Вскоре после полудня Василий, собрав свою роту, отправился с девушкой в Погорелово и встречен был там радостно Натальей, старухой Смирновой, отцом Павлом и Маврой Саввишной. Все вошли в горницу. Расспросам не было конца. Когда Василий рассказал, как спас девушку от смерти, Наталья, взяв ее ласково за руку, посадила возле себя и стала утешать. Ольга горько плакала:
- Ах, Господи, Господи! - восклицала Мавра Саввишна, слушая рассказ Бурмистрова. - Так ты, горемычная моя, осталась на белом свете сиротинкой?! Неужто у тебя, кроме покойного твоего дядюшки, никого не осталось?
- Никого! - отвечала Ольга, не переставая рыдать.
- Не плачь, не плачь, мое солнышко. Коли нет у тебя родни, так будь же моей дочерью. Батюшка царь защитил меня, бедную. Есть теперь у меня деревнюшка с домиком; будет с нас, не умрем с голоду. Обними меня, старуху!
Ольга бросилась на шею Мавре Саввишне и начала целовать ее руки. Та хотела что-то сказать, но не смогла и, обнимая Ольгу, навзрыд заплакала. Все были тронуты.
- Господь вознаградит тебя за твое доброе сердце, Мавра Саввишна! - сказал отец Павел.
После общего совета было решено, что Бурмистров отвезет Ольгу сначала в Преображенское, чтобы представить ее царю Петру, а потом приедет с нею в Ласточкино Гнездо, куда Мавра Саввишна со старухой Смирновой и Натальей намеревались через день отправиться.
Прибыв в село Преображенское, Василий пошел с Ольгой ко дворцу; за ним следовала рота потешных. Царь сидел у окна с матерью своей, Натальей Кирилловной, и супругой Евдокией Феодоровной Лопухиной. Увидев Бурмистрова в окно, он спросил его:
- Ну что, исполнил ли ты мое поручение? А это что за девушка? Твоя невеста?
- Это, государь, племянница дворянина Сытина, убитого раскольниками. Они хотели ее сжечь вместе с собой.
- Сжечь вместе с собой?! - воскликнул Петр. - Иди-ка сюда.
Бурмистров, войдя во дворец, подробно рассказал все царю.
- Это ужасно! - повторял Петр, слушая Василия и несколько раз вскакивая с кресла, - Вот плоды невежества! Изуверы губили других, сожгли самих себя, хотели сжечь эту бедную девушку, и все были уверены, что они делают добро и угождают Богу.
- Они более жалки, нежели преступны, - сказал Лефорт, стоявший возле Петра. - Просвети, государь, подданных твоих.
- Да, да! - воскликнул с жаром Петр, схватив за руку Лефорта.
- Остались ли у тебя родственники после погибшего дяди? - спросила Ольгу царица Наталья Кирилловна.
- Нет, государыня, никого не осталось, - ответила Ольга дрожащим от робости голосом. - Тетка моего избавителя берет меня к себе в дом, вместо дочери.
- Твоя тетка? - спросил Петр Бурмистрова. - Та самая, у которой Лысков отнял поместье?
- Та самая, государь!
- Скажи ей, что если Лысков и кто бы то ни было станет притеснять ее, то пусть она приезжает прямо ко мне с жалобой: я буду ее постоянный защитник и покровитель.
- Отдай твоей новой матери этот небольшой подарок, - сказала царица Наталья Кирилловна, снимая с руки золотой, перстень с драгоценным яхонтом и подавая Ольге. - Скажи ей, чтоб она уведомила меня, когда станет выдавать тебя замуж: я дам тебе приданое!
- Чем заслужила я такую милость, матушка царица? - сказала со слезами на глазах Ольга, бросаясь на колени перед Натальей Кирилловной.
- Можно ли и мне подарить этой девушке перстень? - спросила царя на ухо юная супруга его.
Петр легким наклоном головы согласился, и юная царица подала Ольге со своей руки золотой перстень с рубином.
- Ну, пятисотенный, - сказал Петр Бурмистрову, - спасибо тебе за твою службу! Чем же наградить тебя?.. Хочешь ли ты служить у меня, в Преображенском? Да что тебя спрашивать: по глазам вижу, что хочешь. Назначаю тебя ротмистром. Ты, как я заметил, хорошо верхом ездишь. Здесь есть у меня особая конная рота. Объяви ей любезный Франц, что я назначил Бурмистрова ее начальником. Ах да, совсем забыл! Прежде тебе надобно жениться. Отвези эту девушку к твоей тетке, потом женись и приезжай с молодой женой ко мне, в Преображенское. Пойдем, любезный Франц, - продолжил Петр, обращаясь к Лефорту. - Надо сказать спасибо солдатам третьей роты и за поход наградить.
Петр, вышел с Лефортом из горницы, потрепав мимоходом Бурмистрова по плечу и примолвив:
- Прощай, ротмистр, до свидания!
Бурмистров и Ольга вышли из дворца и отправились в Ласточкино Гнездо, где встретились с Маврой Саввишной, Натальей и ее матерью.
Все рассказав и оставив Ольгу у тетки, Бурмистров в тот же день поскакал в Погорелово, чтобы посоветоваться с отцом Павлом о своем браке. Наступал июнь месяц, и через день начинался Петров пост, так что свадьбу, можно было справлять лишь через несколько недель.
VII
- Нет, князь, - говорила царевна Софья ближнему боярину князю Василию Васильевичу Голицыну, - не могу сносить этого более! Мальчишка смеет мне противиться и вмешиваться в дела правления! Скажи мне откровенно: какие меры мне принять?
- Не смею ничего советовать в таком важном деле, государыня. Одна твоя мудрость может указать выход. Долг мой состоит в беспрекословном и ревностном исполнении воли твоей.
- Ты удивляешь меня, князь. Если б я давно не знала тебя и менее была уверена в твоей преданности, то могла бы подумать, что ты, подобно многим другим боярам, держишься стороны младшего моего брата. Неужели мальчик может лучше меня управлять государством? Нет я найду средство его остановить. Он не лишит меня власти.
- Я вот думаю, - осторожно сказал Голицын, - не лучше ли будет не бороться с ним, а, наоборот, сблизиться. Разрыв с ним опасен для твоего царского величества. Уступчивость и ласка гораздо более на него подействуют, нежели пренебрежение к нему и явная ссора. Он будет доволен и самым малым участием в делах правления. Ласковость твоя совершенно его обезоружит.
- Неужели ты думаешь, что я себя унижу до такой степени и стану искать благосклонности моего брата? Пусть он ищет моей! И чем он может мне быть опасен? Все подданные любят меня; все стрельцы готовы, по первому моему слову, пролить за меня кровь свою!
- Его потешные, государыня… я давно уже говорил, что…
- Его потешные мне смешны! Пусть забавляется с ними и с иноземными бродягами в Преображенском.
- Окольничий Федор Иванович Шакловитый, - сказала постельница царевны, войдя в горницу, - просит дозволения предстать пред светлые очи твоего царского величества.
- Позови его.
Шакловитый низко поклонился царевне и подал ей жалобы Лыскова. Софья, прочитав бумагу, покраснела от гнева.
- Прочитай, - воскликнула она, подавая челобитную Лыскова князю Голицыну. - Не посоветуешь ли ты после этого сблизиться с моим братом?
Голицын принялся внимательно читать бумагу, а Шакловитый начал вкрадчиво говорить Софье:
- Если и впредь все так пойдет, то не следует ждать ничего хорошего. Ты повелеваешь, государыня, казнить бунтовщика, а Петр Алексеевич его защищает; ты приказываешь отдать помещику беглую холопку, а брат твоего царского величества освобождает ее от кабалы, выгоняет помещика из деревни и отдает ее какой-то нищей.
- Я прекращу это безобразие! - воскликнула Софья. - Приказываю тебе сегодня же схватить и казнить бунтовщика Бурмистрова, холопку Наталью возвратить Лыскову, а отнятую у него деревню также отдать ему. Возьми для этого целый полк стрельцов, если нужно.
- А я бы поступил иначе, государыня. Торопиться не надо. Пусть в Москве побольше об этом деле заговорят, а там будет видно, что лучше всего предпринять.
- И мне кажется, - сказал князь Голицын, - что лучше сначала объясниться с царем Петром Алексеевичем: он увидит свою ошибку и, без сомнения, охотно ее исправит.
- Благодарю тебя за твой совет, князь! - сказала Софья, стараясь казаться спокойной. - Сходи теперь же к святейшему патриарху и скажи ему, чтобы он завтра утром приехал ко мне.
Когда Голицын ушел, Шакловитый, посмотрев насмешливо ему вслед, сказал:
- Хитростью похож он на лисицу, а трусостью на зайца. Мне кажется, что он держится стороны врагов твоих, государыня!
- Я узнаю это, - ответила Софья.
- Зачем, государыня, послала ты его к святейшему патриарху? Неужели хочешь ты со святым отцом в таком деле советоваться? Положись на одного меня. Из всех слуг твоих я самый преданный и усердный. Я доказал уже тебе это и еще докажу.
- Уверена в этом. Я удалила Голицына для того, чтобы поговорить с тобой наедине. Посмотри, нет ли кого за дверью?
- Никого нет, государыня! - ответил Шакловитый, распахнув, дверь и заглянув, в другую горницу.
Дверь снова закрылась. Часа через три Шакловитый вышел из горницы царевны Софьи и поехал к полковнику Цыклеру. Возвратясь домой, он велел призвать к себе полковника Петрова и подполковника Чермного. Они ушли от него ровно в полночь..
VIII
Петров пост прошел и наступил июль месяц. Бурмистров в Ласточкином Гнезде занемог, и свадьба была отложена до его выздоровления. Лишь в начале августа он выздоровел. Спеша исполнить повеление царя, приказавшего ему приехать тотчас после женитьбы на службу в Преображенское, он просил Мавру Саввишну как можно скорее сделать все приготовления к его свадьбе. Вскоре Василий с невестой, старуха Смирнова и сама Мавра Саввишна с Ольгой отправились в село Погорелово, чтобы отпраздновать сговоры в доме отца Павла; на другой день можно было венчать Василия и Наталью, а на третий они хотели отправиться в Преображенское.
Брат Натальи, Андрей, который уже кончил академический курс, купец Лаптев с женой и капитан Лыков приехали по приглашению на сговор Василия. Бурмистрова благословили образом и хлебом-солью Лаптев и жена его, а Наталью - ее мать и капитан Лыков, принявший на себя с большим удовольствием роль посаженого отца невесты. Отец Павел, совершив обряд обручения, соединил руки жениха и невесты. Начались поздравления, и Мавра Саввишна явилась из другой горницы с большим подносом, уставленным серебряными чарками. Проговорив длинное поздравление обрученным, она начала угощать всех вином. Андрей, приподняв чарку и любуясь резьбой на ней, сказал:
- Какая роскошь и прелесть! Не знаешь, чему отдать предпочтение: содержащему или содержимому!
- Выкушай, Андрей Петрович, за здравие обрученных! - сказала Мавра Саввишна, кланяясь.
- Если б я был Анакреон, то написал бы стихи об этой чарке.
- Ну, ну, хорошо! Выкушай-ка скорее, а там, пожалуй, пиши, что хочешь, на чарке.
Андрей, усмехнувшись, выпил вино и, обращаясь к Бурмистрову, спросил:
- Откуда, Василий Петрович, взялись на твоих сговорах такие богатые сосуды? У иного боярина таких нет.
- Не знаю, - ответил Василий. - Спроси у тетушки.
- Эти чарки привезены в подарок обрученным их милостью, - сказала Мавра Саввишна, указывая на Лаптева и жену его.
Бурмистров и Наталья горячо поблагодарили старинных своих знакомых.
После этого начались разговоры о столичных новостях.
- Как жаль, что тебя не было в Москве восьмого июля! - сказал Лыков Бурмистрову. - Уж полюбовался бы ты на царя Петра Алексеевича. Показал он себя! Нечего сказать! Софья-то Алексеевна со стыда сгорела.
- Что такое? - спросил Василий, - Что-то случилось?
- Да ты, видно, ничего еще не слышал. Я тебе расскажу. В день крестного хода из Успенского собора в собор Казанской Божией Матери оба царя и царевна приехали за обедню. После службы, когда святейший патриарх вышел из Успенского собора, Софья Алексеевна хотела идти вместе с царями. Я как раз был в толпе неподалеку от их царских величеств и слышал, как царь Петр Алексеевич сказал царевне: "Тебе, сестрица, неприлично идти в крестном ходе вместе с нами; этого никогда не водилось. Женщины не должны участвовать в подобных торжествах". "Я знаю, что делаю!" - ответила Софья Алексеевна, гневно посмотрев на царя, а он вдруг отошел в сторону, махнул своему конюшему, велел подвести свою лошадь, вскочил на нее да и уехал в Коломенское. Царевна переменилась в лице, сперва покраснела, а потом вдруг побледнела и начала что-то говорить царю Иоанну Алексеевичу…
- Да, - перебила его Лаптева, - по всей Москве несколько дней только и разговоров было, что об этом. Сказывала мне кума, что царевна разгневалась так на братца, что не приведи Господи!
- Молчи, жена! - воскликнул Лаптев, гладя бороду. - Не наше дело!
- Кума-то сказывала еще, что злодеи стрельцы опять начинают на площадях собираться, грозятся и похваляются. …
- Да перестанешь ли ты, трещотка! - закричал Лаптев.
- Пусть я трещотка, а уж бунту нам не миновать.
- Я того же мнения, - сказал важно Андрей, осушавший в это время пятую чарку вина. Но если правду сказать, то и родственники царя Петра Алексеевича поступают неразумно. Я сам видел, как боярин Лев Кириллович Нарышкин ездил под вечер с гурьбой ратных людей по Земляному городу, у Сретенских и Мясницких ворот ловил стрельцов, приказывал их бить обухами и плетьми и кричал: "Не то вам еще будет!" Сказывали мне, что он иным из них рубил пальцы и резал языки. "Меня, - говорил он, - сестра, царица Наталья Кирилловна, и царь Петр Алексеевич слушают. За смерть братьев моих я всех вас истреблю!" Такими поступками в самом деле немудрено взбунтовать стрельцов.
- И я слышал об этом, - вмешался Лыков. - Только говорили мне, что будто не боярин Нарышкин этим занимается, а какой-то подьячий Приказа большой казны, Матвей Шошин. Этот плут лицом и ростом очень похож, говорят, на Льва Кирилловича. Тут, впрочем, большой беды я не вижу. Боярин ли он, подьячий ли - все равно, пусть тешится над окаянными стрельцами, поделом им, мошенникам.
- Нет, капитан, - сказал Бурмистров, - я на это смотрю другими глазами… Давно ли ты, Андрей Петрович, видел этого мнимого Нарышкина?
- Видел я его на прошлой неделе да еще сегодня ночью в то самое время, как шел через Кремль от одного из моих прежних учителей к Андрею Матвеевичу, чтобы вместе с ним на рассвете сюда отправиться.
- Что же он делал в Кремле?
- Бродил взад и вперед по площади около царского дворца с каким-то другим человеком и смотрел, как выламывали во дворце, у Мовной лестницы, окошко. Мне показалось это странным, однако я подумал: боярин знает, что делает; видно, цари ему приказали. Я немного постоял. Окно выломали, и вышел к Нарышкину из дворца истопник Степан Евдокимов, которого я в лицо знаю, да полковник стрелецкий Петров. Начали они что-то говорить. Я расслышал только, что Петров называл неизвестного человека, стоявшего с Нарышкиным, Федором Ивановичем.
- Так зовут Шакловитого, - сказал Бурмистров с тревогой в голосе и, вскочив, заходил по комнате.
- Ночь была довольно темная, - продолжал Андрей, - и они сначала меня не видели. На беду, месяц выглянул из-за облака. Вдруг Нарышкин как закричит на меня: "Пошел своей дорогой, зевака! Не смей смотреть на то, что мы делаем по царскому повелению". "Нет, нет! - закричал Федор Иванович. - Лучше поймать его. Хватай его, Петров!" Полковник бросился за мной, но не догнал: я бегать-то мастер.
- А где царь Петр Алексеевич? В Москве? - спросил Бурмистров.
- Я слышал, что его ждали в Москву сегодня к ночи, - ответил Андрей.
- Прощай, милая Наталья! - сказал Бурмистров. - Я сейчас же еду! Дай Бог, чтоб я успел предостеречь царя.
Все удивились. Наталья была поражена и встревожена таким внезапным решением жениха, но, видя его состояние, спрашивать ничего не стала. Спросил его Лыков.
- Да с чего ты, пятисотенный, взял, что царю грозит опасность?
- Я тебе это объясню на дороге. Ты поедешь со мной?
- Пожалуй. Для царя Петра Алексеевича готов я ехать на край света, не только в Москву. К ночи-то мы туда поспеем.
- И я еду с вами! - сказал Андрей. - Я хоть и плохо верхом езжу, однако с лошади не свалюсь и от вас не отстану. Александр Македонский и с Буцефала, правильнее же сказать с Букефала, не свалился. Неужто, Андрей Матвеевич, твой гнедко меня сшибет?
- А меня пусть хоть и сшибет моя вороная, только я от вас не отстану, опять на нее влезу, да поскачу, - сказал Лаптев. - Прощай, жена!
Все четверо сели на лошадей, быстро простились и поскакали к Москве.
IX
С наступлением вечера в Москву начали стекаться стрельцы из окрестных слобод. Цыклер и Чермной расставляли их в разных укромных местах, а большую часть собрали на Лыков и Житный дворы, находящиеся в Кремле, и стали ждать приказаний Шакловитого.
- Мне кажется, - сказал Чермной стоявшему рядом полковнику Цыклеру, - что мы и сегодняшнюю ночь проведем здесь зря. Вчера мы его тоже ждали, однако он не приехал из Преображенского.
- Авось приедет сегодня. Это кто к нам крадется? - насторожился Цыклер, пристально всматриваясь в приближавшегося к ним человека. - Ба, да это истопник Евдокимов! Добро пожаловать! Что скажешь нам, Степан Терентьич? Что у тебя за мешок?
- С денежками, господин полковник. Изволь-ка их посчитать да раздай теперь же стрельцам. Так приказано.
- Давай сюда! Это доброе дело! Не видал ли ты нашего начальника? Куда он запропастился? Мы уж давно здесь его ожидаем.
- Сейчас он в Грановитой палате. Там и заночует, если и сегодня не приедет к ночи из Преображенского он-то. Вы понимаете, о ком я говорю?
- Где нам понять! - воскликнул Чермной. - Эх ты, придворная лисица! Даже с нами не можешь говорить без обиняков. Чего ты трусишь?
- Лучше, господин подполковник, лишнего не говорить! Счастливо оставаться! Мне идти пора!
Вскоре после ухода истопника явился Шакловитый. Собрав около себя пятидесятников и десятников стрелецких, он сказал:
- Объявите всем, что я с часу на час жду вестей от полковника Петрова, который послан мною в Преображенское. Если вести придут оттуда хорошие, то на Ивановской колокольне ударят в колокол, и тогда надо напасть на дома изменников и врагов царевны и всех изрубить без пощады. Вот вам список изменников. Все, что вы найдете в домах у них, возьмите и разделите между собой. Потом ступайте к лавкам торговых людей, который держат сторону изменников: все товары и добро их - ваши!
В списке, который Шакловитый подал стоявшему близ него пятидесятнику, были имена бояр, преданных царю Петру Алексеевичу, и многих богатых купцов. В числе последних находился и Андрей Матвеевич Лаптев.
Сказав еще несколько слов на ухо Цыклеру и Чермному, Шакловитый вместе с ними удалился в Грановитую палату. Вскоре прибыл к нему стрелец, посланный из Преображенского Петровым, с письмом. Шакловитый, вырвал от нетерпения из его рук письмо и, приказав ему идти на Лыков двор, прочитал вполголоса Цыклеру и Чермному: