* * *
В хате было полутемно и прохладно. Пахло мазями волхва Ракши и свежим аиром, разбросанным по полу.
Князь лежал в углу, на мягких овчинах, прикрытый шерстяным одеялом. Княгиня Искра поила его из деревянной чашки теплым козьим молоком а Цветанка и Боривой стояли в ногах и грустно смотрели на желтое лицо и похудевшие костлявые руки отца, которые лежали на груди поверх одеяла.
Привыкнув к полумраку, Черный Вепрь поздоровался:
- Здоровый будь, князь! Мой отец, князь Божедар, приветствует тебя.
Князь Добромир открыл припухшие глаза, с интересом посмотрел на пришельца.
- Садись, княжич. Будь гостем, - сказал он слабым голосом. Боривой подал гладко обтесанную липовую скамейку.
Черный Вепрь сел, спросил:
- Отец прислал узнать, не нужно ли тебе и твоей семье чего? И как твое здоровье?
Добромир слабо усмехнулся.
- Как мое здоровье?… Пока что живу… А как будет завтра - одному Световиду ведомо… Спасибо князю за беспокойство, однако ничего нам не надо. Старейшина Тур позаботился и обо мне, и о княгине, и о наших детях…
- Это хорошо, - Черный Вепрь на какое-то время смолк, будто прикидывал, как спросить о том, что больше всего интересовало его, за чем сюда, собственно, приехал. Потом тихо сказал: - А еще мой отец, князь, хочет знать, правда ли это, что гунны разгромили уличей?
По измученному лицу князя промелькнула болезненная тень.
- Да, это правда, - прошептал едва слышно. - Сам видишь.
- Какая же сила у гуннов? Неужели такая большая, что могучим уличам не было чего противопоставить им?
- Сила у Ернака большая. Мы бились храбро, но этого оказалось маловато. Почти все наши полегли.
Видно было, что князю трудно вспоминать черные дни своего поражения. На лбу у него выступил холодный пот, и княгиня смахнула его влажным полотенцем.
- Чего же хочет каган Ернак?
- Стать новым Аттилой. Объединить гуннов и подчинить соседние племена.
- Неужели мы, поляне, не дадим ему отпора?
- Не знаю… Сила у него большая… Собрана в один кулак… А ваша разрознена… Вот когда бы вы заручились поддержкой соседей…
- Что же случилось из уличами? Гунны истребили их?
- Не думаю… Ернаку нужная дань, а не мертвая, безлюдная земля…
- Значит вместо тебя он дал уличам другого князя?
- Не знаю… Но без князя не обойтись…
В разговор вмешался Боривой.
- Уличи другого князя не признают! У них один князь - Добромир!
Черный Вепрь снисходительно улыбнулся.
- Видишь, княжич, теперь много чего изменилось. После победы над уличами каган Ернак сделает с ними все, что захочет. И князем поставит того, кто верно будет служить ему! Может, кого-то из вашего рода…
- Из нашего рода никого там не осталось. Мои братья погибли, а мы с Цветанкою здесь.
- Тогда кого-то не из вашего рода…
- Законным князем уличей является наш отец Добромир!
- Бесспорно!.. Как бесспорным является и то, что наследниками князя Добромира являешься ты, отрок, и твоя милая сестра, - Черный Вепрь так пристально глянул на девушку, что та аж смутилась и опустила глаза. - Такой красавице подобает быть княгиней!
Цветанка покраснела и от этих слов и от того, что полянский княжич не сводил из нее черных пронзительных глаз. Княгиня Искра стушевалась со своей деревянной кружкой в углу хаты, Боривой так растерялся, что не знал, что сказать, а князь Добромир в изнеможении затих и прикрыл лицо рукой. Кий тронул Черного Вепря за плечо.
- Княжич, нам пора! Мы утомили разговорами князя!
Тот неохотно поднялся, попрощался.
- Выздоравливай, князь! И пусть боги берегут тебя и твою семью! - А когда вышли из хаты, спросил Кия: - Ну, что скажешь?
- Совсем ослабел князь Добромир за эти дни…
- Я не о том. Князю - кукушка откуковала годы. Это каждому видно… Я про княжну - какая красавица! А?
- Конечно, красавица, - согласился Кий и вдруг почувствовал в сердце глухую тревожно щемящую боль. - Хорошая девушка!
Ему не хотелось говорить, и они шли молча.
Был ясный вечер, и солнце еще не село за лес. А Киевых глазах померкло, будто перед бурей, солнце поблекло и все вокруг стало каким-то серым, не интересным. Он корил себя. Почему молчит? Надо сказать княжичу, что он раньше заметил красоту девушки. Надо сказать, что то он с братьями спас ее от смерти или гуннской неволи, привез сюда, на Каменный Остров и предоставил убежище. Что девушка с первого взгляда понравилась ему, а она тоже заприметила его.
Но Кий молчал. Что сказать? Какое он имеет право на Цветанку? Что с того, что он спас ее и ее семейство? Разве на его месте этого не сделал бы первый попавшийся полянский воин? Ну хотя бы тот же Черный Вепрь? Бесспорно, сделал бы. Тогда почему же он считает, что отроковица-княжна должна принадлежать ему? Он спрашивал ее? Узнавал о ее чувстве? Заручился ее согласием?
Конечно, было бы неумно и жестоко сейчас, когда умирает ее отец, говорить с ней об этом. Поэтому и молчал.
А Черный Вепрь? Будет ли молчать он? Кажется, он не считается ни с чем!
* * *
На другой день, под вечер, в княжескую хижину забежала Лыбедь - в новой вышитой рубашке, со связкой красных бус на шее и золотыми пружинистыми кольцами на висках. Хорошая, радостная, улыбающаяся… Вместе с ней сквозь приоткрытые двери влетела песня:
А вже ж тего та Купайла ми діждалися,
а вже ж дши у віночки, ой, дід-ладо,
ой, дід-ладо, увібралися!
Цветанкина рука с кружкой воды для отца застыла в воздухе.
- Ой, Лыбедько, что это?
- Ты забыла - сегодня же святой Купала!.. Парни и девушки идут на Рось, в лес… На игрища!.. Пойдем с нами, Цветанка! И ты, Боривой! - защебетала радостно девушка.
Цветанка грустно глянула на исхудавшее отчее лицо. Взглядом показала на него:
- Как же я пойду?
Но князь, что, казалось, дремал, вдруг раскрыл глаза.
- Идите, дети! Идите! - сказал тихо.
- Отче, а ты? - кинулась Цветанка и поднесла ему кружечку с водою. - Как же мы тебя оставим?
- А чего вам около меня все время быть?… Мне стало лучше, ничего уже не болит, даже в груди перестало печь… Матушка посмотрит за мной… Идите!
Цветанка заколебалась, ей очень хотелось увидеть купальские игрища полян, там, наверное, будет Кий… Купала! Это веселый праздник бывает раз в году - на нем поют, играют, ребята выбирают себе невест…
Но - отец…
Выручил Боривой.
- Иди, сестрица, иди! А мы с мамой побудем здесь…
- Правда?
- А то ж - иди!
Цветанкины глаза засияли от радости. Деревянным гребешком быстро расчесала косы, заплелась, одела чистую рубашку и полянскую плахту, надела кораллы. Вышла из хаты - заглянула в деревянное ведерко с водой.
- Ой!
- Красивая! - засмеялась Лыбедь. - Лучшей и не найдешь!.. Кий увидит - замрет!
Цветанка покраснела.
- Ты думаешь, Кий… Лыбедь удивилась.
- А разве сама не видишь? Надо слепой быть, чтобы не заметить, как сохнет парень!
Цветанка вспыхнула и закрылась рукавом.
- Я не слепая… Но знаешь, как у нас, у девушек, - пока не скажет, все не верится…
- Наступит время - скажет!
Солнце опускалось за темную ребристую стену леса, и синяя тень упала на широкий серебристый плес реки. Повеяло прохладой.
Девушки спешили. Быстро пересекли остров, перебежали мостик и присоединились к группе девушек и ребят, которые шествовали со смехом и шутками к берегу Роси. По пути рвали цветы.
За несколько поприщ от Каменного Острова, на большой пологой опушке, уже бурлило купальское веселье.
Здесь собрались парни и девушки, отроки и отроковицы из многих окружающих - ближних и дальних - сел и поселков. Девушки, сбившись в небольшие кружки, сидели, словно стайки белых гусей, на зеленой траве, у реки, - плели венки из полевых и лесных цветов. А парни разделились на три группы: одна группа устанавливала посреди опушки, сделанное из дерева и соломы, идолище Купалы, второй - готовил идолище Марены, а третий - носил из леса хворост для купальского костра.
Лыбедь и Цветанка подсели к подружкам - начали и себе плести венки. Сплетя цветы, украсились ими.
- А теперь поведем хоровод! - позвала Лыбедь. - Все в хоровод!
С криком, смехом и визгом девушки вспорхнули с примятой травы и, встав кружком, взялись за руки, пошли в пляс, начали шутливыми песенками задевать ребят.
Ой, на горе, на горе крокис порос забрал черт ребят и в лес понес!
Услышав, как их презирают, ребята мгновенно бросили свое занятие, встали кружком, топнули ногами.
Ой, на горе-горе крокосица!
Ухватил куць девушку да и носится!
Девушки негодующе завопили, но пошли ребятам навстречу. Оба хоровода медленно сближались. Раздавались шутки, смех, веселые возгласы. В конечном счете сошлись - ребята расступились и охватили девичий круг своим кругом так, что оба идола - Купалы и Марены - очутились внутри хороводов.
Тогда Лыбедь весело, игриво защебетала:
Ходили девочки
вокруг Мареночки,
а ребят ватага -
вокруг Купала…
Купальский вечер начался. Песни, прибаутки, танцы… Девушки кружили в одном направлении, парни - в обратном, потом - наоборот… Сверкали загорелые девичьи икры, позвязкивали бронзовые, серебряные и золотые подвески и сережки, гудела под крепкими холостяцкими ногами земля.
Цветанка в общем веселье забыла о своем горе, - лицо ее прояснилось, расцвело, засияло. Семнадцать лет - это то время, когда печаль не в силах надолго поселиться в сердце, и оно наполнилось безудержной жаждой жизни, счастья, радостей.
Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Вскинула глаза - и напротив себя увидела Кия, запыхавшегося от быстрого танца. Весь в белом, подпоясанный ременчатым поясом с кистями и серебряными накладками, с коротким мечом на боку, он смахивал на белого лебедя…
Какой же красивый! Какой сильный! Такого, еще и не встречала за свою недолгую жизнь!
Так и танцевали, не сводя друг с друга увлеченных взглядов. А когда образовался общий круг, Кий встал рядом, положил ей руку на плечо и, наклонившись, прошептал:
- Красивая ты!
- Неужели? - девушка покраснела от удовольствия.
- Клянусь Световидом!. Танцевал бы с тобой до самого утра!
- Я тоже, - послышалось в ответ стыдливое признание, их руки сплелись в крепком пожатии.
Вдруг Цветанка вздрогнула. Со щек сбежал румянец.
- Что с тобой? - переполошился Кий и проследил за взглядом девушки.
Напротив, за хороводом, стоял в группе своих воинов княжич Черный Вепрь. Невысокий, с гордо поднятой головой. На плечах - красное корзно, на ногах - желтые сапоги. Густые черные волосы зачесаны назад и перевязаны цветным стежком. Левая рука - на рукояти меча, правая - уперлась в бок. Лицо закаменевшее, суровое.
А черные глаза так и сверлят Цветанку, так и впились в ее побледневшие щеки.
Ох, боюсь я его! - прошептала девушка, вздрагивая. - Привязался, словно лесовик!
Кий сжал ей руку, ответил тихо, чтобы никто не услышал:
- Не бойся. Я защищу тебя!
- Он княжич.
- Ну и что?. А ты - княжна!
- Он имеет дружину.
- Я тоже имею дружину! Род руссов могуч.
Цветанка ясными глазами благодарно глянула на юношу и вдруг сказала:
- Ты так на меня смотришь, Кий.
- Как?
- Как никто никогда не смотрел!
- Потому что ты же красивая!!. Я говорил тебе уже.
- Есть краше девушки.
- Для меня нет… Я понял это еще там, в степи, когда спас тебя от гуннов.
- Для меня тоже лучшего нет.
- Люба!
- Дорогой!
- Будь моей женой! Ты согласна? Девушка вспыхнула от счастья.
- Согласна.
И поневоле глянула поверх голов. Черный Вепрь стоял там же, где и раньше, и пылающим взглядом следил за каждым ее движением. Неужели догадался, о чем у них разговор?!
Сердце ее сжалось: такой злой блеск в княжичьевых глазах! Сказать Кию? Но в это мгновение раздался голос Лыбеди:
- К реке, девоньки, к реке! Пустим на воду венки! Уже солнце село за деревья - вскоре запылает купальский огонь!
Хоровод вмиг рассыпался. Девушки заверещали и упорхнули к берегу. Ребята кинулись за ними.
Быстроногая Лыбедь первой добежала до реки и, сняв с головы венок, пустила на воду. Течение подхватило - понесло.
К нему приобщилось много других - и закружились на темно-блестящей поверхности Роси, как пышные желтоватые утята. Одни плыли спокойно, важно, без суматохи, другие, попав в излучину водоворота, заспешили, затанцевали, а третьи прибились к берегу и запутались в лозняке.
Цветанка пустила и свой. Он поскользил по заводи, выплыл на плес, попал на быстрину и, обгоняя более почтенных и более спокойных своих побратимов, направился вниз по течению в непроглядный вечерний мрак. Девушка не отрывала от него глаз - куда понесет? Где пристанет? Долго ли продержится на плаву? Ведь то ее счастье, то ее судьба!
Венки плыли долго, и девушки медленно следовали за ними берегом, пока густые сумерки не укрыли и их, и реку, и лес, и все близлежащее пространство темной пеленой.
Тогда Кий позвал:
- Возвращаемся к Купалу! Подожжем купальский огонь!
Все вернулись назад, на опушку. Встали кружком вокруг Купалового идолища. Кий достал из-под него завернутые в тряпку две сухих смолистых дощечки с небольшими углублениями посредине, заостренную с обеих сторон палку с насаженным на нее каменным колечком, трут, клок жгута и, наконец, еще одну палку с привязанным с обоих концов шнурком - Так называемый погонщик, или поганяло.
Огонь для купальского костра нужно было добыть старым прадедовским способом - трением. Здесь не годился огонь, взятый из домашнего очага, ни огонь, добытый огнивом или запаленный молнией. Только - трением!
Приспособления для этого готовы. Теперь - за работу!
Все затаили дыхание.
Сумерки сгущались все больше. Но Кий не спешил. Одну дощечку положил на землю, вставил в углубление палку с каменным кругом, накинул на нее шнурок плетки, а второй дощечкой накрыл противоположный конец палки и крепко прижал ее рукой.
Правой рукой взял обушок плетки, которая только называлась плеткой, а в действительности смахивал на лук с длинной, не натянутой тетивой, обернул его так, чтобы образовалась петля, и начал им разгонять, как волчок, палку с каменным кругом. Собственно, это и был волчок, который в умелых Киевых руках закрутился с невероятной скоростью.
Все замерли. Вспыхнет купальский огонь или не вспыхнет?
А Кий убыстрял и убыстрял движение. Волчок аж фырчал!
И вот не прошло и нескольких минут - дощечки задымили, зашипели, в воздухе запахло гарью.
Плетка замелькала еще быстрее.
И тогда из-под плотного дубового остряка запрыгали искры. Смолистые дощечки зашкворчали, в густых сумерках, которые легли на лес и на опушку, загорелся малиново-золотистый огонек.
Кий отбросил ненужные теперь волчок и плетку, положил между дощечками кусочек трута и клочок жгута и изо всех сил начал дуть на них.
Послышался резкий запах тлеющего трута, потом вспыхнули клочья жгута, и по нему зазмеились едва заметные золотистые язычки.
Огонь! Купальский огонь загорелся!
Все на радостях закричали, засмеялись, взялись за руки и пустились в пляс.
А Кий тем временем свернул клок соломы вокруг пылающих дощечек, подложил под кучу хвороста. Сначала несмело сквозь дым заблестели искры, затрещал сухой хворост - и мгновенно вверх понеслось оранжевое пламя. Вечерний мрак расступился, и купальский огонь осветил и опушку, и хмурый лес около ее, и парней и девушек, которые кружили в безудержном танце.
Первым скакнул через огонь тонкостанный белочубый Ясень. Разогнался - и сиганул прямо сквозь пламя.
- Ух-х! - выскочил с другой стороны обожженный, но радостный и счастливый. - Избавился от нечистого духа!..
У него затлелся рукав рубашки. Смеясь, Лыбедь погасила его. Ясень обнял ее за стан, подтолкнул к костру.
- Прыгай и ты со мной! Ну-ка, вместе!
- Ой, сгорю! - запротестовала девушка.
- Не сгоришь! Опирайся на мою руку - перелетим, как птицы!
Он потянул ее вперед, защекотал под руками. Лыбедь заверещала, захохотала и помчалась рядом с ним. Прыгнули с разбега, - ухнули, будто нырнули в холодную воду, - и, счастливые, улыбающиеся, оба очутились по другую сторону костра.