* * *
В полумраке дорожной тюрьмы Лойола обдумывал все, что случилось. Его не просто провели, не просто наголову разбили: сорвалась главная цель его поездки во Францию. Цель эта была - поставить при французском короле человека, который держал бы его в курсе всех дел и помышлений монарха. И вот мысль генерала иезуитов уже обратилась к будущему. В уме он заряжал новые батареи.
Как только ему вернут свободу, он сбросит сутану, купит коня и во весь опор помчится в Фонтенбло. Там он прежде всего добьется, чтобы Франциск I утвердил на место графа де Монклара в должности великого прево Парижа кого-нибудь, указанного Лойолой. И тогда он перевернет весь Париж, пока в его руки не попадут Манфред и Лантене…
Стемнело, но карета не останавливалась. Фанфар все это время зевал так, что чуть не вывихнул челюсть. Он валился с ног от усталости и голода, но засыпать не смел. Наконец он не выдержал и постучал в окошко.
- Сейчас! - откликнулся снаружи Кокардэр. - Потерпите, черт вас дери!
Когда карета остановилась, было часов десять вечера. Лойола сидел, как на иголках.
- Открывай! - крикнул Кокардэр.
Фанфар поспешно повиновался.
- Что за чертову комиссию поручил нам Манфред! - крикнул он. - Разве можно так церемониться с таким гусаком? Да сейчас я просто сверну ему шею!
- Не вздумай! Мы должны отвезти преподобного отца куда надо - и отвезем.
- Я сдохну с голода!
- Не беспокойся, сейчас будем ужинать.
Лойола с надеждой выглянул из-за поднятой шторки. К его великому изумлению и еще более великой тревоге, он увидел, что карета стоит в чистом поле на совершенно пустынной и темной дороге.
- Куда же вы меня везете? - сурово спросил он.
- Знаете, ваше преподобие - не буду вас больше томить. Мы везем вас в Бургундию, в Дижон.
- В Дижон! - воскликнул монах. - А почему именно в Дижон?
- Не имею понятия, преподобный отец.
- Но туда же добрых четыре дня езды!
- Примерно так…
- А где мы будем ночевать?
- Я думаю, вам будет очень удобно в карете.
- Что ж, я к жесткому ложу привык, но вам-то каково, беднягам!
- Это не ваша забота, преподобный отец.
Лойола задавал вопрос за вопросом, скрывая свою радость. "Четыре дня пути до Дижона, столько же оттуда до Фонтенбло… - думал он. - Ну что же, еще ничего не потеряно!"
Между тем Кокардэр устроил скромный ужин. Прежде всего он задал овса лошадям в торбах, висевших через голову, перед тем распрягши жеребцов и напоив их в ручейке, журчавшем шагах в десяти от дороги. Покончив с лошадьми, он занялся людьми.
Поели прямо в карете при свете фонаря. Лойола принял участие в трапезе и кушал с большим аппетитом. Монах был в хорошем расположении духа, ему удалось расположить к себе своих конвоиров рассказами о сражениях, в которых он участвовал, пока не принял священных обетов.
Кокардэр даже воскликнул:
- А из вас, отец мой, славный вор мог бы выйти! Жаль, что вы сбились с пути!
Лойола расхохотался и глотнул славного вина из бутыли, открытой Фанфаром.
Так что приятели почти по-дружески пожелали ему спокойной ночи, а затем вышли из кареты, тщательно заперли шторки, завернулись в попоны и сладко уснули.
Как только рассвело, снова пустились в дорогу точно так же, как и накануне. В общем, дни для Лойолы проходили довольно быстро.
Прошло пять дней. Вечером пятого дня за ужином Лойола спросил приятелей, с которыми, по видимости, совершенно подружился:
- Дижон, должно быть, недалеко… если сейчас поедем, скоро будем там.
Кокардэр рассмеялся:
- Дижон? Да мы его еще в полдень проехали!
Лойола побледнел и чуть было не вышел из роли веселого спутника.
Кокардэр продолжал:
- Вот что я вам скажу: мы не в Дижон вас везем, а в Лион!
У монаха чуть не вырвался крик бешенства, но он сдержался и только равнодушно произнес:
- Дижон, Лион… Мне все равно.
- Вот и славно! - весело ответил Фанфар. - И нам в радость везти такого славного товарища.
В Лионе монах узнал, что конвоиры должны везти его в Авиньон. В Авиньоне оказалось, что они доедут до самого Марселя. Все планы Лойолы рушились!
На тридцатый день - вернее, тридцатую ночь, ибо шторки открывались только по ночам - Кокардэр сказал Лойоле:
- Вот мы и в Марселе, ваше преподобие.
Лойола высунулся из окна и увидел темный пустынный переулок.
- Я теперь свободен, так? - мрачно спросил он.
- Еще не совсем, ваше преподобие, - кротко ответил Кокардэр.
- Мерзавцы! - взревел монах. - Да не будет, чтобы великие планы гибли по глупой случайности! Умрите оба!
С этими словами Лойола вытащил из-за пазухи крепкий кинжал, выскочил из кареты и замахнулся на Кокардэра для страшного удара…
Но и противник ему попался не из слабых. Молниеносным движением Кокардэр поймал руку Лойолы и сильно выкрутил. Монах упал на колени, вопя от боли. В тот же миг к нему подскочил Фанфар. Лойола почувствовал, что его крепко держат за обе руки.
- Экой вы шустрый, ваше преподобие! - сказал Кокардэр. - А как же заповедь, которая не велит слугам Божьим обнажать меч? Нехорошо!
Лойола был вне себя. Его затащили в темный тупик, кончавшийся небольшой лесенкой наверх. На лесенке стоял человек с факелом.
- Привет маэстро Джованни! - сказал Кокардэр.
- Привет друзьям из Парижа! - ответил тот. - Мне вчера сказали, что вы приедете, но я вас ждал только завтра.
- А мы поторопились.
Лойолу втолкнули в довольно просторную комнату. Кокардэр связал ему руки и ноги.
- Что же это! - взревел монах. - Что вы собираетесь со мной сделать?
- Скоро узнаете, ваше преподобие.
Лойола обернулся к тому, которого назвали маэстро Джованни. На нем была одежда моряка. То был один из бесчисленных компаньонов Двора чудес. Они встречались везде и узнавали друг друга, подобно членам масонской ложи. Маэстро Джованни был хозяином шхуны, ходившей в Смирну и к левантийскому берегу.
- Что, маэстро Джованни, - спросил Кокардэр, - готовы уже в путь?
- Как сказать… "Ясная звезда" снимется с якоря самое позднее через шесть дней.
- Какая звезда?
- Да шхуна же моя!
Кокардэр обратился к монаху:
- Так что, ваше преподобие, потерпите еще шесть деньков, тогда избавитесь от нашего общества. А то оно вам, кажется, не по душе.
- Ничего не понимаю, - прошептал монах, снедаемый тревогой.
- А дело проще простого. Наш друг маэстро Джованни - хозяин прекрасной шхуны.
- И что?
- Как "что"? Шхуна, как вы слышали, зовется "Ясная звезда" и снимется с якоря через шесть дней.
Лойола побледнел. Он начал понимать.
- И тогда что? - мрачно спросил он.
- Тогда вот что: через шесть дней мы будем иметь честь сопроводить вас на "Ясную звезду" и самым честным образом спустить в трюм. Потом, ваше преподобие, нам только останется попросить у вас благословения. Вы, надеюсь, не откажете.
Лойола сделал страшное усилие над собой.
- А когда корабль прибудет на место, что станет со мной?
- Вы будете свободны.
- Что вы имеете в виду под свободой?
- Свободу, ваше преподобие! Свободны будете, словно птица в небесах. Можете отправляться, куда хотите.
- На сей раз это уже верно?
- Было бы неверно, ваше преподобие, мы бы с вами отправились.
- Да, это так…
Лойола немного помолчал и подумал. Потом посмотрел на моряка и спросил:
- А в каком порту вы меня отпустите, могу я знать?
- Никакой тайны тут нет, - ответил за Джованни Кокардэр. - Ваше преподобие освободится в Смирне, в Турции.
- В Смирне! - в полном отчаянье пробормотал монах.
Это был последний удар, доконавший его.
- А сколько времени нужно вашему кораблю, чтобы дойти до Смирны?
- Говори, маэстро Джованни! - сказал Кокардэр.
- Чтобы дойти до Смирны? - повторил хозяин "Ясной звезды". - Так… Будем стоять в Италии, потом в Алжире, потом в Тунисе…
Лойола весь дрожал от ужаса.
- Ну что ж, - подсчитал Джованни, - больше четырех месяцев никак не выйдет, даю слово!
Лойола чуть не завопил. Глаза его налились кровью. Он повернулся и тяжело, словно от сильного удара, рухнул наземь…
* * *
Придя в себя, Лойола собрал всю свою могучую волю, чтобы как-то держаться. Но как бы ни была она сильна, все равно из его глаз упала горючая слеза - слеза ненависти и бешенства, подобная капле желчи. Весь обдуманный в подробностях план рушился. Назад во Францию он теперь попадет не раньше, чем через полгода. Признав поражение, монах опустил голову.
И трое сопровождавших услышали его шепот:
- Все пропало…
* * *
Как обозначил Кокардэр в своем расписании, так оно и случилось. На четвертый день пребывания в Марселе вечером Лойолу проводили на борт "Ясной звезды" и заперли в каюте так, что он не мог выйти, покуда берега не скроются из вида.
На другой день "Ясная звезда" снялась с якоря. Кокардэр и Фанфар издалека наблюдали, как постепенно надувались ее паруса, как шхуна стремительно полетела к открытому морю. Кокардэр крикнул вслед то же, что и Манфред:
- Доброго пути!
Потом два товарища оседлали коней и отправились обратно в Париж.
XXIV. Безумец
Оставим двух воров, которые довольные и со спокойной совестью потихоньку возвращаются в Париж, и вернемся к другому лицу, которое наши читатели, вероятно, не забыли. Мы, конечно, говорим о Джипси.
После волнующей, можно даже сказать трагической сцены, разыгравшейся между цыганкой и великим прево, старуха в отчаянье и растерянности, с окаменевшим сердцем, с безумно жаждущей мщения душой вышла из резиденции великого прево.
В смутном предрассветном полумраке она погрозила дому кулаком и зловеще прошептала:
- Еще не все кончено!
Множество ночей напролет она обдумывала план, провалившийся теперь так жалко, но не сдалась. Ведь мщение стало для нее самой жизнью.
Безраздельная ненависть Джипси к графу де Монклару происходила от безмерной боли, которую она испытала при казни своего сына. Цыганка и сына любила безраздельной любовью, материнские чувства заглушили в ней все остальные - это неоспоримо.
Но шли месяцы, шли годы, и постепенно Джипси забыла саму причину своей ненависти - своего сына! Он погиб так давно, что она его уже и не любила - по крайней мере, даже величайшим усилием воли ей не удавалось чувствовать то, что чувствует любящий, но ненависть ее к великому прево от этого только росла и крепла. Кончилось тем, что эту ненависть она сама стала считать целью всей своей жизни, а то и самой своей жизнью.
Вскоре она, не удержавшись, снова вышла из дома и, влекомая какой-то роковой силой, направилась к дому графа де Монклара. Все, что случилось когда-то, она вспоминала так, как будто это происходило сейчас. Она видела, как двадцать два года назад бродила вокруг этого дома без ясной цели, без определенной мысли. Первые несколько дней она думала, что убьет великого прево.
И тут произошло то, что на многие годы вперед определило план ее мести. Однажды утром, примерно через месяц после казни сына, Джипси пришла и встала против дверей резиденции. Вдруг дверь открылась. На улице стояла прекрасная карета, вся обитая шелком. И вышел великий прево!
Увидев его, цыганка ощутила ужас и отвращение, как бывает при виде какого-то мерзкого гада.
А рядом с великим прево шла женщина - молодая, красивая, ослепительная, так очевидно, так абсолютно счастливая, что от нее, казалось, исходило сияние радости и любви.
Великий прево, тоже еще молодой, во всем цвете мужественной красоты, глядел на нее так нежно, с такой пламенной страстью, что Джипси содрогнулась. Она еще не могла осознать внезапную мысль, всплывшую в ее смутном сознании…
Между великим прево и его женой шел мальчик. На вид ему было года четыре. На самом деле только что исполнилось три. Маленький красавчик в роскошной одежде; сразу было видно, что отец и мать боготворят его.
Мальчик с радостным криком бросился к карете. Но отец схватил его и поднял на руки. Несколько секунд он пристально глядел на сына. В этом взгляде графа де Монклара Джипси прочитала безмерную отцовскую любовь.
И цыганку пронзила острая, болезненная радость. Вот оно - ее мщение! Она была сражена своей материнской любовью. Отцовской любовью она сразит великого прево… Тогда-то она и задумала свой страшный план.
Неделю спустя сын великого прево таинственным образом исчез! Обезумевший от ярости отец поднял на ноги всю полицию Парижа. Полиция все перевернула вверх дном. Скоро прево поразил новый удар, первый плод мести цыганки: его жена, пораженная в самое сердце утратой сына, через три месяца зачахла от горя…
Когда умерла жена, когда стало ясно, что сын не отыщется, великий прево сначала подумал, что он тоже умрет. Но судьба к нему была жестока. Он остался жить! И понемногу его душа тоже окаменела… Он возненавидел людей, стал мрачен, жесток, непреклонен, беспощаден к несчастным, впадавшим в его руки, особенно к цыганам и обитателям Двора чудес, которых подозревал в том, что они украли и, может быть, убили его сына…
Вот какие беспощадные воспоминания теснились теперь в голове Джипси, когда она шагала к дому, из которого выбежала два часа тому назад.
Она вспоминала, с каким неусыпным тщанием воспитывала сына великого прево. Сколько труда ей пришлось приложить, чтобы вытравить из его головы сильные, стойкие воспоминания детства. А потом, когда он подрос, как долго и настойчиво учила она его ненавидеть графа де Монклара!
Какие чудеса хитрости, какие кладези уловок пришлось употребить, чтобы пересеклись пути отца и сына! Чтобы каждое новое пересечение становилось в сердце Лантене новой причиной для ненависти! Наконец, чтобы великий прево принял необратимое решение убить своего сына! И все напрасно!
Каким образом граф де Монклар узнал, что Лантене - его сын? Как случилось, что он узнал это в тот самый миг, когда отправлял его на виселицу?
- Ох, какая злая судьба! - бормотала она на ходу. - Хоть лоб себе разбей о стенку этого проклятого дома! Значит, все мои труды впустую. Мщение мое пошло прахом, когда уже должно было совершиться! Нет, нет, хотя бы мне пришлось своей рукой задушить обоих…
На улице Сент-Антуан она застала толпу, собравшуюся глазеть на что-то, видно, чрезвычайно любопытное. Там были мальчишки, женщины, мужчины… Мальчишки смеялись и потихоньку подбирали с земли камни, женщины соболезновали, у мужчин был вид изумленный и, кажется, испуганный.
Цыганка, вся поглощенная своими мыслями, и не обратила бы на них внимание, но тут толпа зашевелилась, расступилась, и появился какой-то человек. Он чуть не натолкнулся на Джипси.
Цыганка так и остолбенела. Это был великий прево, граф де Монклар! Он держал в руке потухший фонарь и бормотал себе под нос:
- Он зовет меня, зовет, слышите? Дайте мне пройти!
Домашние слуги следовали за хозяином и время от времени пытались утянуть его назад. Но он сердито отталкивал их и быстро шел дальше вперед.
На миг Джипси застыла, ошеломленная жалким зрелищем. Он прошел рядом с ней, и она услышала его шепот:
- Это ничего, что сейчас темно, я все равно все ясно вижу… Погоди, сынок… сейчас я отопру твои цепи…
Ум цыганки словно молния озарила. Граф де Монклар навек ускользал от нее! Безумие спасало его от вожделенного мщения! Она машинально пустилась следом за ним.
Безумец меж тем свернул с улицы Сент-Антуан в лабиринт переулков вокруг улицы Сен-Дени. Джипси шла за ним - бежала, когда он пускался бегом, останавливалась, когда он останавливался, старалась по обрывкам слов угадать, что представляется угасшему уму, и в то же время силилась привести хоть немного в порядок и успокоить собственные мысли. Она должна замучить графа де Монклара! И раз его сердце она мучить больше не могла - значит, будет мучить тело. Она приговорила великого прево к смерти. И готовилась исполнить свой приговор.
* * *
Приняв решение, цыганка подошла к графу де Монклару и дрожащей рукой прикоснулась к нему.
Но один из слуг, шедших вслед за графом, резко оттолкнул ее:
- Эй, старая, назад!
- Вы что, не хотите его спасти? - спросила она.
Лакей внимательней посмотрел на старуху и узнал в ней ту цыганку, что накануне приходила к его хозяину.
- Я могу его вылечить, - сказала Джипси.
- Пусти ее! - сказал другой лакей. - Старая колдунья знает целебные травы…
- Ну да! - подтвердила она.
И, не обращая внимания на лакеев и на толпу вокруг, она опять подошла к Монклару и шепнула ему на ухо:
- Я знаю, где ваш сын… Он ждет вас… пойдемте…
Безумец остановился, помедлил немного в нерешительности, потом улыбнулся и взял цыганку за руку:
- Правда? Ты знаешь, где он?
- Конечно, он ждет вас, послал меня к вам…
- Пошли скорей!
Не выпуская руки великого прево, она потащила его за собой.
- Смотрите, смотрите! - воскликнул один из лакеев. - Она его уже покорила… Как он послушно за ней идет!