- Ну, Кёлек, так Кёлек. А меня можешь дядькой Никитой называть. - Он поманил топтавшегося в сторонке Головастого. - Знакомься, Ондрей, то наш следопыт и проводник Кёлек.
- Коля, что ль? - не понял тот.
- Он - остяк. Имена у них чудные…
- Кёлек по-вашему означает "надежный", - насупился парень.
- Ладно, не обижайся, - хлопнул его по плечу Головастый. - Айда к нам, зараз утречать пора!..
* * *
Уже за полдень Колобов снова явился к коменданту. Василий Григорьевич поморщился, но велел впустить беспокойного урядника.
- Чем еще могу помочь?
- Вы же всех знаете, - Никите было неловко, но обстановка требовала ясности, - подскажите, с кого начать спрос?
- Хотите, чтобы я участвовал в этом неприятном деле? - помрачнел Козлов.
Он встал из-за стола, подошел к окну. Долго смотрел на оживленно бурлящую торговую площадь. Колобов терпеливо ждал. Наконец комендант оторвался от окна и, глядя в сторону, бросил:
- Я бы на вашем месте сходил к… отцу Елисею. Он служит в Духосошественской церкви, что на Духовской улице.
- Благодарствую, Василий Григорьевич! - Никита, радостный, буквально вылетел из кабинета.
* * *
К попу решили идти вдвоем - урядник как лицо, облеченное полномочиями, и Кёлек как знакомый, для пущего доверия.
Обойдя торговые ряды правее, "дознаватели" оказались на узкой улочке, подпертой с обеих сторон массивными бревенчатыми стенами лабазов. Лишь пройдя саженей двести, казак и остяк снова увидели привычные взору заборы жилых дворов. А вскоре впереди слева обозначилась и церква - тоже деревянная, с одной луковкой.
Время было тихое - обедню уже отслужили, и теперь в пустом церковном дворе слонялся лишь одинокий лохматый пес с покалеченной передней лапой.
- Овчар постарался, - кивнул на собаку Кёлек.
- Бесчинствуют, что ль, серые в округе? - насторожился Никита. Волков он не любил с детства, с тех пор как его, пятилетнего сопляка, едва не растерзал бешеный зверь-одиночка, отвергнутый стаей и обозлившийся на весь белый свет.
- Не. Этого недопёском на тракте татары кузнецкие подобрали, когда сюда на ярмарку ехали. Живого места на ём не было. Вот отец Елисей и взял себе болезного, мол, раз жив остался, знать то Богу угодно было. Так с той поры и прижился у церквы.
- Добрый он у вас, Елисей-то… - Колобов, оглядевшись, направился к избе, выглядывавшей из-за угла церкви. Остяк молча пристроился за ним.
На стук в окно, укрытое веселой, расшитой красными жар-птицами, занавеской, раздался зычный голос:
- Входите, люди добрые, не заперто!
Отец Елисей сидел в горнице за столом, как раз напротив окна, и пил чай с бубликами, прихлебывая душистый напиток по сибирскому обычаю из блюдца. Колобов оценил габариты священника - тот больше всего напоминал добродушного медведя в подряснике, - и не поленился отбить поклон:
- Со здоровьицем, батюшка.
- И вам не хворать, - отдуваясь, кивнул Елисей.
- Дело у нас к вам, - Никита решил говорить без обиняков. - Сказывают, знаете вы, отче, где нынче обретаются некие людишки, уличенные в колдовстве и знахарстве да не почитающие Святую Троицу?
Елисей отставил пустое блюдце, положил на него надкушенный бублик, разгладил скатерть перед собой, наконец поднял на урядника светлый взор прозрачно-голубых глаз.
- Ты, казак, человек служилый, бывалый, повидал на своем веку, по всему, немало… - Священник говорил медленно, раздумчиво, будто сам с собой. - Думается мне, что такой человек должен был обрести терпимость и мудрость житейскую. Оно конечно, приказы надобно исполнять, однако иногда и поразмыслить невредно…
Никита поначалу слушал внимательно, но под конец насупился: непрост поп, ох, непрост! Есть у него здесь какой-то интерес, хотя вроде бы он же первый должен с ересью двуперстной бороться? В чем же дело?..
- Батюшка, - неожиданно встрял Кёлек, до того скромно стоявший за плечом Колобова, - вы же сами говорили на проповеди, что заблудшие души спасать надобно. Даже если они сами воспротивятся, так то по неведению, ибо не знают, что творят?..
- Спасать души словом божьим - это одно, а оружной силою негоже! - громыхнул Елисей, поднимаясь.
- А смертный грех на себя принимать духовному лицу? - рассердился окончательно Никита. - Побойтесь Бога, отче! Ведь знаете же, о ком я говорю!..
Несколько секунд они сверлили друг друга гневными взглядами, раздувая ноздри и сжимая кулаки, потом огромный священник вдруг сник и будто стал ниже ростом, опустился обратно на стул.
- Что ж вы удумали, нерадивые?.. - сокрушенно покрутил он головой. - Ведь обрекаете людей, таких же, как вы, на муки и несправедливость…
- Я - человек подневольный, отче, - успокаиваясь, проговорил Колобов. - Может, вы и впрямь верите, что этих колдунов и отступников можно возвернуть на путь истинный одним словом. Только я знаю: не накажи их, зараза ихняя по людям поползет! Еще хуже будет.
Снова в горнице воцарилось напряженное молчание. Наконец священник вздохнул:
- Воля ваша, урядник. Ложь - тяжкий грех, потому скажу. Да, приходят ко мне изредка люди из урмана, что на север от города тянется аж до самого Чулыма. Приходят за советом да за помощью - по здоровью да по хозяйству. Так что в однорядь вам и меня придется повязать!
Колобов шумно выдохнул, выпуская напряжение, нахлобучил шапку, что всю дорогу мусолил в руках. Оглянулся на притихшего Кёлека.
- Добре, отче. На вас у меня приказу нет, а вот на гостей ваших мы тут засаду поставим. Уж не обессудьте, придется потерпеть.
- Вы собираетесь устроить охоту на людей на освященной земле?!
- Зачем же на святой? Мы будем ждать их здесь, в вашем доме…
* * *
Удача посетила казаков лишь неделю спустя, когда почти отчаявшийся Никита собирался устроить отцу Елисею еще один допрос, на сей раз с пристрастием, подозревая не без основания, что поп его попросту провел.
В ту ночь, не по-летнему прохладную, в засаду сели опытный скрадник Ондрейка Головастый и вечно смурной и недовольный всем и вся Степан Бутырка, лишь год назад попавший в строевой разряд. Казаки расположились, как и прежде, в просторном подклете рядом с крыльцом. В этой части подклета находился погреб, и пронырливый Ондрейка уже успел разведать, что хозяин весьма запасливый: свиные окорока, телячьи филеи, домашние колбасы, а уж солений-варений не перечесть! Однако Колобов, предвидя наличие такого изобилия под боком молодых парней, каждый раз посылая очередную пару в засаду, требовал, чтобы наедались от пуза и не зарились на поповское добро.
Время шло к полуночи, и Головастый уже всерьез начинал бороться с дремотой, как вдруг услышал чью-то мягкую поступь перед крыльцом. Он тут же тронул закемарившего Степана за локоть и приложил ладонь к его рту - не дай бог, вскинется, шумнет. Тогда всё пропало.
Неизвестный остановился перед крыльцом, потоптался нерешительно. Потом легонько звякнуло стекло в красном окне горницы. "Камушком поздоровался", - определил Ондрейка. Наверху скрипнули половицы, скрежетнула дубовая дверь. Мягкие шаги прошелестели по ступенькам, и гость вошел в дом.
- Попался! - шепотом констатировал Головастый и показал напарнику большой палец. - Идем!..
Они тихо выбрались из подклета через окошко наружу, скрытник по-кошачьи метнулся через перила на крыльцо и присел за дверью. Степан замер под крыльцом у стены, прямо над ним невидимая рука приоткрыла окно, и стал слышен негромкий разговор.
- Ты, Елисей, не серчай. Мы тебя боле до белых мух тревожить не станем. И так нам помог - не расплатиться. А што опасно в городе, то я и сам знаю. Седмица минула, как служилые по наши души приехали. Видать, не сдюжил Охрим-то, указал иродам, где искать…
- Ты не понимаешь, Феофан! Я и так вас целый год покрывал да подкармливал, взял грех на душу… Запутался совсем, замучился отмаливать… А за ради чего?.. И казаки эти ко мне приходили - видать, прознали уже здесь, что я с вами связан…
Наверху замолчали, потом что-то тяжело сдвинулось, лязгнул металл, и снова заговорил гость:
- Вот что, Елисей. Я, пожалуй, все заберу. А то, не ровен час, придут с обыском, найдут и - пиши пропало.
- А сможешь? Тут пуда три будет…
- Не впервой тяжести таскать. Подсоби только вязанку стянуть…
Наверху завозились, закряхтели, что-то бухнуло об пол. Степан отлип от стены, сделал знак Ондрейке, мол, готовься. Скрытник вытянулся в рост, чуть отставил левую ногу. Бутырка же, наоборот, подобрался к самым ступеням и присел сбоку, чтобы выходящий на крыльцо не уткнулся в него взглядом.
Спустя минуту дверь распахнулась и на крыльце появился невысокий, кряжистый мужик, согнувшийся под тяжестью здоровенного то ли сундука, то ли мешка. Едва гость шагнул к ступеням, Ондрейка ловко поддел его за ногу и толкнул вперед. Мужик от неожиданности выпустил ношу и кувырнулся с крыльца вниз головой, охнув и крепко приложившись затылком о нижнюю ступеньку. Степану оставалось только споро завернуть оглушенному руки за спину и стянуть сыромятным ремнем у локтей. Головастый в это время заглянул в мешковину, оставшуюся на крыльце.
- Ох, едрена матрена! - не удержался он. - Да тут харчей на цельный отряд! А еще - холстина, ножи, кремни… О, даже пороху жбан! И пули…
- Так и есть, посыльный это. Со скита! - облегченно выдохнул Степан, поднимаясь и отряхиваясь. - И куды теперь энтого бугая девать?
Головастый спустился с крыльца, перевернул пленника и отвесил ему смачную оплеуху. Тот замычал, заворочался, открыл мутные еще от удара глаза и ошалело уставился на казаков, силясь разглядеть обидчиков в хилом свете, сочившемся из ближнего окна.
- Привет, злыдень! - оскалился Ондрейка. - Долго же тебя дожидались.
- Господь всемогущий, обереги, вразуми мя, раба твово… - забормотал мужик и вдруг рванулся с земли, будто взлетел.
Он ударил плечом Бутырку в дых, так что казак, охнув, сложился пополам. Ондрейка, как более опытный в рукопашных поединках, среагировал на бросок, отшатнулся от удара головой в лицо, но сам тоже промахнулся, едва задев кулаком ухо противника. Мужик, не останавливаясь, рванул в темноту церковного двора, видимо, прекрасно ориентируясь даже в потемках. И, наверное, ушел бы, но опомнившийся Головастый выхватил из-за пояса кистень и метнул вдогонку беглецу. Тяжелая свинчатка впечаталась тому между лопаток, почти в основание шеи, и мужик без звука нырнул ничком, врезавшись головой в стену дровенника.
Шум получился изрядный. На него из окна горницы выглянул отец Елисей, держа в руке масляный фонарь.
- Что же вы делаете, ироды?! - возмущенно прогудел священник, силясь разглядеть, что творится во дворе.
- Спокойно, отче, - громко откликнулся Ондрейка. - Все ужо сделано. Колдуна взяли, ничего не сломали.
- Господи, прости мне грех сей, не корысти ради, а токмо к вящей славе Твоей… - забормотал Елисей и поспешно прикрыл окно.
Головастый помог встать отдышавшемуся напарнику, ободряюще похлопал по плечу.
- Ну, что, друже, взяли злыдня под микитки?.. - И оба с натугой поволокли бездыханного пленника с церковного двора.
* * *
Колобов с утра пребывал в прекрасном настроении. Плененного накануне беглого скитника запихали в ту же тюремную клеть, где раньше сидел Кёлек, а добро из мешковины пустили на казацкий общак, разделив припасы по справедливости между всеми членами отряда.
Плотно позавтракав поповским окороком и пшенной кашей, Никита прихватил с собой верного Ондрейку и отправился допрашивать пленного. Остяк увязался за ними по собственному почину, но урядник возражать не стал - авось пригодится.
При рассеянном дневном свете, сочившемся через узкое оконце, скитник выглядел более человечно, чем ночью. Обыкновенный мужик, работяга - широкие покатые плечи, длинные узловатые руки с большими кистями, крепкие, чуть коротковатые ноги. Правда, зарос по самые глаза, так ведь не в городе живет.
Пленник в свою очередь разглядывал казаков - внимательно, даже чересчур, будто запоминал в подробностях. Но не было в его взгляде ни страха, ни злобы - одна печаль.
- Ну, здоров будь, дядя, - начал разговор Никита, усаживаясь напротив скитника на прихваченный со двора табурет. Он постарался придать голосу суровость и требовательность. - Рассказывай, как тебя звать-величать да где твои сродственники обретаются? Не то устали ужо мы вас по весям-то разыскивать…
Пленник, однако, отвечать не торопился, переводил пронзительно-синий взгляд с одного на другого, потом упер в остяка, выглядывавшего из-за плеча Головастого.
- Нан руси пила валлан па рапитты ахтыя лыват, айлат? - пробурчал низким, хриплым голосом скитник.
- Па хуты, пираш! Кёлек нётыйлан руси, - с оттенком гордости ответил остяк и ткнул пальцем в Колобова: - Мун катллан вэвтам хантэн!
- Что он говорит? - нахмурился Никита. - По-каковски это?
- Это наречие черных хантов, что на болотах живут, - зачастил Кёлек. - Лесной спросил, служу ли я вам… то есть воеводе острога? А я ответил, что помогаю добровольно, потому что вы, - он кивнул на казаков, - поступаете правильно…
- И в чем же наша правда? - прищурился Колобов.
- Ну… вы же ловите беглых, лихоимцев всяких… - смутился остяк.
- Ага, их самых! - оскалился Ондрейка. - А энтот что ж, разучился по-русски гутарить?
- Не, - вздохнул Никита, - это он нас на слаб/о /проверяет. А зря, дядя! - обратился он снова к пленнику. - Турусы нам с тобой разводить некогда. Не заговоришь, на колбасу собачью пущу! - неожиданно рявкнул урядник так, что вздрогнул даже Головастый.
- Ты глотку-то не дери, служивый, - спокойно произнес пленник, - она тебе, чай, еще сгодится. Имя тебе мое вовсе даже ни к чему, а вот насчет скита в урмане… отчего ж не проводить! - Он вдруг осклабился в почти зверином оскале. - Мы добрым людям завсегда рады.
- А штой-то ты такой любезный вдруг стал? Ежели задумал чего…
- Бог с вами, господин урядник! Ну, кто вам сказал, что я - дремучий колдун или мужик сохатый? - пленный вдруг заговорил совершенно правильным языком. - Я студент Ее Императорского Величества Академии Артемий Сукнов. Правда, бывший…
- О как! - изумился Колобов. - Студент-скитник. Надо же!
- А что в этом странного?
- Так ты, господин студент, еще и лицедей знатный - так отца Елисея провести, это ж суметь надобно!..
- Никто его за нос не водил, - посерьезнел Сукнов. - Я к скитникам прибился с год назад… Ну и решили, что мне сподручней будет в город-то ходить…
- А почему тогда поп тебя Феофаном называл? - встрял Ондрейка. - Я сам слыхал вчерась под окном. И говорил ты как заправский старовер…
- Обычная предосторожность, не более…
- Темнишь, студент! - снова заговорил Никита. - Да и какой ты студент? Тебе ж годов этак под сорок?
- Двадцать восемь, господин урядник. Но сие уже неважно. В общем, отведу вас к скиту, обещаю…
- С чего бы? Или повздорил с кем-то?
- Почти угадали… - Артемий опустил голову. - Девушка там есть одна… Из-за нее и пошел в скитники. Думал, слюбимся. Ан нет… За другого ей назначено выйти!..
- Понятно. - Колобов встал. - Ондрейка, развяжи студента. Но придется тебе, мил человек, пока здесь посидеть.
Головастый с недовольным видом снял сыромятные путы с пленного, тот выпрямился, двигая затекшими плечами. Рубаха на его груди распахнулась, и взорам казаков предстал странный амулет в виде головы какого-то животного, висевший на шее Сукнова на плетеном шнурке вместо ожидаемого крестика. В тот же миг в клети раздался дикий крик ужаса. Казаки обернулись к двери. Там, ухватившись за косяк, стоял остяк с посеревшим лицом и дрожащей рукой указывал на пленника.
- Что случилось, Кёлек?! - удивился Никита.
- Это он!.. - выхрипнул тот и бросился прочь из клети.
* * *
Лишь к вечеру удалось Колобову отыскать перепуганного проводника. Остяк сидел в портовом кабаке, в самом дальнем и темном углу. Перед ним на замызганном столе стояла плошка с вареной свеклой и несколькими ломтями хлеба. Обеими руками Кёлек держал большую глиняную кружку и прихлебывал из нее мелкими глотками, икая и морщась каждый раз. Тяжелый бражный дух окутывал незадачливого парня, и глаза его уже полны были хмельного тумана.
- Что ж ты сбёг-то? - укоризненно произнес Никита, присаживаясь на лавку напротив. - Будто черта увидал?..
- Черт?.. - сипло повторил остяк, мутно уставившись на урядника. - Этот хуже черта… Не, страшнее!
- Да кто? - нахмурился Колобов. - Объясни толком-то!..
- Хозяин урмана… - Кёлек икнул и припал к кружке. - Тот, кого вы повязали, скоро сам вас в бараний рог свернет! - обреченно выдохнул он и всхлипнул. - И меня заодно!..
- Эй, паря, ну-ка не дури! - еще строже заговорил Никита. Ясно было, что остяк испуган, но нельзя ему дать впасть в истерику: кроме него, ведь некому вести отряд в тайгу. Не полагаться же на слово их странного пленника. Потому урядник отобрал у Кёлека кружку с брагой, сгреб за грудки и встряхнул. - Слушай меня внимательно, - раздельно сказал он, - сейчас мы с тобой пойдем к нам на хату, и ты всё спокойно и подробно расскажешь, что знаешь, про этого… хозяина урмана.
Остяк слушал Никиту молча и покорно кивал чуть ли не на каждое слово, поэтому урядник счел внушение успешным и выволок проводника из кабака на свежий воздух. Здесь Кёлек наконец начал проявлять признаки разумности и попытался высвободиться из казацкой хватки.
- Пусти, дядь Никита, сам пойду!..
- Ага, очухался! - Колобов последний раз встряхнул пьянчужку и оглядел с ног до головы. - Хорош, следопыт!.. Завтра ж выступаем, а ты надираться удумал, паршивец!
- Страшно мне, дядь Никита, - вздохнул тот. - Сгинем все в урмане…
- Опять за рыбу деньги!.. - возмутился Колобов. - А ну, выкладывай все, что знаешь прямо тут!
Они двинулись от кабака в сторону церкви на площади. Кёлек заговорил медленно - то ли припоминая, то ли подбирая слова.
- Хозяин урмана - это дух леса, его хранитель… Он же бережет его богатства - деревья, грибы-ягоды, зверье… и тех, кто его почитает и живет под его покровом…
- То есть наши беглые тоже под его охраной, что ли?
- Конечно. Они ж там живут, значит, договорились с Хозяином. Иначе он бы их давно…
- …убил?!
- Не обязательно. Скорее - выгнал бы… Но мог и убить.
Колобов озадаченно почесал макушку: верить или не верить? С одной стороны, остяк испуган не понарошку, с другой - ну, ересь же несусветная!..
- Значит, ты думаешь, что этот… хозяин не пустит нас в урман?
- Почему не пустит?.. Нет, ходить там можно всякому - по грибы, по ягоды. А вот деревья рубить или зверя промышлять, - Кёлек передернул плечами, - ускёнхой надо делать…
- Что это?
- Обряд такой… Его каждый охотник знает.
- И ты?
- Да… - Остяк нервно оглянулся.
- Чего ж ты тогда дергаешься? - насторожился Колобов и тоже против воли бросил взгляд за спину. Ничего особенного не увидел, конечно: полупустая после торгов площадь, одинокие две-три фигуры вдалеке - наверное, дворники.
- Так ведь здесь Хозяин! - почти выкрикнул Кёлек, останавливаясь.
- Брешешь, - холодно парировал урядник.
- Он у вас в холодной сидит…
- Это студент, что ли?!
- Ну да…
- Я и говорю, брехня твоя пьяная!