- Ой, полечу я кукушкою печальной над дунай-рекою одиноко, омочу бебрян рукав в Каяле-реке, утру князю кровавые раны на его могучем теле!
Ой, Ветер-Ветрило! Почто, господин, супротив веешь? Почто на крылах своих ты вражьи стрелы мечешь на дружины лада моего? Мало ли тебе простора наверху под облаками веять, корабли качая в синем море? Почто, господин, мою-то радость по ковыль-траве развеял?
Ой, ты Днепр, Славутич мой! В земле Половецкой каменные горы ты пробил собою, ты лелеял на себе челны-насады Святослава до самого стана Кобякова! Принеси же ты, Славутич, на своих волнах могучих лада милого ко мне, чтобы слез горючих по нему не проливать!
Ой, светлое, три светлое Солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Отчего ты жаркими лучами обжигаешь, жаждой мучишь воинов и лада моего, иссушило колчаны их и луки боевые?…
Она протягивала над заборолом свои трепетные руки, словно и вправду собралась лететь над рекой, чистым золотом блестевшей внизу. Лететь туда, в неведомое поле Половецкое. Она так истово причитала, словно своими мольбами-заклинаниями и впрямь хотела помочь и любимому князю, и его воинам в их тяжкой беде. Потрясённые Славута и Владимир онемели от глубины чувств, что изливались из сердца этой необыкновенной женщины, и долго молчали, не зная, каким образом обратиться к ней. Лишь когда она умолкла и разрыдалась, Славута бережно коснулся её локтя, тихо произнёс:
- Будет тужить, Ярославна! Пойдём. У меня совсем мало времени - я должен немедля мчаться в Киев. Совсем озверели, захмелев от победы, половцы. Вот-вот накинутся, как хищная стая, на Русскую землю, и пожалуй, прежде всего сюда, на беззащитную Северщину… Так пусть князь Владимир к этому, не тратя часу, готовится.
Ярославна перестала плакать, ещё раз глянула в мглистую даль, разделяющую её с дорогими людьми, смахнула с глаз слезы и покорно, как ребёнок, позволила взять себя за руку. Владимир медленно стал сводить её о высокого путивльского вала вниз.
…И покатилась страшная весть о гибели Игорева войска по всей Северской земле и застонали, заплакали люди от великой беды-напасти.
"И прослыша про то, пришли в смятение города посемские, и охватила их скорбь и печаль великая, какой прежде не бывало во всем Посемье и в Новгороде Северском, и во всей земле Черниговской: князья в полоне и дружина в полоне или перебита.
И метались люди в смятенье, смуты в городах начались, и не милы всем стали и свои близкие, многие забывали и о своей душе, печалуясь о своих князьях", - записал летописец.
2
В хорошем настроении возвращался князь Святослав в Киев из своих корачевских и вщызских земель, лежавших на многие десятки, а то и сотни вёрст вдоль верхней Десны до самой Оки. Четыре полка отборных воинов вёл он оттуда: два конных шли по правому, высокому берегу, по старой, наезженной дороге, а два пеших плыли вместе с ним на челнах.
Торопились. Потому князь в Трубчевск, к Всеволоду, не заезжал - проплыл его ночью в надежде, что утром к завтраку прибудет в Новгород- Северский, к Игорю, и там окончательно договорится с ним о предстоящем походе.
Ночь была тихой, ясной. Между скромными, стыдливыми зорями гордо красовался молодой месяц. В его серебристом холодном сиянии виднелись далёкие весенние берега. За кормою глухо шумела тёмная вода.
Спали свободные от гребли воины, спали на помосте, укрывшись кожухами, молодые князья - сыны Владимир да Олег, а самому Святославу не спалось: ныли суставы и в голове роились неспокойные мысли.
Как будто он всё сделал, чтобы предстоящий поход на Дон стал самым большим со времён Мономаха и закончился бы счастливо. Собрал свою немалую дружину, Рюрик приведёт не меньшую, а ещё черные клобуки, Владимир Переяславский, Ярослав Черниговский, Игорь Северский с братией… Вероятно, придут сами, как и в прошлом году, или дружины пришлют Всеволод Луцкий, Ярослав Пинский, его братья Глеб Дубровицкий, Мстислав Романович да Изяслав Давидович - оба из князей смоленских. Обещал прибыть сам Давид Ростиславович Смоленский, родной брат Рюрика, который не принимал участия в походах ни в 1168 году, ни в 1184 году, хворым сказался… Написаны и отправлены с гонцами письма в Галич Ярославу Осмомыслу и во Владимир Всеволоду Юрьевичу, князю Владимиро-Суздальскому - двум могущественным властителям. Если они присоединятся и пришлют свои полки, то пусть тогда дрожит Кончак - почти вся Русская земля поднимется на него!
Лишь в полночь Святослав заснул.
Разбудил его лёгкий толчок: чёлн пристал к причалу.
- Новгород-Северский! - услышал голос княжича Олега.
Святослав откинул кожух, зачерпнул пригоршней мягкую деснянскую воду, плеснул себе в лицо.
Сон как рукой сняло. Ему подали рушник - он вытерся, встал на ноги и… увидел пустой причал.
"Странно, никто не встречает, - подумал с досадой. - Неужели дозорные на валу не заметили сотни челнов на Десне?"
Но вот послышался топот копыт. По спуску приближались несколько всадников. Впереди, на сером жеребце, скакал боярин Черныш. На берегу кинул поводья гридню, быстро сбежал на дощатый причал.
- Княже, я рад принять тебя, твоих сынов и бояр на Горе, - поклонился он. - А твоим воинам завтрак привезут сюда.
- Где же князь Игорь? Не захворал ли часом?
Черныш замер, вытаращил глаза.
- А неужто князь не знает?
- Что?
- Ну, как же? Минул почти месяц, как князь Игорь пошёл с князьями Всеволодом, Святославом и Владимиром да черниговскими ковуями в поход на половцев…
Святослав оторопел. Даже отпрянул, как от неожиданного удара.
- Как - на половцев? Не дожидаясь меня? Не предупредив? Да он в своём ли уме? Вот так новость!
- А я думал, князю это ведомо…
Растерянность, что отразилась на лице боярина, без слов говорила о том, что он действительно глубоко удивлён и обескуражен.
Подошли княжичи Владимир и Олег, за ними - бояре и воеводы. Известие о том, что вот уже месяц, как северские князья пошли в поход на половцев, ошеломила всех.
- Что же слышно от Игоря? - только и смог спросить Святослав.
- Ничего не слыхать.
- А боярин Славута? Где же он?
- Боярин Славута помчался вслед за князем Игорем.
- Как это так - помчался? - воскликнул, ещё больше удивляясь, Святослав. - Да что они, с ума тут посходили? Ну ладно Игорь - он всегда был легкомысленным… Но чтобы Славута!.. Просто невероятно!..
- Насколько мне ведомо, боярин оставался дома. Я сам видел, как он прощался с князем и княгиней. А потом, когда я распоряжался по делам в городе, ибо князь Игорь всё оставил на меня, Славута выбежал из палат, вскочил на коня и поскакал вслед за войском… С того времени я его не видал. Думаю, он князя догнал и пошёл с ним…
- Странно… Час от часу не легче… А княгиня Ярославна - она где? Тоже в поход пошла? - угрюмо усмехнулся Святослав.
- Нет, она с детьми осталась в Путивле. От неё были гонцы.
Святослав развёл руками.
- О Боже! Дивны дела твои, Господи! Все, что я с таким трудом ладил, в один миг рассыпалось!
Он закрыл лицо ладонями и сокрушённо покачал головой.
Все молчали. Понимали, что в душе старого князя сейчас бушует буря, и никто не решался утешать, успокаивать его, а главное, никто не знал, как это сделать. У каждого на сердце кошки скребли.
Наконец Черныш нарушил молчание.
- Княже, прошу к завтраку, ведь лихо лихом, а есть всё одно нужно…
- Да какой может быть завтрак?! - вскипел князь. - Игорь затаился от меня, обманул бессовестно, а я за его столом стану ныне трапезовать! Не бывать этому! Сейчас же трогаемся к Чернигову! На челнах позавтракаем!
Два дня плыли до Чернигова, и всё это время Святослав сердился на всех. Он то и дело подгонял гребцов: быстрей, быстрей! Нарочных к брату Ярославу не посылал, хотел заявиться неожиданно, как снег на голову, и высказать ему все, что на душе накипело. Ярослав тоже обманул его. Знал же, что пошлёт ковуев на помощь Игорю, а промолчал! Игорь оказался ему ближе, чем родной брат! Ну, что ж, коли так, то и он не станет с ним нянчиться, потакать ему. Теперь пусть выбирает - со мной или против меня! - решил Святослав.
Никто его не встречал. Действительно, явился в Чернигов нежданно-негаданно. Въезжал в ворота с тяжёлым сердцем, злой-презлой. Ну, погоди же, Ярослав!
И всё же Ярослава успели предупредить. Черниговский князь встретил старшего брата посреди широкого майдана перед Спасским собором. И сразу же кинулся к нему на грудь.
- Брат мой дорогой, такая беда! Такая беда! Если б ты только знал!.. - горестно всхлипывал он, обнимая и целуя Святослава в обе щеки.
- Что случилось? Кто-то заболел из твоих? Не дай Боже помер? - оторопел Святослав, чувствуя, как что-то оборвалось в груди и все слова укоризны, что приготовил он для младшего брата, исчезли сами собой.
- Нет, нет, слава Богу, все живы и здоровы.
- Так что же тебя так взволновало? Говори!
- Игорев полк погиб! А сам Игорь, пораненный, попал к Кончаку в полон!
- Откуда узнал? - Святослав почувствовал внезапную слабость, будто ноги отказывались держать его. - Да неужто так-таки весь полк? Это же шесть, восемь, а то и десять тысяч воинов!
- Только что прискакал Виловолод Просович, боярин торкский, он и рассказал…
- Веди меня к нему немедля! - крикнул Святослав.
Оба князя в сопровождении княжичей и святославовых воевод вошли в гридницу. Навстречу им поднялись черниговские воеводы и лепшие мужи. Низко поклонился исхудалый, обшарпанный боярин-торк Виловолод Просович, а когда он поднял голову, то все увидели в его воспалённых, покрасневших глазах слезы.
Святослав остановился перед ним.
- Расскажи, Виловолод, как это было?
Торк с натугой проглотил горький комок, что сдавил ему горло.
- Княже, это был с самого начала несчастливый поход. Солнечное знамение предостерегало князя Игоря и всех нас от великой беды. Но князь Игорь не внял знамению и повёл нас дальше - аж на Сюурлий и Каялу. В первой битве с ордой хана Кзы мы победили, но на следующий день рано-рано увидели, что вся сила половецкая нас окружила. Началась битва. Почти сразу же был ранен в руку князь Игорь. Весь день и всю ночь мы пробивались к Донцу, но достичь его не смогли. Стрелы половцев летели на нас тучами с утра до вечера, кони обессилили от голода и жажды. Многие воины полегли в той битве. В воскресенье в полдень упали знамёна Игоревы…
- Где же князь?
- Всё в полоне.
- А войско?
- Половина воинов полегли в степи вдоль Каялы и многие были поранены. Остальных заарканили половцы. Не знаю, удалось ли кому-нибудь спастись из того побоища…
- А как же тебе?…
- Когда нас прижали к озеру, многие кинулись вплавь к противоположному берегу. Но и люди, и кони были так измучены, так страдали от жажды, так обпились воды, что не смогли доплыть и все утонули. А я и несколько моих воинов сумели переплыть, затаились в кустах и пересидели там, пока стемнело…
Святослав тяжело вздохнул:
- О братья мои и сыны, дорогие мужи земли Русской! Дал бы мне Бог измотать поганых, да не сдержал я неразумную юность вашу и тем отворил поганым ворота на Русь. Воля Господня да будет во всем! Насколько раньше я попрекал Игоря, настолько мне его ныне жаль!..
О мои сыновцы, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами разить, а себе славы искать!.. Бесславно вы победили, бесславно пролили кровь поганую! Ваши храбрые сердца из твёрдого булата выкованы и в прошлых битвах победных закалены! Что же вы теперь натворили, какое посрамление моим сединам нанесли. - И он заплакал, а когда немного успокоился, махнул рукой Виловолоду Просовичу, чтобы вышел. И когда тот прикрыл за собою дверь, обратился к Ярославу: - Брат, собирай боярскую думу - будем совет держать, что нам теперь делать.
- Почти все мои бояре здесь, княже, да и твои с воеводами тоже, - ответил Ярослав. - Ты старший - садись на моё место и говори, а мы послушаем.
- Ладно. Пускай будет так. Сейчас не до споров, - согласился Святослав и занял первое место за княжеским столом. Когда все вокруг расселись, окрепшим голосом, в котором чувствовалась давно приобретённая привычка повелевать, произнёс: - Братья и дружина, замыслил я в это лето великий поход на половцев - на Дон! Да Бог рассудил иначе. Молодые неразумные князья Игорь и Всеволод, затаясь от меня, одни пошли в Степь, чтобы только себе славы добыть, и страшное поражение потерпели. Такого не бывало ещё на Русской земле! Не бывало! Вся Северская земля осталась оголённая, беззащитная. Игорь и Всеволод открыли половцам ворота на Русь! Не сегодня, так завтра они будут на Сейме - и потечёт кровь наших людей, запылают города и села…
Он умолк. Глубоко задумался. Удручённые бояре и воеводы тоже молчали.
- Что же нам делать? - наконец тихо спросил Ярослав. Он чувствовал и свою вину.
- Что нам делать? - переспросил Святослав и тут же твёрдо ответил: - Загородить Полю ворота на Русь червлёными щитами! Остановить Кончака и Кзу да и других ханов! Спасать землю нашу от опустошения, а люд наш от гибели!.. Прежде всего нужно заслонить беззащитное Посемье!
- И как можем сделать это? Какими силами?
- А вот как!.. Мои сыны Олег и Владимир с двумя полками, что идут за мною, повернут сейчас же на Сейм, к Путивлю. С ними пойдёт воевода Тудор, воин смелый и сведущий… Сделайте, князья, там все, чтобы защитить ту землю! Не теряйте ни минуты! Там осталась и княгиня Ярославна с детьми!..
- Да будет так, княже, - склонили головы молодые князья.
- Ты, Ярослав, немедленно собирай дружины свои и стань по Остре! Жди из Киева моих нарочных. Может статься, что половцы, гордыней охваченные после победы над Игорем, пойдут не на Сейм, а на Переяславль, а то и на Киев. Скорее всего на Киев! Тогда и мы станем против них!
- Сейчас всё подготовим и выступим немедля, - откликнулся Ярослав. - Ныне же я напишу письмо князю Давиду Ростиславичу! Пошлю гонцов в Туров, в Пинск и Луцк, чтобы поспешили князья на подмогу Киеву… И сразу же, сегодня отправлюсь в стольный град. Теперь нечего и думать о походе. Теперь главное - собрать все силы Русской земли для отпора Кончаку и его ордам!.. Идите все и делайте то, что велят вам ваши обязанности! Идите!
3
Любава достала из жлукта ещё горячие, хорошо вызоленные сорочки и юбки, уравновесила их на коромысле, подняла на плечо и крикнула в раскрытую дверь хатки:
- Мамо, я на речку! Белье полоскать!
К ней донёсся голос матери:
- Иди, доченька… Да будь осторожна - не упади в воду, кладка ещё от батьки осталась - старая и уже шаткая.
Они скоро привыкли называть друг друга матерью и дочкой и были рады, что между ними установились приязненные, родственные отношения.
Из дверей выбежал Жданко. В выбеленных на солнце штанишках, державшихся на одной перекинутой через плечо лямке, в такой же рубашонке, светловолосый и синеокий, он походил на хрупкий ржаной колосок, только что выклюнувшийся из стрелки.
- И я с вами на речку! - крикнул с порога и заскакал на одной ноге.
- А бабуся отпускает?
- Отпускает, отпускает! Она кормит Настуню, ведь она маленькая… А я сам поел; Я уже большой.
Любава улыбнулась и подумала: она так сильно любит своего Жданка, что сердечно привязалась и к этому, по сути, чужому для неё ребёнку.
- Ну, иди. Да не балуй! А не то упадёшь в речку и утопишься. Мама Варя будет очень плакать. И мы все будем плакать!
- Я не стану баловаться. Я послушный! - прокричал обрадованный Жданко и вприпрыжку пустился по тропинке.
Кладка действительно была старой, почернелой, шаткой и на два или три пальца покрыта водой. Однако полоскать на ней всё же удобно.
Рядом покачивался на воде лёгкий сосновый чёлн, выдолбленный Жданом зимою. В нём лежала жердь, которой загоняли рыбу в сети, и липовый ковшик - вычерпывать воду. С тех пор как Ждан ушёл в поход, чёлн стоит без дела - ждёт своего хозяина.
Сложив в него белье, Любава принялась полоскать. Жданко бегал вдоль берега - ловил быстрокрылых бабочек.
Солнце поднималось всё выше и выше. Скоро уже и обедать пора…
Но вдруг отчаянный женский крик разорвал солнечную тишину, висящую над Сеймом и над левадами, и всё вокруг:
- Лю-до-о-оньки-и!.. Половцы!.. Убивают!.. Рятуйте!..
Валек выпал из рук Любавы. Девушка глянула на село и замерла от ужаса: с трёх сторон в него врывались степняки. Они мчались по улицам, как хищники, напрямик через огороды, заскакивали во дворы, хаты.
Рыскали по хлевам, ригам, шарили в амбарах, кладовых, гонялись за убегающими в поле или к речке, в левады или в лес людьми. Одних связывали, других убивали. Тащили все, что попадало под руки. Выгоняли из поветей коров, коней, птицу… Вот запылал один угол села, задымил второй… Столбы дыма и огня взметнулись в небо… Отовсюду крики, топот, ругань чужаков, детский визг, стоны раненых, мужские проклятья…
Жданко съёжился, прижался к коленям Любавы головкой и дрожал, как перепуганный птенчик.
- Мне страшно!..
Она и сама испугалась. Страх сковал её сердце ледяным панцирем, а онемевшие ноги словно приросли к земле. Нечто подобное она пережила в прошлом году в Глебове, когда на него неожиданно напали северяне.
Голос мальчика вывел её из оцепенения. Надо же что-то делать! Нужно спасать мать, Варю, маленькую Настуню!.. Вот-вот половцы ворвутся и к ним…
- Мамо! Варя! Бегите сюда! В леваду! - кричала она изо всех сил.
Но её голос растаял, затерялся в страшном гвалте, охватившем всё село. Она кинулась было бежать к ним, но стразу остановилась. Разве успеет? Вон к их подворью завернул один чужак, второй, третий… Ворвались в хату… Слышался приглушенный крик, детский визг… О небо! Что там происходит?… Неужели и мать, и Настуня уже мертвы, погибли?
Она перевела взгляд на подворье Ивана. Оттуда донёсся душераздирающий крик Вари:
- Детоньки-и!..
Половец тащил её за косы, она упиралась. Тогда он ударил её, как скотину, ногой в живот, связал сыромятиной руки…
Любава схватила Жданка, хотела занести его в кусты, чтобы он не видел этого ужаса, но мальчик услыхал голос матери и закричал сам что есть силы, пронзительно:
- Ма-ама!
Половцы услышали этот крик, увидели Любаву и Жданка. Один из них сразу же метнулся вниз к речке, быстро засеменил своими искривлёнными от верховой езды ногами. На ходу готовил лук к стрельбе…
Любава с мальчиком прыгнула в чёлн, шестом сильно оттолкнулась от берега. На ту сторону! В камыши! К лесу! Быстрее, быстрее! Только там можно спрятаться от этих хищных душегубов!
Какая же, оказывается, широкая река! Как медленно плывёт чёлн! А половец уже на леваде, поднял лук, прицелился.
Стрела плюхнулась в воду недалеко - за кормой. Половец оскалился, захохотал и наложил вторую стрелу. Он был уверен - попадёт.