***
Покачиваясь в седле, Гардин просвещал своего юного друга:
- Наконец, зима кончилась. Вон как жаворонки заливаются! Семь лет прошло после Тридцатилетней войны. Европа отдохнула. Теперь наше время. Скоро в бой. Можно и отличиться, и деньжат поднабрать. Карл Х Густав собрал добрую армию: семь тысяч кавалеристов и десять тысяч пехоты с прекрасной артиллерией. Пойдём в Польшу. Будет, чем поживиться. Там паны на золоте едят.
-Да ведь с Польшей перемирие ещё на шесть лет, - удивился Патрик.
-Королю на это плевать! - засмеялся Джеймс. - Корону он получил совсем недавно, после отречения кузины, Королевы Христины.
И теперь Его Величество желает отметить начало царствования победоносной войной. Шведская армия - лучшая в мире. А Польша едва держится под ударами мятежных казаков Хмельницкого и московитов, уже захвативших пол-Литвы. Говорят, подканцлер Радзиевский, изгнанный королем Яном Казимиром, уверил Карла Х, что большинство польских вельмож тут же перейдут на его сторону.
Патрик недавно прошел почти всю Польшу. Богатая страна, храброе дворянство.
- Не думаю, что Польшу можно одолеть столь малыми силами.
- Сие - только начало, - заметил Гардин. - Шведский риксрад на собственные средства набрал три полка. Ещё четыре набирают на деньги Кромвеля. Лорд-протектор рад любой драке на континенте, лишь бы иноземцы не вмешивались в его дела в Англии. Король намерен довести армию до сорока тысяч. Да ведь не в числе дело. Польская кавалерия не сможет противостоять регулярной шведской армии. Вот увидишь, дойдёт до дела, и поляки побегут.
- А как же договор о перемирии?
- Законники найдут сотню причин объявить его недействительным. Ян Казимир весьма неосторожно пишет в своём титуле "король Швеции". Такая наглость! И совсем не важно, что он тоже из рода Вазы, дальний родич Карла Х.
Карл Х Густав предъявил Польше шесть "веских претензий" и объявил о расторжении договора о перемирии. Главным был вопрос о титуле.
Фельдмаршал Виттенберг собрал старших офицеров.
- Мы входим в Польшу, - сказал он. - Весьма важно, дабы любой поляк, перешедший на нашу сторону, не испытывал обид и притеснений. Требую строжайшей дисциплины! Солдат и офицеров, обижающих и грабящих обывателей, буду вешать беспощадно!
И ещё. Учите солдат строю! Не жалейте ни сил, ни времени. В бою плотный строй - самое главное. Вдолбите в их тупые головы: кто дрогнул, побежал, тот погиб. Поляки - прекрасные наездники, налетают лихо. А справиться с регулярным строем не могут.
После первого же столкновения возле Везе от польских воевод прибыл трубач. Они запросили перемирия. На переговоры уехал под- канцлер Радзиевский. Он сказал полякам:
-Король Карл Густав клянётся сохранить все вольности шляхты и духовенства, не притеснять католическую веру, не увеличивать подати. Никто не понесёт обид и не будет ограблен. Шведские войска не имеют права на постой во владениях шляхты или на иные поборы, кроме тех, что шляхтичи платили на коронное польское войско.
Заманчивые обещания! К тому же своевольное, буйное и плохо обученное шляхетское ополчение, да ещё и под командой ни разу не нюхавшего пороху познанского воеводы Кшиштофа Опалинского, не могло устоять против железных полков Виттенберга.
Познанская и Калишская области присягнули на верность и подданство шведскому королю. Дальше шведская армия шла без боя, занимая город за городом. Фельдмаршал строго карал грабителей и мародёров. Солдат и офицеров вешали за малейшую жалобу.
В Германии драгунам жилось привольно. В Польше не стало ни бесплатных квартир, ни жалования. Его Величество Карл Густав считал, что война сама себя кормит. Как и любой солдат, Патрик каждый вечер должен был раздобыть фураж для лошадей и что-нибудь съедобное себе и ротмистру. Приходилось изворачиваться.
Скоро драгуны объяснили Гордону, что они-то солдаты короля, а он слуга офицера, в сущности, мародёр, им не чета. И хоть Патрик добросовестно исполнял обязанности драгуна и больше других старался добывать продовольствие и фураж, доставалось парню немного: ротмистр забирал всё или лучшую часть.
- Нет, парень, таким путём ни чина, ни славы не выслужишь, - как-то молвил ему шотландец Вильям из соседней роты. Он был всего на год старше Патрика, а уже выслужил чин лейтенанта. - Честнее, да и выгоднее служить солдатом. Тяжело, но другого пути у тебя нет. Кабы ты имел высоких покровителей, тогда другое дело. Дерзай! Недаром шотландцев считают лучшими солдатами в Европе.
Гордон два дня думал, потом решился. Ротный лейтенант по его просьбе поговорил с Гардиным. Ротмистр поворчал, но согласился.
Патрик принял присягу, стал законным солдатом. И попал из огня да в полымя. В роте его приняли хуже некуда: чужак, новичок, да ещё джентльмена из себя строит, а сам по-немецки говорить не научился. В первую же неделю Патрик четыре раза стоял ночь в карауле, да и дальше легче не стало. Сумей при этом раздобыть корм и себе, и коню!
Гордон старался не замечать обид. Молчал. Скоро Вилли отозвал его в сторону:
- Какого чёрта ты терпишь насмешки этих хамов? Твою деликатность и благородное воспитание немцы считают трусостью. Затевай ссору при малейшем намёке! Вызывай на дуэль! Победишь или проиграешь, неважно. Обычные дуэли до первой крови. Только так ты заставишь немцев уважать себя.
-Спасибо за совет, - кивнул Патрик. - Я и сам об этом думал. Наверное, ты прав.
Долго ждать не пришлось. В тот же вечер граф Кенигсмарк поднял полк в ночной марш. Шведы славились уменьем внезапно появляться там, где их никто не ждёт.
Предыдущую ночь Гордон провёл в карауле и теперь ужасно хотел спать. Впрочем, дремали и другие драгуны, придерживаясь за луку седла, дабы не упасть. Ровно шли привычные к строю кони. Уснул и Патрик. И тут один из соседей легонько подхлестнул его мерина. Тот плавно вынес Гордона из ряда и, обогнав эскадрон, пристроился рядом с полковником. Граф тоже дремал. Проснувшись, он заметил рядом незнакомого всадника и спросил:
- Кто тут?
Патрик, уверенный, что едет в своём эскадроне, не ответил.
- Кто тут? - резко повторил полковник.
- Помолчи! - ответил Гордон. Ему так не хотелось просыпаться.
Разгневанный граф Кенигсмарк дважды вытянул Патрика по спине тростью. Вернувшись в строй, Патрик принялся расспрашивать соседей, кто устроил ему сию пакость. По гаденькой ухмылке догадался - Фриц Шлоссер.
- Ты мне за это ответишь! - сказал Гордон.
На привале ушли в кусты. Несколько рейтар пришли глянуть, каков-то новичок в деле. Шлоссер фехтовал куда лучше Патрика. Гордон держался, как мог. Старший брат когда-то учил его владеть шотландским палашом. Но опыта не хватило, и Патрик получил всё же зарубку на лбу.
За три недели юноша дрался на дуэли ещё пять раз. Дважды победил, три раза проиграл, не из трусости, а по неуменью. После четвёртой дуэли к нему подошёл немолодой драгун Ганс Хольштейн:
-Похоже, ты парень стоящий и не трус. Давай держаться вместе. Нас, католиков, так мало.
Ганс был из самых опытных солдат в роте. Патрика признали своим и больше не трогали.
Шведы настигли польского короля под Варшавой, но Ян Казимир отступал, не принимая боя. В воскресенье армия устроила днёвку. Утром солдатам раздали по полбуханки хлеба и по кружке пива. Хольштейн покопался в карманах и выдал Патрику луковицу.
- Всё повкуснее. Эх, курочку бы сейчас.- мечтательно протянул Ганс. - Что, Патрик, может рванём на добычу? Бог даст, попадётся что- нибудь получше чёрствого хлеба. Да и кони голодные.
Скоро солдаты наткнулись на пустую деревню. Жители сбежали от шведов в леса. Всё брошено: скот, припасы. Это была удача! Ганс разыскал большую телегу и пару хомутов. Солдаты с шутками нагрузили её под завязку. Три мешка овса, овцы, гуси, куры. Бочка пива! И поехали, предвкушая триумф в своей роте. Но в миле от лагеря проклятая телега попросту развалилась! Бросили жребий, кому стеречь добычу, кому ехать в лагерь за телегой. Гордону выпало караулить.
- Не скучай! Я скоро, - крикнул ему Ганс.
Уже стемнело. Прошлую ночь Патрик опять провёл в карауле. Мучительно хотелось спать. С полчаса парень ходил вокруг телеги, тёр руками лицо.
- Какого чёрта! В округе ни души, кого тут бояться? - Он намотал уздечку на руку, привалился к колесу и уснул.
В лагере объявили сбор. Грохотали барабаны, пели трубы. Полк снялся с лагеря и ушёл - Патрик ничего не слышал: молодой сон крепок. Зато сбор услышали мужики в соседнем лесу и бросились в оставленный лагерь: после армии всегда можно чем-нибудь поживиться. Одна из таких шаек наткнулась по дороге на спящего драгуна.
У него осторожно вынули из руки уздечку и угнали коня. Вытащили палаш из ножен.
А Патрик всё спал! Ему снились кошмары. Юноша проснулся в ужасе. Действительность оказалась куда страшнее любого кошмара. Невысокий мужик с пегой бородой, должно быть предводитель шайки, с усмешкой посмотрел на молодого солдата:
- Плащ добрый. Да и сапоги неплохие. Раздевай его, хлопцы.
Гордон был так ошарашен, что даже не пытался сопротивляться. Ему оставили только порты и нижнюю рубаху. И тут, глядя на злобные, бородатые рожи, тяжёлые дубины в мозолистых руках, Патрик вдруг понял: "Убьют! Сейчас и убьют. И не в бою, а здесь, ночью, на грязной дороге.". Слёзы хлынули из глаз.
Добрый человек везде найдется. Старик в нагольном тулупчике попросил за Патрика:
- Может, отпустим парня? Он ведь ничего худого нам не сделал.
Но пегобородый рыкнул на заступника:
- С глузду съехал! Отпустим его, вернётся со шведами, деревню спалят. Кончай его, хлопцы.
Здоровенный мужик крепко ухватил Гордона за левую руку, а двое других старались разбить ему голову дубинками. Патрик ужом вертелся вокруг державшего его мужика и старался уклониться от ударов. Тот, видно, и сам опасался удара дубиной и на момент выпустил руку пленника.
Господи! Как он бежал! За ним погнались. Дубинка, брошеная верной рукой, чуть не сбила Патрика с ног. Он устоял. Мужики скоро отстали. Он не останавливался, пока не увидел армейский обоз. Возчики подсказали, что полк с корпусом фельдмаршала Виттенберга свернул направо и ушел недалеко.
Патрик побежал направо. Наконец-то, полковой обоз! Тут Гордона знали. Сердобольная маркитантка подарила юноше старый польский кафтан, у другой он выпросил пару поношенных польских сапог, третья кинула шапку. Ещё одна пустила в свой фургон, погреться.
В свою роту Гордон пришёл утром. Ротмистр отругал Патрика, а товарищи долго потешались над юношей:
-Силён ты спать, парень! Не проспи Царствия Небесного.
Насмешки Патрик сносил молча. Оправдаться-то нечем.
В тот день Хольштейн стоял в карауле, а из других никто не предложил парню помощи. Просить Патрик не хотел: мол, управлюсь и сам!
Он выбрал в обозе коня из запасных, не слишком резвого, но с добрым норовом. В пустой деревне долго шарил по хатам и нашел-таки потёртое польское седло! Пошёл дальше, отыскал подпругу и стремена. Теперь нужно было добыть оружие. Отъехав на полторы мили в сторону, в пустом, ограбленном господском доме, под ворохом сухого гороха на кровати, увидел старую саблю и пару жёлтых польских сапог. Наконец, Фортуна повернулась к нему лицом! Ведь сапоги Патрика никуда не годились. Теперь не стыдно было вернуться в роту.
Гордон много воевал. И не раз доказал незаурядное мужество и хладнокровие перед лицом смерти. Одного всегда боялся - попасть в лапы банды мужиков.
Армия шла за польским королём к Кракову. В Раве устроили днёвку рядом с монастырём иезуитов. Гордон зашёл.
Всё разграблено! Только в монастырской библиотеке копошился секретарь фельдмаршала, отбирал книги для Виттенберга - единственное, что не растащили. Патрик с удовольствием взялся помогать секретарю. Заодно отложил для себя томик Плутарха.
Война пошла всерьёз, и теперь немцы и шведы нещадно грабили костёлы и монастыри, жгли и портили иконы и статуи: папистские идолы.
Патрика мучил стыд и чувство бессилия. Изменить он ничего не мог. Во дворе монастыря Гордон заметил кучку старых костей. Пригляделся:
- Господи! Ведь это же святые мощи! Драгоценные раки украли, а их выкинули!
"Что делать?" - Хольштейн говорил, что замке остались два старых монаха, остальные бежали в Силезию. Патрик бережно увернул мощи в чистое полотенце, разыскал монахов и отдал им святые реликвии. Старики даже заплакали от радости:
- Да хранит тебя Пресвятая Дева в боях и опасностях! Будем молиться за тебя.
Ближе к вечеру католик, лейтенант Розен, вызвал на дуэль корнета Гинце из полка графа Делагарди. Тот недавно ограбил десяток костёлов и похвалялся сделанной из стихаря парчовой попоной.
Дуэль была конная. Гордон и Ганс пошли посмотреть. Лейтенант дрался с большим мужеством, и, видно, Господь был на его стороне. Он убил у корнета коня и ранил Гинце.
-Нет, даром это нашим не пройдёт, - ворчал Ганс, помешивая в котелке пивную похлёбку с сыром. Старый солдат всё умел, а уж сварганить что-нибудь вкусное из того, что есть под рукой, особо. Тут Гансу равных не было. - Помнишь, как вешали солдат за всякую мелочь, когда мы вошли в Польшу? А нынче напропалую грабят церкви и монастыри. Господь не простит такого! Шляхта уже вовсю режет наших квартирьеров. Ежели так и дальше пойдёт, вся Польша поднимется против шведов. И тогда нам придётся туго. Вспомни мои слова!
Больших сражений не было, но польские отряды всё чаще нападали на шведов.
В субботу капрал Ван Болен повел дюжину драгун в боковой дозор. Гордон с Хольштейном ехали в арьергарде.
- Слышь, Патрик, - заметил Ганс, - в обозе-то палят! Не иначе шляхта балует.
Скоро они услышали тяжёлый топот. Подполковник Форгель вёл рейтарский полк наперехват напавшим на обоз полякам.
- Давай за нами! - скомандовал Форгель капралу. Перешли на рысь.
-Без толку! - ворчал Ганс. - Кони у панов куда резвее наших. Не догоним.
Доехали до перелеска. На большой поляне подполковник остановил рейтар. И вовремя! На них летел большой отряд поляков - три сотни сабель.
- Стройся!
Двести пятьдесят рейтаров выровнялись плечом к плечу с обнажёнными палашами, пистолеты наготове, на луке седла. Регулярная кавалерия, вид грозный! Поляки придержали коней.
Обменявшись парой залпов со шведами, шляхта умчалась. Форгель встопорщил закрученные вверх, по шведской моде, усы:
- Не нравится мне это. Похоже, у поляков тут не только эта банда. Ротмистр Дункан! Езжайте вперед, гляньте, какой сюрприз нам готовят!
Дункан отсалютовал палашом и тронул в разведку. Прихватил и их капральство.
- Поздненько спохватился, старый дурак! - бурчал Хольштейн.
- Угнал полк чёрт знает куда. Как пить дать, влипнем в засаду.
Лишь только выехали из кустарника, как на них кинулись поляки - с десяток хоругвей. Ротмистр едва успел послать вестового к подполковнику и выстроить своих рейтар.
И тут началось! Рейтары держались, как могли, три десятка против трёх сотен. Да долго не удержишь. Поляки всё же прорвали строй.
- За мной! - крикнул Ганс, сворачивая к лесу. Патрик рванулся за товарищем.
Наперерез вылетело пятеро поляков. На Гордона мчался парень в зелёном кунтуше с кривой саблей. Патрик удачно отбил удар, кони разнесли соперников, и тут на Гордона ринулись ещё двое. Один из них выстрелил, и Гордон почувствовал сильный удар в левый бок, под ребро.
"Пропал! - подумал Патрик. - Не отобьюсь.".
Хольштейн свалил первого шляхтича выстрелом из пистолета, второй уклонился, и они нырнули в кустарник. Ганс гнал коня, петляя по узким тропкам. Гордон скакал следом, пригибаясь к самой холке, чтобы веткой не вышибло из седла. Мучительно болела рана в боку, но он терпел. Патрик с детства был терпелив к боли.
Вот и поляна! Тут уже кипел бой. Хольштейн притормозил в кустарнике. Они видели, как Дункан с кучкой солдат прорвался к своим. Рейтары держались стойко.
Но тут три сотни шляхтичей ударили с тыла - и плотный строй рассыпался. Ускакать не смог никто, кони у шляхты были куда лучше. Сначала поляки брали пленных. Потом шведский корнет, сдавшийся в плен товарищу, выстрелил в него из спрятанного пистолета и попытался уйти. Корнета догнали и зарубили, а за ним принялись рубить и других.
Поляки взяли в плен подполковника, раненного в руку майора Кенигсмарка, двух ротмистров, пять лейтенантов и около ста двадцати рейтар. Кроме Ганса и Патрика, спаслись капрал Ван Болен и ещё шестеро рейтар. Успели скрыться в кустарнике и во весь опор помчались к своим.
Войска строились в боевой порядок. Дежурный офицер немедленно привёл спасшихся к Виттенбергу. Фельдмаршал с укутанной ногой (подагра замучала) пытался из кареты пересесть в седло.
- Что с полком? - строго спросил он Ван Болена.
- Только мы и уцелели.
-Дьявол вас забери! - выругался фельдмаршал и, расспросив об обстоятельствах боя и о количестве неприятеля, отпустил рейтар.
Гордон едва доехал до роты. Увидев рану, ротмистр Гардин послал за герцогским хирургом. Пуля сидела глубоко, врач не смог извлечь её, лишь наложил пластырь с тампоном:
- Твоё счастье, что ничего не ел сегодня. Был бы покойник. Ещё сутки полный пост. Потом можно тёплое пиво с оливковым маслом и собачьим салом. Завтра перевяжу
Рана воспалилась. Патрик давно понял, что Гардин - человек легкомысленный, но добрый. При случае мог отдать другу последнюю рубаху, мог через пару дней и напрочь забыть о товарище.
О Патрике Гардин заботился, как о брате. У ротмистра нашлась подвесная люлька, и Ганс удобно устроил раненого, подвесив её меж двух запасных коней.
Хольштейн приходил в обоз при всяком удобном случае. Приносил очередной чудодейственный бальзам, щипал корпию из чистых тряпок, перевязывал. Патрик терпел. Рана болела от качки, а главное, тошно было ощущать собственную беспомощность.
"Хорошо, друг рядом. Заботится... - думал Патрик. - Я бы давно пропал без него. Удивительно! Я ведь в сыновья ему гожусь. Должно быть, Гансу нужно о ком-то заботиться. Такой характер".
Молодость, железное здоровье и заботы друзей помогли выжить.
Наконец, прибыл король Карл Густав, генерал Дуглас, пятьсот рейтар и триста драгун. А через пару дней армия пошла вперёд.
Хольштейн подъехал в полдень:
- Начинается. Авангард наш впёрся в засаду. Бежали без оглядки. Говорят, польская армия за холмом. Ты лежи, не дёргайся. А мне пора.
Патрик полежал немного, потом подозвал Дитриха, слугу ротмистра, попросил его оседлать Рыжего, старого, спокойного мерина.
- Чего рыпаешься? - удивился слуга. - Что ли тебе здесь плохо? - но мерина оседлал.
Покряхтывая и постанывая от боли, Гордон сел в седло, устроился поудобнее. Боль утихла. В седле было даже лучше, чем в люльке. Шагом выехал на гребень. Он не мог пропустить, не увидеть своё первое серьёзное сражение.
На вершине холма стоял король в окружении свиты. Рядом генерал Дуглас.
Вражеское войско выстроилось на ровном поле, левее городка Жарнув: несколько рот драгун в центре, на флангах - гусары и шляхетская кавалерия. Польский король с иноземной гвардией стоял на невысоком холме в тылу своих войск.