Я сказала об этом маме - она ведь всегда была о Т. невысокого мнения. Мама сначала отнеслась к этому скептически, но факты - вещь упрямая: Т. и учится хорошо, и с пионерами работает, и еще выкраивает время встречаться с С. Наконец мама вынуждена была признать, что любовь является иногда неплохим стимулятором, и, значит, Т. просто нашла, как говорится, свое место в жизни и любит по-настоящему. Вот уж действительно открытие Америки!
А в общем, я за Т. боюсь. Боюсь, что она еще наделает глупостей. Недавно были с ней у Аграновичей, а там, как назло, оказался один гость, их знакомый из Москвы, тоже еврей, который недавно разговаривал с беженцем из оккупированной Польши. Немцы совершают там страшные зверства над евреями, - он рассказывал такие вещи, что волосы дыбом становятся и просто как-то не веришь. Но Т. верит всему, может быть, она, к несчастью, и права. Когда мы вышли, она сказала мне: "Ты все слышала? Так вот запомни! А мне еще говорят, что я не имею права вести в отряде антифашистскую пропаганду!" Я долго объясняла ей особенности сложившейся в связи с пактом ситуации, но Т., когда речь заходит о фашистах, становится просто невменяемой. Не знаю, чем это все кончится.
Видели новый фильм "Музыкальная история", с Лемешевым и Зоей Федоровой. Сюжет - ничего особенного, а музыка хорошая.
4
- …Тореадор, смелее в бой… ту-ру-ру-ру… смелее в бой… Ну что ж, придется двинуть фланг?
- Вон вы куда…
- А ты, брат, как думал… тореадор, ту-ру-ру-ру… Кури, Сергей, все равно проветрим.
- Спасибо, Александр Семеныч, накурился уже… Ладно, я вот так…
- Не торопись - открываешь королеву.
- Ух, черт! Тогда сюда.
- Это дело другое. Тореадор… тореадор… Это дело другое. Хитер, брат, ну и хитер… ту-ру-ру-ру, смелее в бой…
- Александр Семеныч…
- М-м?
- Как вы думаете, немцы все-таки высадятся в Англии?
- Кто ж зимой-то высаживается, чудак-человек…
- Нет, а на тот год? Зимой-то, факт, не высадятся.
- На тот год? До того года еще, брат, сколько воды утечет… не до самого года, конечно, - до года две недели осталось, а до оперативного сезона… мм-да. Я пошел, прощайся со своим слоном. Что-то наша общественница задерживается…
Сергей глянул на часы, вздохнул и углубился в обдумывание хода. Полковник опять замурлыкал своего "Тореадора".
- Куда-то вы меня загнали, - покачал головой Сергей. - Не везет мне сегодня… Прошлый-то раз я у вас хоть одну выиграл…
- А ты раньше времени рук не поднимай, воевать нужно со злостью. И поменьше отвлекаться. А то ты вот планировал вторжение в Англию, а собственного слона прозевал.
- Таня к шести обещала вернуться?
- Ну, знаешь, Татьянины обещания… ого, решил, значит, идти напролом. Так, так… А что, собственно, у нее за дела сегодня такие?
- Да она собиралась идти со своим отрядом на лыжную базу.
- Ах, так… девица на полевых тактических занятиях… Сергей, ты невнимательно играешь, получай за это шах.
- Ух ты… Как же это я… Александр Семеныч, да это не только шах!
- Разве? Ну, тем хуже для тебя, не лови ворон.
Сергей ошеломленно уставился на доску, с досадой дернул себя за ухо и смешал фигуры.
- Вот так, брат. - Полковник подмигнул ему и встал из-за столика, потягиваясь и сдерживая зевок. - Извини, Сергей, устал я что-то…
- Так я, может, пойду? - смутился Сергей.
- Сиди, сиди. Я ведь отдыхать не собираюсь, мне все равно скоро уходить.
Он взял с буфета чайник и включил его, потом посмотрел на часы.
- Ну, если Татьяна не явится, будем ужинать без нее. Ты как же думаешь планировать теперь свое будущее, а, Сергей?
- Да как, Александр Семеныч, что тут особенно планировать… Решил я идти в вуз сразу, не откладывая. На вечернее отделение, если удастся. Ну, и работать.
- М-да… Это трудно, Сергей.
- Знаю, - отозвался тот. - Все оно трудно, Александр Семеныч… Мамаша моя говорит, что жизнь, мол, прожить - не поле перейти… Я вот подумал недавно: а ведь как верно! Такие кругом трудности, ну куда ни глянь… а может, скучно было бы жить без этого, кто его знает. Я вот, когда думаю о том, как придется в вузе учиться и работать, так мне даже как-то невтерпеж становится - скорее бы…
Полковник прошелся по комнате и сел на диван, зябко сунув руки в карманы и положив ногу на ногу.
- Да, - сказал он, - в трудностях есть своя… э-э-э… привлекательная сторона. Тем более в твоем возрасте. В какой институт ты думаешь идти?
- Думаю - в Ленинградский электротехнический. Мне наш Арх… ну, преподаватель физики - он сам там учился - советует поступать именно туда. Знаменитый, говорит, институт, старый. Между прочим, там до революции директором был Попов, изобретатель радио.
- Вот как, - сказал полковник, разглядывая блестящий носок своего сапога. - Значит, ты хочешь именно в Ленинград…
- Да. У меня там и друг учится, на первом курсе кораблестроительного.
Полковник кивнул:
- Теперь-то я начинаю понимать, почему это Татьяна последнее время все пытается меня убедить, что лучше Ленинградского университета нет в мире.
- Ну да, - смутился Сергей, - она, Таня то есть, она действительно думает поступать в Ленинградский, на филфак…
- Ну, еще бы. Было бы странно, если бы она теперь думала поступать куда-нибудь… э-э-э… в Казанский.
Сергей совсем побагровел:
- Плохо, брат, твое дело, - сочувственно сказал полковник. - Но от такой оказии, как говорится, не застрахован никто.
- Александр Семеныч! - Сергей собрался с духом. - Я вот как раз насчет этого хотел с вами поговорить…
- Со мной? Давай, брат, я слушаю.
- Понимаете, Александр Семеныч… мы с Таней решили, что нам нужно пожениться.
Полковник высоко задрал левую бровь.
- Вот как, - сказал он после недолгого молчания. - Надеюсь, не завтра?
- Нет, что вы, - заторопился Сергей, - потом, уже в Ленинграде, когда поступим…
- Не закончив образования?
- Нет, почему, среднее-то у нас уже будет!
- Разумеется. Разумеется. И ты считаешь, что среднего образования достаточно, чтобы обзавестись семьей?
- Так при чем это, Александр Семеныч? - тихо спросил Сергей. - Для этого не образование нужно, а…
- Любовь, ты хочешь сказать? Правильно, Сергей, любовь, разумеется, главное. Но я тебе скажу откровенно: мне не думается, что в вашем с Татьяной возрасте любовь может быть настолько уже зрелой и… э-э-э… серьезной, что ли, чтобы на таком фундаменте строить семью. Не знаю, брат, не знаю… Я вот помню себя в реальном училище… Ну, все мы увлекались в старших классах, благо женская гимназия была рядом, и думали, конечно, что эта любовь - самая настоящая и до гроба. А теперь смешно вспомнить. Да что теперь! - через два уже года все эти гимназические романы были наглухо позабыты. Так что я просто не советовал бы ни тебе, ни Татьяне торопиться с таким важным делом. Дело ведь очень важное, Сергей, ты об этом не забывай.
- Вы не знаете, насколько это серьезно… у нас с Таней, - глухо сказал Сергей, глядя в сторону. - Это только словами не расскажешь, а если бы…
В прихожей металлически щелкнул замок.
- Вот и Татьяна. - Полковник встал и посмотрел на Сергея, как тому показалось - немного растерянно. - Сергей, я тебя попрошу - не будем пока продолжать при ней этот разговор…
Робко вошла Таня в лыжном костюме, поправляя примятые шапкой волосы и держа у глаза платок.
- Что еще случилось? - строго спросил полковник.
Таня улыбнулась Сергею, потом дядьке.
- Ничего, Дядясаша, не пугайся… может, будет немножко синяк, я не знаю: я заходила к Людмиле, она что-то прикладывала…
Она отняла платок - на скуле, под самым глазом, действительно намечался уже основательный синяк.
- Кто тебя? - вскочил Сергей.
- Ой, это снежком - мы проводили военные занятия, просто снежком. Ничего страшного, уже совсем не болит, правда… Дядясаша, я купила пудру - нарочно Для этого, - достань, пожалуйста, она осталась в кармане куртки…
- Черт знает что! А еще собирается… - не договорив, полковник возмущенно крякнул и вышел из комнаты.
- Страшно по тебе соскучилась - целуй скорее, - шепнула Таня, подставляя ушибленное место. - Давно сидишь?
- С пяти. Действительно не болит?
- Болит, конечно… еще раз, пожалуйста…
Сергей едва успел выполнить просьбу, как вошел полковник.
- Татьяна, мне нужно уходить, так что поторопись с чаем.
- Сейчас, Дядясаша!
С помощью пудры синяк был приведен в более пристойный вид. Таня переоделась, быстро накрыла на стол.
- Дядясаша, объясни мне такую вещь! Что, в конце концов, мы должны говорить пионерам по поводу наших отношений с немцами? - спросила она, разливая чай. - Получается ведь какая-то нелепость: с одной стороны, фашисты есть фашисты, ребятам это внушали с первого класса. А с другой - Гитлера теперь и обругать нельзя лишний раз, потому что тебя сразу ущучат. Мне за эту стенгазету несчастную так влетело…
- Мало влетело, если ты до сих пор ничего не поняла, - полковник пожал плечами. - Неужели так трудно разобраться в обстановке? Неужели так трудно найти в этих условиях правильную линию поведения? Фашизм остается наиболее враждебной нам политической системой и наиболее вероятным нашим противником в будущей войне. Вернее, в той войне, которая уже идет. Но твердить об этом сейчас, когда мы в силу обстоятельств вынуждены были заключить с Германией пакт, твердить об этом сейчас было бы глупо и… нетактично. Есть вещи которые всем понятны, но о которых все же принято умалчивать. Точнее, их принято не касаться…
- Все это я прекрасно знаю, - возразила Таня. - Но это все теория, она всегда легче всего. А вот на практике, когда сталкиваешься с тем, что ребята не понимают - враг нам Германия или союзник…
- Ну, это уж ты хватила, - сказал Сергей. - Не такие уж они дураки, эти твои ребята.
- А вот представь себе! Да и чего ты от них хочешь, если сейчас в газетах чаще ругают Англию, чем Германию… невольно такое впечатление и создается. Я все-таки считаю, что никакие временные обстоятельства не должны оправдывать прекращения антифашистской пропаганды среди пионеров. Именно среди них. Ты понимаешь - нас-то уже пропагандировать нечего, вообще всех старших. А пионерам, особенно младших возрастов, нужно, наоборот, твердить об этом как можно чаще…
- Ты дотвердишься, - со зловещим спокойствием сказал полковник. - Я вообще советовал бы тебе отказаться от своего отряда, пока ты там не натворила дел.
- Ну уж нет!
- Ну, как знаешь. - Полковник допил стакан и встал из-за стола. - Может быть, тебе требуется еще одна хорошая взбучка, не спорю. Так я вас покину, Сергей…
Когда полковник ушел, Таня пересела поближе к Сергею.
- Дядясаша сегодня бьет себя хвостом по ребрам. С чего бы это?
- Бьет чем? - не понял Сергей.
- Господи, хвостом. Как тигр, понимаешь? Это я так говорю, когда он сердится. Вы с ним не поспорили о чем-нибудь?
- Да нет, я… я, знаешь, говорил с ним…
- О чем? Не о Финляндии? Дядясаша не любит, когда его расспрашивают про Финляндию.
- Да нет, я… я говорил о наших делах. О том, что мы с тобой решили.
- Ты с ума сошел! - Таня сделала большие, испуганные глаза. - Сережа, ты просто сошел с ума: я ведь столько раз говорила тебе, что сама скажу это Дядесаше…
- Вот именно - столько раз! Ты уже полтора месяца собираешься!
- Ну так что же, просто я боялась. Ты думаешь, это так просто…
- Факт, что не просто. Поэтому я и решил поговорить сам, не сваливая это на тебя.
Таня вздохнула и замолчала, не решаясь спросить, чем же кончился разговор. Молчал и Сергей, машинально помешивая давно остывший чай.
- Господи, ну что ты как язык проглотил! - вспыхнула наконец Таня. - Не можешь сказать, что ли! Что ответил Дядясаша?
- Да что… - Сергей неопределенно пожал плечами. - В общем, знаешь, ничего не ответил. В общем-то он считает, что еще рано. Слишком, дескать, вы оба молоды, чувство еще незрелое, и вообще эти школьные романы скоро забываются…
У Тани глаза наполнились слезами.
- Я так и знала, - сказала она с тихим отчаянием. - У меня было предчувствие, что должно случиться что-то плохое. Только я думала, что это насчет контрольной по украинскому. Сережа, ну как это так получается, что нас никто не понимает из старших? И даже Дядясаша!
- Что ж делать, - отозвался Сергей. - А ты, Танюша, не расстраивайся из-за этого слишком сильно… Конечно, это жаль, что так получается, но… ты понимаешь, мне кажется, расстраиваться из-за этого не стоит. Ну, раньше это действительно было необходимо, без согласия вообще не женились, а теперь что ж…
- Господи, я знаю, что можно жениться без согласия. Мы, например, так, наверное, и поженимся. Но мне это очень тяжело, понимаешь? Твоя мама против, Дядясаша тоже против…
- Он не то чтобы против, - поправил Сергей. - Он просто советует не торопиться…
- Ну да, так всегда говорят, когда не хотят сказать прямо. Ты понимаешь, Сережа, это вот самое обидное, такое непонимание… - Таня громко всхлипнула. - Когда любишь, то хочется, чтобы все вокруг желали тебе счастья и чтобы все поздравляли и радовались вместе с тобой… А получается, что никто и слушать не хочет!
- Да ты успокойся… Ну что ты, в самом деле, а, Танюш…
- Я уже… успокоилась, - дрожащим голосом сообщила Таня. - Просто мне так вдруг стало обидно! Знаешь, Сережа, я вот твою маму совсем не виню, потому что я понимаю: ей просто страшно за тебя, что я не сумею быть хорошей женой. Я ведь прекрасно знаю, что произвожу на всех несерьезное впечатление…
- Да ну, глупости.
- Ничего не глупости, я знаю! Мать-командирша еще недавно мне сказала, что мой муж - если, мол, я когда-нибудь выйду замуж - так он будет самым разнесчастным мужем на свете. И вообще пилила меня полдня. А все из-за того, что я молоко поставила и пошла звонить Люсе насчет уроков, а оно убежало. Так что я вовсе не думаю винить твою маму за то, что она меня не любит и что вообще она против. Но почему Дядясаша!
- Может, по этому самому и он, - улыбнулся Сергей. - Пожалуй, я тоже произвожу на него несерьезное впечатление.
- Ну, что ты! Нет, Сережа, здесь это тоже из-за меня, я уж чувствую, - печально сказала Таня. - Просто Дядясаша считает, что я еще щенок. И вообще я уверена, что люди моего возраста для Дядисаши просто не существуют. Они для него как мошкара. Конечно, разве можно по-настоящему любить в какие-то несчастные семнадцать лет! Вот если бы нам было хотя бы по тридцать - тут Дядясаша не возражал бы, ясно!
- Ну-ну, хватит тебе злиться. - Сергей успокаивающим жестом тронул ее руку.
- Да я и не злюсь, мне просто плакать хочется.
- Ну, поплачь и успокойся.
- А ну тебя! Ты тоже какой-то бессердечный, знаешь.
- Какой же я бессердечный? Просто я не впадаю в панику, а смотрю на вещи более спокойно. Ничего ведь страшного сегодня не случилось, верно? Я, если хочешь знать, и не думал никогда, что Александр Семеныч так с первого захода и согласится. Вот он теперь все это обдумает, взвесит, потом мы еще раз поговорим, уже втроем. Я почему-то думаю, что мы его в конце концов уломаем. Вот мамашу мою - ее труднее…
- Сережа…
- Да?
- А может быть, мне стоило бы поговорить с твоей мамой, как ты думаешь?
- Да ну-у, нет… - Сергей подумал и решительно мотнул головой. - Ничего не выйдет, вы с ней просто общего языка не найдете.
- Глупости ты говоришь, не может этого быть. Как это так - не найдем общего языка?
- А вот так. Нет, Танюша, лучше не пробуй… Я ведь знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Ну, смотри, - задумчиво сказала Таня, - А мне все-таки кажется…
5
Шибалин прошелся по комнате и, подойдя к висящему возле двери календарю, оторвал листок "25 декабря". Кривошеин искоса взглянул на него и снова опустил голову, покручивая в пальцах забрызганную чернилами линейку. Фигура инструктора, молодцевато затянутая в гимнастерку без петлиц, вызвала в нем приступ внезапного раздражения. "Подыгрывается под комсомольца двадцатых годов, под этакого Павку Корчагина, - подумал он. - А что в нем самом комсомольского… типичный аппаратчик…"
- Вообще я должен сказать, что в горкоме организация сорок шестой школы стоит не на высоком счету, - продолжал Шибалин, прочитав текст на обороте листка и смяв его в кулаке. - Распустился ты, товарищ Кривошеин, здорово распустился… нужно смотреть в глаза фактам. Я не уверен, что самокритика у нас на высоте. А что наша печать говорит о самокритике? В беседе с…
- Погоди, Шибалин, - сказал Кривошеин, с трудом удерживая раздражение и неосторожно оборвав готовую прозвучать цитату. - Я хотя и на низовой работе, но знаю все это не хуже тебя. Конкретно, в чем нас обвиняют?
- В расхлябанности комсомольской работы. Ясно? Будем говорить прямо - ваш комитет до сих пор не сделал еще должных выводов из решений Одиннадцатого пленума ЦК ВЛКСМ. А на что делался упор в этих решениях? В этих решениях основной упор делался на усиление…
- …работы с комсомольским активом, знаю, - опять прервал Кривошеин. - Мне не совсем ясно, Шибалин, что ты понимаешь под "должными выводами". А я тебе скажу, что наша школа дала по успеваемости чуть ли не самые высокие показатели в городе. Не веришь - справься в гороно. Это как, по-твоему, не заслуга комсомольской организации?
Шибалин подошел к столу и, опершись расставленными ладонями на его край, перегнулся к Кривошеину:
- Успеваемость? Я тебе одно скажу: если ты считаешь, что успеваемость можно поднимать за счет комсомольской работы, так это, Кривошеин, здорово порочная теорийка, от которой попахивает правым уклоном. По-твоему, выходит так: пускай не ходят на комсомольские собрания, пускай не несут нагрузок, лишь бы учились? Какая же тогда разница между советской школой и старорежимной гимназией, а? Смотри, Кривошеин, кое-кому могут очень не понравиться такие разговорчики!
- Ты меня не так понял, - быстро, примирительным тоном сказал Кривошеин. - Я хотел только сказать, что у нас наблюдаются и положительные явления… Я не отметаю критику начисто, я и сам вижу недостатки в нашей работе, но нужно же брать факты в их совокупности…
- А что за ералаш у вас делается в пионерской работе? - не слушая его, продолжал Шибалин. - Вожатые меняются чуть ли не каждый месяц, кружков нет, стенгазеты выходят нерегулярно! А когда выходят, получается еще хуже! Что это за история у вас была месяц назад с газетой второго отряда? И почему в горкоме узнают об этом стороной, а не от тебя?
Кривошеин мысленно выругался. Черт, разболтали-таки!
- Да ничего страшного, по существу, не произошло, - сказал он. - Ну, ошиблись немного ребята… вопрос политический, сложный, тут и взрослые комсомольцы не всегда разбираются. Выпустили газету с лозунгом "Привет героическому английскому народу…"