Все же Мавы не мог отделаться от сомнений. Лицо его стало снова грустным, когда он подумал: "А Халназар?" Мехинли это поняла. Чтобы приободрить Мавы, она протянула руку и хотела погладить по грязной тюбетейке, как вдруг раздался голос бая:
- Мавы, э-э-эй!
- Пред тобою, ага! - вскакивая на ноги, крикнул Мавы и со всех ног пустился к дому.
Словно выпустив птицу из рук, Мехинли растерянно посмотрела ему вслед. Потом вдруг плотно прикрыла рот яшмаком и в страхе огляделась вокруг. Не увидев поблизости никого из мужчин, она села на место Мавы и задумалась.
Мехинли еще в младенческом возрасте осталась круглой сиротой, росла в семье дяди и с детских лет несла на себе всю тяжесть домашней работы. Когда она еще не заплетала косичек и волосы ее развевались, подобно усикам маиса, ее звали Майса. В голодный год дядя отдал ее Халназару за чувал пшеницы и два чувала ячменя. После того, как она попала в лапы бая, ее имя "Майса" было забыто. Так как она была из крепости Мехин, ее стали звать мехинкой - Мехинли, а это звучало, как "рабыня". Теперь только Мавы иногда звал ее нежным именем "Майса", и она, когда слышала это имя, с болью думала о загубленной молодости: "Ах, отчего я не попала к Мавы! Может быть, тогда я и осталась бы Майсой, расцвела бы, заколосилась и принесла зерна?!"
Когда Халназар впервые увидел мехинку, она не понравилась ему. Однако калым был настолько ничтожен, что он взял ее: "Авось пригодится для черной работы". Но когда Мехинли немного отъелась, щеки ее посвежели и округлились, как сочный плод, Халназар пришел к ней и вдоволь натешил свое жирное, волосатое тело,- так красная курочка попадает в капкан, так грязный шакал терзает ее. Однако старшая жена Халназара скоро прекратила его прогулки к мехинке. "Чего тебе не хватает? - говорила она. - У тебя есть сын, у тебя есть дочь. Как тебе не противно пачкать о нее свою чистую кость! Лучше б ты благодарил бога за то, что он тебе дал, и радовался своему богатству". Эти наставления старшей жены дошли до Халназара. Мехинка все чаще стала попадаться ему на глаза в старой, грязной одежде. Со временем она перестала казаться ему и женщиной. Теперь он обращался с Мехинли, как с рабыней, зло выкатывал глаза при разговоре, обзывал бранными словами. Бывало, что и ременная плеть ходила по спине молодой жены, выполнявшей в доме всю черную работу.
При воспоминаниях о всех обидах и унижениях, которым она подвергалась в доме Халназар-бая слезы туманом застилали глаза Мехинли. Она считалась женою бая, а положение ее в байском доме было не лучше, чем у Мавы.
Глава десятая
Два всадника остановились у дома Халназара. Передний, бросив поводья, устало слез с коня. Навстречу гостю вышел сам Халназар. Посыпались взаимные приветствия.
- Мир вашему дому, господин бай.
- Мир и вам, Артын-ходжайн! Добро пожаловать! Рады видеть!
- Как здоровье, господин бай? Все ли благополучно у вас в доме?
- Слава аллаху... При вашем благополучии, Артын-ходжайн, и мы становимся похожими на людей.
- Очень хорошо. Пусть будут здоровы ваши дети!
Взяв под руку приезжего, Халназар повел его в кибитку старшей жены. Войдя, гость обратился к женщине, сидевшей в посудном углу.
- Здравствуйте, Садап-бай! Здоровы ли дети?
Садап немного опустила яшмак и приветливо ответила:
- Добро пожаловать, Артын-ходжайн!
Гостя усадили на почетное место против двери.
Арутюн, давний друг Халназара, был одет в городской серый костюм. На плечах у него был пурпурный шелковый халат, на ногах поскрипывали желтые туфли, на голове острым клином торчала сшитая не по-туркменски, суживающаяся кверху каракулевая шапка. Из-под густых, почти сросшихся бровей армянина лукаво поблескивали большие черные глаза. Из-под большого крючковатого носа тянулись стрелки таких же черных усов. Острый подбородок обрамляла черная с проседью аккуратно подстриженная бородка. Был Арутюн грузен, широкоплеч и, должно быть, богат. На его толстых пальцах сверкали золотые кольца с яхонтами.
Арутюн слышал и о свадьбе в доме Халназара и о смерти невестки. Теперь он не знал, поздравлять ли хозяев или выражать им соболезнование. С минуту подумав, он решил: "Э, беда какая - умерла женщина! Есть деньги, будет и жена в кибитке - не та, так другая!" Эту мысль он и выразил вслух:
- Слышал я, Садап-бай, что у тебя скончалась невестка. Очень я был расстроен. Дай бог здоровья твоему сыну - найдешь еще лучшую невестку!.. Известно мне также, что женили вы внука. Поздравляю! Очень жалею, не смог приехать на свадьбу.
Слуга внес в кибитку ковровую переметную сумку, Арутюн знаком указал, чтобы тот передал ее хозяйке. При этом он сказал: "Маленький подарок для маленьких". Садап поблагодарила и, поведав гостю свои печали и радости, стала оделять гостинцами вбежавших в кибитку внучат. Арутюн и Халназар заговорили между собой о житье-бытье, о все возрастающих ценах на хлеб и скот. Незаметно разговор перешел на войну.
- Надо ожидать в торговых делах больших перемен,- говорил Арутюн, поблескивая золотыми зубами.- Я слышал, что армии его величества готовятся к большому наступлению. Хорошо, если бы этим летом отбили у немцев Варшаву. Я был бы очень доволен.
Халназар, не бывавший дальше Теджена и Мары, спросил:
- Варшов - большой город?
- О-о, это такой город!.. Петроград, Москву знаешь?
- Слыхал.
- Варшава будет чуть меньше. Замечательный город! До войны я там частенько бывал. Да и дела там неплохие делал. Варшавским купцам нужны хлопок, шерсть.
Арутюн снял халат, шапку и стал пить чай. Халназар немного поразмыслил над словами купца и, не зная еще, к чему он клонит, решил продолжить разговор о войне.
- Пусть поможет аллах белому падишаху!-произнес он голосом, в котором звучало больше лицемерия, чем искренности. - Слышал я, говорили люди, будто германы сделали пушки, которые стреляют огненными чувалами. Будто все войско в страхе сидит под землей...
- Немецкие чемоданы (Так называли германские бризантные снаряды), - перебивая, сказал Арутюн, - не остановят наших доблестных воинов. В Арзруме тоже были эти немецкие пушки, а его взяли.
- Что это за Арзрум?
- Город румов, османских турок.
- Город халифа?
- Да.
Халназар с сомнением покачал головой.
- Нет, город халифа не смогут взять.
- Ого, еще как взяли! - горячо возразил Арутюн. - Скоро султану некуда будет деваться. Наши войска наступают с суши, наши союзники англичане громят с моря Дарданеллы...
- Артын-ходжайн, - хмурясь, сказал Халназар, - и не знаю, что такое дарданеллы-марданеллы, но я знаю, что наместника пророка нельзя победить. На земле нет силы, которая могла бы устоять перед ним.
- Господин бай, что ты говоришь! Перед огнем пушек ничто не устоит.
- Есть вода, что посильнее огня! - упрямо возразил Халназар. - Есть священное знамя пророка.
- Ах, Халназар, не понимаешь ты! - с раздражением сказал Арутюн. - Теперь люди плавают под водой, летают по воздуху. Что могут сделать аскеры султана, если на них обрушится огонь с неба, с суши и с моря?
Халназар рванул рукой шнурки своего халата, - это было признаком гнева.
- Артын, ты знай предел! - сурово проговорил он, с ненавистью взглянув на армянина. - Если владыка поднимет стяг пророка, враги его обратятся в прах. Если упадет этот стяг, настанет день страшного суда. Это не мои слова, - так говорит книга пророка!
Арутюн был кровным врагом турок. После страшной резни армян в северных вилайетах Турции он радовался, что русская армия на кавказском фронте перешла, наконец, в наступление. Но тут он понял, что в споре с Халназаром зашел слишком далеко, задев религиозное чувство мусульманина Однако он вывернулся с ловкостью людей его профессии.
- Господин бай, прости, я не хотел обидеть тебя, - сказал он, прикладывая в знак уважения пальцы к глазам. - Всему миру известно, с какой отвагой сражаются ваши джигиты В одном бою триста шестьдесят туркменских всадников взяли в плен три тысячи шестьсот австрийцев.
Эти слова несколько успокоили Халназара. Его хмурое лицо посветлело. Видя это, Арутюн, чтобы рассеять остатки недовольства бая, вынул изкармана газету и сказал:
- Вот здесь, господин бай, написано о доблести туркменских джигитов.
Халназар, взяв в руки газету, посмотрел на одну, потом на другую сторону печатного листа, ничего не поняв. А Арутюн тем временем говорил:
- Как называется эта газета, ей-богу, не знаю. Но вот тут, - указал он на строчку под крупным заголовком, - написано: "Закаспийская туземная газета". Найдешь муллу, заставь почитать.
Халназар крикнул Мавы и приказал:
- Позови Мамедвели-ходжу. - Затем с важным видом сказал: - Когда туркмен садится на коня, ничто не может устоять перед ним. Туркмены не давали покоя такой большой стране, как Иран, который занимает один семь поясов земли... Сколько раз падишах Ирана нападал на туркменскую землю, а овладеть ею не мог. Мне еще отец рассказывал, как туркмены делали набеги на Иран и приводили оттуда рабов...
Арутюн фальшиво улыбался россказням туркменского бая, а сам думал: "За каждого захваченного вами иранца у вас уводили десять рабов. Да и неизвестно еще, что было бы с вами, не отдайся вы под покровительство русской империи".
- Господин бай, - спросил он, как только Халназар умолк, - в эти дни собирают папахи, - знаешь зачем?
- Для устрашения врага.
- Очень хорошо!
- Но я в это не верю.
- Почему же, господин бай?
- Не шапки сражаются, - люди.
- И это верно, ей-богу, но тут - политика.
Среди богатых туркмен и русского начальства Арутюн был человеком известным. Его звали по-разному. "Артын хозяин", "Артын-заводчик" или просто "Артын-армянин". Халназар знал его еще с того времени, когда Арутюн был коробейником. Позднее Арутюн приобрел в городе лавку, которая со временем стала богатым магазином. Завоевав доверие купцов и банкиров, он взялся за подряды, купил паровую мельницу. В последние годы он занялся также хлопководством: построил хлопкоочистительный завод, стал скупать участки разорившихся хлопководов и скоро сделался владельцем тысячи десятин возделанной чужими руками земли. Воду он брал без всяких ограничений из главного канала, а при вербовке дейхан для работы на хлопковых полях ему большую помощь оказывал Халназар-бай.
С годами дружба между Арутюном и Халназаром крепла. Арутюну, имевшему связи в канцелярии удельного ведомства, не стоило большого труда устроить Халназара на должность мираба одного из казенных каналов, принадлежавших царю. Выгода была обоюдная: Арутюн драл три шкуры с завербованных для него Халназаром дейхан, оплачивая их работу только одной пятой частью урожая, а Халназар набивал добром амбары удельного ведомства, устилал дорогими коврами полы в домах начальства, но никогда не забывал и себя - его собственные амбары ломились от зерна. Благодаря Арутюну Халназар стал даже главным мирабом казенных каналов, но не сумел удержаться на этой должности и года: друг Арутюна, полковник Ломакин, был сменен, новый начальник канцелярии стал вводить свои порядки, и Халназар был изгнан из старших мирабов. Оставаться в должности младшего мираба он счел ниже своего достоинства и вернулся в аул. А Арутюн-ходжайн превратился тем временем в крупнейшего хлопковода. Он не только получал львиную долю хлопка, засеянного и собранного чужими руками, но еще за бесценок скупал долю дейхан, очищал хлопок-сырец на своем заводе и продавал московским и варшавским фабрикантам. Сейчас он приехал к Халназару совсем не для того, чтобы вести пустые разговоры о войне. В России уже сказались тяжелые последствия непрерывных призывов в армию: посевы сильно сократились, цены на хлеб росли. И Арутюн задумал всюду, где только возможно успеть, скупить урожай на корню.
Решив, что время для делового разговора настало, он подложил под колено пуховую подушку, уселся поудобнее и обратился к хозяину дома:
- Халназар-бай, ты знаешь, зачем я приехал?
- Ходжайн, хоть ты и долго живешь среди туркмен, но туркменского обычая не знаешь. Гость - пленник хозяина.
- Это верно. Однако...
- О причинах приезда говорят тогда, когда о них спросят.
- Да, но ты знаешь...
- И знать не хочу.
- О, да не обрушится дом твой! - недовольно проговорил Арутюн и вздохнул.
- Мой дом крепок. Он и в бурю не зашатается.
- Ах, да пойми ты!..
- Если не пойму, ты объяснишь.
- Ай, молодец! Метко сказано. Но я должен успеть к скорому поезду в Мерв. Утром надо выкупить вексель на десять тысяч.
- Ты не из тех, которым страшен один просроченный вексель.
- Да, но...
В это время у входа появился Мавы и спросил:
- Бай-ага, там приехали люди, можно впустить?
- Нет, пусть идут в дом, - ответил Халназар и обратился к гостю. - Там прохладнее, там и будем разговаривать о деле.
Арутюн вздохнул и развел руками:
- Гость - раб хозяина.
Халназар громко расхохотался и сказал:
- Артын-ходжайн, зная, что ты приедешь сегодня, я заранее предупредил людей. Когда увидишь их, не будешь жалеть, что я задержал тебя.
В кибитку вошел человек, смиренно опустив глаза. Он тихо произнес слова приветствия, затем неторопливо снял черные башмаки с острыми, загнутыми кверху носами и, мягко опустившись на колени, поздоровался за руку с Арутюном. Это был Мамедвели-ходжа.
Арутюн знал, что у мусульман лица, причисляющие себя к потомкам пророка, очень высокомерны, и был немало удивлен тому, что ходжа держал себя так приниженно.
Мамедвели поднял глаза и, поглаживая бороду, обратился к Арутюну:
- Спрашивайте, ходжайн.
- Говорите.
- Не вам ли первому говорить?
- Нет, господин ходжам, я не вправе.
- Здоровы ли вы, ходжайн?
- Слава богу.
- Благополучны ли вы?
- Спасибо, вполне.
- Здоровы ли детки-малютки?
- Благодарю.
- Скотина как - цела, невредима?
Арутюн пожал плечами: скотоводством он не занимался, а если выпадал случай выгодно перекупить партию баранов, немедленно перегонял ее в Теджен или в Мары, на городскую бойню. Но не дать никакого ответа при обряде приветствия значило признать неблагополучие, и он ответил:
- Вашими молитвами.
- А сами вы вполне здоровы?
- Благодарствуйте.
- Семья ваша в довольстве и благополучии?
- Слава богу.
- Здоровы ли мать и отец ваши?
- Спасибо, здоровы.
- Родственники, близкие - все здоровы?
Арутюн опять пожал плечами и не нашел что ответить. Ходжа продолжал:
- Благоденствует ли весь великий народ?
Арутюн мысленно выругался: "Вот привязался, старый дурак!" - и, не зная, как лучше ответить, неопределенно сказал:
- Все в руках всемогущего.
- А все ли благополучно во владениях белого падишаха?
Арутюн стал в тупик, но быстро нашелся:
- Владения пребывают в спокойствии незыблемом.
Тут Халназар, уже давно в нетерпении вертевший в руках газету, остановил ходжу, открывшего было рот, чтобы задать новый вопрос:
- Хватит, ходжам. Вот почитай-ка газетку, привезенную Артын-ходжайном.
И Мамедвели торжественно заключил:
- Да будет так! Пусть сам аллах защитит белого падишаха, столь милостивого к мусульманам, пусть дарует ему долгие дни!
Арутюн в душе поблагодарил Халназара, избавившего его от бессмысленных вопросов ходжи, и облегченно вздохнул.
Мамедвели принял из рук Халназара газетный лист, долго всматривался в него, поднес близко к глазам и, наконец, с трудом прочел:
- Мавера-йы Бахр-е-Хазар.
- Да это и есть название газеты! - вспомнил вдруг Арутюн.
Мамедвели прилежно рассматривал газету, состоявшую из четырех страниц небольшого формата. Русские и нерусские тексты шли вперемежку, много было объявлений в черных рамках. Халназар велел читать о войне, и Мамедвели с трудом прочел на первой странице:
"Письмо с фронта
Да будет больше чем много приветов из уст Сахат-Мурада отцу и всем близким... Сам я очень здоров. Я вам писал два письма. Обо мне не надо беспокоиться. Делаем то, что делали туркмены в старину Немцев рубим шашками, их пехоту рубим. Войска их мало-мало бегут, мы их очень рубим. Шашкой проявляем стойкость. Государь императору стараемся помогать... Имею еще отличие - военную медаль.
Унтер-офицер Сахип-Мурад".
Щеки Халназара даже зарумянились от удовольствия, когда он прослушал письмо. Он хотел что-то сказать, но Арутюн опять обратился к ходже:
- Господин ходжам, там есть еще и стихи. Попробуйте прочитать их.
Мамедвели повертел газету, наконец нашел и прочитал:
"Туркменским джигитам, пребывающим на поле битвы. Стихи Молла Дурды из аула Кеши.
У бога стойкость испросив в боях,
От немцев вы оставите лишь прах;
День светопреставленья встретит враг.
Да снизойдет на вас почет от бога!
Дошла о вашей доблести к нам весть:
Врагов вы истребили - и не счесть!
Дал бог: вы нашу поддержали честь.
Почет на вас да снизойдет от бога!
Увидит враг джигитов грозный ряд,-
И в бегстве он, и страхом он объят.
Отважен в битве славный ваш отряд.
Да снизойдет на вас почет от бога!
Молясь, обрушьте на врага ряды,
Пусть головы слетают градом дынь.
В молитвах вспомните Молла Дурды.
Почет на вас да снизойдет от бога!"
Халназар тотчас заговорил о временах туркменских набегов и совсем раздулся от гордости. Он говорил так, точно сам готов немедленно прикрепить к поясу меч и ринуться в бой: глаза его возбужденно поблескивали, усы топорщились. Засучив рукава, он потирал руки, словно чувствовал себя в Австрии, бок о бок с туркменскими джигитами. Заставив еще раз прочесть эти плохие стихи, он сказал:
- Молодец Молла Дурды. Да он, оказывается, настоящий шахир-бахши.
В тон Халназару заговорил и Мамедвели-ходжа. Ему хотелось прежде всего выразить уважение к Арутюну, и он обратился к нему:
- Артын-ходжайн, я благодарю создателя за то, что он дал мне случай встретиться с вами. От счастливого прилипает счастье, от несчастного - горе, как говорили предки. Халназар-бай, сидеть вот с такими людьми - уже счастье...
Халназар недовольно крякнул и прервал речь ходжи:
- Хотя наше благополучие создавал и не Артын-ходжайн, он немало помог нам.
Мамедвели, тряся бородой, произнес елейным голоском:
- Да не оставит вас обоих аллах своими милостями!
Халназар сказал, по каким делам приехал Арутюн, и дал понять ходже, что тот должен помочь, когда будет нужно. Арутюн тотчас же бросил приманку.
- Господин ходжам, простите, - любезно обратился он к потомку пророка,- в делах и заботах забываются друзья-приятели. Но вам будет послан подарок: вам самим - халат, вашей супруге - шелковое платье, детям вашим - головка сахару.
И потомок пророка покорно склонил голову перед ходжайном:
- Я ваш слуга...