39. Моня Гендель в Малаховке
Общительный Моня Гендель был в Малаховке заметной фигурой. Все узнавали его бежевую "Победу". Когда ему не приходилось чинить ее постоянные поломки, он часто катал на ней малаховских детишек. За это его обожали и дети и родители. Собственные машины были большой редкостью, их только недавно начали производить на базе трофейной техники немецкого завода "Opel". Машины стоили дорого. Моня купил свою не на заработки в обществе "Знание", а на деньги, выигранные в преферанс. На его даче часто собирались соседи мужчины для игры в преферанс, на одну-две "пульки". Играли ночи напролет, на большие деньги. Моня, хороший математик от природы, обладал даром тонкого расчета, необходимым в этой игре, выиграть у него было невозможно.
Проигрывать большие деньги для его компании ничего не значило, все они были деловые евреи, многие - скрытые миллионеры. В Советской России открыто проявлять способности в бизнесе, делать деньги было невозможно и опасно. Если кто-нибудь заметно богател, так и говорили: "Живет не по средствам", и человек попадал под око ОБХСС - милицейского отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Потому Монины друзья игроки скрывались в тени официальных должностей: директор местного рынка, два зубных врача и техники, делавшие золотые зубы подпольно. Любая частная работа с золотом запрещалась законом и каралась строгим судебным наказанием. Были среди них и директор небольшого магазина в центре Москвы, заведующий снабжением магазина, администратор театра. Деловые евреи промышляли подпольной продажей и зарабатывали хорошие деньги. Многие годы коммунистическая власть пыталась отучить евреев делать деньги, но победить их врожденную склонность к коммерции было даже ей не по силам.
В Мониной компании были директора московских комиссионных магазинов, а "комиссионка" была мечтой многих, особенно женщин. Там продавали разнообразный товар, привезенный из заграницы, из недоступных для советских людей стран. Знакомым и "по блату" директора продавали вещи подпольно с хорошей прибылью для себя. Время от времени один из них надолго исчезал, это значило, что его арестовали и посадили в тюрьму. Тогда жены срочно прятали накопленное добро у знакомых. Так у Мони появилась под потолком шикарная хрустальная люстра - на время. Хорошие адвокаты за большие деньги умели выручать этих людей, и через два-три года они вновь играли в преферанс на Мониной даче. А люстра переезжала обратно к хозяевам. Среди адвокатов особенно славился Моисей Грач, но потом и его самого посадили - за слишком большие гонорары.
Через этих людей Моня "делал гешефт" - совершал прибыльные сделки: доставал себе и приятелям дефицитные товары, импортную мебель, получал путевки в санатории и дома отдыха, добывал билеты на самолет и поезд, рекомендовал хорошего портного, устраивал золотые зубные протезы, доставал бронь в гостиницах и билеты на премьеры в театры - все "по блату". При мизерном производстве товаров связи были каждодневной насущной необходимостью, и мир деловых людей процветал на этом фоне. А евреи всегда славились своей деловитостью.
Одним из постоянных игроков был Петя Ордер, молодой розовощекий блондин, всегда в отлично сшитом, щеголеватом костюме. Вся Малаховка знала его и его красавицу жену Фиру, эффектную молодую брюнетку, тоже всегда в модных нарядах и мехах. Люди говорили: "Ой, как же не залюбоваться на такую привлекательную еврейскую пару!"
Работал Петя в Кунцево директором маленькой фабрики по изготовлению гуталина. При таком незначительном положении у него была самая большая дача в Малаховке. Когда собирались на игру, Моня шутил: "Мои друзья могут помочь мне и друг другу во всем. Но что я могу просить у Пети Ордера - гуталин?" Петя в ответ только улыбался. Изготовление и распространение гуталина он превратил в выгодное дело, дававшее большой доход на стороне. Под эгидой гуталиновой фабрики у него было другое, тайное дело: Петя был валютчиком - обменивал рубли на западную валюту на "черном рынке", в основном на американские доллары. Для этого у Пети были специальные помощники, фактически мафия. Его "черный рынок" действовал в местах скопления иностранцев - возле центральных гостиниц, на центральной улице Горького, на московских вокзалах, в особенности рядом с Курским, откуда шли поезда в Тбилиси и Баку. Валютный отдел ОБХСС под руководством полковника Юсупова следил за всеми контактами с иностранцами. За валютные операции давали десять лет заключения, а то и казнили.
Во время Московского фестиваля молодежи агенты Пети Ордера хорошо поработали и получили много валюты. Петя был никудышным преферансистом, всегда проигрывал больше других, но никогда не огорчался. Игроки подозревали, что он "валютчик", и относились к нему с почтением.
* * *
Не одни только деловые мужчины собрались на Мониной даче, нередко он устраивал попойки-оргии с молодыми женщинами. Недавно ему удалось познакомиться с группой новоявленных московских хиппи. Моня пригласил их на дачу в Малаховку.
Хиппари сказали:
- Обученных чувих у нас мало, хоть и бляди, а играть в наши игры стесняются.
- Я обеспечу, - успокоил их Моня.
- Надо, чтобы не разболтали.
- Будьте спокойны.
У Мони, настоящего ходока, был на это наметанный глаз. Он даже говорил: "Я думаю, что это про меня сочинили латинскую поговорку: "Подхожу к девице - veni, vidi, vici"". Он поехал в сад "Эрмитаж" и быстро разглядел в толпе двух молоденьких, решил: подходящие кадры. Подругам Руфине и Рае было по восемнадцать, обе кокетливые хохотушки, у шатенки Руфины - ангельский голосок, у блондинки Раи - ангельская внешность. Пройдя с ними круг по аллеям, Моня предложил:
- Хотите покататься на машине?
Девушки с радостью согласились, Руфина попросила:
- Можно, я сяду рядом с вами, на заднем сидении меня укачивает.
Он провез их по Садовому кольцу, рассказывая похотливые анекдоты:
- Знаете, что такое "тютелька в тютельку"?
- Нет, не знаем.
- Это половое сношение лилипутов.
Девушки радостно фыркали. Короткая мини-юбка Руфины взбилась кверху, обнажив длинные бедра. Она не одергивала юбочку, и Моня с вожделением косился на ее красивые ноги. В водительское зеркальце он видел, как Рая-ангелочек расположилась на заднем сиденье тоже с задранной юбкой и раскинула ноги. "Девчонки готовы", - подумал он и пригласил их в кафе-мороженое.
Заказав для девушек несколько порций ликера, он спросил:
- Хотите приехать ко мне на дачу, в Малаховку?
- В Малаховку? Мы ее знаем, там наши родственники живут.
Моня поразился:
- Родственники? Вы еврейки?
- Да, еврейки. А что?
- Так, ничего, я тоже еврей.
Захмелевшая Руфина прижалась к нему всем телом:
- А что мы будем делать в Малаховке?
Моня хитро подмигнул:
- У меня есть приятели, хиппи. Знаете, кто такие хиппи?
- Знаем, видели на фестивале.
Моня подмигнул:
- Поиграем в игры хиппи. Вы на фестивале "негритятинки" попробовали?
Они захохотали еще громче, на секунду замялись, потом заулыбались:
- Нет, не удалось. А девчонки говорили, что стоило бы.
Моня убедился, что выбрал тех, кого надо.
* * *
К вечеру собрались на даче. Гости - четверо мужчин и две женщины - выглядели почти обычно, только костюмы и платья были слишком яркие. Но как только вошли, они сразу преобразились, сняли шляпы и шапки, под ними оказалась масса спутанных волос. Потом скинули костюмы и платья и запахнулись в свободные накидки, под которыми довольно явно просвечивало нижнее белье. Моне и Рае с Руфиной тоже вручили такие накидки.
Раздали всем ленточки, объяснили:
- Это хаерник, от английского слова "hair", волосы, - чтобы не скрывало крышу.
Потом все надели на запястья браслеты из ниток:
- Это фенечки.
И все, изменившись до неузнаваемости, стали похожи друг на друга.
Моня подозвал к себе Руфину с Раей:
- Будьте пай-девочками, ведите себя послушно, а главное, молчок обо всем, что здесь будут делать хиппари. Поняли? Вот вам по сто рублей.
У хиппи был свой язык - смесь английского, русского и уличного сленга. Они обращались друг к другу "чувак", "чувиха", половой акт определяли словом "бараться", то и дело вставляли в речь английские словечки: "ОК", "all right", "lovemaking", "fack you".
Компания уселась на пол, все в обнимку, тесно, пили водку, лапали и целовали всех девушек - отказываться не полагалось. Включили громкую музыку - у Мони был первый советский магнитофон "Днепр", ставили твист, а потом и рок-н-ролл, начались танцы. Захмелевшие девушки танцевали особенно темпераментно, смачно вертели бедрами, высоко задирали ноги, прижимались к мужчинам, усаживались на колени ко всем подряд, целовались взасос. Они охотно позволяли себя тискать и сами залезали в трусы мужчинам, смеялись и визжали от удовольствия. Потом раздался крик:
- Стриптиз! Кто хочет показать стриптиз?
Стриптиз был новым увлечением Запада, хиппи знали о нем все в деталях, рассказывали:
- В Америке, в Лос-Анджелесе, есть целая школа стриптиза, ее основала Элис Шиллер. Родители у нее были верующие ортодоксальные евреи, а она подалась в другую сторону. Там девицы проходят десять уроков обучения и получают диплом на раздевание. А у нас?
- И у нас введут, - ободрил их Моня, - обучат героинь социалистического труда в каждом колхозе. Приедет комиссия от обкома партии, вытолкнут вперед старуху героиню: раздевайся! Те, как посмотрят, плюнут: и чего в этом находят в Америке?
Девушки хохотнули, переглянулись, и ангелоподобная Рая вытолкнула вперед Руфину. Сначала, как будто стесняясь, девушка вышла на середину комнаты, покачивая бедрами, кокетливо извиваясь, медленно распахивала и запахивала накидку, расстегивала под ней бюстгальтер, потом скинула накидку и осталась голая по пояс. Это вызвало взрыв радостных криков. А когда она взялась за трусики, раздался ободряющий возглас общего восторга. Компания подбадривала ее криками:
- Спускай ниже!.. Снимай совсем!..
Хотя до России искусство элегантного стриптиза еще не дошло, Руфина была довольно искусной самоучкой. Ее примеру охотно последовала брюнетка Рая. Когда обе оказались голыми, компания потребовала:
- Лесбийскую любовь!
Девушкам быстро постелили на полу ковер. Они переглянулись, начали с затяжного поцелуя, который явно их возбуждал. Затем улеглись на ковер, их тела слились в объятии, одна ласкала другой груди, вторая водила языком по соскам подружки, обе изгибались дугой, потом начали лизать животы от пупка и ниже, ниже, дошли губами до паха и искусными движениями пальцев принялись ласкать половые губы. Потом одна девушка раздвинула ноги, а другая приникала к влагалищу языком. Раздвигая длинные ноги, они движениями как бы проникали друг в друга, имитируя соитие мужчины с женщиной, стонали от страсти и посасывали себе пальцы, явно имитируя оральный секс. Завороженные мужчины в нетерпении тоже разделись. Остальные девушки схватили их возбужденные члены, играли с ними, скользили по ним пальцами и языками, целовали.
Кто-то крикнул "лесбиянкам":
- Давай минет!
Руфина и Рая переглянулись, подбежали к сидящим мужчинам, опустились на колени и с удовольствием принялись за дело. К тому времени всех остальных девушек тоже раздели, приговаривая:
- Подписываем герлов на фак.
И началась оргия, "фак-сэйшн", уединялись с девушками по комнатам, потом обменивались ими между собой, и так всю ночь…
* * *
Утром все выглядели помятыми, не выспались, медленно передвигались по комнатам в обнимку. Кто-то еще вяло пытался заниматься сексом, стоя прямо у дверной притолоки, пока остальные безразлично проходили мимо.
Моня заваривал кофе для гостей, подозвал Руфину с Раей:
- Ну, девчонки, показали класс тусовки. Где вы всему этому научились?
Они захихикали:
- Где же еще - в райкоме комсомола!
- В райкоме?!
- Ну да. Нас после школы взяли на работу в райком, техническими секретарями. Там все этим занимаются.
- Ага, значит, такие кадры лучше всего куются в райкомах комсомола. А ваши еврейские мамы знают про это?
- Догадываются, конечно, грозились забрать нас из райкома.
Все снова оделись в свои, костюмы и платья и, выходя сдачи, выглядели вполне обыкновенно. Моня сказал маме, что это студенты и студентки. Раиса Марковна провожала их глазами из окна. Она всю ночь слышала шум и женский визг со второго этажа и сейчас ворчала:
- Ой, опять Моня привез этих студенток. А какие теперь студентки? Азохен вей, какие студентки. Это не студентки, а анекдот! - И презрительно добавила: - Все шиксы.
Но ошибалась, ведь среди девиц были и еврейки.
40. Поджог синагоги
Приехал на дачу к Моне Алеша Гинзбург:
- Монька, хочу пожить у тебя несколько дней. Буду писать стихи вдали от городской суеты, настоящие стихи, а не эпиграммы…
Осенней ночью они с Моней сидели вдвоем за бутылкой коньяка, Моня вспоминал недавний загул:
- Говорил я тебе, что от фестиваля молодежи у нас останутся следы. Взять хоть этих охламонов хиппи. Увидел я их в действии. В их движении, по-моему, главное - безграничное блядство. Но как хороши эти юные бляди! Представляешь, они сказали, что научились разнообразному искусству секса в райкоме комсомола! Я сочинил новый анекдот: хозяйка публичного дома решила выдвинуть кого-нибудь из своих проституток в комсомол и рекомендует одну из них: "Руфочка, ты у нас самая популярная, все клиенты хвалят твое обслуживание. Мы решили рекомендовать тебя в комсомол". Руфочка смущенно отвечает: "Что вы, мадам, в какой комсомол? Меня мама и к вам-то не хотела отпускать".
Алеша рассмеялся и спросил:
- Ну и что ты нашел в этих молоденьких поблядушках? Дуры, наверное…
Моня глотнул коньяк, согласился:
- Интеллект в их головках не ночевал, дуры дурами. Но зато какая длина бедра!
Алеша усмехнулся, ему хотелось говорить о поэзии:
- Сколько ж в тебе, Монька, похоти! Сегодня я гулял по вашей Малаховке и написал про евреев, хотел, чтобы в стихотворении присутствовал такой обобщенный образ.
- Ну, извини, старик, что я заболтался. Ну-ка, прочти.