* * *
- Да что мы теряем? - горячился Венька, едва не расплескивая чай из зажатой в кулаке кружки. - Треску непойманную? Так ее поймать еще надо. А у нас ни яруса, ни права его ставить! Первый же погранец башку открутит и лодку отберет! Да плюс к тому сезон лова считай что кончился - ты это лучше меня знаешь!
Тимша сидел насупившись. Челюсти сосредоточенно перемалывали найденное Венькой черствое овсяное печенье.
- Стоп! - затянувшийся моголог прервался, озаренный новой идеей Венька пытливо глянул на Шабанова. - Сколь по-твоему шняка стоит?
Тимша задумчиво почесал в затылке:
- В мои времена - десять рублев, а сколь нынче…
- Хм-м… десятка, конечно не солидно… так ведь и цены раньше другие были! Расскажи-ка, что у вас было почем?
- Ну… - начал вспоминать Шабанов, - за пуд семги семь копеек просили…
- Не-е… - протянул Венька, прикинув соответствие на калькуляторе, - другое вспомни.
- Братья Федосеевы в Коле дом купили - семнадцать рублей отдали…
- Сто-оп! Дом-то, по тем временам хороший?
Тимша кивнул.
- Во! Дом-дом-дом… Тысяч на пятьдесят в баксах потянет… а лодка… да еще под старину сделанная…
Леушин снова погрузился в рассчеты.
- Нет, столько нам не дадут… но десять-пятнадцать наверняка выторгуем… Живем, Тимша!
- Если десять тысяч пополам, то сколько в рублях?
- Светлане Борисовне за год не заработать!
Годовой заработок?! О чем еще думать? За год-то сколь шняк построить можно! Жить-поживать… кабы не державшее за глотку прошлое.
По коже пробежал морозец - разве об этом молил? Каянская плеть ласковей, грызущего сердце чувства вины - закрой глаза, а перед внутренним взором - поморы в цепях, потомок, чужой крест несущий… Верни назад, Господи!
Нет, не слышит Господь… Видно, здесь придется грехи искупать…
- Так что с лодкой делать будем? - потеребил задумавшегося друга Леушин.
- Со шнякой, - поправил Шабанов и решительно отрезал, - Продавать.
Где-то над сопками раскатисто прогремел хохот Каврая.
- Ух ты! - ахнул Венька. - Неужто гроза в сентябре?
Тимша не ответил.
Глава 3
"Нашим бы писакам оказаться в незнакомом мире да в чужом теле!"
Сергей облизнул разбитые губы - знакомый каждому парню солено-железистый вкус наполнил рот.
"Всей фантазии - герой попереживал часок, а потом радостно поперся чудищ крошить да мир завоевывать… козел чумной! Ждали его, завоевателя сортирного! С цветами!!!"
На борт упала тень - черная и злая. Тень воняла потом, скисшим пивом и смазанной рыбьим жиром сталью. Мысли шарахнулись прочь, испуганно прячась за скотским чувством самосохранения. Послушное рукам весло упруго выгнулось, толкая пузатый яхт прочь от Терского берега. Тень помедлила и двинулась дальше. На уровне пояса косым крестом - широкий прямой меч. Хороший меч, острый - головы запросто сносит…
Снова падает и никак не может упасть обезглавленный Чунин… Из шеи фонтанчиками брызжет кровь…
"Прошлое. Чертово прошлое! Почему я? Сроду по истории выше "тройки" не поднимался! Никаким боком не причастен! Нет бы этих… любителей топорами махать… "ролевиков"! Вот кому за счастье!"
Дохленькое осеннее солнце чуть заметно греет правую щеку, вечер… Яхт идет на юг. Позади рейды Умбы и Керети к берегу не подходили - зачем? Воинов на борту - один хозяин. Экипаж - шестеро внешне флегматичных добротно одетых мужиков с ножами-puukko на поясах… эти не в счет - бонды каянские, от сохи оторванные. Небось, веслами махали, пока замены не нашлось - поморов захваченных да Сереги… теперь у них новая работа - добычу стеречь, яхт чуть не выше бортов завален.
Весайнен не просчитался - две сотни кольчужных да пять - озверелого каянского быдла… а народ весь на промыслах. Воля-вольная каянцам - погосты грабь, девок сильничай…
Размеренно - каждые четыре секунды - весло входит в воду. Занести, напрячься, назад откидываясь, и снова занести. Ни перерыва, ни пересменки. В поясницу будто кто оголенным кабелем сует. Над зеркальной гладью Кандалакшской губы три десятка мачт - как обгорелые стволы на давнем лесном пожарище - иолы, яхты, захваченные в набеге кочи… Разбойничья флотилия.
"Иолы, кочи… откуда это в памяти?"
Ноет спина, скрипят весла… Ни ветерка…
"Уж влип, так влип… Ну почему не сообразить, что этим кончится?! Сколько раз в прошлое соскальзывал? Все дольше, глубже и явственней! В церковь надо было идти - грехи замаливать! Хотя, какие грехи - детские шалости… Таких у каждого - по десятку на день, а в прошлое именно его загнали. Погнуснее грешника не нашлось?!"
Сергей поднял глаза к небу и мысленно выматерился. "Ну и пусть слышит: раб в чужом теле - куда хуже. Да пошел…"
И тут же по телу снизу-вверх, спазмом - горячая волна, голова в огне, что-то ворочается в черепе, рвется наружу…
"Ух ты!.. Неужто САМ отозвался?"
Шабанов меленько крестится…
"Где я?" - робко спрашивает бестелесный голос.
Предок? Всего лишь предок! Ф-фу-у…
"Где-где… сказал бы я, где… - раздраженно огрызнулся Сергей. Руки сердито рванули жалобно затрещавшее весло. - В моей башке. Или твоей? Хрен теперь разберешь!"
Тимша притих, но не исчез, перечно-жгучим комом застряв под теменем.
"Ну, чего надо? - ни желания общаться с проспавшим набег раздолбаем, ни веры, что сейчас вернется домой - затеявший это дерьмо так просто на попятный не пойдет. Серегу мутило от злости. - Погрести захотелось? Вперед, на мины!"
Жжение неуверенно шевельнулось и заполнило череп, оттеснив Серегу в уютно-прохладную темноту. Боль исчезла, голод и жажда тоже… нежданный, но желанный покой…
Минутой позже тьма подтаяла, сквозь отступивший полумрак затертым черно-белым фильмом проступила знакомая Леушинская кухня… Венька с любимой кружкой в кулаке… челюсть отвисла, брови комично поднялись домиком…
Леушин встрепенулся, наклонился вперед, что-то спросил… Губы шевелятся по-рыбьи беззвучно…
Леушин его видит? С ним разговаривает? Или не с ним? "Венька! Это Я! Я!!!" - заорал в ответ Шабанов… Видение вздрогнуло и растаяло. Вместе с ним ушла темнота.
Возвращение в избитое тело полоснуло по нервам высоковольтным разрядом. Сергей застонал, скорчился, забыв о гребле. Весла сцепились лопастями, яхт рыскнул и остановился.
- Не хочешь рапотать? - издевательски поинтересовался тут же возникший рядом хозяин. Щелкнул, рассекая спину, сыромятный кнут. - Кто не рапотает, тот не живет!
"Прости! - жалобно крикнул Тимша. - Я не хотел!"
- Разобрали весла! - прохрипел сидевший загребным Серафим Заборщиков. - И-и р-раз! И-и р-раз!
Тимофей маячил на периферии сознания - о чем-то спрашивал, что-то виновато бормотал… все тише и тише… Тише?!
"Стой! - яростно взревел Сергей. - Куда?! Верни мое тело, гад!"
"Я же не нарочно!" - с надрывом выкрикнул Тимша.
Боль, усталость, разочарование…
"Каврай!" - припомнилось некогда пережитое - шаман Сыйт, поход к сейдам… "Как там божок лопарский спрашивал? Где твой мир? Ну, точно! Его работа. А предок ни при чем… ну, почти ни при чем…"
Злость ушла, но боль осталась.
"Не нарочно он… кому другому скажи! А то я не знаю, как ты у бога вторую жизнь клянчил…"
Тимша всхлипнул - далеко, на пределе слышимости - и окончательно исчез.
- И-и р-раз! И-и р-раз! - продолжал отсчитывать Заборщиков - для обрусевших лопарей Федора Букина и Афони Матрехина из Порьей губы, для Глеба и Семена Протасовых из Умбы… для потерявшегося во времени Сереги.
* * *
Запах гари стелется над водой, пропитывает лохмотья одежды. Горький, настоянный на крови и слезах - горит Кемь.
Хозяин шняки, сидит рядом с румпелем. Точильный камень размеренно скрежещет по зазубренному о стрелецкие бердыши клинку. В густой бороде шведа запеклись ржавые сгустки русской крови…
"Специально не смывает, гад, чтоб рабы видели!" - Сергей презрительно кривит губу.
Мысли в голове усталые, ржавые… как взрыватель у оставшейся с давней войны морской мины - чуть коснись, и взлетишь прямо к богу в рай.
"Которые сутки на веслах. Не человек уже - бездушная и бездумная деталь… вроде шатуна. Шатун не страдает, не боится - он железный… вжик-вжик, вжик-вжик… Вжикнуть бы шведу по башке! Чтоб мозги по всей лоханке!"
Сейчас весла лежат вдоль борта - яхт бросил якорь на рейде Кеми. Швед ждет команды на отход. Довольный, как насосавшийся крови упырь - мечом досыта намахался, добыча едва через борт не валится. Не первый раз швед в набег идет, знает, где искать. Потому он уже на яхте, а другие еще по Кеми шастают.
Половина судов разбойничьей флотилии по-прежнему стоит у берега, на борту по паре-тройке охранников - злые, не награбились досыта.
Стрельба давно стихла - малый, человек тридцать, стрелецкий гарнизон вырублен подчистую. Живых наверняка не осталось - стрельцы сдаваться не приучены…
Из дыма пожарищ то и дело выныривают груженые добычей вояки. Вернутся последние, Весайнен скомандует, и флотилия двинет обратно в Каянь - перегруженная, за версту смердящая горелым мясом, потом и кровью… Запахами войны. а немчура каянская будет хвастать добычей и победой над "русским медведем".
С ближней иолы шведу что-то крикнули, мелькнуло имя Кафти. Хозяин яхта отозвался, взмахнул мечом, постучал кулаком в грудь. Выхваляется, паскуда!
Лопочут по-своему, ржут, скаля щербатые пасти… Знать бы, о чем лопочут - глядишь, что полезное услышал…
- Дядька Серафим! - позвал шепотом Сергей. - Что с нами делать будут, когда в Каянь придем?
Заборщиков лениво покосился - ровно на пустое место - брезгливо сплюнул.
"За тимшину оплошку виноватит. Что в Кеми тоже дозорные спали? Кто мог, тот ушел! Небось, и в Порьей губе так, и в Умбе!"
У берега появился небольшой отряд - вели раненых. Посеченных несли на спинах. Рожи у несущих каменные - не живых - мертвяков тащат! Недаром стрельцы трудились! И не они одни - наверняка стар и млад за вилы взялся!
За первыми трупоносами появились еще. И еще…
"Отбивается Кемь! Отбивается!"
Швед, уловив злую радость в серегиных глазах, зарычал. Точильный камень упал под ноги, клинок вознесся - неторопливо, ожидая бессмысленной и жалкой мольбы о пощаде.
Плевать. Вцепиться в глотку, да за борт! Даже если рубануть успеет, вместе ракам достанемся - кольчуга у шведа тяжелая, не наплаваешься!
- Никшни, сопляк! - рявкнул через плечо Серафим. - Не твоего ума дело - в драку соваться!
Грозно рявкнул - Сергей аж голову в плечи втянул… и это спасло ему жизнь - бритвенно отточенное лезвие чиркнуло по макушке, на дно яхта упала срезанная прядь.
- Х-ха! - коротко ржанул Кафти. Меч с надменным стуком вернулся в ножны, грязный с обкусанным ногтем палец ткнул в пробритую на серегиной макушке плешь. - Теперь ты есть monker! Как это?.. монах! Нельзя убифать monker - польшой грех есть! Приттем Oulu - монастырь оттам!
"Бабушку свою отдай!" - хотел огрызнуться Сергей, но таки промолчал - прав Заборщиков, зачем умирать без толку?
"Нет, но Серафим-то! Всю дорогу зверем смотрел, а нынче жизнь спас. Надо бы спасибо сказать…" Шабанов покосился на Заборщикова - помор смотрел в другую сторону. Обтянутая выгоревшей рубахой спина выражала полнейшее безразличие к шабановской судьбе. Сергей тихонько вздохнул.
Позже, на пути в Каянь, Сергей часто жалел, что не бросился под клинок, когда хватало духу - не пришлось бы, надрывая жилы, гнать яхт против течения, не пришлось за пределами сил человеческих тащить через болота по гнилым расползающимся гатям… капелька боли, и много чего не пришлось!
К примеру, еще раз пережить встречу с "заскочившим на огонек" Тимофеем…
Зачем издеваться-то? Чужое тело занял, в теплой квартире живешь - смотри телик, пиво пей! Так нет, не сидится ему в двадцать первом веке. Все лазит, грехи замолить пытается. Хрен ли с молитв? Сотрясение эфира и ничего более. Наверху виднее - кого, куда, зачем и насколько…
Полынно-горькие мысли оборвал громкий треск. В двух шагах от Сергея, отчаянно балансируя на треснувшем бревне, взмахнул руками Федор Букин.
"Потонет ведь!" Сердце испуганно трепыхнулось.
Лопнувшая бурлацкая лямка слетела с плеча Букина, чтобы линялой змеиной шкурой плюхнуться в стороне от гати. Рядом с помором вздыбился почерневший, облепленный тиной обломок бревна. Букин извернулся, в падении пытаясь дотянуться до протянутых к нему рук, вытянулся стрункой… не хватило считанных сантиметров - ногти зацепили обломок бревна, прокарябали в раскисшей коре глубокие борозды… и Букин ушел в трясину с головой.
Три удара сердца между треском бревна и взбулькнувшими на месте падения Букина пузырями… три удара сердца…
Сергей так и не понял, что толкнуло его к проглотившей жертву трясине, казалось ноги сами оттолкнулись от бревен и метнули тело на кромку гати. Мерзкая, воняющая гнилью жижа плеснула в лицо, но пальцы уже нашарили безвольно уходящее в глубину тело, вцепились в подмышечную впадину… Теперь держать! Держать!!!
- Зачем патал? - зашипел вмиг нависший над ним Кафти. Глупый монах! Встафай! Кто яхт потаскать путет? Яхт потаскать много лютей нато!
Букин перестал бороться за жизнь, пальцы не выдерживали тяжести безвольного тела, слабели… еще чуть-чуть, и они сорвутся!
Кнут разорвал ветхую рубаху, лохмотья окрасились кровью… Сергей даже не вздрогнул.
"Эх, занырнуть бы поглубже, да уцепиться получше… не получится - лямка не дает… лямка… Лямка?!"
Правая рука отпустила тонущего лопаря, вынырнула на поверхность.
"А мы ее на ноги, да обмотать пару раз… Есть!"
Шабанов судорожно вдохнул… и соскользнул с бревна. "Теперь, вниз… черт, не ухватить никак… ага, получилось. Теперь не отпустить… Поморы вытащат. Обоих! Сейчас… сейчас…"
Болотная жижа забила нос, тонкими струйками сочится сквозь плотно стиснутые губы… виски давит железным обручем… "Ну же… Ну! Почему не вытаскивают? Почему медлят? Ну скорее же! Мочи нет терпеть! Скорее!!!"
Лямка натянулась. До звона. Казалось, еще чуть, и его разорвет пополам… Сергей лишь покрепче ухватил Букина.
"Давай, мужики, давай! Шустрей, ядрена мать!"
Он злобно оскалился, вонючая жижа с готовностью плеснула в рот. Голова разрывалась от боли, в груди пылал огонь, руки выламывало из суставов…
"Хрен тебе, сволочь! - мысленно орал Сергей болоту. Не отпущу! Слышишь?! Не отпущу!"
Болото сдалось. Разочарованно чвякнув, выплюнуло проглоченную и почти переваренную добычу.
Сергей закашлялся, освобождаясь от натекшей в рот мерзости. В следующий миг воздух с клекотом ворвался в легкие. Чистый, упоительно свежий!
"Жив. Все-таки жив!"
Чьи-то руки оттащили Шабанова от предательски ненадежного места, стерли грязь с лица, позволяя разлепить веки. Шабанов открыл глаза - высоко над ним голубело небо. Чуть правее зенита, тянулся к югу журавлиный клин… или то дикие гуси?..
- Ты его отпусти. Слышишь, Тимша? Откачивать Федора надо, а ты держишь! Давай, парень, отпускай, не бойся!
Разве он кого-то держит? Просто руки свело. Сергей виновато улыбнулся.
- Подсобите, мужики! - рыкнул невидимый Заборщиков.
В серегины запястья впились чьи-то жесткие пальцы…
- Эко уцепился! - в голосе звучало неподдельное уважение. - Клещами не оторвешь!
Руки таки разогнулись. Поддаваясь насилию - Сергей явственно услышал протестующий хруст. Тут же исчезла лежащая на груди тяжесть. Рядом послышались шлепки, донесся кашель, кого-то вырвало…
- Оклемается. Видит Бог, оклемается Федька-то! Надо бы его в яхт положить, пусть отдышится!
Шабанов, улыбаясь, смотрел в бездонную синь. По телу волнами прокатывалась истома…
- Хфатит лежать, бестельник! Итти рапотай!
Кованый железом сапог врезался в ребра. Синева Небес померкла, словно по ней мазнули грязью. Умеет, чертов Кафти, вернуть раба "на круги своя". Не откажешь…
Серегу вздернули на ноги, подставили плечи. Кафти молча смотрел, как поморы впрягаются в лямки. Флегматично ждавшие, чем дело кончится, финны и не выпрягались. Пузатый яхт сдвинулся с места…
"Потащили? А я гирей на поморах висеть? - Сергей упрямо вскинул голову. - Ну уж нет!"
Коротенький шажок в сторону… теперь наклониться… осторожно - чтоб не упасть… голова-то кружится…"
Волочившаяся по гати лямка вернулась на серегино плечо. Где-то неподалеку насмешливо фыркнул Кафти. Сергей не обратил внимания.
На горизонте замаячили торфяные увалы - болото кончается. Гать уже не сплошная - только над особо зыбкими местами. Под ногами чавкает - все еще ждуще, с голодной алчностью…
"Зря надеется, сволочь. Не обломится! Поморы-то рядом топают, шатнись - сразу чье-то плечо страхует. Молча. Может, самому что-нито сказать надо? А что?
Сказать… Где слова-то? Ведь не Рэдрик Шухарт - Шабанов! Не в Зоне рос!.. Или уже в Зоне? Тьфу, пропасть!"
Сергей откашлялся.
- Я, это… ну… в общем, спасибо, мужики!
"Еще бы слезу пустил, позорище! Лучше бы и впрямь пасть не разевал!"
Сергей внутренне замер…
"Не ответили… Я, что-ли набег проспал? Не объяснять же, что в тот день водку хлестал на задворках мурманских?!"