и зброя многоценная?… Не за это ли всё Господь отдал меня, связанного, в руки поганинам? И воздал мне Господь за беззаконие моё и за злость мою! И пали сегодня грехи мои на голову мою! На войско моё… Недостоин я теперь жить!.."
Он ударил здоровой рукой себя в грудь и, чтобы никто не заметил слез на его глазах, опустил голову. А когда поднял, то не увидел уже ни брата Всеволода, ни его славных витязей, ни червлёных щитов, ни пёстрых русских стягов… Ничего!
Затих над Половецкой степью шум боя, который продолжался беспрерывно субботу, ночь на воскресенье и воскресенье до полудня. Затихли звон мечей, грохот щитов, треск копий и топот копыт. Слышались только радостные крики победителей, стоны умирающих северян и карканье воронов, слетавшихся на кровавую тризну.
- Зачем я остался в живых? - прошептал Игорь. - Почему меня не сразила острая сабля или половецкая стрела?…
Подъехал с ханами Кончак. Сидел на коне прямо, гордо приосанясь. В черных блестящих глазах нескрываемая радость. Радость победы.
- Вот мы и встретились, Игорь! И я тебе не завидую! - сказал надменно. - Ты хотел завоевать Половецкую степь, а стал невольником, рабом простого кочевника Чилбука! Ой-бой… Что теперь скажешь?
Игорь молчал. Глаза его погасли, щеки - мертвенно бледны.
Кончак обратился к ханам.
- А кто полонил князя Всеволода?
- Роман Кзыч, сын хана Кзы, великий хан, - ответил кто-то.
- А князя Владимира?
- Копти, из рода Улашевичей!
- А Святослава Ольговича?
- Ельдечук из рода Бурчевичей!
- Значит, в наших руках все князья до единого! Что же нам с ними делать, ханы? Предадим смерти, продадим в неволю или выкуп назначим?
- Выкуп! Выкуп! - закричали ханы. - Да такой, чтобы вся Русь застонала! Чтобы князья запродали не только табуны свои, не только поля и леса, не только смердов и холопов своих, но и детей и жён своих!
- Ты слышишь, Игорь? - снова обратился к северскому князю Кончак. - Мы даруем тебе и всем князьям, воеводам, боярам, и твоим дружинникам и воинам жизнь! Но за это платить нужно!
Игорь поднял голову.
- Сколько? Прежде всего скажи - сколько за воинов?
- За воинов? Это просто: у вас на Руси много наших людей; у нас - ваших. Так обменяем воина на воина!..
- За бояр, воевод?
- По сто да по двести гривен - кто чего стоит!
- За князей?
- По тысяче гривен!
- А за меня?
Кончак заколебался.
- Две тысячи гривен! - выкрикнул Кза.
- Две тысячи! Две тысячи! - поддержали другие ханы.
Игорь скривил в горькой улыбке рот.
- Всё моё княжество столько не наскребёт!
- Наскребёт! Достанет! Или погибнешь в неволе! Как хан Кобяк в Киеве! - со злостью кинул Кза.
- Меня взял в полон Чилбук из рода Тарголовичей. Что он скажет? Какой выкуп хочет он получить за меня? - спросил Игорь.
- Чилбуку будет за это награда, а в полоне ты у меня, Игорь! - пояснил Кончак.
Видя, что его добыча ускользает у него из рук, Чилбук протиснулся через толпу вперёд и, кланяясь, слёзно взмолился:
- Как же, великий хан… Великий хан… Правда…
Кончак перебил его:
- Я беру князя Игоря на поруки, Чилбук! Он ранен и нуждается в лечении и уходе, который ты не сможешь ему дать, А князь, как видишь, стоит дорого! Он будет жить у меня, так как принадлежит не только тебе, а всей Степи половецкой! А взамен получишь вдвое больше, чем получит самый лучший наш воин! Тее! Тее!
Чилбук весь сжался, сокрушённо покачал головой, поцокал языком и отошёл в сторону. Не спорить же ему с великим ханом, самим Кончаком!
Кончак подал знак, и ханы начали разъезжаться. Каждый со своей добычей направился в своё стойбище, к своим вежам.
6
Домой, на Тор, Кончак возвращался перегруженный полоном и добычей. Игорю позволил взять с собою кого он пожелает и приставил к нему охрану. Князь захотел только, чтобы возле него были Славута, Янь и Ждан.
Солнце близилось к заходу. Пыль, которая на протяжении двух дней висела над степью, улеглась, рассеялась, и взору всадников открылось ужасающее зрелище.
Сколько мог охватить взгляд, повсюду в истоптанном бурьяне лежали, как снопы, убитые и умирающие. Между ними бродили одинокие степняки, подбирая то, что ещё оставалось и имело хоть какую-то ценность.
- Боже, Боже! Здесь целый полк! Две или три тысячи! - с болью воскликнул Игорь. - Посмотрите, какие витязи! Какие богатыри! Это же я завёл вас сюда на погибель, братья мои!
Вот раскинув руки, со стрелою в груди лежит и смотрит открытыми глазами в высокое небо безусый юноша. Лицо белое, русые волосы, а тёмные брови навеки застыли на мёртвом лице.
Красавец!
Чей это сын? Чей возлюбленный? Чьё материнское сердце обольётся кровью в далёкой Северской земле, когда туда придёт весть о неслыханном побоище? И старый отец оцепенеет от горя, и любимая девица в тоске заголосит над голубым Сеймом или над волшебной Десной, и младшие братья с сестрёнками застонут на пороге родной хаты! Но ты, славный витязь, уже ничего не услышишь…
А вот, наверное, смерд. Посконная рубаха, постолы на ногах, борода растрёпана… Раскинул руки, лежит в траве спокойно, как живой. И если бы не стрела в груди, могло показаться, что прилёг отдохнуть после тяжёлой дневной работы на пахотном поле…
Кто ты? Откуда? Что-то знакомое чудится в лице твоём!
Ждан тронул князя за руку.
- Так это же кузнец Будило, княже! Помнишь? Заслонил тебя собой!
Игорь смутился. Как не помнить! Кузнец Будило из Путивска! Язычник. Поклонялся прежним богам своих праотцев - Даждьбогу, Велесу, поклонялся нивам и лесам, рекам и озёрам, дубам и берёзам! И за это сидел на цепи в княжеской темнице! А ныне отдал жизнь, спасая его, своего князя!
И перед ним ты виноват! И перед ним ты в неоплатном долгу!
Игорь ехал молча. Стоны, доносящиеся со всех сторон, угнетали его, терзали сердце. Ему хотелось зажать уши, закрыть глаза, чтобы ничего не слышать и не видеть.
Внезапно Ждан ринулся в сторону, соскочил с коня. Истошный крик вырвался из его груди:
- Брат! Братушка!..
От этого крика все остановились. Кончак тоже. Иван лежал навзничь и был ещё жив. В его животе торчала стрела, а рядом с ним темнело озерцо запёкшейся крови.
Услыхав крик, он открыл глаза, пошевелился. Долго смотрел на Ждана, словно не узнавая. Потом медленно перевёл взгляд на князя, на половцев, на Кончака. Наконец приоткрыл сухие, со смертельной синевой губы, тихо промолвил:
- Ждан? Ты? Я так всё время звал тебя, братик! И ты пришёл…
- Я здесь, Иванушка! Я помогу тебе! Я сейчас…
- Мне уже ничто не поможет… Разве не видишь? - и взглядом указал на стрелу. - Не в ногу, не в руку, даже не в грудь, а в живот - а это всегда смерть… Послушай… Если вернёшься домой…
- Я ведь в плену…
- Из плена возвращаются… Так если вернёшься, позаботься о моих сиротках… Помогай им, пока вырастут… И матери… Мать не бросай…
- Всё сделаю, как говоришь!
- Вот и ладно… А ещё последняя просьба… Исполни последнюю волю… добей меня!.. Чтобы не мучиться…
- Да ты что, Иван? Как можно?…
Превозмогая боль Иван простонал:
- Умоляю тебя - добей!.. Возьми что-нибудь… Обломок копья…
Ждан закрыл лицо руками, склонил голову и в голос зарыдал. Кончак, внимательно слушавший разговор братьев, жестом указал охраннику на раненого, и тот одним ударом сабли избавил его от ужасных мук…
Путь их лежал на Тор, в стойбище великого хана, вдоль озера, где погибли ковуи и где до последнего бился яр-тур Всеволод. Берега, как и поле, были завалены убитыми и ранеными. На них с мерзким радостным карканьем уже спускалось воронье. Чем дальше отъезжали от Каялы, тем сильнее кочевники проявляли радость победы. Навстречу воинам, возвращавшимся с добычей, спешили все, кто только мог ходить. Звучали песни, гремели бубны. Половецкие девушки радостно встречали батыров-победителей, принимали от них подарки - золотые и серебряные крестики, перстни, фибулы - застёжки, гривны. Радость и веселье переполняли сердца кочевников.
А на душе у Игоря и его спутников - тяжесть неимоверная…
"Пересел ты, княже, из златого седла в седло поганина-кочевника, в седло рабское!" - думал Игорь, с болью и тоской озирая бескрайнюю половецкую степь, в которой полегло всё его войско.
На Торе, возле брода, Кончак подъехал к Игорю.
- Князь, ради прошлой нашей дружбы, ради тех двух тысяч гривен, которые ты рано или поздно внесёшь как выкуп за свою свободу, я не закую тебя в цепи и не кину в яму. Я отведу тебе просторную юрту, где ты станешь жить со своими людьми. С кем пожелаешь. Тебе будут служить двадцать воинов из ханских и байских родов, они же станут охранять тебя от разбойников-татей, которыми полна степь. Ты сможешь свободно ездить по кочевью, охотиться, развлекаться, приставленные к тебе воины всегда будут к твоим услугам…
- Благодарю тебя, хан! Ты по-доброму относишься ко мне… - ответил Игорь.
- Я не теряю надежды породниться с тобой, Игорь. Ведь мы - сваты, и наши дети подросли. Твой сын уже взрослый, а моя дочка - на выданьи.
- Будущее покажет, - спокойно ответил Игорь.
- Так-так, будущее покажет, - согласился Кончак и поднял глаза. - Что ты желаешь, князь? Говори. Исполню.
Игорь пристально взглянул на хана. Почему он так ведёт себя с ним? Каковы его тайные замыслы?
А вслух сказал:
- Если жив мой тысяцкий Рагуил, то пришли его ко мне, хан. И священника бы мне…
- Ну, попов да дьяков ваших у нас хоть отбавляй! Какого захочешь, такого и пришлю…
- Не надо, чтобы это был раб… Я хочу, чтобы он был в сане святой службы.
- И таких достаточно! Да и среди половцев уже немало крещёных. Особенно, если мать - уруска… Мой сын Юрий тоже крещёный… Будет тебе поп!.. Понадобится, так из Руси привезём… Из города Донца… Что ещё?
- Больше ничего.
- Тогда прощай… Сторожа проводит тебя куда следует, а я - к своим людям! Победа, ведь! Да ещё какая! Меня все видеть хотят!..
И Кончак, торжествующе посмеиваясь, пришпорил коня. И вскоре он уже промчался через мелководную речку на противоположный берег.
А там, среди тёмных островерхих веж, кипели весёлые толпы кочевников, гремели бубны и тулумбасы, заливались рожки, гудели домры, то тут, то там вспыхивали тягучие половецкие песни…
7
Игорю казалось, что с отъездом Кончака его душевные муки станут меньше. Он думал, что войдя в тёмное нутро половецкой юрты, тут же упадёт на жёсткую кошму и забудется в тяжёлом непробудном сне.
Но как жестоко он ошибался!
После того, как перебрались на другую сторону Тора, каждому пленнику половцы накинули на шею аркан и, хотя не заставили слезть с коней, в таком унизительном виде провезли через всё стойбище - напоказ всему люду.
Впереди всех пленных тянули Игоря.
Лучше бы ему погибнуть, лечь бездыханным трупом на поле боя, чем терпеть такое унижение! Вокруг него и других русичей ревело, бесновалось бушующее море степняков. Потрясая оружием, воины угрожали пленникам смертью, женщины тянулись к ним руками, требуя вернуть погибших мужей, сыновей, что-то неистово кричали, перемежая слова проклятьями, черноголовые босоногие дети визжали, швыряли в них горячую золу, плевались, забегая вперёд, показывали языки.
Игорь наклонил голову, сгорбился и ни на кого не поднимал глаз. А отовсюду летело:
- Кинязь Игор! Кинязь Игор! Улю-ю-лю-ю! Улю-ю-лю!
Вдруг всё замерло, мгновенно оборвались крики. Наступила мёртвая тишина.
Игорь поднял голову и на взгорье увидел Кончака. Тот сидел на своём горячем коне во всем боевом облачении, в том самом, в котором прибыл с Каялы. Он величаво возвышался над другими ханами и беями. Рука Кончака была поднята вверх. Этот жест, наверно, и оборвал внезапно тот жуткий рёв, который издавала разъярённая орда.
- Снимите с них арканы! - приказал Кончак. - В бою князь Игорь был нашим противником, нашим врагом, а сейчас он мой гость! И никто не смеет обидеть его ни словом, ни делом!
Арканы мгновенно упали наземь. Толпа расступилась, образовав широкую дорогу до самого Тора, где на высоком берегу, в тени верб и тополей, темнела одинокая юрта. Пленники поняли, что это их жилье и их сейчас туда проведут.
Игорь был так ошеломлён, что даже не мог сразу сообразить: все, что сейчас произошло, было заранее продумано Кончаком, чтобы ещё больше его унизить. Словом, Кончак представил происшедшее так, что великий хан ничего не знал и всё совершено по разумению самой стражи, а потом появился он и вновь проявил великодушие. Но так или иначе, но самолюбие Игоря было растоптано, его смешали с грязью, и позора этого не забыть до самой смерти!
Молчание затянулось. Охранники ждали знака, чтобы тронуться, но Кончак неподвижно, словно окаменев, сидел на коне и пристально смотрел на Игоря и его спутников. О чём он думал? Что таилось под его нахмуренным лбом? Какие новые замыслы он сейчас вынашивал?
Игорю хотелось поскорей бежать отсюда, скрыться от сотен глаз, неотрывно за ним следивших, словно ощупывая его придирчивыми взглядами с ног до головы. Наконец он не выдержал и тронул шпорами коня.
Но Воронец не успел сделать и нескольких шагов, как в напряжённой тишине неожиданно прозвучали два голоса. Сначала женский:
- Ждан! Братик! Ты?
И тут же другой, мужской:
- Вуйко Славута! Это я - Самуил!
Игорь оглянулся.