"Вот мой спаситель! Если бы не он с братьями, отец и Боривой до сих пор лежали бы мертвые на дне этого чужого яра, а меня с мамой гунны увели бы в страшную противную неволю. Какой он сильный мужественный и хороший! Какой нежный, ласковый у него взгляд!.. О бессмертные боги, накажите меня за то, что я, вместо того, чтобы думать об умирающем отце, погибших в бою братьях и родных, о несчастной матери, думаю сейчас об этом чужом красивом воине"!
Они не перемолвились между собой ни одним словом, но немой язык взглядов сказал им больше, чем все слова на свете. Они оба поняли, что отныне не будет для них спокойствия, не будет счастья-радости, если не будут иметь возможности заглядывать друг другу в глаза, голубить друг друга ласковым влюбленным взглядом. Покраснев, Цветанка отвела взгляд в сторону.
А Кий сказал:
- Не будем медлить - надо, как можно быстрее, добраться до наших, на Рось. Там волхвы заговорят раненому кровь, положат на раны свою чудодейственную мазь, перевяжут - и, может, боги помогут князю выздороветь. Не последнее также дело - предупредить наши полянские роды об опасности. Если гунны осилили уличей, то захотят напасть и на другие племена. Заберется волк в кошару - всех ягнят выносит! - и обратился к братьям: - Помогите, братья, поднять князя!
Они отнесли Добромира вниз, и пока младшие братья устраивали его в плотной, крепко привязанной между седел попоне, Кий подошел к пленному гунну - развязал ему ноги.
Тот исподлобья посмотрел на юношу черными, как угольки, глазами, медленно поднялся.
- Как тебя звать? - спросил Кий. Гунн молчал.
Кий ткнул себя в грудь пальцем:
- Я Кий… Кий… А ты?
Гунн, кажется, понял, чего хочет от него этот рыжеволосый великан-славянин, и коротко крякнул, будто ворон:
- Крэк.
- Крэк?… Вот и хорошо, что ты начал понимать меня, - сказал Кий обрадовано. - Тогда может, ответишь, что задумал каган Ернах? Повернет он назад, в свое становище, или намеревается напасть и еще на кого-нибудь?
Крэк нахмурился и молчал. Его темное, густо побитое оспинами лицо было невозмутимо и непроницаемо, как каменная баба на степной могиле.
- Сколько у Ернака войска? Он пришел сюда один или вместе с другими гуннскими племенами?
Подошли Щек и Хорев, стали прислушиваться.
Крэк бездумно смотрел на молодого полянского воина, и в его узких черных глазах затаилась тревога, которую он напрасно пытался скрыть.
Щек схватил его за грудки - затряс.
- И отвечай же, степной беркут, когда тебя спрашивают!
Тот что-то буркнул по-гуннски и снова замолк.
- Не понимает по-нашему, - сказал Кий.
- Тогда чего с ним мучиться! Кончить - и все! - Щек решительно рубанул рукой.
Но Кий рассудил иначе.
- Кончить никогда не поздно… Нет, посадите его на коня - заберем с собой! Отец кое-что понимает по-гуннски - расспросит его, как следует.
* * *
Солнце свернуло с полудня и пекло немилосердно. Все были ужасно уставшими, хотели есть и пить, но Кий не позволил ни минуты отдыха: боялся, что гунны, узнав про исчезновение своих воинов, пошлют по их следу погоню. Выведя семью князя Добромира из яра и забрав своих коней, он избрал кратчайший путь в Рось через Высокую могилу и Черный лес.
Хотя всем было ясно, что надо спешить, ехали медленно. Смертельная усталость и жара отобрали и у людей, и у животных последние силы.
Над безлюдной степью нависла сонная тишина. Ни тучки на небе, ни дыхания ветерка. Только слышно, как лениво пересвистываются сурки и шелестит под конскими копытами седой ковыль.
Дорогу прокладывал Щек, а Кий с Хоревом держались позади пристально посматривая на далекий горизонт - не покажется ли где островерхий колпак гунна?
Но везде было спокойно. Мерцает в мареве синяя даль, парит в вышине темный орел, монотонно гудят над красными головками чертополоха почтенные мохнатые шмели.
Так ехали до вечера. А когда достигли Высокой могилы, Кий велел становиться на ночлег.
- Высокая могила. Здесь будем ночевать.
Князь Добромир, что всю дорогу, казалось, дремал в полузабытье, услышав это название, мгновенно встрепенулся, разлепил глаза, начал шевелиться в своей попоне, чтобы поднять голову.
- Высокая могила?. Покажите мне ее!. Положите так, чтобы было видно.
Выбрали место над ручьем, неподалеку от тенистой зеленой рощи. Коней стреножили и пустили пастись, князю Добромиру настелили из травы и бурьяна мягкую постель на бугорке, чтобы было видно Высокую могилу, и, напоив холодной водой, положили отдыхать. Такое же ложе приготовили и для женщин. Гунна привязали к дереву, чтобы не убежал. И только после этого братья взялись готовить ужин.
Пока Щек, Хорев и Боривой собирали сухой хворост и раскладывали костер, Кий общипав стрепета, посек его мечом на куски, нарвал какой-то благоухающей зелени и накопал съедобного корня - все это сложил в закопченный бронзовый котелок, который возил с собой около седла, и наполнил водой. Вскоре в котелке, подвешенном над огнем, забулькало, заклокотало - и из него пошел приятно-вкусный дух.
За какой-то час ужин был готов.
Кий достал из сумки хлеб - порезал на ломти, вынул несколько деревянных ложек.
- Князь, княгиня, угощайтесь. Цветанка Боривой, к еде!
Он сначала поставил котелок вблизи княжеского ложа, и князь, поев немного мясного бульона, отложил ложку.
- Спасибо. Не хочу больше. А вы подкрепляйтесь!.
Мясной бульон был очень вкусный. Нежное разваренное мясо так и таяло во рту, и изголодавшиеся княгиня, княжна и княжич, не обращали внимания на бравых полян, которые взяв себе по куску стрепетятины и по ломтю хлеба, уплетали вовсе не по-княжески.
Котелок быстро опустел.
Цветанка с благодарностью вскинула на Кия глаза. Опять не сказала ни слова. Только взглядом приголубила - будто дотронулась нежной рукой. И от того взгляда, как и там, в яру, в груди юноши прокатилась какая-то неизвестная до сих пор волнующая-сладкая и одновременно тревожная волна. С чего бы это?
Княгиня за всех поблагодарила, а Кий сказал:
- А теперь - спать! Отдыхайте, потому что, как только поднимется утренняя заря, я разбужу вас, и мы опять отправимся в путь!
Княгиня Искра из Цветанкою легли рядом с князем на мягкое душистое ложе из травы и бурьяна и мгновенно уснули. Щек, Хорев и Боривой уложились просто на земле, а Кий пригасил костер и сел на бугорке, вблизи князя, чтобы охранять их сон.
Князь долго не засыпал. Шевелился стонал, что-то тихо шептал и все не отрывал взгляда от Высокой могилы, которая мерцала в синей мгле.
Кий наклонился над ним, тихо спросил:
- Что тебе, княже? Болят раны?
Добромир слабо пошевельнул рукой.
- Болят. Аж пекут. Да еще сильнее болит сердце!..
- Почему?
- Видишь Высокую могилу?
- Вижу.
Кий глянул на гору, которая закрывала собой полнеба.
- Там, на ее вершине, сто лет тому назад был распят мой прадед.
- Твой прадед?
- Король венетов, или по-ромейскому, антов - Бож. По-видимому, боги привели меня сегодня сюда, чтобы и я здесь скончался от враждебных ран.
Князь говорил с натугой, через силу.
- Король Бож! - воскликнул безгранично удивленный и пораженный Кий. Сколько он песен пересказов и сказок слышал о славном короле венетов - не сосчитать! И вдруг. Аж не верится! - Он действительно твой прадед?
- Так. Я Божич. Правнук его обездоленный.
Кий вскочил на ноги. Усталость мгновенно улетела, сон - как рукой сняло!
Невероятно! Подумать только! Далекое прошлое, о котором столько говорилось длинными зимними вечерами в теплых хижинах, при мерцающем огне лучины или восковой свечи вдруг приблизилось, веяло на тебя отзвуками давно отшумевшей жизни и стало перед глазами будто наяву. Оказывается, сказочный король Бож - вовсе не сказочен. Нить жизни от него тянется прямо к князю Добромиру, а потом - и к Цветанки. Цветанка - праправнучка Божа!
Кий почувствовал, что запутался и не может отличить - где сказка, а где действительность. И ему сделалось немного жутко, потому что показалось, что души умерших вдруг вернулись в этот мир, в котором он живет, и говорят, машут руками, что-то нашептывают, зовут к себе.
Все смешалось.
Гунны, король Бож, князь Добромир с женою и детьми, десятки каких-то других людей или их теней толпились около него. Степная лунная ночь с таинственными звуками и запахами, крик совы в роще под горой, давние пересказы, которые пришли из глубины прошлого. Все смешалось в его разыгравшемся воображении, все отзывалось в сердце.
Кий долго стоял у березы около ручья, который журчал внизу, между каменистыми скалами, вслушивался в шорохи ночи, смущенный, объятый тревожными думами.
Медленно погружался в сон небольшой лагерь беглецов, хрустели сочной травой стреноженные кони, упал в забвение князь Добромир, похрапывал привязанный к иве гунн Крэк.
А Кий стоял и смотрел, как вдали, за ручьем, темным привидением вздымается гора, прозваная Высокой могилой, как месяц поливает ее призрачно-серебристым холодным лучом. И ему вдруг показалось, что на ее вершине заколебались какие-то неясные тени, зазвучали далекие глухие голоса, замелькали, как белые лебеди, чьи-то неестественно длинные, протянутые вдаль руки.
Неужели это король Бож?
Слово про короля Божа
Славяне издавна жили по Днестру и по Бугу, по Роси и по Днепру, по Десне и по Припяти вплоть до Карпат и Вислы. И еще дальше вокруг. И никто не ведает, когда они сели на этой земле и откуда пришли. Потому что мир большой, и всегда кто-то откуда-то приходил.
И сеяли они, как и сейчас, пшеницу, рожь, просо, а еще - коноплю и лен. Сажали чеснок, лук, и репу, и капусту. В степи и на лесных опушках пасли табуны коней, отары овец, гурты скота, а в реках ловили мережами-сетями щуку, и судака, и стерлядь, и окуня, и линя, а неповоротливого усатого сома били ночью при свете факелов, острогами… В лесах, в дуплах древних вековых деревьев, водилось много пчел, - и кто не боялся опухнуть от их укусов, тот всегда имел мед.
Чтобы защититься зимой от стужи, летом - от ненастья, а ночью - от хищного зверя строили себе из дерева и глины достаточно большие дома, или хижины, и покрывали их соломой или камышом, а для животных ставили укрытия (хлев, овчарню, стойла).
Длинными зимними вечерами женщины при свете лучины пряли из конопли и льна пряжу, сучили шерсть и ткали полотно и сукно. Мужчины из кожи шили сапоги и лапти, из лыка плели легкие лапти, а из овчины, волчьих и медвежьих шкур шили кожухи. А еще делали оружие: луки, стрелы, копья, щиты, топоры. Умельцы вязали сети и мережи.
И было у них много родов и племен - поляне и деревляне, сиверы и вятичи-венеты, тиверцы и дулибы, волыняне и дреговичи, радимичи, и кривичи, и словены. Всех и не сосчитать. И наибольшим сильнейшим на то время было племя венетов. А в каждом роду - старейшина, которого, собравшись на вече, избирали среди самых сильных и самых мудрых мужей. А они из своей среды избирали князя.
И жили самоуправлением, поклоняясь богам и приносили им, как и в настоящее время, жертву - и Свитовиту-Дажбогу, и Перуну, и Сварогу, и Велесу, и Мокоше, и Роду, и лесовикам, и водяным, и домовым, и русалкам, и берегиням. А еще - рекам и озерам, горам и лесам, полям и пущам.
И был у них общий исконный покон и единный язык.
Но как-то давно через славянскую землю, пролагая себе путь мечами, от холодного северного моря, которое зовется у местных жителей Балтом, или Болотом над Припятью и Днепром к теплому Ромейскому морю прорвалось воинственное племя готов и осело у берега того теплого моря. И начало оно учинять зло племенам и родам славянским, налетая неожиданно на веси и убивая мужей, а табуны и состояние их забирать себе.
И радовались от того, пели песни, красивые готские жены и девы, а славянские страдали в печалях и жалобах, оплакивая погибших.
И тогда собрались князья и великие мужья из всех племен языка славянского на вече и избрали князя венетов Божа, который соседствовал с пришлыми готами, королем. А неосведомленные ромеи и готы всех их вместе прозвали от того венетами, или, по-их, антами, и так они зовутся до сих пор.
И стал Бож править венетами.
Говорят, был он муж мудрый и опытный. Руки имел сильные и ловкие, а глаза, невзирая на старость, как у орла. Из лука бил на лету птицу, а копьем пронизывал тарпана или сайгака насквозь. Одевался просто, как и все - в белую полотняную рубашку и такие же полотняные штаны, заправленные в мягкие сапоги из кожи жеребенка. На голове имел седые волосы, которые буйной гривой спадали ему на плечи, а густая, тоже седая борода закрывала половину груди. Большой нос и высокий прочерченный морщинами лоб предоставлял ему сходство с царем степной птицы - орлом.
Таким был король Бож.
Начав править венетами, он прежде всего послал готскому королю Германариху дань - не стога хлеба, не табун коней или отару овец, не бочку меда или мех дорогого зверя из наших лесов. Послал он ему - меч!
Получил Германарих эту дань и очень разгневался потому, что понял - не хотят венеты быть под властью готской. И, собрав силу, ударил на них.
Бились день, бились второй. А на третий день заплакали, заголосили красивые готские жены и девы от страха большого. А воины ринулись убегать вплоть до моря.
И стали венеты свободными.
А готам пришлось жить трудно - в тесноте и голоде. И разделились они пополам. Одно племя, с Германарихом, осталось на старых местах - около Днепра и Днестра над морем. И начали эти готы прозываться остготами потому что сидели на восходе солнца. А вторые отошли на запад солнца, до Дуная, а там за горы Карпаты, - и от того прозвались вестготами.
Гордый был король Германарих - поражение жгло ему сердце огнем. И начал он собирать силы готские, чтобы так победить венетов, чтобы опять как и раньше, платили они дань и хлебом, и медом, и скотом, и мехом, и полотном.
Но имел он сто и десять лет, и не позволили ему боги осуществить задуманное.
Из-за моря, из краев далеких и неизвестных, внезапно, будто вихрь, налетело племя дикое и жестокое - гунны. И никто не знал, откуда оно взялось. Одни говорили - из краев северных, суровых, где никогда не показывается солнце, где господствуют ветры, мрак, холод, снег и туман. Вторые говорили - примчались они на своих лохматых выносливых конях из-за гор высоких, пустынь широких, морей глубоких и страшным наказанием свалились на здешние племена за грехи их, и согнали их с насиженных мест и рассеяли по миру.
Низкорослые, темные лица, с маленькими глазенками, к тому же кривоногие, потому что сызмальства привыкли ездить верхом, гунны однако были широкими в плечах, крепкими и смелыми. У мужчин - ни усов, ни бороды, а если и росли у кого, то жидкие и мизерные. Зато чуба они никогда не подстригали, а заплетали, как женщины, в длинные косички. Летом одевались в рубашки из мышиных и сусличьих шкур, а зимой - в овечьи кожухи шерстью внутрь и шерстью наружу. Такие кожухи не только хорошо грели, спасая от мороза и ветра, но и защищали от стрел, копий и мечей. Главное же - наводили ужас на противника, потому что казалось, что это не люди, а какие-то дикие звери взгромоздились на коней и мчатся вслепую, выпуская тучу стрел с белым лебединым оперением и костяными наконечниками.
И задрожали готы за Днепром. В первом же бою разбили их гунны, выгнали из ихних становищ, пригнули, как пригибает ветер ковыль. А Германариху попали копьем в правый бок, и остался бы он там, и погиб бы в том бою, если бы молодые готы не подхватили его на руки и не вырвали из кровавого водоворота.
Собрались разгромленные готские вожди на вече. Задумался старый Германарих. Что делать? Где искать спасения? Кто остановит гуннов? Идти за помощью к венетам? Просить Божа, чтобы созвал клич по несметным племенам и родам своих и стал совместно с готами против общего врага?
Крепко задумался Германарих. Мучает и жжет его рана от гуннского копья.
- Что будем делать, вельможи? - спросил готских вождей. - Есть у нас три возможности: первая - биться до конца и славно погибнуть, потому что победить гуннов мы не сможем; вторая - пойти к гуннам в подданство и стать их рабами; есть, наконец, третья возможность - объединиться с венетами и иметь надежду на победу!
Зашумело вече.
- Нет, нет, только не с венетами! Только не с Божем! - запротестовали вельможи, задетые за живое потерей венетской дани.
Поднялся молодой королевич Винитар, внук Германариха по брату.
- Если мы не можем победить гуннов, то сдаемся им и с их помощью разгромим ненавистных венетов! - воскликнул разгоряченно. - А потом, покорив себе их воинов, разгромим и гуннов! Потому что горько и нестерпимо будет свободному готу жить под властью чужестранцев!
- Правильно! Правильно! - заговорили вельможи. - Пусть Винитар едет к гуннам!
Еще ниже опустил голову старый Германарих и долго сидел молча. А потом сказал:
- Мне так много лет, что, кажется, прожил не одну жизнь, а две и прожил в славе и величии. Поэтому не хочу остаток дней своих провести в рабстве! Делайте, как знаете. А я умру свободным человеком!
С этими словами он вынул меч и пронзил себе сердце.
Долго стояли пораженные вельможи над мертвым владыкой. Потом, похоронив его, избрали королем Винитара, а он, чтобы утвердиться более крепко, тут же взял себе в жены правнучку Германариха Вадамерку, наипрекраснейшую среди прекрасных золотокосых готских дев.
Но не к счастью обручились они, не к счастью стали королями готскими.
Поехал Винитар с вельможами и молодой женой к гуннскому кагану Баламберу и сказал:
- О, большой каган, сила твоя неизмеримая! Разбил ты могучих аланов, погромил их союзников, победил и деда моего Германариха, которому не было равных среди королей! Кто же может теперь соперничать с тобой? Никто!. Я признаю твою власть и готов вместе с подвластными мне готами войти в твое государство!. Прими нас под свою могучую руку, каган!
Пока Винитар говорил, Баламбер не сводил взгляда с ясного красивого лица юной готской королевы. Когда Винитар закончил говорить, он сказал: