Старшой дозора, очень подавленный самим фактом лицезрения перед собой бывшего пленника, вышел из каморки, что-то бормоча и угрожающе сжимая некое подобие мизерикордии.
- Допросите этого человека, сеньор граф, - сказал дон Баррехо. - Это наш старый знакомый.
- Где маркиз? - закричал сеньор ди Вентимилья, выказывавший все признаки раздражения.
- Еще вчера вечером, кабальерос, он ускакал по дороге, ведущей в Новую Гранаду, - ответил солдат. - Ваши товарищи, выдававшие себя за графов и испанских грандов, были не столь хитры и выдали себя.
- Шутишь! - не поверил гасконец.
- Когда он уехал? - спросил граф.
- Еще до полуночи. Его превосходительство не так легко поймать в ловушку; он вовремя спасся. Новая Гранада - это вам не Пуэбло-Вьехо, и вы, сеньор мой, не возьмете ее несколькими выстрелами аркебуз.
- С кем он уехал? Говори, если хочешь спасти свою шкуру. Ты же знаешь, что флибустьеры не слишком любезны.
- Его сопровождал эскорт из восьми человек.
- И среди них девушка?
- Да, кабальеро.
- Метиска, не так ли?
- Как вы об этом узнали?
- Отвечай, а не спрашивай, - сказал сеньор ди Вентимилья с угрозой в голосе.
- Да, метиска, - ответил солдат.
- Каково было положение этой метиски в доме губернатора?
- С нею обходились как с родственницей его превосходительства.
- Сколько лет ей было?
- Пятнадцать или шестнадцать.
Граф быстро сосчитал в уме.
- Это может быть только она, - пробормотал он.
Потом, повысив голос, граф спросил:
- Значит, Новая Гранада сильно укреплена?
- Так говорят.
- Ты там бывал?
- Никогда, кабальеро.
Сына Красного корсара аж передернуло от негодования.
- Несколькими часами раньше они бы оба попали в мои руки, - сказал он, потом обернулся к одному из своих офицеров. - Возьмите под стражу этих людей. Позднее они могут стать мне весьма полезными.
Он покинул залу и спустился на площадь в сопровождении Мендосы, гасконца, фламандца и еще полудюжины флибустьеров.
Корсарам сеньора де Люсана все еще не удалось проникнуть в церковь.
Находившиеся внутри жители с ожесточением защищали свои поспешно собранные богатства, и на каждое требование сдачи отвечали выстрелами из аркебуз.
- Сеньор ди Вентимилья, - сказал французский дворянин, завидев графа, - эти испанцы не собираются выходить. Не хотите ли взорвать эту церковь полудюжиной бочек пороха?
- Это была бы бесполезная бойня, - ответил граф.
- Но если они останутся там, мы не получим ни пиастра.
- Я отказываюсь от своей доли.
- Но от нее не откажутся ни мои, ни ваши люди.
- Вы взяли кого-нибудь в плен?
- Всего две дюжины.
- Пошлите одного из пленников в церковь, чтобы он разъяснил осажденным: если они не капитулируют, мы будем казнить каждый час по одному из пленников.
Пока сеньор де Люсан готовился повиноваться, Мендоса приблизился к гасконцу и фламандцу.
- Друзья, - сказал он, - пока эти люди решают вопрос с церковью, воспользуемся этим, чтобы пойти осаждать доброе вино знакомого нам негодяя-трактирщика. Когда начнется всеобщий грабеж города, мы найдем только пустые бутылки. Я знаю жажду флибустьеров… И потом, наше присутствие здесь излишне. Графа и француза вполне достаточно, чтобы склонить осажденных к сдаче.
- Гром и молния! - воскликнул дон Баррехо. - Я совсем позабыл о нашем друге!.. Может, он прячется в своих подвалах?
- У меня теплится надежда найти негодяя посреди его бочек, - ответил Мендоса.
- И у меня, - прибавил фламандец.
- Пошли, приятели, - заключил гасконец.
Воспользовавшись царившим на площади беспорядком, трое авантюристов выбрались на простор и незамеченными нырнули в хорошо им знакомую улочку, которая должна была вскоре привести их к таверне "Эль Моро".
Как они и предполагали, дверь таверны была заперта, и внутри царило гробовое молчание.
- А может быть, наш друг скрылся в церкви вместе со своими поварятами? - спросил гасконец, после того как некоторое время прислушивался, приложив ухо к замочной скважине.
Он не услышал даже мяуканья черного кота.
- Давай вышибем дверь, - предложил фламандец, который заметил невдалеке кучу бревен и досок, приготовленных для строительства дома, и уже вооружился подходящим бревном.
- Вот самый сильный из нас человек, - сказал дон Баррехо, увидев, что фламандец не согнулся под тяжестью. - Отныне мы, поскольку он не открыл нам свое имя, - будем звать его дон Эрколе, то есть Геркулесом.
Они крепко ухватили бревно, разбежались и одним ударом буквально вышибли дверь таверны, причем с таким грохотом, что показалось, будто внутри выстрелили из пушки.
- Дон Эрколе!.. Вы герой дня!.. Король таверны, - сказал гасконец. - Черт возьми! Какие мускулы!.. Да вы способны разрушить настоящую крепость!..
- Я же фламандец, - серьезно ответил авантюрист.
Они обнажили шпаги, опасаясь атаки вертелами и кастрюлями, и вошли внутрь.
Один большой черный кот, тот самый, которого заметил гасконец, убежал от них. Бедное животное, испуганное громовым ударом, помчалось по столам и скамьям, как безумное, опрокидывая стаканы и бутылки.
- У этой бестии должна быть душа того гадкого котяры, которого мы встретили на берегу Чагреса, - сказал дон Баррехо.
- Вы знаете, где находится подвал? - спросил Мендоса фламандца.
- Дверь находится прямо за стойкой.
- Ну-ка, где у нас тут подходящее бревнышко? - сказал гасконец.
- В нем нет нужды, - ответил Мендоса.
Он забрался на стол и выдрал из стенки большой фонарь, служивший для освещения зала. Не без труда он зажег его и направился к двери, ведущей в погреб.
Хватило одного пинка гасконца, чтобы дверь слетела с петель и полетела по лестнице вниз.
- Там они!.. - закричал Мендоса, поднимая фонарь.
- Кто? - спросил дон Баррехо.
- Я услышал в подвале крик.
- Какая удача!.. А!.. Бедный трактирщик!.. В какие руки он попадет!.. - говорил гасконец. - Посветите, Мендоса!
Он осторожно спустился по лестнице, держа шпагу в вытянутой руке, и оказался в просторном подземелье, к стенам которого жалась дюжина, если не больше, респектабельных и очень пузатых бочонков.
- Где же спрятался этот плут? - спросил дон Баррехо.
Из-за бочонков, что в правом ряду, раздался голос:
- Это кто осмеливается называть меня плутом?
- Гром и молния!.. Трактирщик!..
- Опять этот прохвост!.. - заорал владелец "Эль Моро". - Ну, теперь-то я пущу тебе кровь!..
- Друзья, пистолеты к бою!.. - скомандовал гасконец.
Трактирщик выскочил из своего укрытия, угрожающе размахивая вертелом, а за ним появились, один за другим, четверо его поварят, вооруженных все теми же вертелами.
- Опять ты здесь, негодяй! - заорал взбешенный трактирщик.
- Всегда возвращаешься туда, где пил хорошее вино, - ответил гасконец, наставив на хозяина таверны шпагу и пистолет.
- Я догадался, что вы должны быть флибустьером, - сказал трактирщик, не осмеливавшийся ступить и шагу вперед, заметив три дула, направленных на него.
- Я пришел предупредить вас, что город в наших руках и всякое сопротивление бесполезно.
- И что же вы хотите от меня?
- Еще раз попробовать ваше аликанте и ваш херес.
- Мое вино!..
- Может, вы хотите, чтобы сначала вас убили? - спросил гасконец, меняя тон. - Тогда мы останемся полными хозяевами ваших подвалов и никаких протестов просто-напросто не будет. Хотите дружеский совет? Садитесь вон на те бревна вместе со своими помощниками, оставьте в покое вертела, которые хороши для того, чтобы насаживать на них кур и уток, а не подобных нам людей, и не надоедайте, иначе мы сделаем бум! И тогда вы отправитесь на встречу с приятелем Вельзевулом.
- Вы собираетесь разорить меня.
- Можете утешиться тем, что мы разорили весь город.
- Я не дам вам ни пиастра!..
- Какие пиастры!.. Мы хотим вашего вина. Вы принимаете нас за обыкновенных жуликов? А ну, быстрее! Бросайте вертела и - скорее в угол. Мы хотим пить, гром и молнии!
Бедный хозяин и его помощники, испуганные строгими нотками в голосе гасконца и понявшие, что всякое сопротивление и в самом деле бесполезно, отделались от своего случайного оружия и отправились в указанное место, находившееся у противоположной стены подвала.
Мендоса поставил на земляной пол фонарь, а дон Баррехо и фламандец вооружились несколькими весьма вместительными терракотовыми бокалами.
- Попробуем сначала херес, - сказал баск, - тот, на который пошел знаменитый дублон.
- А потом, надеюсь, перепробуем и все остальные бочки, - добавил фламандец.
- Смотрите, не упейтесь, - сказал гасконец. - Мы здесь не одни, и котищи из подземелья могут нам вспрыгнуть на спину.
В то время как один залпом пил херес, а другие - порто и аликанте, бедный трактирщик рвал на себе волосы и громко кричал:
- Они меня разорят, эти плуты!
Ни гасконец, ни его друзья не обращали внимания на жалобы и оскорбления трактирщика и его подручных. Они спокойно продолжали пить, по очереди пробуя содержимое бочек. Должно быть, пьяницы это были замечательные, потому что постороннему глазу казалось, что они поглощают воду.
Но в какой-то момент гасконец, который, может быть, что-то почувствовал, немного повернул голову и качнул ногой, потом отбросил бокал, зажатый в руке и почти полный порто, и сказал:
- Хватит, друзья!.. Достаточно бочек!.. Пришло время торжественного наказания трактирщика!
- Что вы хотите сделать? - заорал хозяин, еще больше разъярившись. - Вы все еще недовольны?
- Мы оставляем вам пиастры, у вас их, должно быть, хорошенькая кучка. А вы еще жалуетесь? Стало быть, вы не знаете: когда флибустьеры нападают на город, они сносят все. Вы должны быть довольны столь мягким обхождением.
- Вы хотите убить нас?
- Вас - нет, как и ваших подручных. А вот ваши бочки заплатят за ваше плохое отношение к людям нашего ранга. Мендоса, какие бочки, по-вашему, самые лучшие? Вы ведь все перепробовали?
- Все.
- А вы, дон Эрколе?
- И я все, - сказал фламандец.
- Ну, и какое же вино лучше?
Двое авантюристов, по зрелом размышлении, указали на две огромные бочки: одна из них содержала херес, другая - выдержанную малагу.
Гасконец взял два пистолета и с серьезнейшим видом произнес:
- В качестве председателя военного совета я приговариваю к смерти обе этих бочки.
После этого он произвел два выстрела по бочкам, продырявив их.
И сразу же из них фонтаном забили две струи, заливая пол.
Трактирщик издал такой дикий крик, словно у него вырвали сердце, и выпрыгнул вперед, намереваясь броситься на трех сорвавшихся с цепи демонов. Но гасконец успел наступить ногой на вертела и выставить свою грозную драгинассу:
- Остановись, смельчак!.. Это оружие всегда жаждет человеческой крови и пьет ее, как только представляется случай.
- Презренные шакалы! Вы опустошили мои бочки, да еще те, в которых было самое лучшее вино.
- А нам всегда нравилось предлагать первоклассное вино земле, чтобы она воспроизводила его еще более утонченным. Земля иногда пьет очень охотно.
Мендоса и фламандец хохотали до упаду, нисколько не обращая внимания на отчаяние владельца таверны.
Дон Баррехо наблюдал некоторое время, как херес и выдержанная малага смешивались, заполняя подвал, а потом сказал своим товарищам:
- Время уходить. Если мы останемся здесь еще хоть на четверть часа, то будем пьянее этой впитывающей вино земли. Прощай, трактирщик!
В то время как хозяин таверны орал так, словно с него живьем сдирают кожу, а четверо его помощников изрыгали из себя поток проклятий, трое авантюристов забрали с собой фонарь и поднялись по лестнице, не удостаивая крикунов ответом.
- Пошли теперь посмотрим, что там делается в церкви, - сказал гасконец, когда они вышли из таверны.
К церкви они опоздали. Жители города сдались, и флибустьеры занялись грабежом города, забирая все золото, которое только могли найти, и уже готовились к отходу.
- Как!.. Вы продолжите поход, сеньор граф? - спросил Мендоса, когда ему удалось найти сеньора ди Вентимилья.
- Мы отправимся к флибустьерам, обосновавшимся на острове Сан-Хуан, - ответил сын Красного корсара. - Без Гронье и Тасли мы не сможем захватить такую сильную крепость, как Новая Гранада. Надо, чтобы маркиз во второй раз не сбежал от меня. Собирай наших людей, и пойдем знакомиться с Тихим океаном.
Глава V. Дерзкие дела флибустьеров
Мир, подписанный в конце XVII века между различными морскими державами, в особенности между Испанией, Францией, Англией и Голландией, не дал выбора флибустьерам, завладевшим островком Тортуга.
Предоставленные самим себе, не поддерживаемые враждебными Испании нациями, лишенные капитанских патентов, которые обеспечивали им права воюющей стороны, флибустьеры по большей части решили перенести свои действия на Тихий океан, памятуя прославленный погром Панамы, который за несколько лет до этого устроил Морган.
На побережье Мексиканского залива уже были разорены все значимые испанские города, а их жители ввергнуты в нищету. Напротив, на тихоокеанском берегу Панама возродилась еще более цветущей и богатой, чем прежде, а многочисленные другие города жили за счет золотых рек из неисчерпаемых рудников Мексики и Перу, текших в Центральную Америку.
Они уже изведали Тихий океан и знали по опыту, который получили во время немногочисленных экспедиций, что тамошние испанцы не слишком подозрительны, а прибрежные города защищены малыми силами.
И вот в начале 1684 года флибустьеры Тортуги начали покидать Мексиканский залив; им не терпелось наложить руку на галеоны, шедшие из Чили, Перу или Калифорнии.
Первую партию составили восемьдесят англичан, за которыми последовали две сотни французов, потом - более мелкие группы, которым, возможно, так и не удалось увидеть тихоокеанских волн, потому что больше никто о них ничего не слышал.
Этими флибустьерами, как мы уже сказали, были англичане, голландцы, французы; попадались среди них авантюристы из Генуи и Венеции.
Первые построили девять судов, остальные (французы и прочие) - всего одно; они шли под предводительством знаменитого английского корсара, которого все звали Дэвис.
Когда мы читаем в записках мореплавателей восемнадцатого столетия, - Кука, Бугенвиля, Лаперуза, Крузенштерна и многих других, - о великих трудностях, встреченных ими при переходе из Атлантики в Тихий океан, то не можем не удивляться высочайшей смелости этих корсаров, которые при минимуме географических знаний, с ограниченными средствами, на утлых суденышках (на них в наши дни даже опытный моряк не решился бы отправиться в рейс длиной больше двухсот лиг) смогли обогнуть мыс Горн и выйти в Тихий океан.
И тем не менее это так: после жутких лишений, после ужасных бурь в марте 1685 года маленькая эскадра обогнула Огненную Землю и смело взяла курс на перуанское побережье, очень надеясь на абордажные схватки и богатую добычу.
Первой жертвой этих тысячи ста флибустьеров, составлявших экипаж двух фрегатов, тридцатишестипушечного и шестнадцатипушечного, пяти более мелких судов, на которых не было крупной артиллерии, и трех жалких барказов, стал испанский парусник.
Узнав от попавших в их руки пленников, что все торговые суда получили приказ от вице-короля Перу не покидать порты, пока испанская эскадра не очистит океан от флибустьеров, намерение которых перебраться в воды, омывающие Америку с запада, было уже раскрыто, Дэвис повел свою флотилию на север, время от времени нападая на одиночные корабли.
Всеобщий ужас поразил испанцев Центральной Америки, когда неожиданно флот корсаров появился в виду Панамы, уже воскресшей и ставшей более процветающей, чем до погрома, учиненного Морганом.
Появление этих страшных людей мигом пробудило память о прошлых несчастьях, перенесенных от таких же разбойников, почему Дэвис и не осмелился атаковать город, а отдал якоря у острова Тарога после четырех недель беспрерывного наблюдения за бухтой в ожидании хоть какого-нибудь покинувшего гавань судна.
Вице-король запросил помощи в Мексике и Перу, сформировал эскадру и направил ее к острову, чтобы покончить с опасными бандитами.
Эскадру составляли семь боевых кораблей, два из которых были вооружены семьюдесятью пушками каждый.
Море было бурным, качество кораблей - несоразмерным. К тому же флибустьеры не знали рельефа дна и не имели достаточного количества артиллерии, чтобы противостоять мощным испанским батареям.
По этим причинам испанцы не могли не тешить себя надеждой за один день уничтожить этот внушающий страх сброд.
Уже был окружен и подвергнут жесточайшему обстрелу один из фрегатов, но другие корабли корсаров находились в открытом море, а поэтому могли легко избежать плена; однако они сделали поворот и поспешили на помощь своим товарищам.
Казалось, опасность придала флибустьерам Дэвиса нечеловеческую силу.
Они с неистовством напали на испанские фрегаты и галеоны и, хотя не могли победить в этом бою вследствие огромного превосходства вражеских сил, по справедливости заслужили пальму первенства.
Самым удивительным было то, что в этом столкновении флибустьеры потеряли только один барказ с испанскими пленниками.
Эта лодка была так изрешечена испанскими ядрами, что могла вот-вот утонуть, а поэтому флибустьеры просто-напросто бросили ее вместе с пленниками.
Эти последние, сообразив, что они свободны, немедленно взялись за весла, надеясь, что их подберут соотечественники.
Однако испанский адмирал, приняв этот барказ за вражеский брандер, двинулся ему навстречу и, приказав как можно быстрее открыть огонь, потопил лодчонку, став таким образом палачом несчастных пленников, сам не ведая о том.
Поскольку во время сражения ветер и волны резко усилились, флотилия флибустьеров была вскоре рассеяна.
Некоторые суденышки исчезли в тот злополучный день, и никаких вестей о них в дальнейшем не приходило. Другие же в конце концов соединились и нашли убежище на острове Сан-Хуан, удаленном от континента на пять лиг.
Но после такой катастрофы не замедлило появиться несогласие, особенно между англичанами и французами, то есть между протестантами и католиками.
Казалось странным, что эти морские разбойники помнят о своей религии; в особенности это касалось англичан, чья родная земля в эти годы раздиралась борьбой между различными сектами. Они просто взрывались, когда видели, что их сотоварищи спасали при грабежах символы католической веры.