На сеновале Александр нашел пару наганов, станковый пулемет, провизию и обещанный провод с колокольчиками. Он натянул провод - на случай, если солдаты решат ночью его навестить и убить. Под голову он положил наган. Под рубашкой был широкий патронташ с ножами. Он легко застегивался и расстегивался - Александр шил его вместе с шорником сам. Солдаты и не думали покушаться на жизнь своего благодетеля. Они ели, пили, спали, мало заботясь о последствиях.
Перед намеченным генералом временем Александр принес огромную флягу самогона. Солдаты напились "до положения риз". Александр вскочил на лошадь и поскакал на встречу с генералом.
Было уже светло. Он остановился на условленном месте, завел лошадь в заросли и стал ждать. Где–то рядом раздалась пулеметная очередь. Александр поскакал на выстрелы. К своему удивлению, он нашел генерала совершенно одного, без охраны. Там стояло с десяток запряженных подвод. Александр подошел к генералу.
- Пойдемте, князь, - сказал тот и, перехватив взгляд Александра, кивнул в сторону убитых солдат. - Здесь их и оставим. Красным служили, нашим служили, потом бы снова переметнулись. Я перебежчикам не верю. Специально этих брал каждый день. В один день не удалось бы столько золота спрятать. А свидетели мне не нужны. Давайте выведем отсюда на дорогу пустые подводы. Надо привязать их одна к другой. А теперь за работу, князь. Хомуты в подводах.
Они вышли к дороге и шли минут 15 вдоль реки. Генерал сам вел под уздцы передних лошадей, а когда остановились, грустно сказал Александру:
- Пришла пора прощаться. Вы были мне как сын. Я привязался к вам… - он обнял растерявшегося Александра.
Александру не хотелось расставаться. Генерал продолжал: - Вам выпало суровое время… Ну–ну… Будьте мужчиной, - заметив слезу на щеке юноши, еще не тронутой бритвой, сказал он. - Сейчас возвращайтесь в избушку. А через два дня, у реки, вниз по течению, вас будет ждать лодка. Уходите безоружным и помните мой наказ. Прощайте же!
Александр вскочил на лошадь и поскакал назад, все время оглядываясь. Он знал, что никогда больше не увидит этого прекрасного человека, заменившего ему отца. Слезы мешали ему. Но это были последние слезы в его жизни.
* * *
Долго добирался Александр до Харькова, где в местечке Рогань осталась банда, к которой он когда–то прибился и из которой потом сбежал. Потолкался в Харькове на рынке; как он и рассчитывал, на него сразу вышли. Но в тот день Александр сбежал. Следующим был день его рождения. Ему исполнилось шестнадцать лет. Он пробрался на окраину, залез на чердак разграбленного дома и там пересидел этот день, думая о прошлом и настоящем. Невольно вспомнился дом в Париже. Сейчас бы там горели свечи, а вечером собрались бы гости, и, возможно, пришла бы Лили, такая тонкая и воздушная. Его мысли прервало ржание лошади. Мимо на подводе проезжал мужик. Александр подождал, когда он проедет, спрыгнул с чердака и, догнав подводу, забрался в нее.
Ехали долго. Мужик ни разу не оглянулся и не заметил попутчика. Впереди деревня, там красные. Здесь они были беспечными. Дороги не охранялись или охранялись слабо. Александр перелез через забор и спрятался в лопухах. Было очень тихо, даже не слышно лая собак. "Перебили", - догадался Александр и подумал, что ему надо добыть хоть какое–то оружие и коня. Пешком далеко не уйдешь. А с бандой связываться он раздумал. Еду можно раздобыть у солдат, как ужинать сядут, тогда они добрые. А впрочем, здесь и склад с продуктами должен быть, решил он.
Когда настало время ужина, он вышел из своего укрытия, пристроился к солдатам и попросил ближайшего:
- Дяденька, возьмите меня к себе, я воевать хочу. Стрелять я умею. - Затем перешел к другому, пока первый смотрел на него раскрыв рот. - Ну правда, дяденьки, возьмите меня в Красную армию, хочу воевать против мирового империализма, - просил мальчик, притворяясь простачком.
Пришел командир, один из солдат показал на Александра:
- Вот, малец к нам просится, воевать против белых хочет.
К своему удивлению, Александр увидел в отряде красных подростка, в красноармейской форме, своего ровесника. - А вон идет такой же, как я - показал он на мальчишку.
Командир усмехнулся:
- Такой да не такой. - И крикнул: - Эй! Красноармеец Попов! Толян, иди сюда! - Мальчишка подошел и командир спросил его: - Ну что, тебе товарищ нужен, к нам просится.
- А документы у него в порядке, а то, может, лазутчик? - спросил мальчишка, нахально разглядывая Александра.
- Какой я лазутчик, я сирота. Мамка и папка от холеры померли. Мы все в цирке работали. Теперь ни работы, ни денег.
- А не врешь? - теперь уже насторожившись, спросил командир. - Чем докажешь?
- А вот на руках ходить могу, кувыркаться… - Александр стал выделывать всякие номера. Толян позавидовал, но спросил: - А на коне хоть удержишься?
- Удержусь, - скромно сказал Александр.
- Вы ему коня не давайте, а то ускачет и цыганам продаст, - предупредил командир.
Разговор складывался неудачно, и Александр сказал:
- А я еще кое–что могу. У кого нож есть, финка, с острым концом?
- Ну вот, а что? - удивленно спросил, достав финку, один из красноармейцев.
Александр взял ее и спросил, во что надо попасть? Толян предложил:
- А вон синички сидят. Я в одну из нагана пульну, а ты в другую ножом.
- Ты пульнешь, они и разлетятся. Да и зачем птичку убивать зря, - жалостливо сказал Александр. Солдаты захохотали.
- Ты размазня, - толкнув плечом Александра, сказал Толян. - Еще с нами хочешь идти. Идет мировая революция. Не то что птичек, нужно убить всех буржуев, от мала до велика.
- И малых? - удивился Александр. Но поняв, что спорить не стоит, предложил: - Я попаду с десяти метров в зеленую муху. Вот в нее и ты стреляй.
Бросили жребий. Александр удивился, что в этот раз выбросил решку. Орел выпал Толяну. "В компании красных ушло везенье", - подумал он.
- А ты чего левой кидаешь? - спросил Толян.
- Да левша я, стреляй в муху.
Толян выстрелил и промахнулся. Солдаты тоже с азартом взялись стрелять на меткость. Но попасть не могли.
- Мне бы беляка к стенке поставить, а муха слишком маленькая мишень, - сказал с досадой Толян и предложил: - Ну давай, теперь ты попади в муху.
Александр бросил нож. Все пошли смотреть.
- Конец мухе, погибла от рук неизвестного, - сказал с восхищением взводный. - Точно, циркач.
- Слушай, я тебя научу стрелять, а ты меня этому, - предложил Толян.
Александр оглядел с ног до головы маленького неряшливого красноармейца, ему не хотелось его обучать. Он сказал:
- Ты ловкий, сам научишься. А мне стрелять нельзя. Я старовер. Нельзя убивать даже муху. А я убил.
- А зачем к нам пришел тогда? - удивился Толян.
- Да есть захотел. И завидую я вам. Вы такие смелые, а я никак свой страх побороть не могу, - сочинял Александр.
- Оставайся. Это только первый раз страшно убивать. Вроде как совесть мучает. А ты эту совесть, как муху, ножом. А дальше гладко пойдет. Дело нужное, народное - богатеев убивать. Все ихнее заберем или порушим и свое построим.
- А разрушать–то зачем? - удивился Александр.
- Ну ладно, - согласился Толян. - Можно просто отобрать. Пойдем поедим. А потом я за тебя попрошу командира полка. Мне здесь одному скучно.
После ужина они улеглись на траве, и Толян стал хвалиться своими подвигами. Потом он отошел к красноармейцам и быстро вернулся.
- Вот фляжку спирта стащил. Мне не дают, говорят, мал еще. А воевать не мал. Я уже год воюю. На, выпей.
- Да ты что? Мне нельзя. Я же сказал, что старовер, - отвел Александр руку Толяна в сторону.
- Ну, а я выпью, - Толян хлебнул несколько раз из фляжки и закашлялся. - Крепкий, неразбавленный, - оправдывался он. Все больше пьянея, Толян говорил: - Вот будем вместе уничтожать богатых до конца, пока их в мире не останется. В партию большевиков вступим… Я тебе расскажу про них, про Ленина… - Толян сделал еще несколько глотков. Александр удивился глупой и жестокой идеологии и сказал:
- Воевать на поле боя за свои убеждения - святое дело. Но убеждения должны быть разумными. Всегда будет кто–то богаче, а кто–то беднее.
Толян насторожился:
- Что–то чудное ты говоришь. Да ты кто? Нутром чую, ты белая сволочь.
- Да нет же! Циркач я, циркач. Ты хотел рассказать, как первый раз убил. Это было в бою?
- Нет, не в бою, - помолчав, ответил Толян и начал свой рассказ:
- Я в уезде жил. Трое нас было: мать, отец и я. Учиться я не хотел. Ну читать–писать научился, зачем еще? Четыре класса церковно–приходской школы я все же закончил. Отец заставлял, бил меня. А тут холера. Мать умерла. Туда врач приехал на жительство, еврей. У них дочка, моя ровесница, и с ними чужой мальчишка, как мы с Лорой. Девчонку так звали… Мальчишка - сирота. Родители тоже были евреи, знакомые того врача. Ладно. Доктор вылечил меня, отца и других. В общем, холера миновала. Отец через некоторое время женился на подруге матери. У той муж на войне погиб. Своих детей у нее не было. Вот она все ко мне лезла: "Толенька, Толенька!". А я терпеть не могу этого. Заматерился на нее. Отец меня ремнем. Тут она вскорости рожает. Снова этот врач приходит, роды принимать. Платы не берет, а просит отца, чтобы тот дров ему на зиму наколол. Отец меня послал. Рублю я себе медленно дрова, тогда уже не хотел работать на буржуев…
- Но врач тоже работал, - вставил Александр.
- Тоже, - ухмыльнулся Толян. - Ребенок сам родился, ему время пришло. Ох и противный ребенок… девчонка, сестрица. Все приходили, сю–сю–сю с ней. А я бы ее выволок и выбросил. Ненавижу крик, пеленки…
- Ты чего же, ревновал?
- Чего? Я и слова такого не знаю. Спать мешала. - Толян еще хлебнул спирта. - Колю я дрова, а эти двое, Лора и парень, друг на друга так смотрят, как будто меня и нет. Будто я дерево или птица, курица какая. Шашни крутят, как взрослые. А всего–то нам всем по пятнадцать лет было. А я что, хуже? У него нос еврейский такой, с горбинкой, как у тебя, только поболе. У тебя вроде ничего рожа. Ну, и я тоже хоть куда. Почему он? И такая эта Лора нарядная ходит на речку. Ждет его там всякий раз. Вместе не ходили, чтобы врач с женой ничего не поняли. Я ненавидел эту парочку. Обувь у них хорошая была, а я всегда босиком ходил. У меня и сейчас сапоги дырявые. Но ничего, когда кончим с буржуями, в лучших сапогах ходить буду.
Как раз в деревне никого не было ни красных, ни белых. Мы с пацанами самогону выпили тогда - я впервые - и решили Дуньку толстую поймать и посмотреть, чего у нее там под юбкой. Опьянел я. Поймали мы ее, закрыли ей рот, чтобы не кричала, задрали юбку, посмотрели, потом закидали это место грязью и убежали. Я первый раз это видел, а другие наши деревенские пацаны и раньше такое вытворяли…
Александру нужно было дождаться ночи, и он был вынужден слушать эту омерзительную историю испорченного мальчишки.
- А ты слушай дальше. Я их утопил обоих.
Александр ахнул про себя, но промолчал. Толян совершенно опьянел и продолжал:
- Когда мы с Дунькой это вытворили и бросились бежать, я споткнулся. Черт ножку подставил или хвостом зацепил. Хоть Бога и нет, но черт есть. А то чего бы мне упасть? Упал и посмотрел не вправо, куда Дунька бежала, а влево. Наши прямо побежали. И вижу - платье белое мелькнуло, Лора на берег пошла дожидаться своего Левушку. Так звали их приемыша. Я встал, осмотрелся, Левушки не видно. Ребята далеко убежали. Дай, думаю, я посмотрю, что у Лоры под юбкой. Хотел, чтобы и ей стыдно было. Прокрался через кусты ракиты к ней. С ребятами хорошо, а одному–то страшно. Говорю себе: "Смелей, Толян, не боись". Встал я перед ней на пригорочек, она оказалась чуть ниже. Так посмотрела удивленно на меня своими черными глазами и хотела что–то спросить. А я ее толкнул в грудь, чтобы она упала и юбка задралась сама. Она упала головой на камень. Я сразу не заметил. Посмотрел, а под юбкой еще юбка, а там белье нижнее еще. Я первый раз это увидел. Тогда я еще не знал богатых девушек. А сейчас, как населенный пункт возьмем, я тащу богатую в постель, наставлю пистолет… Да ты, сопляк, наверное, и не знаешь женщин, - сказал Толян Александру и продолжал: - Вообще–то в жизни мужику ничего не надо, акромя как за идею драться, бабу поиметь, выпить и хорошо пожрать.
- Ладно, замолчи, ты пьяный, - сказал Александр, который считал женщин божественными созданиями и мерзости про них слушать не хотел. Да и верил он Толяну лишь на половину.
Толян продолжал, как бы прочитав его мысли:
- Думаешь, я пьян и вру? А ты дальше послушай. Да, я пьян. Но вот что я тебе скажу: в бою я как сумасшедший. И скажи мне: "Вон буржуй стоит", и я его сейчас пристрелю. А воды боюсь. Нет, плавать–то я могу. Другое это. Выглядывают они оба, Лора и Левушка, из воды и руки ко мне тянут. Тогда я посмотрел, а у нее, Лоры, все завязано под юбкой. И у меня интерес к ней пропал. Только она лежит, не поднимается. А тут Левушка появился передо мной и закричал: "Ты, гад! Что ты с ней сделал?!" Кинулся он на меня. Мы схватились. Он слабый был, я его под себя подмял и думаю: "Расскажет же моему отцу". Нащупал я булыжник и ударил его раз, другой - он и успокоился. Ну что делать? Надо концы в воду. Я верхнюю одежду и туфли снял с него. Нет, они тогда оба еще живые были. Я ничего от страха не понимал и пьян был. Но такой богатой одежде зачем пропадать? Потащил я его в реку - до самого сильного течения - и туда толкнул. Он очнулся, поплыл, а его затягивает в омут. А тут Лора очнулась и уже бежит по берегу как пьяная, кофточка в крови и кричит: "Левушка! Левушка!" И в воду - спасать, значит. И ее водоворотом унесло… Я ее пытался удержать… Она вырвалась.
- Ты это действительно сделал или пересказал чью–то историю? - спросил Александр, пораженный рассказом.
- Пересказал? Говорю же тебе, из воды они ко мне руки тянут. Их самих не вижу, только руки. Если бы можно было об этом забыть…
- Совесть мучает?
- Мучает. Так бы ее и пристрелил. И никуда это деть не могу. А выпью - и забывается. По мне, лишь бы воды рядом не было. Я одному рассказал, а он мне говорит: "Нашел чем мучаться. Царя–батюшку вместе с детьми убили. Так и надо. С корнем их всех". Ему хорошо говорить. Не к нему же из воды руки тянут. А он мне: "Клин клином вышибают. Второго убьешь, первые убитые забудутся". А не забываются. - Толян замолчал и опять отхлебнул из фляжки.
Александр подумал: "Сейчас рукой по шее - и сдохнет. Какой гад растет!" Но вспомнил генерала Дончака. Тот был беспощаден к врагам, но расстреливать несовершеннолетних не позволял.
- Ночью гроза была… - продолжал Толян. - Грозу тоже ненавижу… стреляю по тучам… Да, а про одежду и обувь Левушки я в страхе забыл. Все это на берегу осталось. Прокрался я в дом и спать лег ночью. Пришел доктор, весь мокрый, спрашивает, не видел ли я его детей? Видел, говорю, они на берегу гуляли. Отец мой тоже разволновался. Других мужиков разбудили. Всем селом искали. Я спать уже не мог. Под утро заснул или задремал и увидел во сне, как они в первый раз, Лора с Левушкой, из воды руки ко мне тянут. И если воду наяву вижу, тоже руки мне их видятся. Тогда стреляю по рукам в воде, легчает…
Утром мачеха отцу одежду мою показала, а на ней Левушкина кровь! Он ко мне: "Говори, ирод, что ты сделал с детьми доктора?" Я едва портки натянул. Он схватил кочергу и кричит: "Убью!" Я - бежать по проселочной дороге в поле. Он за мной. А тут красные входят в деревню. Задержали отца, меня. Я слышал краем уха, что красные убивают богатых. А тут отец плачет и говорит: "Это мой сын. У нашего врача двое детей пропали. Он знает, где они".
Меня так и взорвало. Я крикнул в лицо отцу: "Какие они дети? Я двух жидов и буржуев убил! Всех буржуев надо убивать!" - "Правильно", похвалил командир.
Отец на колени передо мной бухнулся: "Скажи, сынок, что они живые, прошу тебя. Доктор тебя от холеры спас. Не мог я родить убийцу, прошу тебя, скажи, где они".
Командир ему: "Встань, встань мужик с колен. Наше время пришло. У тебя парень - герой! И тебе пора в наши ряды". Отец медленно встал и побрел прочь. Его нашли в сарае, вечером, повесился он. Темный был, неграмотный. Не понимал, для чего наша революция. С такими, как он, ничего бы мы не сделали. Размазня он был.
Сзади послышался шум. Александр насторожился. "Кто спер у меня спирт?" - раздался чей–то возмущенный голос.
- А чего кидаешь где попало фляжку? Кажись, Толян забрал. Смотри, пацан напьется - стрельбу поднимет. Прошлый раз ранил Пашку. Осторожно с ним, - сказал кто–то.
- Что там осторожно? Мне спирт выдали, чтобы он выхлебал? Мал еще. Вот я его сейчас ремнем.
- Кого ремнем? - поднялся Толян, шатаясь. - Только подойди. Отец бил, и ты туда же, придурок!
- Это ты придурок! - разозлился красноармеец. - Отец бил, да не добил. Я бы тебе ремнем с задницы шкуру содрал.
- Ты? - двинулся на него Толян, доставая из кобуры пистолет и направляя его на красноармейца.
Александр метнулся к Толяну. Пистолет выстрелил в воздух, Толян остался лежать на земле.
- Чего стрельбу устроили? - прибежал двое.
- Да вот, Толян опять пьяный, спирт у меня спер, выпил. Чуть не застрелил. Спасибо этому пацану, спас. Какой молодец! Вот ловкие какие мальчишки. А пистолет я себе заберу. Пойдем, пацан, с нами ужинать. Ты не пил? - спросил он Александра.
Все уже сидели у костра и рассказывали байки. Александр пристал к старшему:
- Дяденька, а дяденька, расскажите, как вы с белыми воевали.
Тот, довольный вниманием мальчишки, стал рассказывать про свои подвиги, явно привирая. Александр буквально заглядывал ему в рот, делая вид, что восхищается услышанным.
- Эй, Самохвалов! У нас есть еще спирт? Налей мне фляжку. Можно и выпить. - крикнул он, довольный вниманием мальчишки.
Принесли спирта, еды. Александру тоже дали поесть. Старший пил и выхвалялся. Александр незаметно вытащил у него из кобуры наган и затолкал туда камень. Тот выговорился и окончательно опьянел.
Когда все заснули, Александр метнул нож в часового, спокойно открыл склад, затащил его туда, набрал продуктов, сложил их в рюкзак, взял веревку, прихватил еще наганов и патронов к ним. Там же стояли пулеметы. Мелькнула мысль: "Могу всех за ночь уничтожить". Но, вспомнив слова генерала, решил просто взять коня и уйти рекой, а потом в Крым - как можно дальше от наступающей зимы и красных. Он подался в Таврию.
* * *
На пути лежал Мариуполь и земли немецких колонистов. Александр еще помнил, как они всей семьей путешествовали в карете, и по дороге в Крым отец все удивлялся вслух: - Как здесь хорошо! Какие ухоженные сады, поля у немецких колонистов, какие они аккуратные и работящие, эти немцы. - И смотрел на мать, бабушка которой была из питерских немцев. Теперь же Александр видел полный упадок в немецких колониях. Многочисленные банды грабили и разоряли эти земли.
В этот раз в Мариуполе была Красная Армия. Она бесчинствовала не меньше, насилуя, сжигая и разрушая. Впрочем, юный Александр в свои шестнадцать лет еще выглядел мальчиком, и на него не обращали внимания.
Был теплый вечер, где–то кричали пьяные солдаты. Александр спрятался в кустах. Раздался душераздирающий женский крик и тут же оборвался. Появился запах гари. Александр посмотрел в ту сторону, откуда стелился дым, - горела помещичья усадьба Квирингов. По дороге в Крым они с отцом останавливались у них. Теперь он понял, что с этой семьей случилась беда.