Здесь собрались маститые мужи империи,
Они явить себя народу вознамерены.
Воскликнув гимны в честь их мастерства,
Склоняю голову пред вами, господа!
Сидевший рядом с поэтом его старший друг, тридцатилетний хронист Акрит, воскликнул:
- Иоанн Геометр горазд писать сатиры! Попросим!
Геометр посмотрел на императора, и тот сказал:
- Мне нравятся сатиры, а ещё больше эпиграммы. Просим!
- Помилуйте, эпиграммы я пишу только на себя.
- Вот и отлично. Читай! - благословил Метафраст.
Геометр сделал грустную и смешную мину, все заулыбались. Поэт горестно развёл руки и прочитал:
О рог луны споткнулся мой Пегас,
И дар божественный навек во мне угас.
И потому поэтом мне не быть,
Элегию во сне не сочинить.
- Браво! Браво! - крикнул Акрит.
Но поднял руку Симеон Метафраст:
- Хронисты империи, сегодня у нас рабочий форум, а не вечер поэзии. - Он обратился к императору: - Божественный, мы готовы завтра выехать в Македонию.
У Григория уже был разговор с Багрянородным о том, когда лучше выехать, и он пояснил всем:
- Братья мои, завтра нужно совершить молебен и основательно собраться, и лишь послезавтра, ранним утром, мы отправимся в путь. И помните, что с нами вместе отбывает в путешествие императрица Елена, - вот тогда-то мы будем ждать гимнов и поэм в честь прекрасной Елены-факел.
- Боюсь я этого. В поэмах много похвалы, а я не люблю её, - смеясь, заметила Елена.
На другой день начались сборы в путешествие. В полдень во Влахернском храме был молебен. Перед вечерней трапезой встретились Багрянородный, Лакапин и казначей Василид. Он в это время чаще встречался с Лакапином, но сегодня нужен был императору в первую очередь. Речь должна была пойти о деньгах, которые потребуются для путешествия в Македонию. Но несколько дней назад как-то само собой получилось, что Багрянородный позволил Лакапину распорядиться казной империи, и великий доместик почувствовал к тому вкус. Когда личный казначей императора пришёл к Василиду получать деньги, тот сказал ему:
- Иди-ка ты, Икинф, к пресветлому Лакапину. Даст мне волю - и получишь деньги.
Золото и серебро понадобились и Зое-августе для обновления монастыря Святой Каллисты. Так они и собрались в Золотой палате, чтобы решить "пустяковое дело".
- Уведомляю тебя, великий доместик, что я уезжаю с группой учёных мужей в Македонию. Поездка займёт больше месяца. Тебе придётся вершить государственные дела. А пока я повелеваю Василиду выдать деньги Икинфу на поездку и Зое-августе на возведение монастыря.
Говоря это, молодой император пристально смотрел на Лакапина. Ему хотелось увидеть в Романе все душевные изменения и порывы. И Константин отметил, что Лакапину было приятно услышать столь щедрое повеление управлять державой. Но Константин знал о том, что сказанное им далее не отзовётся в душе Лакапина малиновым звоном.
- Но поскольку издавна в империи, - продолжал Багрянородный, - казна была в единоличной власти императора, я не снимаю эту власть с себя и главному казначею Василиду делаю предупреждение: если он и впредь позволит нарушить волю императора, то я отправлю его келарем в монастырь. Сейчас же повторяю тебе, Василид: зайди за Икинфом и выдай ему деньги на путешествие и Зое-августе для возведения монастыря.
Василид откланялся и молча ушёл.
Роман Лакапин выслушал последнее, склонив голову. Много разных мыслей прокатилось в его лобастой голове. В день венчания Константина и дочери он счёл, что легко взнуздает юного зятя и заставит его плясать под свой боевой рог. Но вот Лакапина первый шаг потерпел неудачу. Не распоряжаться отныне ему казной самовольно. И это было сказано зятем твёрдо, со взглядом тёмно-карих глаз, нацеленных на него, Лакапина. Знал же он, что деньги - это власть даже над монархами. Увы, этой власти у него нет, а что он добудет завтра, пока самому Богу неведомо. Но Лакапин не потерял присутствия духа. Кроме того, он не привык унывать при первых неудачах. А поторопился взять бразды правления в свои руки потому, что надеялся: добросердечный Багрянородный простит его. Он так и сказал:
- Божественный, я думал сделать как лучше. Ведь у тебя идут сладостные дни и ночи, и мне не хотелось нарушать их. Впредь так и будет, как повелеваешь, великий басилевс.
Константин ещё не привык к лести и оттого принял сказанное за истинное расположение тестя к нему.
- Слава Богу, что мы понимаем друг друга.
В разговор вмешалась Зоя-августа.
- Великий доместик, ты вот что скажи нашему молодому мужу. Должен он знать, что его ждёт с твоей доченькой в Македонии. Болгарам до Адрианополя всего два дня пути, и, даже несмотря на холода, они могут прихлынуть к городу. А ведь Константин, как я слышала, намерен взять с собой только полтысячи воинов.
И опять, прежде чем ответить Зое-августе, Лакапину потребовалось одолеть новое душевное смятение. Конечно, сказать, что в зимнюю пору с императором в Македонии ничего не случится, даже если он отправится туда с сотней гвардейцев, было бы легче всего.
Болгары не любили воевать в холодное время года. Но даже если и нахлынут, что с того? Византия без императора не останется. Вот он сидит, умный, мужественный, решительный. Лакапину было впору улыбнуться от столь приятного внутреннего откровения, но он сдержался и даже нахмурился: в путешествие уходила его дочь и он никому не позволит бросить её на произвол судьбы. И уже в самый последний миг, перед тем как ответить Зое-августе, он вспомнил, что совсем недавно поклялся на кресте и Евангелии не чинить Багрянородному никаких мерзостей до скончания века. После этого борения Лакапин ответил:
- Пресветлая Зоя-августа, мне, как великому доместику, хранителю мира в империи, ведомо, насколько коварен царь Симеон. Потому с Багрянородным пойдёт лучшая тагма конных гвардейцев плюс его императорского величества личная тысяча русов во главе с Никанором. Для воинов это будет полезный поход: засиделись в казармах, а для Симеона - поучение. Пусть знает, что мы готовы и способны защищать свои рубежи круглый год. Думаю, что ни у кого больше вопросов ко мне не имеется.
- Спасибо, великий доместик. Мы удовлетворены, - проговорила Зоя-августа.
- Что ж, нам пора идти к трапезе, - подвёл к концу беседу Роман. Он пока не сказал никому, и даже императору, что ждёт с часу на час возвращения из Болгарии служителей в секрете молодых купцов Диодора и Сфенкела. То, что они уже близко, донесли служители световых сигналов. Лакапин волновался. Сфенкел и Диодор возвращались раньше определённого времени. Лакапин ждал их в середине весны. Однако их неожиданный уход из Болгарии был вызван какими-то чрезвычайными обстоятельствами, побудившими разведчиков покинуть страну. Сейчас он строил догадки, и они были неутешительны.
В своё время царь Симеон считал, что Константин Багрянородный обязательно женится на его дочери: ведь был же сговор, - и это давало ему повод думать о будущем слиянии Болгарии и Византии. Симеон также считал, что две державы, слившиеся в одну, должны называться Болгаро-Византийской великой империей. И он крепко уверовал в то, что после женитьбы Багрянородного на его дочери Илоне ему, Симеону, быть императором этой державы. Будущему своему зятю он отводил при себе место соправителя, может быть, с титулом царя. Возбуждённое воображение Симеона толкнуло его на то, чтобы заказать лучшим мастерам Болгарии императорскую колесницу невиданного ранее величия. И она была сделана, ждала своего звёздного, триумфального часа.
Однако триумфу не суждено было проявиться в Софии. Царя Симеона ждало глубокое разочарование, граничащее с трагедией. Говорили потом очевидцы дворцовой службы, что когда царь узнал о венчании Константина Багрянородного с дочерью Романа Лакапина, то полдня бил посуду и всех, кто подворачивался ему под руку. Тут многое было приукрашено: бушевал он всего лишь с полчаса и посуду перебил ту, что была под руками, да серебряный кубок запустил в дворецкого, который принёс чёрную весть. Но в другом царь Симеон проявил последовательность.
Вскоре же царским повелением собрали войско, и было намечено после Масленицы двинуть его на Константинополь.
Подтверждения неопределённых слухов и ждал Лакапин. При этом он молил Бога, чтобы они не подтвердились. "Господи, не дай восторжествовать сумасбродству выживающего из ума Симеона!" - восклицал в душе Лакапин.
Купцы вернулись из Болгарии в ночь накануне отъезда из Константинополя Багрянородного, Елены и их спутников. Диодор и Сфенкел появились в Магнавре. У служителей в секрете было слово императора, которое всюду помогало им открывать двери. Так и Диодор с Сфенкелом добрались до покоя великого доместика. Стражи у его покоев позвали постельничего, а он уже отправился будить Лакапина.
Роман вышел из опочивальни очень быстро. Он будто и не спал.
- Ну что там, в Болгарии? - был первый его вопрос.
- Там, как на Этне в вулкане, всё бушует, - ответил Сфенкел. - Царь Симеон собирает войско, чтобы отплатить Багрянородному за обман. Симеон всюду заявляет, что Багрянородный обещал жениться на его дочери.
- И когда он выступает?
- Думал, что после Масленицы, но если уломает сына Петра встать во главе войска, то на днях и выступит. Сам он только кричать силён, а ноги уже отказались повиноваться.
- А почему царевич Пётр не желает войны?
- Так он и оказался камнем преткновения на пути своего батюшки, - с весёлой нотой вмешался в разговор Диодор.
- Что за камень? - спросил его Лакапин.
- Великий доместик, ты должен помнить, как царь Симеон и царевич Пётр в Магнавре побывали. Петру удалось посидеть против твоей внучки Марии и поводить её за ручку. Влюбился он в Марию - вот и камень преткновения, - пояснил Диодор. - Сказывают, что Пётр заявил отцу: не станет воевать против будущего тестя.
- Ну а сватов почему не шлёт?
- Отец против. Он такой: чуть что- и за дубину, - засмеялся Диодор.
- И чем всё кончится?
- А свадьбой! - ответил бойкий Сфенкел.
- Смотри, быть тебе за посажёного отца! - погрозил Сфенкелу пальцем Лакапин и спросил Диодора: - Так покатятся на нас бочки или нет? Как ты думаешь?
- Похоже, что нет, пресветлый, - ответил Диодор. - Отец и сын увязнут в своей сваре. Пётр уже но мальчик, и внучка твоя глубоко вошла ему в сердце.
- С огнём играешь, Диодор. Случится не по-твоему, тебя не простит никто. Сегодня утром выступает в Македонию Константин Багрянородный. Тут и на перекладину недолго угодить…
- Я всё понял. Тогда надо предупредить Божественного, что в Болгарии собрано войско. И это правда.
Лакапин не ответил. Он думал. В этот миг из-за спины чёрный бес шепнул ему на ухо: "Тебе-то что? Пусть едут. Ты и выгадаешь". Но тут появился белый ангел и громко заявил: "Бесчеловечно! Великий грех на душу падёт! Предупреди Багрянородного, пресветлый!"
Роман знал, что рядом с ним или в нём самом живут два духа и один всегда подбивает на гадости, а другой останавливает. И вовремя. Погрозил Лакапин духу тьмы кулаком и сказал спафариям:
- Так я и поступлю. А как утихнет в Софии, пусть едут. Тепло наступит, в пути приятно…
Однако чёрный бес не отступал, шептал: "И ты отказываешься от своей жажды властвовать в империи? Ведь целый месяц! Да плюнь ты на все, живи для себя. А дочь ты можешь не отпустить. Ты же отец". И так было сладостно Лакапину слушать этот совет. За ним он видел императорскую корону, желанный титул басилевса, Божественного, наконец. И он повелел служителям в секрете:
- Идите отдыхать. И помните: вы у меня не были. И стражам моим словом скажите, что они не видели вас.
Пляска на лезвии меча понравилась Лакапину. Он так до утра и не уснул, перебирая в голове то жемчуга, то острые камни. Остановился на последнем: выстелить дорогу Багрянородному острыми камнями. И выстлал бы по совету чёрного беса, да вмешался белый ангел и добился своего. Перед рассветом Лакапин всё-таки уснул и проснулся бодрый, свежие мысли в голове потекли. "Смотри-ка, говорят же, что утро вечера мудренее, - подумал он. - И надо сделать всё так, как велит Бог. Пойду-ка я к своим детям, пока не укатили".
В эту же ночь приснился Елене сон, будто пришёл утром в их покои отец, взял её за руку и грозно сказал, что не отпускает её в поездку по Македонии. И был он суров, каким она никогда не видела его. Он с силой повёл её из опочивальни, привёл в тёмный подвал и заточил в темницу. Она стала биться ногами в дверь и… проснулась.
На неё в испуге смотрел Багрянородный.
- Что с тобой, славная? - спросил он.
- Мне приснился странный и страшный сон.
- Ты билась ногами.
- Так и было. Господи, Багрянородный, я боюсь.
- Но что было во сне?
- Отец отвёл меня в темницу и там замкнул. Сказал, что я не поеду в Македонию.
- У него нет на то права. Ты едешь со мной.
- Верно говоришь, что нет. Но если сон вещий? Выходит, с родителями надо в ссору идти. Ты этого хочешь?
- Конечно, нет, - тяжело вздохнув, ответил Божественный. - Но что же делать? Может, тебе не ехать с нами?
- Ой, Божественный, не будем нагонять на себя страха. Ведь это лишь сон, и пора вставать и собираться в путь.
В покоях императора всё пришло в движение. Утреннюю трапезу приняли, не спускаясь в зал. Слуги вынесли вещи в дорожную колесницу. Пришёл священник Григорий, сказал:
- Божественный, спутники ждут нас на Амастрийской площади.
- Мы тоже готовы в путь. Пойдём, попрощаемся с матушкой.
Константин с Еленой ушли в покои Зои-августы. Григорий остался в покое один. Он рассматривал древнюю греческую вазу из малахита, на которой были изображены шесть фурий и между ними стоящий на коленях Орест, умоляющий Минеру. Григорий так увлёкся древним мифом, что не слышал, как в покои вошёл Лакапин в сопровождении Диодора и турмарха гвардии Стирикта.
- Где Багрянородный? - спросил Лакапин.
- Они с Еленой ушли к Зое-августе, - ответил Григорий.
Лакапин был озадачен и позвал Григория:
- Идём с нами, святой отец.
Все четверо появились в покоях Зои-августы. Она стояла рядом с сыном и невесткой и о чём-то говорила, когда вошедший первым Лакапин прервал её:
- Прости, пресветлая Зоя-августа, что вошёл в твои покои. На пороге беда, и я вынужден был…
- Что случилось? - перебила его Зоя-августа.
- Вот скажет он, ответственный за световую связь императорской гвардии, турмарх Стирикт. - Но Стирикт смотрел на Багрянородного.
- Докладываю императору, Божественный, только что получено световое сообщение с рубежа за Филиппополем. На рассвете болгарское войско подошло к нашим границам.
- И большими силами? - спросил Багрянородный.
В разговор вмешался Лакапин:
- Об этом лучше знает служитель в секрете Диодор. Он и Сфенкел сегодня ночью вернулись из Болгарии.
- Говори, Диодор, - повелел Багрянородный.
- Мы служили там всё лето, с той поры, как болгары напали на нас в гирле Дуная, - начал рассказ Диодор. - Тогда уже по воле царя Симеона собиралось войско. К осени полки стали уходить к югу, в сторону наших рубежей. Мы видели, как через Софию прошло около двадцати полков. Теперь близ Филиппополя больше семидесяти тысяч.
- Великий доместик, что ты на это скажешь? - спросил император.
- Я надеялся, что сын Симеона Пётр не даст воли отцу воевать с нами. Выходит, что я ошибся. Надо срочно помочь гарнизону Филиппополя продержаться до подхода войска, что стоит на окраинах Ираклия. Нельзя больше допустить, чтобы Симеон подошёл под стены Константинополя. Сегодня мы сильнее Симеона, и он должен знать об этом.
- Это ещё нужно доказать, - заметил Константин.
- Да, - согласился Лакапин. - Это решается лишь в сечах.
- Я сам поведу войско, - заявил Багрянородный.
- Божественный, твоё время водить войско ещё не пришло. Наберись терпения. Войско поведу я с сыном Христофором.
И вдруг Багрянородный весело засмеялся:
- А ведь славно получается, великий доместик. Мы с Еленой и наши спутники отправляемся в поход вместе с войском. Мы идём до Адрианополя и остаёмся там, будем искать тех, кто помнит и видел моего деда. Ну а ты… ты пойдёшь бить врага.
"Да нет же, нет! Я не допущу тебя и дочь ещё раз до риска жизнью", - крикнул в душе Лакапин, но ответил тихо и убедительно:
- С экспедицией придётся подождать, Божественный. Съездите в Македонию летом или ближе к осени, когда там будут конные скачки. А пока тебе надлежит сидеть на троне в Константинополе.
Багрянородный посмотрел на Елену, на Зою-августу.
- Великий доместик прав: тебе следует быть в столице, - сказала она.
- Нам придётся смириться, Божественный. Но раз уж мы поставили себе задачу, то попросим наших учёных друзей потрудиться в Константинополе, - рассудила Елена.
- Не понимаю, что они тут будут делать?
- Да всё просто. Твой дедушка, поднявшись на трон империи, не забыл своих земляков и, надо думать, многих позвал в Магнавр. Вот и попробуем найти тех, кто жив.
Константин задумался и признался себе, что все трое: мать, тесть, супруга - правы. И обстановка в связи с безрассудством царя Симеона очень опасна для империи, и зимняя поездка малоприятна. Потому нужно принести Симеону Метафрасту и его друзьям извинения и в одной упряжке с Лакапином добывать для империи мир.
Глава четырнадцатая. ПРОВОДЫ ЗОИ-АВГУСТЫ
Константин Багрянородный, как и обещал супруге поискать тех, кто знал его деда, обратился с просьбой к священнику Григорию:
- Ты, святой отец, посети Симеона Метафраста и попроси его моим именем найти в столице современников Василия Македонянина. Пусть он с друзьями соберёт их и придёт с ними в Магнавр.
- Всё понял, Божественный, и сделаю, - ответил Григорий.
Проводив священника, Багрянородный поспешил вызвать к себе Тавриона. Его повысили в должности. Теперь он стал логофетом дрома и держал в руках управление полицией, путями сообщения, почтой и "телеграфом" - световой связью с вышек. Ему принадлежало ведение посольских дел. Таврион явился вскоре же. Пополневший, но по-прежнему подвижный, он с поклоном сказал:
- Слушаю, Божественный.
- Вот что, преславный Таврион: сегодня же пошли толковых чиновников в Венгрию и на Русь. Должно им встретиться с королём Лукашем и князем Игорем и просить их, чтобы поддержали Византию в борьбе против Болгарии. Тому и другому надо будет напомнить, что у нас есть договор о взаимной помощи и что болгары забыли честь, нарушают мирный договор и могут пойти на Венгрию и Русь, если нас одолеют. Я напишу послам грамоты, и путь им открыт.
- Всё складывается благоприятно. Наш купеческий караван завтра уплывает на Русь, чтобы пройти Днепр по высокой воде. Идут купцы и в Венгрию. Послы будут там скоро, - ответил Таврион. - Но, Божественный, может, отправить послов и в Болгарию? Предупредить царя Симеона, что на него пойдёт большая сила трёх держав. Вдруг образумится.
- Готовь посла и в Болгарию. Не помешает.