- Да будет воля Божия! - повторила царица. Царевна, покраснев от гнева, вскочила с кресла и вышла поспешно из комнаты; Царица же, отстояв обедню в Успенском соборе и возвратясь во дворец, послала гонца к брату своему Ивану Кирилловичу, боярину Матвееву и князю Долгорукому с приглашением явиться к ней на другой день рано утром на совещание.
X
Когда солнце закатилось, в доме Милославского, которого никто не подозревал в преступных замыслах, собрались заговорщики, а стрельцы около съезжих изб своих зажгли костры и прикатили бочки с вином. Шумные разговоры и песни не умолкали всю ночь.
Восходящее солнце осветило пирующих. Многие, успев уже подкрепить себя сном, принялись снова за ковши, разговоры и песни… Вдруг у главной съезжей избы раздался звук барабана.
Сбежавшиеся стрельцы увидели полковников Петрова и Одинцова, подполковника Цыклера, пятисотенного Чермного, стольника Ивана Толстого, дворян Сунбулова и Озерова. Трое последних одеты были в стрелецкое платье.
- Товарищи! - закричал Цыклер. - Москва и все русское царство в опасности!. Лекарь фон Гаден признался, что он по приказанию Нарышкиных поднес покойному царю яблоко с зельем. Они же, Нарышкины, придумали на поминках по царю угостить всех вас, стрельцов, вином и пивом и всех отравить. Они замышляют убить царевича Ивана Алексеевича. К ружью, товарищи! Заступитесь за беззащитного! Царевна Софья Алексеевна наградит вас.
- Смерть Нарышкиным! - закричали стрельцы и бросились в свои избы за оружием. Вскоре они собрались опять на площади с ружьями и секирами, некоторые и с копьями.
- Обрубите покороче древка у секир, товарищи! - закричал Цыклер. - С длинным древком труднее рубить головы изменникам!
Приказ был немедленно исполнен. Стук секир смешался с криком: "Смерть изменникам!"
В это время на площади появились два всадника, скачущие во весь опор. Это были Александр Милославский, племянник боярина Ивана Михайловича, и стольник Петр Толстой. Остановись перед главною избою, они сказали несколько слов Цыклеру и другим заговорщикам.
- Стройтесь в ряды! - закричали Цыклер, Петров и Одинцов. Когда стрельцы исполнили приказание, Милославский и Толстой поехали мимо их рядов.
- Сегодня 15 мая, - кричали они, - сегодня зарезан был в Угличе царевич Димитрий. Сегодня Нарышкины удушили царевича Ивана Алексеевича! Отомстите за него и спасите святую Русь!
Стрельцы в ярости замахали секирами и закричали. Когда шум прекратился, Цыклер, сев на лошадь, подъехал к Милославскому, развернул свиток бумаги и, обратясь к стрельцам, сказал:
- Вот имена изменников и убийц царевича!
Потом он, Милославский и Толстой, объехав ряды стрельцов, останавливались пред каждою сотнею и повторяли имена невинных жертв, обреченных на гибель. Возвратившись к главной избе, Цыклер закричал:
- Грамотные вперед!
Из рядов двенадцатитысячного войска вышли семь человек. Они приблизились к Цыклеру и получили от него, Милославского и Толстого списки, приготовленные для стрельцов по приказанию боярина Милославского.
- Смотрите же, - сказал Цыклер, - смерть всем убийцам и изменникам, которые в списках означены, чтоб ни один не уцелел!
Стрельцы возвратились со списками на места свои. В это время полковники Петров и Одинцов выехали из-за угла одной из съезжих изб. За ними везли пушки и пороховые ящики. Все заговорщики, сев на лошадей, поехали к Знаменскому монастырю. За ними пошло и все войско. Отслужив молебен, заговорщики вынесли из церкви икону Знамения Божией Матери и чашу святой воды. Стрельцы преклонили оружие пред образом, перекрестились, ударили в барабаны, подняли знамена и двинулись к Кремлю.
Часть вторая
I
Вместе с восходом солнца Матвеев, Нарышкин и Долгорукий явились во дворец. Вслед за ними приехали отец царицы Кирилл Полуектович Нарышкин, князья Григорий Григорьевич Ромодановский, Михаил Олегович Черкасский и другие преданные ей бояре. Большая часть из них, видя, что происходит, надела под кафтаны латы. Патриарх уведомил царицу, что он занемог и не в силах встать с постели. Совещание продолжалось несколько часов, и после жарких споров все согласились с мнением князя Михаила Юрьевича Долгорукого. Царица поручила Матвееву съездить немедленно к патриарху, спросить о его здоровье, уведомить о принятых мерах и испросить его благословения.
Едва Матвеев вышел из комнаты, раздался отдаленный громовой удар.
- Что это значит? - спросила царица.
Князь Черкасский подошел к окну и заметил на юге большую черную тучу.
- Собирается гроза, государыня! - сказал он.
Царица встала и о чем-то тихо заговорила со своим престарелым отцом. Все бывшие в зале бояре также встали с мест своих и в почтительном молчании смотрели на царицу.
Вдруг отворилась дверь, и Матвеев вошел поспешно в залу. На лице его заметно было беспокойство, которое он напрасно пытался скрыть. Взоры всех обратились на него, и царица спросила:.
- Что ты, Артамон Сергеевич?
- Боярин князь Федор Семенович Урусов с подполковниками Стремянного полка Горюшкиным и Дохтуровым попались мне на лестнице. Они говорят, что стрельцы из слобод своих рано утром вступили в Земляной город, оттуда двинулись в Белый, в Китай-городе остановились у Знаменского монастыря и скоро подойдут к Кремлю. Я приказал как можно скорее запереть все кремлевские ворота.
- Хорошо, если успеют! - сказал Долгорукий.
Он сошел в нижние покои дворца, велел бывшему там пятидесятнику Борисову со своею полсотнею стрельцов выйти на площадь и ударить сбор, а Бурмистрова, который также ожидал приказаний князя, отправил верхом к полковнику Кравгофу с приказом поспешить со своим Бутырским полком к Красному крыльцу. Отряд Борисова вышел на площадь. В это время поднялся сильный вихрь, и вой его соединился с ударами грома, которые почти не умолкали.
- Бей сбор! - закричал Борисов барабанщику.
Однако стрельцы Сухаревского полка не могли расслышать звуков барабана при шуме жестокой бури, столь неожиданно поднявшейся.
Долгорукий, войдя опять в залу, начал говорить царице о сделанных им распоряжениях. В это время открылась дверь, ведущая в комнаты юного царя Петра и царевича Ивана, и они оба вошли в зал. Царица поспешно приблизилась к своему сыну, крепко обняла его и залилась слезами.
Вдруг на Ивановской колокольне раздался звук колокола.
- Что это значит? - спросил князь Черкасский, подходя к окну. Сильный удар грома заглушил унылый звон колокола. Гром стих, но звон продолжался, мешаясь с невнятными криками, раздающимися на площади, и с барабанным боем.
- Они уже у Красного крыльца! - воскликнул Черкасский.
- Кто? Бунтовщики? - спросил Долгорукий, вынимая саблю. - Не ошибаешься ли ты, князь? Может быть, это Сухаревский полк?
- Посмотри сам. Вон как машут секирами и кричат! Слышишь?
- Я уйму их! - сказал Долгорукий и подошел к двери, но царица остановила его, опасаясь, что с появлением князя начнется кровопролитие.
- Позволь, Михаил Юрьевич, - сказала она, - чтобы Артамон Сергеевич первый вышел на крыльцо и постарался уговорить мятежников. Надобно узнать, чего они требуют. Может быть, не нужно будет проливать крови.
Долгорукий отошел от двери, приблизился к князю Черкасскому, смотревшему в окно, и крепко стиснул в руке рукоять сабли, увидев мятежников, окруживших со всех сторон Красное крыльцо.
- Смотри, смотри, Михаил Юрьевич! - закричал Черкасский. - Они ломают на крыльце решетки и перила!
- Государыня! - сказал вошедший в зал подполковник Дохтуров. - Меня послал к тебе Артамон Сергеевич. Мятежники думают, что царевич Иван Алексеевич убит, и требуют выдачи его убийц.
- Покажи им царя и царевича. Может быть, они успокоятся, - ; посоветовал Наталье Кирилловне ее отец.
Царица взяла за руку Петра и Ивана и вывела на Красное крыльцо. Толпа стрельцов, взбежав на ступени, окружила царицу.
- Ты ли царевич Иван? - спрашивали они.
- Я! - отвечал царевич трепещущим голосом. - Успокойтесь, меня никто не обижал и обижать не думал.
- Ой ли? - сказал стрелец гигантского роста. - Слышите, ребята? - закричал он. - царевич говорит, что ему никто ничего плохого не делал! Не идти ли нам по домам?
В ответ раздался громкий крик. Бывшие на крыльце стрельцы сошли на площадь. Все кричали, но нельзя было разобрать ни одного слова. Царица с сыном своим и царевичем Иваном возвратилась во дворец, а Матвеев сошел с крыльца и, воспользовавшись минутою, когда шум немного утих, начал говорить:
- Я не узнаю вас, братцы. Вы были всегда храбрыми воинами и верными слугами царскими. Я не верю, чтобы вы сами захотели покрыть себя вечным позором и восстать против вашего законного царя: верно, подучили вас злые и коварные люди. Не слушайте, их: они вас обманывают. Они говорили вам, что царевич Иван Алексеевич убит, а вы видели сами, что он жив и здоров. Неужели кто-нибудь из вас захочет погубить навеки душу свою? Вспомните Бога! Неужели вы надругаетесь над крестом Спасителя, который целовали с клятвою служить верой и правдой царю Петру Алексеевичу? Успокойтесь, возвратитесь в ваши слободы и докажите, что вы все те же храбрые и верные царю стрельцы.
- Кажись, боярин-то дело говорит! - шептали многие из стрельцов друг другу.
- По домам, ребята! - закричало несколько голосов.
Матвеев, обрадованный действием своих слов, вошел во дворец и сказал царице, что стрельцы, по-видимому, успокаиваются. Но едва успел он удалиться, раздался в толпе чей-то-голос:..
- Нарышкины: убьют не сегодня, так завтра царевича Ивана и всех стрельцов перевешают! Иван Нарышкин вчера надевал на себя царскую порфиру и похвалялся своими руками удушить царевича!
- Смерть Нарышкиным! - воскликнули тысячи голосов, - Во дворец! Режь изменников!
Стрельцы бросились толпами к Красному крыльцу, но вдруг остановились, увидев на нем князя Михаила Юрьевича Долгорукого, стоящего с поднятою саблею.
Все притихли. Долгорукий сошел с лестницы.
- Бунтовщики! Изменники! - закричал он. - Голова слетит с плеч у первого, кто осмелится ступить на это крыльцо! Слушайте меня! Молчать, говорю я вам!.. Что? Меня не слушаться?.. Вели стрелять! - продолжал он, обратясь к Борисову, стоявшему со своею полсотнею по левую сторону Красного крыльца.
- Подыми мушкет! - закричал Борисов. - Посыпь порох на полку! Закрой полку! Положи пыж на пульку! Вынь забойник! Добей пульку и пыж до пороху!
Оставалось только закричать: "Приложися! Стреляй!" Но стрельцы, воспользовавшись продолжительной командой, успели опередить Борисова. Оглушенный ударом ружейного приклада по голове, он упал без чувств на землю, а стрельцы его, увидев это, разбежались.
Мятежники бросились на Долгорукого. Сабля его сверкнула, и голова стрельца, который первый подбежал к нему и замахнулся секирою, полетела на землю.
- Силен, собака! - закричал, остановись шагах в двадцати от князя, один из бунтовщиков. Товарищи его также остановились, издали грозя Долгорукому секирами.
- Ну, что стали лешие! - крикнул десятник. - Одного испугались!.. Вперед!
- Погоди, я его разом свалю! - сказал стрелец, целясь в князя из ружья.
Раздался выстрел, пуля свистнула, но, попав вскользь по латам князя, надетым под кафтан, отскочила в сторону и ранила одного из бунтовщиков.
- Что за дьявольщина! - воскликнул десятник. - И пуля его неймет!
- За мной, ребята! - закричал пятисотенный Чермной, бросаясь на Долгорукого с толпою мятежников.
- Тьфу ты черт! Еще срубил одному голову! - воскликнул один из стрельцов, бежавших за Чермным, останавливаясь и удерживая своего племянника. - Погоди, Сенька, не суйся прежде дяди в петлю. Авось и без нас сладят с этим лешим!
- Посмотри-ка, дядя, как ой саблей-то помахивает. Вон еще кого-то хватил, ажно секира из рук полетела!
- Нечего сказать, славно отгрызается! Да погоди ужо, не отбоярится! Что это? Он сам бросил саблю!
Долгорукий, видя, что ничто не может удержать мятежников, кинул саблю и закричал окружившим его со всех сторон стрельцам:
- Не хочу больше проливать кровь напрасно. Всю жизнь мою я старался делать вам добро и любил вас, как отец. Не хочу пережить позора, которым вы себя покрываете. Вы хотите изменить вашему законному государю, забываете, что целовали крест Спасителя! Предаю вас праведному суду Его. Я вас любил, как детей, - убейте вашего отца!
- Дядя, почто Чермной кафтан-то с князя снимает? - спросил Сенька своего дядю, который все стоял на прежнем месте, держа за руку племянника.
- Ба, под кафтаном у него латы!.. Ну, потащили голубчика! Ай да молодцы наши братья-стрельцы!
Втащив Долгорукого на крыльцо, стрельцы сбросили его на копья. Кровь несчастного князя потекла ручьями по длинным древкам и обагрила руки злодеев. Бросив его на землю, они принялись за секиры и вскоре с диким хохотом разбросали разрубленные его части в разные стороны.
Тем временем отряд мятежников ворвался во дворец через сени Грановитой палаты. Вбежав в комнаты царицы, злодеи увидели Матвеева.
- Хватайте этого изменника! Тащите, ребята! - закричал сотник.
- Не троньте моего второго отца! - воскликнула царица, схватив Матвеева за руку.
- Ну, что вы стали, олухи! - крикнул сотник, - Что вы на нее смотрите? Тащите!
- Прочь, изверги! - закричал князь Черкасский, бросаясь с саблей к мятежникам. Он вырвал из их рук Матвеева, которого они вытащили уже в другую комнату.
- Не раздражай их, князь Михаил Олегович, и не подвергай себя опасности. Пускай они убьют меня одного, я не боюсь смерти.
- Нет, Артамон Сергеевич, жизнь твоя еще нужна для юного царя и для отечества. Прочь, изменники! Разрублю голову первому, кто подойдет.
- Ребята! Приткните его пикой к стене! - закричал сотник.
Черкасский, раненный в бок у самого сердца, упал. Злодей, схватив Матвеева, вытащили его на Красное крыльцо. Приподняв и показывая боярина толпящимся внизу сообщникам, закричали они:
- Любо ли вам?
В ответ раздался крик: "Любо, любо!" - и боярин, любимый некогда стрельцами и народом, друг покойного царя Алексея Михайловича и воспитатель матери царя Петра, полетел на острые копья.
- Во дворец! - закричали злодеи. - Ловите прочих изменников! - С этими словами толпа стрельцов, опустив копья, взбежала на Красное крыльцо и рассеялась по всему дворцу. Трепещущая царица, проливая слезы, удалилась с сыном своим и царевичем Иваном в Грановитую палату. Бояре Ромодановские, подполковники Горюшкин и Дохтуров пали под ударами секир. В одной из комнат дворца скрывался стольник Федор Петрович Салтыков. Мятежники схватили его.
- Кто ты? - закричал один из стрельцов, приставя острие копья к его сердцу. - Отвечай! Афанасий Нарышкин, что ли? Так вот тебе, собака!
Обливаясь кровью, Салтыков упал на пол.
- Боже милосердый! Сын мой! - воскликнул боярин Петр Михайлович Салтыков, войдя в комнату и бросаясь на окровавленный труп своего сына.
- Сын твой? - спросил заколовший его стрелец. - А я думал, что он Афанасий Нарышкин.
- Дал ты маху, Фомка! - сказал десятник. - Кажись, в списке нет Салтыковых. Дай-ка справлюсь. - Он вытащил из-за кушака список и начал читать по складам. - Так и есть. Сына-то нет, а батюшка тут. Приколи его. Вишь, больно вопит по сыну: жаль бедного!
Удар секиры, разрубивший голову старцу, прекратил его страдания.
- Нам еще есть над кем поработать! - сказал десятник, заткнув за кушак список. - Пойдем обшарим все другие комнаты: не попадутся ли нам Иван да Афанасий Нарышкины. За их головы цена-то подороже, чем за все прочие.
Переходя из комнаты в комнату, десятник увидел спрятавшегося под столом придворного карла, который, скорчившись от страха, прижался к самой стене.
- Эй ты, кукла! Не знаешь ли, где Иван и Афанасий Нарышкины?
- А что дашь, если скажу? - спросил тот.
- Да вот дам тебе секирой по макушке, если не скажешь. Говори, где Нарышкины?
- Иван близко от вас, только вам не найти его. Найдут другие. А Афанасий спрятался в дворцовой церкви Воскресения на Сенях.
- Пойдем туда! Если ты нас обманул, так осинового кола тебе не миновать! А откуда ты родом и как попал в придворные? - спросил десятник карла.
- Родился я неподалеку от Москвы, зовут меня Фомою Хомяком, а в придворные карлы при царице определил меня брат ее, Афанасий Кириллович.
- Тот самый, который теперь спрятался в церкви?
- Да.
- Не жил ли ты, прежде в здешней богадельне? - спросил один из стрельцов. - Я тебя, кажись, там видал.
- Жил, - ответил карла.
- Где ж ты колдовству-то обучился, - продолжал стрелец. - Неужто в богадельне?
- Колдовству обучил меня покойный дед мой, а в богадельню я вступил только для того, чтобы позабавиться. В две недели пораспугал я там всех: и хромые, и безрукие, и слепые - все разбежались. То-то уж мне сделалось просторно. Хожу, бывало, из горницы в горницу один-одинехонек да посвистываю. Раз царица с Афанасием Кирилловичем приехали осмотреть богадельню. Он увидел меня и смекнул: на что де такому малому человеку одному этакий большой дом? "Хочешь, ли ты в придворные?" - спросил он меня. "Хочу", - ответил я. На другой день он приехал за мною, увез во дворец, - и с тех пор служу я при комнатах царицы.
- Моя тетка живет лет тридцать в богадельне, - сказал стрелец, - а ни один колдун оттуда ее еще не выживал. Она мне рассказывала, что царица взяла тебя к себе по просьбе Афанасия Нарышкина, сжалившись над твоим убожеством.
- А вот увидим, - подхватил десятник, - найдет ли этот колдунишка, кого нам надобно? Вот дверь в церковь.
Один из стрельцов отыскал пономаря и велел ему отпереть церковь. Пономарь хотел возразить, но поднятая над головою секира заставила его замолчать и исполнить приказанное.
Афанасий Нарышкин, брат царицы, был комнатным стольником. Он отказался от боярства из скромности и наиболее охотно занимался благотворительностью. Услышав, что стрельцы везде его ищут, чтобы предать мучительной смерти, он поспешил к священнику церкви Воскресения на Сенях, некогда им облагодетельствованному, и просил причастить его перед смертью. Священник почти принудил его скрыться в церкви, под престолом. Придворный карла, проходя мимо церкви и увидев входивших в нее Нарышкина и священника, подсмотрел, что только один из них вышел оттуда и запер церковные двери.
Вдруг среди тишины, царящей в храме, Нарышкин услышал у дверей шум. Ключ два раза щелкнул - и тяжелая дверь заскрипела, медленно поворачиваясь на железных петлях. Кто-то вошел в церковь.
- Показывай, где он спрятался? - сказал один голос.
Другой голос ответил:
- Уж я тебе говорю, что он здесь. Вели-ка поставить у окон и дверей часовых.
По шуму шагов и голосам Нарышкин заключил, что целая толпа ищет его по церкви.
- Смотри ты, колдунишка, если мы его не сыщем - беда тебе! - сказал кто-то. - Осталось только алтарь обыскать!.
Нарышкин услышал, как северные двери открылись и несколько человек вошли в алтарь.
- И здесь его нет! Разве что под престол спрятался. Сунь-ка туда пику, Фомка!
Пика проткнула парчовый покров престола и, слегка шаркнув по кафтану Нарышкина, вонзилась в пол.
- Кажись, никого нет!
- Загляни под престол.
- Вот он где, изменник! Тащите его оттуда!