Пока дружина подоспела к Плескову, уже было сожжено три веси кривичей и две чудские веси.
- Виноват, княже, перед тобой и покойным Гостомыслом виноват, не успеваю своей малой сторожевой дружиной, - понурив голову, оправдывался изборский воевода Верба, седоусый рассудительный муж. - Пока за чудинами гоняюсь, кривичи бедокурят, за теми устремлюсь, эти уже сроились и на кривичей идут. Вчера чудь на лодьях пришла да Плесков захватила. И за другие грады боязно, пока я по лесам с воинами бегаю, в любом из поселений усобица вспыхнуть может! Плесков поскорей обратно вернуть надобно, пойдёт ведь товар беспошлинно! Но и свары кровавой допустить нельзя, в граде ведь жёны, дети…
- Из-за чего вражда случилась, воевода? - озабоченно спросил князь.
- Прежде граница меж кривичами и чудью проходила по среднему течению реки Великой. А ныне уже и Выбутские пороги, последние перед озером Чудским, и сам Плесков, где река большим плёсом разливается и в нём удобно лодьи ставить и торг вести, - всё во владении кривичей. Чудь, знамо дело, считает сии земли исконно своими и глядит на кривичей как на захватчиков. Вражда то старая, несколько веков ей уже, да видно после смерти князя Гостомысла кто-то угли той вражды раздуть решил. Сперва чудины на Выбутских порогах стали заборы каменные возводить, рекли, мол, земля наша, и тут межа каменная нас с кривичами разделит. Да кривичи их оттуда выбили, сроившись. В ответ чудины кликнули подмогу из-за Чудского озера и вместе с теми, что на лодьях пришли, Плесков-град захватили. Сказали, что сами теперь будут пошлину с купцов за товары взымать. А в граде-то народ разный: и чудь, и водь, и словены, и кривичи, да кого ж только нет в торговом граде, - сокрушался воевода. - Кривичи тоже собрались с силами, вслед за порогами град теперь намерены отбить. Сколько людей пострадает-то!
Рарог стал собран и быстр, как всегда в боевом деле, он, будто хищник, почуял опасность, и очи его заблистали огнём ярого охотника, речь стала краткой и повелительной.
- Мне четверых добре знающих сии места воинов, будут проводниками. Ты на лодьях, воевода? Станешь по реке, следи, чтоб из града никто не ушёл. Зачинщиков свары надобно в железо взять и предать суду княжескому. С Плесковом я сам разберусь, и с враждующими тоже!
- Всё понял, княже, - кивнул Верба. - Только вот, боюсь, что зачинщики уже мертвы, тот, кто свару задумывает, самых рьяных завсегда первыми в Навь отправляет, а следом и тех, кто их порешил, чтоб к нему тропка не привела! - Воевода собрал свою невеликую дружину и двинулся к реке.
- Отче, - обратился к волхву Рарог, - ты пойдёшь в Изборск?
- Нет, с твоей дружиной останусь пока, может, сгожусь, а то ведь посекут друг дружку чудины с кривичами ни за что. Усобица, она сродни слепцу с мечом - крушит всех подряд, не разбирая правого и виноватого.
- Братья, делаем так, - отрывисто молвил Рарог Ольгу, Трувору и Синеусу, - отправим по двое посыльных с княжеским словом к каждой стороне: оружие сложить, град освободить, зачинщиков выдать. Кто ослушается и станет сопротивление чинить, будет покаран нещадно, другим в назидание. Всем речь, что на неправых есть суд княжеский, а кто решил самосуд устроить, будет покаран по Русской Правде!
Княжеская решительность, напор и быстрота передалась через начальников каждому дружиннику. Подойдя к граду, стоящему на правом берегу реки, дружина разделилась надвое и принялась обтекать и град, и приступивших к нему кривичей большим железным полуколом - от реки до реки. Всё делалось привычно быстро, но без суеты. С полуночи противников охватили Ольг с Синеусом, с полудня Рарог, а с захода Трувор.
Когда варяги замкнули смутьянов в коло, несколько сотен вооружённых людей высыпали из града, шумно обсуждая вдруг представшую пред ними молчаливую, но грозную силу. Они возмущённо кричали, потрясали копьями, топорами, сулицами, однако железное коло не двигалось и ничем на суету и крики не отвечало. Это было необычно и стало охлаждать некоторые горячие головы.
Гордым кривичам тоже не по нраву было зреть, как их вместе с супротивниками окружили молчаливые железные ряды, в которых даже на расстоянии по слаженности и быстроте угадывались опытные воины. Когда же двое добротно вооружённых и уверенных в себе воинов пришли от Рарога с его жёстким княжеским словом и приказали сложить оружие, кривичи призадумались. Про то, что новый князь хоть и молод, но на слово твёрд и на меч скор, молва донесла ещё в ту пору, когда Гостомысл пригласил своего внука на княжение. А тот, возвращаясь домой, напал на нурманов, разбил их фиорд, а оставшихся прислал деду в подарок для службы в его дружине. Всё это было ведомо верховоде кривичей, но до поры до времени никак народа его не касалось. Теперь же сей Рарог пришёл к ним княжить и наводить порядки по-своему. И даже через посланца видно, что настроен весьма решительно. Князь кривичей далеко в Полоцке, а Рарог, вот он, в нескольких сотнях шагов, потому решать, что ответить новому новгородскому князю, следует ему, верховоде Бориславу.
В то время как верховода угрюмо слушал посыльного, второй рарожич разглядывал кривича. Среднего роста, крепко сбит. Серые очи, удлинённый лик с чуть выступающим подбородком, светлые длинные волосы, схваченные очельем, прямой нос, усы и короткая борода. Одет в рубаху с мелкой вышивкой и узким стоячим воротом, разрез спереди застёгнут на бронзовый колокольчик, наверное, оберег от злых духов. Тёмные суконные порты, кожаные постолы. Сверху - толстая кожаная рубаха с железными бляхами, на поясе длинный кинжал в ножнах.
- Хочу говорить с князем, - молвил верховода кривичей после долгого раздумья.
- Пошли, - кратко ответил рарожич.
- Почто свару устроил, почто вражду в земле Новгородской сеешь? - глядя прямо в очи вожаку кривичей, строго спросил Рарог.
- Кто свару начал, не ведаю, а за сожжённые веси да за возведение заборы на Выбутских порогах, что торговле помеха, чудь должна ответить, потому я и возглавил люд возмущённый, - не отводя взгляда, смело отвечал кривич.
- А тебе разве не ведомо, что сие должен суд княжеский решать, а не слепая вражда, от которой один вред и кровь?
- Так ведь князь Гостомысл помер, а про то, что ты принял присягу на стол новгородский, мы не ведали, - ответствовал Борислав, и в очах его на миг блеснули лукавые искорки.
"Хитришь, кривич, знал, - отметил Рарог, - как и то, что зачинщики уже мертвы и ничего никому не скажут, тут воевода Верба прав".
- Теперь ведаешь, как и слово моё, посланцами тебе речёное, а посему, чтоб к полудню всё оружие лежало вон там, на поле, иначе примете смерть! - жёстко молвил новгородский князь.
- А ты, княже, смертью-то нас не стращай, не боимся её, потому что мы, кравенцы, потомки Славуни и Даждьбога, родивших нас через небесную краву Земун, а значит, нет нам владетелей на земле, - гордо ответил верховода кравенцев-кривичей и, повернувшись, пошёл к своим воям.
Посланные к чуди воины тоже вернулись не сами, а в сопровождении старейшин, одетых в белые льняные рубахи, тёмные шерстяные безрукавки и порты, обвязанные понизу кожаными ремешками, на ногах - у кого кожаные постолы, у кого лапти.
- Ты, што ли, кнезь Рарок путешь? - спросил небольшого роста круглолицый старик с большой залысиной, обращаясь к Синеусу, явно не впечатлённый его молодым видом.
- Нет, я Синеус, младший из братьев, - ответил рарожич, стараясь не показать волнения. - Князь сейчас с кривичами разбирается.
- А почто же ви нас от кривич не сащитили, а прикадили теперь да окрушили, кокта мы только-только сопираться идти им отплатить са покибель две наши феси? - воскликнул худой и долговязый чудин с такими же белесыми, как и у остальных, очами.
- Выходит, мы постратали, и нам ше пришлые фаряки щелесом грозят! - возмущённо завопил третий.
- А с каких это пор вы на себя взяли обязанности княжеские, суд вершить?! - сдвинув брови и не на шутку гневаясь, воскликнул Синеус, но тут же овладел собой и молвил с расстановкой: - Князь Рарог в Перунов день клятву на верность Новгородчине принёс и принял престол дедовский. Отныне он ваш князь и судья. А мы, дружина, его руки и воля. Вы верно заметили, у меня под началом, - он обвёл рукой своих воинов, - варяги-русь, мы слово своё держим, но преступивших закон не щадим, и про то всем на море Варяжском ведомо. А с полуночи град окружен нашей нурманской дружиной, а нурманы, сами добре ведаете, жалости вовсе не разумеют. Вот вам слово княжеское: или все вы немедля складываете оружие и отправляетесь по домам, либо будем сечь насмерть всех, у кого оружие в руках окажется, и тогда пощады не ждите, и к Жале не взывайте! Горыня с Карной оплачут вас на сём поле, а дети и жёны останутся сиротами! То же и кривичам сказано. Можете идти и с ними договариваться, тогда оружие вместе в одну кучу сложите.
- Так мы… - начал было старший из ходоков.
- Слово сказано! - грозно молвил облачённый в блистающую броню угрюмый варяг-сотник. А находившийся в их рядах Окунь повторил землякам на их языке: "Князь Рарог велит: либо оружие сложить на поле, либо головы ваши будут отдельно от тел!"
Старейшины под хмурыми взглядами рарожичей поплелись обратно к околице, где их встретили шумом и гомоном, будто встревоженные хищником гуси.
Уже давно проскакал полуденник на своём золотом коне, а ни кривичи, ни чудь оружие не сложили и никакого ответа на слова князя не дали.
- Время вышло, - после томительного ожидания молвил с сожалением Трувор, - нет сложенного оружия на поле… - Многие тяжко вздохнули: одно дело рубить ворога, а другое… эх!
- Делать нечего, слово дано, один раз нарушишь - потом тебе веры не будет, - решительно молвил Рарог. Он сделал знак, и вперёд вышли лучники. - Дружина, шагом вперёд! - повелел князь и добавил: - Под щит-меч!
Железные варяжские ряды двинулись под мерные удары мечей о щиты. Им ответили тем же с противоположной стороны кола воины воеводы Ольга и Синеуса. Медленные, размеренные шаги, каждый под удар меча или боевого топора о щит. На междоусобном поле и в граде наступила мёртвая тишина, даже чуткие псы перестали лаять. Запахло смертью. И запах тот ощутил более всех волхв Древослав.
- Княже, - обратился он к Рарогу, - останови воинов, дозволь мне ещё с ними поговорить, не пристало княжение начинать с крови, к тому же крови своих.
- А вдруг они себя заживо захоронят, эти чудины? - отозвался один из тысяцких.
- Да и кривичей жалко сечь, - ответил другой.
- Трубить в рог, - махнул Рарог, - пусть отец Древослав ещё поговорит с ними.
Долго не было Древослава, аж к вечеру, когда молодые князья уже несколько раз порывались идти на выручку волхву, опасаясь за его жизнь, он наконец появился с десятком людей, среди которых были и кривичи, и чудины.
- Вот, - обратился Древослав к Рарогу, - твоего княжеского суда требуют. Каждый на другого вину возлагает, все горячи и яры, только правда-то надвое не делится, она завсегда одна!
* * *
Земля ободритов. Священная роща
Старый волх Ведамир устало коснулся могучего ствола Священного дуба.
- Отче наш, Дуб Прави, ушли наши соколы! Чую, будто душу вынули из народа ободритского, ведь лучшие ушли в Северную Словению! Понимаю, что по-иному нельзя было, сам за то ратовал, а сейчас пусто на душе, отче. Одни мы с тобой остались хранить Правь истинную, вопрос в том, долго ли продержимся? Повсюду, на берегах Русского и Варяжского морей, по путям и рекам торговым, византийские и римские пресвитеры народ огречивают и олатинивают. И мало того, что веру иную насаждают, дубы священные под корень изводят! Как может подняться рука на Божье творение, в чьём могучем тысячелетнем теле звучат голоса предков, в ком живёт сила и величие самого Творца?! - Старик прислонился к великану и слушал звучащие в нём токи жизни. Они давали силу усталому телу и исцеляли душу старого волхва. Потом он наклонился и поднял горсть опавших желудей.
- Дети мои, Рарог, Трувор и Синеус! - вслух сказал он. - Будьте, как эти жёлуди, добрым семенем отцовского Рода! Прорастите в иной земле новыми дубами могучей и сильной Руси!
Волхв, взяв заступ, прошёл на открытое место, взрыхлил почву, бережно уложил жёлуди, затем полил их водой из священного родника. Дальше, насколько хватало глаз, росли маленькие дубочки будущего священного Боголесья.
Глава 9
Новая Гардарика
Укрепление и перестройка града Ладоги. Назначение Вадима посадником Новгорода. Создание Тайной службы. Трувор сел в Изборске, в земле чудской, а Синеус - на Белоозере, в земле вепсов. Нурманская дружина.
В княжеском тереме Гостомысла, после того, как приняла дружина клятву на верность земле Новгородской, собрались братья Годославовичи с воеводой Ольгом на совет.
- Что мыслите, братья, об обустройстве земли Словенской, - спросил Рарог, - с чего начинать будем?
- Так начали уже, свара кривичей с чудью нас многому научила. Нет теперь постов вепсских, чудских или словенских, а все они отныне княжеские, и пошлина с реки Великой да озера Чудского идёт в казну всей Новгородчины. Так что одной причиной для усобицы меньше стало, - молвил рассудительный Трувор.
- Благодаря отцу Древославу без большой крови тогда обошлось, - повернулся к сидящему тут же новгородскому волхву Богумилу воевода. - Крепко он нам помог в Плескове словом своим волховским да сердцем чутким.
- Верно, - кивнул Рарог. - Дякуем тебе, отче, и всем волхвам. Может, что надобно? Реки, всё сделаем!
- Все мы Роду Единому служим, от него и получаем то, что нужно, а более того не надобно, с лишним и хлопоты лишние, - улыбнулся Богумил.
Рарог кивнул, и совет продолжился.
- Грады тут малые и плохо укреплены, - первым высказал своё мнение юный Синеус с белыми малозаметными усами, - не то, что наши грады в земле Варяжской, тот же Рарог, Любек, Старград, Зверин и иные, что стенами прочными огорожены и протоками да вратами от моря отделены. А тут ни от врага обороняться, ни осаду держать, приходи кто хочешь…
- Стенами оборонными перво-наперво заняться, - уверенно поддержал Трувор, - где есть - расширить, а где надо - новые возвести. Тут, я гляжу, ограды в основном из брёвен, а насыпи земляные. Надобно по примеру Велиграда нашего обнести грады широкими и высокими стенами, аршинов в пять, не менее, все брёвна меж собою связать, а внутри засыпать землёй с камнями. Да и улицы в градах как попало разбросаны, порядка нет, в случае осады по таким улочкам трудно будет воинов быстро в нужное место собрать. Опять же, посаднику легче управлять, когда каждый старейшина за свой конец в граде ответ держит и с уличных спрашивает, чтобы те за порядком приглядывали.
- Вот и будет наша первейшая задача сделать из Новгородчины Новую Гардарику, - задумчиво молвил Рарог, улетая внутренним зором в даль грядущего. - И будет она столь же могучей, богатой и сильной, как наша родина, Варяжская Русь.
- Только пусть не будет в ней раздробленности нашей старой Гардарики, и не будут повсюду шнырять папские слуги и насильно обращать в веру чужинскую, - добавил Трувор.
- Верно речёшь, князь, - одобрительно отозвался волхв, - коль за Род Единый не станут люди радеть, так и богатство, и сила любая прахом пойдёт!
- Слышал я от земляков в Приладожье, что нурманы в некоторых отдалённых местах на путях торговых свои посты учредили, сбирают с купцов дань, а с местных племён - подушную подать. Только в казну новгородскую те поборы, знамо дело, не поступают, - молвил Ольг.
- Дети Ворона нигде добычи своей не упустят и чужой не побрезгуют, - нахмурился князь. Потом оглядел собратьев. - Всё верно вы речёте. Грады надобно укрепить, нурманов и иных приспешников с торговых путей согнать. Я решил, что пока в Нов-граде не особо много дел, а вот берега Ладоги укрепить и охочих до грабежей чужаков отвадить, это первейшая наша задача. Сей град ведь стараниями нурманов да междоусобных свар почти весь сожжён, для захватчиков кусок лакомый, надобно, чтоб не по зубам им сей кусок был. Ладога должна первой стать обновлённой крепостью и главными вратами Новой Гардарики, ибо через неё проходят три важнейших троговых пути: по Днепру из варяг в греки, по Волге в Хазарию и по Западной Двине в море Варяжское. Потому я так мыслю: назначу посадником новгородским двоюродного брата своего Вадима, который дедом Гостомыслом прежде был поставлен тиуном изборским, а сам на берегах Ладоги пока пребывать буду с дружиною, - молвил Рарог.
- С Вадимом оно не поймёшь, как лепше, - в раздумье молвил Трувор, - сам ведаешь, что кровно обижен он из-за того, что тебя дед наш Гостомысл на стол новгородский призвал. Потому, может, и надобно ему дать место посадника новгородского, горечь обиды подсластить. Но, с другого боку, вкруг него могут собраться те, кому новая метла как раз в очи пыль гонит.
- Но во время вражды, что меж чудью и кривичами вспыхнула, Вадим добре смуту в Изборске пресёк, - напомнил Ольг. - Воевода Верба в ту пору Плесков закрывал с воды лодьями своими.
- Весьма жестоко пресёк, - задумчиво молвил Богумил, - так что всех зачинщиков порешил.
- А я ещё слыхал, что с некоторыми из нурман у Вадима тайный сговор, и они его землю да товары не трогают, - добавил Синеус. - Выходит, мы с ними воюем, а он, напротив, в ладу и дружбе.
- Слухи остаются слухами, покуда не покажет человек худых намерений деяниями своими. Таковых пока не вижу. Напротив, многие рекут о его храбрости, воинском умении, проявленном во многих сражениях с теми же нурманами. По обычаям нашим, по законам Рода, близких следует почитать и с доверием к ним относиться, - подумав, веско молвил Рарог. Потом добавил: - Тем паче, что он брательник наш, родная кровь. А мы ведь порой даже врагов бывших милуем, коль они дают слово верности. Потому, по слову моему, быть Вадиму новгородским посадником!
- Службу добрую изведывательскую завести непременно надобно. Чтобы знать замыслы недовольных купцов да бояр и тех, кто с викингами связан. А коли соберутся они да решат что недоброе предпринять, так всех сразу и прихлопнуть одним ударом, ведь за каждым отдельно не набегаешься, - молвил после всех воевода. - Вон в Плескове тогда так и не нашли зачинщиков смуты, живые на мёртвых всё списали.
- Дело речёшь, Ольг, - согласно кивнул князь, - толк будет, ежели изведывательское дело поставить как следует… - Рарог задумчиво посмотрел на воеводу, потом на каждого из братьев.
- Мыслю, как раз тебе, воевода, и придётся изведывательскую службу ставить. Речёшь ты добре и по-свейски, и по-франкски, вепсов, чудь да мерю разумеешь, про чародейство твоё кельтское я уже и не говорю. Подумай и решай, чего тебе для этого надобно, каких людей, каких припасов и прочее, получишь всё.
- Так, - озадаченно молвил Ольг, - напросился, выходит… А как не получится у меня два дела сразу, и воеводой быть, и изведывательскую службу вести?
- Должно получиться, иначе и быть не может! - хлопнул друга по плечу Рарог, словно печать свою княжескую наложил. - А в помощники тебе я надёжного человека дам. Вольфганга знаешь? Он из франков, ещё в Вагрии изведывательским делом у меня занимался, на многих языках изъясниться может. Верный и исполнительный, что ещё надобно для Тайной службы?
Воевода молчал, думая о свалившейся на него нешуточной задаче.