***
Пленных привезли на хутор, спрятанный на лесной поляне у ручья, и сбросили связанных у стены сарая.
- Ах, дурак, раззява. Проворонил засаду, - ругал себя Сафи-бей.
- Может и спасёмся, - заметил Ондрей. - Пан-то - католик, а казаки - православные. Он их и в грош не ставит.
- Да не станет пан нас вешать, - ответил есаул. - Жаден больно. Богатый выкуп хочет получить. Только получит ли?..
К пленникам подошли седоусый Остап и мужик с клочковатой бородой, развязали:
-Повечеряйте с нами.
Черкасы уселись в кружок, вокруг котла с кулешом. К священнику они относились с явным почтением, на татарина поглядывали с ненавистью.
Остап достал из торбы бутыль зелёного стекла, отхлебнул и пустил по кругу. Казак, сидевший рядом с Ондреем, протянул ему бутылку:
-Отведай нашей горилки, отче! В Москве, небось, не пробовал.
Ондрей слышал о новом хмельном напитке. Его называли по-разному: водка или живая вода. В Московии водка ещё была редкостью, а в Литве её гнал каждый третий пан, да ещё и заставлял своих хлопов покупать. Однако попробовать Ондрею ещё не доводилось. Он осторожно отхлебнул из горла. Крепкая горилка обожгла, Ондрей закашлялся с непривычки. Остап протянул ему ломоть сала:
- Заешь, батя.
Кулеш с салом был хорош. Сафи-бей к свинине не притронулся, съел только кусок хлеба с луковицей.
Бородатый мужик странно смотрелся среди длинноусых, бритых казаков. Ондрею стало любопытно:
- Что ли ты наш, российский? - спросил он.
- Тверской. Из-под Великих Лук. Митькой кличут.
- А сюда как попал?
- Как Великий князь покорял Тверское княжество, царские люди у меня скотинку порезали да лошадь забрали. Куда деваться? В полную кабалу продаваться не схотел. Убёг! - охотно рассказывал мужик. Бродяг было много, и судьба горемыки никого не интересовала. - Много я поскитался по Русской земле. Клепки бил для бочек, в дворне у князя Оболенского служил. А тут услышал о здешних землях и пошел посмотреть.
Ах, добрые земли! Разве ж их с нашими суглинками и супесями сравнишь? Тут сунь в землю оглоблю, телега вырастет. Пшеничка созревает! Да вот, близок локоть... Татары. - Мужик замолчал и со злостью кивнул на Сафи-бея. - Знаешь, отец, я всё мечтаю разыскать в лесу, где погуще, полянку. Землянку выстроить. Избу-то опасно, сожгут. Огородик небольшой, поле самое маленькое. И можно бы жить. Степняки нынче друг с другом грызутся, Орда с Крымом. Авось, проглядят мой хуторок? Как думаешь, батюшка?
-На Дону казаки так-то живут. Я у них в станице Волчьей был, видел. Да они завсегда с оружием ходят, готовые.
-И я бы ходил! Прав ты, батя, к донским-то и надо податься. Наши, православные. А в Литве паны - все больше латынщики.
- Попробуй. Придёшь в Волчью, передай атаману привет от Сафи-бея. Он друг ему.
-Ну? - мужик с уважением глянул на есаула. - Непременно передам.
Потом им снова связали руки сыромятными ремнями и спустили в глубокий погреб под домом. Ондрея вязал тот же толстый Грицко. Он не слишком старался, и Ондрей сумел незаметно напрячь мускулы и подсунуть ему руки так, что ремни легли не на запястья, а чуть выше. Сафи-бея старый Остап связал на совесть.
По приказу пана Николы казаки вытащили длинную лестницу и закрыли крышку. Друзья остались в полной темноте. Выждав немного, Ондрей принялся растягивать ремни на руках. Небольшая слабина, которуюон сумел выиграть, позволяла шевелить кистями. Ремни поддавались с трудом. Но мало-помалу слабина увеличивалась, и часа через три, ободрав шкуру на руках, он смог освободиться.
- Давай руки, Сафи! - шепнул Ондрей. - Развяжу.
-Развязался? Ай, молодец! Давай! - обрадовался есаул.
Трудно было на ощупь развязать хитрые узлы в полной темноте. Но, наконец, они поддались.
- Ну, теперь-то мы им покажем, - шепнул есаул. - Лестницу они подняли. Как бы добраться до выхода?
- Залезай мне на плечи, - ответил Ондрей.
Сафи ловко влез на плечи Ондрея, прислушался, потом спрыгнул:
- Они там разговаривают. Рано ещё. Подождём, пока уснут. Ничего. Попомнят Сафи-бея. Надо ждать.
Ждали долго. Ондрей нервничал, но Сафи-бей сдерживал его:
- Не торопись. Лучшее для нас время - перед рассветом. Самый крепкий сон.
-Сафи, почему Измаил-бей не пришёл нам на помощь? - спросил Ондрей.
- Он везёт посла. Измаил своей головы не пожалеет, лишь бы довезти его в Крым живым и здоровым, - ответил есаул. - Но из Крыма пошлёт нам помощь тотчас. Не сомневайся.
-Ежели доживём до этой помощи.
-Сами уйдём! Руки свободны, а они не того ждут.
Наконец, Сафи-бей сказал:
-Время!
Ондрей встал к стенке и подставил плечи. Сафи-бей долго слушал, потом очень осторожно приподнял люк. Выждал. Всё тихо. Открыл побольше, потом, придерживая двумя руками, чтоб не стукнуть, открыл совсем. Было тихо. Слышно только, похрапывал кто-то. Сафи- бей присел и шепнул Ондрею:
- Трудно вылезти. Можешь поднять повыше?
-Становись мне на ладони!
Ондрей напрягся и поднял друга на вытянутых руках. Тот изогнулся и бесшумно выскользнул из погреба. Ондрей тихонько подкатил к люку тяжёлую бочку с солеными огурцами, влез на неё, но вылезти не решился, боясь зашуметь. Он напряжённо вслушивался. Казалось, стало ещё тише. Храп прекратился. В люк просунулась голова Сафи-бея.
- Давай руку. Помогу, - шепнул есаул.
В сенях избы, у порога, лежал Грицко. На его шее Ондрей заметил затянутый сыромятный ремешок.
- Бери его саблю. Я пойду с ножом, - шепнул Сафи-бей и очень медленно, чтобы не скрипнуть, приоткрыл дверь в горницу и проскользнул в неё.
Ондрей, держа в руках непривычную саблю, двинулся за ним. На копне свежего сена, покрытой пёстрым ковром, спал, разметавшись, пан Николай Глинский. На его плече прикорнула пухленькая девка с распущенными волосами. Кафтан пана, сабля и пистоль валялись на лавке.
Сафи-бей нагнулся над спящими. Два быстрых удара ножом.
-Всё. Проснутся на том свете.
-Как же мы выберемся отсюда? - спросил Ондрей. - Тут же два десятка казаков.
- Уйдём! - улыбнулся Сафи-бей. - Сними с Грицко кафтан и шапку. Да рясу подбери, чтоб в глаза не бросалась, - Сафи-бей споро надел на себя кафтан пана, подпоясался, прицепил саблю, засунул пистолет за пояс. - Возьми в сенях два седла да иди за мной.
Смело распахнув дверь, есаул пошёл направо, к коновязи. Ондрей старался не отставать. Шагах в двадцати, на тагане, кашевар готовил завтрак. Двое казаков о чём-то гуторили между собой.
"Заметят! - подумал Ондрей. - Уже совсем рассвело. И Сафи-бей на полголовы ниже пана Николы". Он старался спрятать лицо за сёдлами.
Но на переодетых пленников никто и не глянул. Есаул, подойдя к лошадям, стал седлать вороного жеребца пана Глинского.
- Добрый конь. Седлай серую. Она получше других, - сказал Сафи-бей, потом спокойно отвязал ещё две лошади - на смену - и тихо, шагом, тронул от хутора.
Когда кусты ивняка скрыли их от глаз черкасов, есаул хлестнул своего жеребца:
-Вперёд! Ушли, брат, ушли! Они ещё не скоро спохватятся.
Ветер свистел в ушах, дробно били копыта.
"Какое счастье снова быть свободным!" - подумал Ондрей.
***
Они догнали Измаил-бея только к вечеру. Тот встретил своего есаула, как будто тот и не пропадал.
-Я так и думал, что ты уйдёшь. А жеребец хорош. Твой Гнедой догнал нас. Мустафа за ним присматривает. Кто же посмел устроить тебе засаду? Говорил я тебе, Сафи-бей, будь осторожен. Проглядел ведь!
- Проглядел. А засаду устроил Николай Глинский, сын чигиринского старосты. Обнаглели паны! Пора их проучить. Но молодого Глинского я уже успокоил. Не проснётся. Поверишь, Измаил-бей, а ведь освободил меня Ондрей-мулла. Хорош батур. Жаль, что в попы пошёл. Я бы взял его себе помощником.
Попозже, у костра, Сафи-бей сказал Ондрею:
- Я у тебя в долгу. Нужна будет помощь - только скажи. Род Ман- сур тебя не оставит. А теперь давай хабар делить. Надо, чтобы всё поровну. Мустафа! - окликнул он проходившего воина. - Сходи к армянам. Попроси Алачьяна подойти. Скажи, Сафи-бей просит.
-Что ты, Сафи-бей! - удивился Ондрей. - Весь хабар твой, по справедливости. Что делить-то?
-Ну нет, вместе попались, вдвоём и ушли. Добыча пополам.
Скоро подошёл Армен Алачьян:
-Приветствую отважного Сафи-бея. Нужно что?
-Помоги, Армен, разделить хабар. Я ведь цен не знаю. А надо, чтоб поровну.
Есаул расстелил на траве платок и выложил на него всю добычу: кафтан с золотым шитьём, дорогой пояс, саблю, пистоль. Из кожанной калиты высыпал горсть червонцев, золотые кольца, серьги и другие украшения.
Среди них Ондрей заметил и перстень синьора Спинолы, отобранный у него черкасами, но промолчал.
Армен присел на корточки, подумал, потом отложил в сторону семь золотых перстней с разноцветными лалами и затейливые серьги греческой работы.
- Это на один сомм и три аспра дороже, чем все остальное. А это мне за делёж. - Алачьян, показал на серебряную монету. - Согласен?
- Бери. Спасибо, Армен. Ты купец справедливый, не обманешь, - ответил Сафи. - Ну что, брат, забирай цацки, а я возьму червонцы и оружие. Идёт? Оружие мне сподручней.
- Да много мне, Сафи. По-честному - вся добыча твоя.
-Не спорь! Без тебя я бы там, в погребе, и остался. А что ты сделаешь со своей долей?
-Продам в Кафе. Почтенный Иосип бен Моше купит, наверное.
-И цену даст хорошую. А деньги на что?
-Надо в Кафе русскую церковь отстроить. Вот и пущу деньги на это.
Сафи ухмыльнулся:
-Верно! Какой же ты урус мулла без урус мечети?
Крым
До Перекопа добрались спокойно. Вот и Сиваш заблестел под жарким солнцем.
-Неужто вернулись, Ондрей? Прямо поверить не могу, - говорил Васька Ворон, покачиваясь в седле. - Как думаешь, отпустит меня господин на волю, как обещал?
- Отпустит. Синьор Алессандро слово держит. Мы не только вернулись вместе с синьором Гвидо, но и договор привезли. Куда ты подашься, когда станешь свободным?
- Домой бы вернуться, в Одоев. А как - ещё не знаю.
- Греки часто ездят в Варшаву и Вильну, возят товары. Попроси Косту Ставраки, он возьмёт тебя. Добрый конюх всегда нужен.
- Кабы сбылось! Оттуда до моего дома добраться - плёвое дело. Отец Ондрей, поговори с Костой! Ты его знаешь, а я робею.
- Потолкую вечером. Мне от Сафи-бея два коня достались. В Кафе они мне ни к чему. Бери себе. Дарю.
- Да ты что, Ондрей! Такие добрые кони! Их и продать можно. За серого хорошую цену дадут, да и кобылка неплоха.
-Ничо, Вася, сколько мы с тобой в Москве пережили. Бери!
Василий удивлённо покачал головой.
-Спасибо, отец Ондрей. Век за тебя Бога молить буду. Кабы бы не ты, сгнил бы на цепи. А домой вернуться с парой добрых коней - совсем другое дело.
Вечером Коста выслушал Ондрея и кивнул:
-Возьму. Надёжный мужик.
В Кырк-ор посол Колычев по обычаю остановился в доме Ио- сипа бен Моше. Синьора Спинолу разместили у его сына, рэб Аврума.
Высокий, худой, ещё без седины в бороде рэб Аврум походил на отца только подчёркнутой вежливостью и радушием. Он предложил синьору роскошный обед, а потом ванну. Синьор Гвидо был счастлив наконец помыться с дороги, "как в Генуе, а не как в жуткой русской бане", и после ванны пошёл спать.
Ондрей спросил хозяина:
-Можно ли увидеть почтенного рэб Иосипа? Есть дело.
-Отец будет рад поговорить с вами, - ответил рэб Аврум. - Пойдёмте.
Рэб Иосип заботливо усадил Ондрея на мягкие подушки.
-Счастлив видеть вас живым и здоровым да и в новом сане, отец Ондрей. Теперь у русских в Кафе снова будет свой поп. У вас какое-то дело ко мне?
Ондрей высыпал на столик из калиты золотые украшения.
- Хочу их продать, рэб Иосип. Надеюсь, вы дадите справедливую цену.
Хозяин широко улыбнулся.
-Решили отстроить Успенскую церковь? Добро. Участок после пожара 75-го года купил я. Уступлю вам недорого. Там и дом причта почти сохранился, можно восстановить.
Ну что ж, отец Ондрей, рад помочь вам. А вы мне за то расскажете о Москве. И очень подробно. Я ужасно любопытен. Так, ваши цацки... - Рэб Иосип, достал из кожаного футляра стеклянную полированную чечевицу размером с ладонь и стал сквозь неё рассматривать серьги. - Эту лупу мне привезли из Голландии. Прекрасная вещь! Мои старые глаза видят далеко не так хорошо, как в молодости. Взгляните, - сказал он, заметив удивлённый взгляд Ондрея, и повернул лупу.
Ондрей ахнул: серьги сквозь стекло стали огромными.
- Хорошая работа. И вот этот перстень с изумрудом тоже. Остальное не так интересно. 93 дуката, два сомма и три аспра. Справедливая цена. Ну, для вас, так и быть, 94 золотых. За участок с развалинами церкви 36 дукатов. Остального вам на ремонт хватит. Особенно, если почтенный Прохор сам выполнит сложные столярные работы. Поговорите с Геворкяном. Он лучший строитель в Кафе. И возьмёт с вас по-божески.
Расплатившись, реб Иосип хлопнул а ладоши. Та же немолодая женщина внесла большой поднос с кофе и угощением.
- А теперь, дорогой отец Ондрей, рассказывайте! И поподробнее.
Старик жадно слушал рассказ Ондрея. Его интересовало всё: новые порядки в Москве, создаваемая армия, вельможи государя, дьяк Фёдор Васильевич Курицын. Но, в первую очередь, вопрос о наследнике государя. Тут рэб Иосиф из Ондрея душу вытряс. Услышав историю о поминках двум царевичам, караим рассмеялся:
- Трудно ему пришлось! Ну, конечно, синьора Гвидо винить в этой ошибке нельзя. Тут и более опытный человек попал бы впросак. Думаю, в ближайшее время возьмёт верх партия Димитрия. Но, ежели государь проживёт еще лет пять-шесть, царица пересилит. И новым го- сударём всея Руси станет Василий.
Утром Ондрей обнял на прощанье Сафи-бея, и путники выехали в Кафу. Наконец, за поворотом дороги показались её гордые стены и башни.
-Вернулись!
Матрёна бросилась сыну на шею.
- Ондрюшенька! Живой! Слава Богу! Иди скорее, Домине уже ждёт вас.
За год синьор Алессандро заметно сдал. Всегда прямой и негнущийся, теперь он сидел в кресле сутулясь, опираясь на трость. Ондрей заметил, что он сильно полысел.
-Простите, что не встал вам навстречу. Спина замучила, месяц не могу разогнуться. Виктория, дорогой Спинола! Договор подписан?!
- Дорого я заплатил за этот успех. Но откуда вы знаете о победе? Мы ехали без остановок, - удивился синьор Гвидо.
- О, друг мой, слухи в степи расходятся удивительно быстро. Я узнал о вашем освобождении две недели назад! А о приключениях нашего патера с Сафи-беем позавчера! - рассмеялся синьор Алессандро и всплеснул руками: - Подумать только, вчера ещё был такой тоненький бамбино, а уже солидный Патер! Матрона! Что ж ты забилась в угол? Глаз с сына не сводишь. Радость радостью, а парадный стол приготовить надо! Какой праздник у нас нынче! Похлопочи в последний раз. Завтра с утра получишь вольную. И на Анну тоже. Жаль отпускать, привык я к этой девочке. Но я дал слово.
- А как же Васька? - спросил Ондрей.
- Конюх? И он свободен. Балтазаро вчера подготовил грамоты. С утра их подпишет нотариус - и всё. Но как дело было, дорогой Гвидо? Я весь внимание! Расскажите!
За обедом синьор Алессандро посадил Ондрея за стол как равного. За господским столом парню было неуютно, да ещё мать прислуживала, подавала яства. И очень хотелось к себе, к Марьюшке, к дочке, которую он ещё не видел. Но надо было сидеть, не показывая вида. Господа детально прикидывали доходы, которые принесёт договор.
Всё когда-нибудь кончается. Кончился и парадный обед у синьора Дель Пино. Ондрей с матерью торопливо шли по темной Кафе. Аннушка убежала вперёд. Вот и поворот на Флорентийскую улицу, к дому Прокофия Фомича. От углового дома оторвалась тонкая фигурка:
- Дождалась!
Марьюшка уже давно стояла тут на углу с малышкой на руках. Наконец-то, Ондрей обнял жену и расцеловал маленькую дочку.
-Волосики русые, на тебя похожа. Еленой окрестил отец Евло- гий, - сказала Маруся, вытирая слёзы. - А ты отощал совсем. Попом вернулся, - жена робко погладила наперсный крест.
Во дворе дома столяра, под большим платаном, кафинское Русское братство с утра терпеливо ждало Ондрея. Но вот и он. Все встали.
-Благослови, отче! - наклонил голову Порфирий Фомич.
И Ондрей в первый раз широким крестом осенил свою паству.
Через год в Стамбуле по приказу султана удавили великого визиря - Али- Махмуда. К власти пришёл Мустафа-паша. И он снова закрыл Босфор для итальянских кораблей.
В 1498 году до Кафы дошла весть о торжественной коронации царевича Дмитрия. Да не долго он радовался. В скором времени грозный царь сгноил в тюрьме Дмитрия с матерью, и Василий стал наследником, а потом и царём.