– Нет, нет, сэр Тристрам, – возразил сраженный рыцарь, – никогда не произнесу я слова "сдаюсь". Прошу тебя, Тристрам Лионский, как самого сильного и благородного рыцаря из всех, которых мне случалось видеть: убей меня, потому что я не достоин быть лордом Британии! Лучше смерть, чем позорная жизнь, а потому убей меня, убей!..
Тристрам отшатнулся, вспомнив о благородном происхождении храброго рыцаря. Зная, что он обязан или вынудить у противника унизительное "сдаюсь", или убить его, он направился к судьям и, преклонив колени, передал ответ сэра Бламура.
– Высокочтимые лорды, – закончил Тристрам, – стыдно и жалко убивать благородного рыцаря потому только, что он не желает произнести постыдные для него слова. И я не стану ни позорить, ни убивать Бламура, если король Ангвисанс, чьим рыцарем я являюсь и за чьи права выступаю, согласен на это.
– Клянусь небом, более доблестного рыцаря, чем ты, Тристрам, мне не доводилось встречать. Я вполне согласен с тобой. Поэтому прошу королей и судей разрешить дело по своему усмотрению, – сказал король Ангвисанс.
Судьи призвали сэра Блеобериса и потребовали его совета.
– Милорды, – сказал он, – хотя мой брат и потерпел поражение, но дух его не сломлен, и он – благодарение Богу! – не посрамлен в сегодняшнем бою. И во избежание бесчестья я требую, господа судьи, – сурово закончил побледневший Блеоберис, – чтобы вы приказали сэру Тристраму убить Бламура!
– Этому не бывать, – ответили судьи, – потому как ни король Ангвисанс, ни сэр Тристрам лают позора твоему храброму брату.
– Нет, мы не желаем! – подтвердили король и рыцарь-победитель.
Тристрам и сэр Блеоберис подняли сэра Бламура и перевязали его раны. Затем братья примирились с королем Ангвисансом и поклялись в вечной дружбе ему, а после – Тристраму. Такую же клятву принес и Тристрам.
А великодушие и благородство Тристрама обеспечили ему любовь и уважение Ланселота и его родичей.
По благополучном разрешении поединка король Ангвисанс и Тристрам с торжеством отплыли в Ирландию. Прибыв туда, король приказал оповестить по всем своим владениям о подвиге Тристрама и о том, что после столь доблестного сражения Тристрам является благороднейшим из его друзей-рыцарей.
Когда королева и родня сэра Мархальта услышали о поведении Тристрама на последнем поединке, они решили, что не должны уже мстить ему, потому как своим великодушным поступком он искупил совершенное им злодеяние.
Королева, придворные и даже простой народ с ликованием встречали сэра Тристрама, а радости Прекрасной Изольды нельзя и описать. Однако все заметили суровость рыцаря при встрече с красавицей.
Наконец король спросил Тристрама, с чем он приехал.
– Чего бы ты ни пожелал, – прибавил король, – я всё исполню.
Лицо Тристрама приняло жесткое выражение, и, побледнев, он сказал:
– Я должен передать тебе, государь, веление моего дяди, короля Марка. Он просит руки твоей дочери, Прекрасной Изольды. Я обязался привезти ее к нему.
– Увы! – воскликнул король, с грустью посмотрев на Тристрама. – Я всего больше на свете желал бы, чтобы ты сам на ней женился.
Тристрам отвернулся и ответил:
– Я дал слово королю, и бесчестно не сдержать его. Требую, чтобы и ты, государь, согласно данному тобой обещанию, исполнил мою просьбу и отпустил любимую дочь со мной к королю Марку.
– Я исполню свое обещание, – грустно сказал король.
Но как изобразить изумление и горе Прекрасной Изольды, когда она узнала, что Тристрам просит ее в жены не себе, а другому? Днем на людях она была спокойна, хотя и бледна, и собиралась в дорогу, а по ночам горько плакала в объятиях матери или верной служанки Брагвины.
Королева очень боялась предстоящего брака и послала гонца к известной колдунье, жившей в сырой долине среди Красных холмов, и та за большое вознаграждение изготовила любовный напиток. В день отъезда, когда после слез и бесконечных прощаний Прекрасная Изольда с Брагвиной и со свитой благородных рыцарей и дам направились на ожидавший их корабль, королева отозвала верную Брагвину в сторону и вручила ей маленький золотой флакончик.
– Возьми это с собой, Брагвина, – попросила она. – Я не жду добра от замужества дочери, и потому сделай следующее: в день свадьбы короля Марка с Прекрасной Изольдой влей сей напиток поровну в их бокалы с вином; тогда я уверюсь, что они будут любить друг друга до конца дней своих.
Наконец корабль с Прекрасной Изольдой и Тристрамом отплыл в море. Во время пути сэр Тристрам сидел в кругу рыцарей и только изредка заходил к Прекрасной Изольде. Он скорбел в душе и проклинал ветер, слишком быстро гнавший судно и приближавший срок, когда ему придется отдать Прекрасную Изольду другому. Теперь уже он знал, что любит только ее и никогда никого другого любить не будет.
Брагвина, видя грустное лицо своей молодой госпожи и зная причину грусти, решила исполнить ее заветное желание, прибегнув к помощи Говерналя, оруженосца сэра Тристрама.
Преданные слуги полагали, что таким образом сбудется желание короля Ангвисанса и сэр Тристрам возьмет Прекрасную Изольду к себе в Лион и там обвенчается с ней.
Сэр Тристрам и Прекрасная Изольда сидели за столом и пили вино. Вдруг сэр Тристрам взглянул в свой серебряный кубок и отведал вино еще раз.
– Видит Бог, лучшего вина я никогда не пил! – заметил он и улыбнулся красавице.
– Чудесный, благородный напиток! – подтвердила Изольда, счастливая тем, что его суровое лицо озарилось улыбкой.
Сэр Тристрам призвал к себе своего оруженосца.
– Говерналь, что это за вино? Принеси-ка нам еще бутылочку.
Говерналь не умел лгать и потому замялся.
– Милорд, я боюсь, больше не найдется такого, – пробормотал он наконец.
– Но откуда же ты взял это?
– Служанка леди Изольды, – ответил тот, – принесла его с собой и подмешала в ваше вино.
– Что за шутки? – вскочив с места, гневно вскричал Тристрам. – Что это значит?
– О милорд, прости! – взмолился Говерналь. – Но, видя, как вы мучаетесь, мы дали вам напиток, приготовленный для миледи и короля Марка, и… и, милорд, ты разобьешь сердце миледи и свое, если допустишь свершиться…
Тристрам не желал слушать дальше и строго отослал оруженосца прочь.
– Ах, милорд, – заговорила Прекрасная Изольда, – неужели эти простые люди поступили хуже, чем поступаем мы, скрывая друг от друга свою любовь? Ведь ты никогда не будешь счастлив, потому что, я знаю, любишь меня, а я никогда никого не буду любить так, как люблю тебя. Мое истерзанное сердце послужит мне оправданием, если ты находишь неприличным для девицы подобное откровение.
Глубокая грусть в ее голосе наполнила сердце Тристрама гневом на себя самого, ведь он сам обещал привезти Изольду к королю Марку.
– Миледи, – сказал он, и на его бледном лице отразилась печаль, – небу известно, как ты права! Мне уже никогда не знать счастья. Но я стану еще несчастнее и, кроме того, окажусь бесчестным человеком, если нарушу рыцарское обещание, данное мной королю. Я поступил безумно, согласившись отдать тебя Марку, но мне должно сдержать свое слово, влекущее за собой одни горести… Однако я готов покончить с собой при мысли, что ты тоже мучаешься!
Видя скорбь и отчаяние в глазах Тристрама, Изольда почувствовала к нему сострадание.
– Не горюй, благородный рыцарь и друг, – промолвила она, – твое решение справедливо. Но ты обещал мне быть моим рыцарем и заступником, пока мы живы.
– Леди, – добавил Тристрам, – я твой рыцарь на всю жизнь, я буду неизменно помогать тебе и сражаться за честь твоего имени, когда бы ты меня ни призвала.
Влюбленные обменялись кольцами и расстались.
В этот же вечер корабль пристал к берегу у Тинтажиля, и сэр Тристрам проводил Прекрасную Изольду к королю Марку. Король старался казаться довольным, но был не в силах скрыть своего разочарования при виде вернувшегося сэра Тристрама, а окружающие не могли не заметить бледности и сдержанности молодого рыцаря.
Немного времени спустя после свадьбы короля Марка с Прекрасной Изольдой сэр Тристрам простился с его двором и отправился сражаться с язычниками, грабившими северные пределы страны.
Впоследствии, глядя на бледное лицо королевы, сидящей рядом с королем Марком, и вспоминая печаль Тристрама, многие догадывались об их чувствах, но из любви и сочувствия к Тристраму молчали, затаив свои мысли.
Глава VII. Подвиги сэра Джирэнта
Король Артур проводил Святую Троицу в Карлеоне-на-Уске и собрался поохотиться на оленей в ближнем лесу. С его позволения королева Гвиневера отправилась поглядеть на охоту. В сопровождении своей придворной дамы она поехала верхом вдоль реки до брода и, переправившись на другой берег, по следу королевской свиты достигла опушки густого леса, одетого яркой, сочной листвой. Солнце поднялось и развеяло туман, заволакивавший луга на низких берегах реки, вода засверкала, птицы запели…
– Останемся здесь, – предложила королева: ей приятно было чувствовать ласку солнечных лучей, вдыхать аромат леса. – Мы не увидим отсюда самой охоты, зато услышим звуки рогов и лай спущенной своры.
Вдруг послышался треск сучьев, а затем и топот копыт. Королева оглянулась. На охотничьем коне восседал красивый молодой человек с величавой осанкой, но с мягкой улыбкой и кротким взглядом.
На нем был костюм для верховой езды и атласный плащ, на ногах туфли из мягкой кожи, за поясом меч с золотой рукояткой. Золотая сетка сдерживала его роскошные кудри, а на шее висел на золотой цепи голубой эмалевый медальон.
Приблизившись к королеве, юноша сдержал коня и, соскочив наземь, почтительно поклонился.
– Господь да поможет тебе в делах твоих, сэр Джирэнт! – промолвила королева.
– Да продлит Господь твои счастливые дни, государыня! – ответил рыцарь.
– Почему ты не поехал с королем на охоту? – спросила королева.
– Я не знал, когда он поедет, – пояснил Джирэнт. – А в замке мне сказали, что ты уехала одна, поэтому я прошу разрешения сопровождать и охранять тебя.
Королева поблагодарила рыцаря.
В то время как они беседовали, послышалось бряцание оружия и между деревьями показался статный рыцарь на высоком, закованном в кольчугу боевом коне. Сам всадник был также в тяжелой кольчуге и в шлеме с забралом.
За ним на великолепной белой лошади следовала дама в платье из золотой парчи; лицо ее было скрыто под тонкой белой вуалью. Позади ехал в одежде пажа маленький смуглый человек с сердитым лицом. Он ловко и умело управлял своим высоким резвым конем. На луке его седла висел щит рыцаря с девизом, скрытым под сукном, а за пояс были заткнуты два копья. В правой руке паж держал длинный узловатый бич.
– Сэр Джирэнт, – заговорила Гвиневера, – ты знаешь имя этого рыцаря?
– Нет, миледи, не знаю, – ответил Джирэнт, – лицо его скрыто забралом, и щит закрыт. Но если тебе угодно, я узнаю имя рыцаря у пажа.
И сэр Джирэнт направился к карлику-пажу.
– Кто сей рыцарь? – спросил он.
– Не скажу, – ответил карлик, сдвинув брови.
– Так я спрошу у него самого, – возразил Джирэнт.
– Клянусь головой, тебе это не удастся! – сердито воскликнул карлик. – Ты не достоин разговаривать с моим господином!
Джирэнт повернул коня и направился к рыцарю, но паж обогнал его и размахнулся бичом – удар пришелся по губам юноши. Брызнувшая кровь окропила его шелковую перевязь.
Джирэнт тотчас же повернул коня и выхватил меч. Карлик испугался и попятился. Однако юноша усомнился, стоит ли мстить карлику.
Он вложил меч в ножны и вернулся к королеве.
– Ты поступил мудро и благородно, сэр Джирэнт, – заметила она. – Трусливый холоп оскорбил тебя – прими мое соболезнование.
– Государыня, боюсь, он только подражает своему господину, – сказал Джирэнт. – Если ты разрешишь, я поеду вслед за этим рыцарем и, когда он приедет в город, вооружусь, чтобы смыть оскорбление, нанесенное им тебе, государыня.
– Ступай, – ответила Гвиневера, – только прошу: не вступай с ним в бой, пока не приобретешь хорошего оружия, ведь он ростом не уступит сэру Ланселоту! Я буду беспокоиться о тебе, пока ты не вернешься или не дашь о себе вестей.
– Если я останусь жив, государыня, – заметил Джирэнт, – ты услышишь обо мне завтра под вечер.
Сказав так, юноша пустился в путь. Весь день он следовал за всадниками, стараясь не упустить их, но оставаясь, однако, на известном расстоянии. Сначала они ехали лесом, потом дорога пошла по высокому горному хребту. Глубоко внизу расстилались зеленеющие долины; солнце играло в озерах и ручьях, пчелы жужжали в цветах на лужайках, а жаворонки с громкими трелями вились в теплом весеннем воздухе. Джирэнт любовался красотами, но не терял из виду рыцаря в сверкавшей на солнце кольчуге.
К вечеру вдали показались башни большого замка и красные крыши маленького городка, приютившегося под его серыми стенами. Когда надменный рыцарь двинулся по улицам городишка, народ высыпал из хижин и домов, чтобы приветствовать его, но он не отвечал на приветствия и молча смотрел вперед, как будто все еще ехал по уединенным, безлюдным тропинкам. Наконец, сопровождаемый дамой и карликом, гордец скрылся за стенами замка.
Сэр Джирэнт, в надежде встретить кого-либо из друзей, объехал весь городок. Всюду многочисленные рыцари и оруженосцы точили мечи, чинили латы, чистили оружие. Но среди них он не заметил ни одного знакомого рыцаря, у которого мог бы одолжить доспехи и копье.
Удрученный сим обстоятельством, Джирэнт направился вдоль небольшой речки, протекавшей у городской стены, и увидел сквозь камыши на другом берегу старый, полуразвалившийся замок. Надеясь найти там приют на ночь, он переехал речку вброд и устремился к открытым воротам замка. Через широкий ров, наполненный стоячей водой, заросшей травой и камышами, был перекинут мраморный мост. На мосту сидел почтенный старик, одежда которого еще хранила отпечаток прежнего богатства, но сильно обветшала, и Джирэнт засомневался, сможет ли бедный старик приютить его. Юноша не знал, что ему делать дальше.
– О чем задумался, молодой рыцарь? – спросил старик.
– Я размышляю, сэр, – сказал Джирэнт, – не приютишь ли ты меня на эту ночь.
– С удовольствием, – ответил, вставая, почтенный старец. – Мы бедны, но рады помочь всем, чем можем.
Он ввел рыцаря в сумрачный зал. На очаге лежал толстый слой листьев, свидетельствовавший о том, что тут давно не разводили огня. На стене висели ржавые доспехи и шлемы, сквозь трещины в наружной стене пробивался плющ.
Старик провел Джирэнта во внутренние покои, и тут гость увидел пожилую женщину. Она поднялась с подушки, на которой сидела, и Джирэнт заметил, что и ее атласное платье обветшало и кое-где порвано.
Подле старушки сидела молодая девушка в также изрядно поношенной одежде. Однако Джирэнт готов был поручиться, что никогда в жизни не встречал девушки милее, не видывал более ласковой улыбки, не слыхивал более приятного голоса. У него сжалось сердце от вида ее бедности и худобы.
– Добро пожаловать, дорогой гость, – проговорила старушка. – Вот моя дочь Энида, она с удовольствием позаботится об ужине для тебя.
Они сели за стол, причем Джирэнту отвели место между стариком и его женой, а молодая девушка прислуживала им.
После ужина, когда был подан мед в глиняных кубках, Джирэнт спросил, кому принадлежит этот дом.
– Мне, – ответил старик, – я сам построил его; тот гордый замок и город когда-то тоже принадлежали мне.
– О! Но как же случилось, что ты все потерял? – спросил Джирэнт.
– Я наказан за свои грехи и жадность, – с горечью пояснил старик, – и теперь горько раскаиваюсь. Имя мое – граф Айньюль, но я утратил земли моего графства. У меня был племянник, отец которого, умирая, поручил его моим попечениям. Я приобщил владения племянника к своим и отказался возвратить ему земли, когда он, придя в возраст, потребовал их от меня обратно. Он пошел на меня войной и отнял все, кроме этого развалившегося дома и одной жалкой фермы.
– И теперь ты оплакиваешь алчность, погубившую тебя, – заметил Джирэнт. – Я постараюсь вернуть тебе твою собственность, если Богу будет угодно. Но сперва мне хотелось бы узнать, с какой целью рыцарь с дамой и карликом сегодня прибыли в замок и почему в городе все заняты чисткой оружия.
– Там готовятся к турниру, назначенному на завтра на лугу у брода, – пояснил старый граф. – Победителя наградят золотым соколом. Рыцарь, о котором ты спрашиваешь, выиграл сокола два года тому назад, и, если он одержит победу и на сей раз, сокол станет уже его собственностью и он получит титул рыцаря Золотого сокола. Все здешние рыцари хотят попытать счастья, чтобы отбить у него приз, и все пойдут на турнир с дамой своего сердца, потому как без дамы никто не имеет права выступить на поединке.
– Сэр, я желал бы сразиться с этим рыцарем, – сказал Джирэнт. – Он нанес тяжкое оскорбление королеве моего любимого государя, короля Артура. Но у меня нет оружия.
– Невелика беда, – возразил старик, – оружие найдется. Но ты не можешь биться, если с тобой не будет дамы.
– Коли ты, сэр, – заметил Джирэнт, – разрешишь мне выступить за твою дочь, я клянусь стать на всю жизнь ее верным рыцарем.
– Что скажешь в ответ, дочь моя? – обратился старый граф к молодой девушке.
– Если благородному рыцарю угодно, он может выступить моим рыцарем, – краснея, ответила Энида. Никогда еще не встречала она более благородного юноши, и никто еще не нравился ей так, как Джирэнт.
– На том и порешим, – заключил старый граф Айньюль.
Еще до зари все четверо отправились на луг. Перед креслом молодого графа, племянника Айньюля, на столбе красовался изумительной работы сокол из чистого золота; с распростертыми крыльями, с выпущенными когтями, он, казалось, того и гляди бросится на добычу.
Вот на луг выехал рыцарь, которого выслеживал Джирэнт.
– Сними сокола, миледи, – тотчас обратился он к своей даме. – Ты – прекраснейшая из женщин! И если кто-нибудь осмелится отрицать это, – восторженно продолжал он, – я с оружием в руках сумею отстоять величие твоей красоты и благородства.
– Не трогайте сокола! – крикнул Джирэнт. – Вот эта девица прекраснее, благороднее и милее и имеет больше права на птицу!
Рыцарь презрительно посмотрел на Джирэнта и надменно крикнул:
– Я не знаю тебя! Но если ты достоин сражаться со мной, выходи!
Джирэнт сел на коня и отъехал на край луга. В толпе раздался смех: на юноше были старинные, заржавленные доспехи, продырявленные во многих местах. Никто не знал, кто он, так как на его щите отсутствовал девиз.
Однако, после того как рыцари сшиблись и переломали о щиты несколько копий, народ стал поглядывать на сэра Джирэнта уже с некоторым уважением.
Когда победа стала клониться на сторону гордого рыцаря, молодой граф со свитой криками стали ободрять его противника, а Айньюль с Энидой опечалились.
– У нашего рыцаря такие старые, дырявые доспехи, – с жал остью заметила девушка. – Когда рыцари сшибаются, мне кажется, что копье гордеца вонзается прямо в мое сердце.
– Не бойся, дитя, – промолвила ее мать, – тот, кого ты так скоро успела полюбить, победит противника – предчувствие не обманет меня.
В то время как дочь с матерью разговаривали, старый рыцарь подошел к Джирэнту: