* * *
На следующий вечер "поиграть в подкидного дурака" к Крылову пришло четверо односельчан. Они уселись за стол, разложили перед собой карты - и разговор завязался. Сначала рассуждали о житье-бытье, затем вниманием овладел Макар.
- Между собой-то мы много злых слов по поводу новой власти высказали, а толку никакого. Вот товарищ из Камня приехал, сообщает, что крестьяне во всех деревнях собираются эту власть свергнуть. Нам тоже вроде бы грех отставать. Да он и сам вам растолкует…
Громов рассказал о положении в Сибири, о белогвардейских насилиях над крестьянами, о том, что идёт подготовка к восстанию за установление советской власти.
- Не думаю, что вы можете быть в стороне от крестьянских интересов, - заключил Игнат Владимирович. - Мы не выдержали в Сибири, потому что слабы ещё. Но к нам придёт на помощь Красная Армия. Обязательно придёт. А большевики, выбранный подпольный областной комитет сейчас подымают народ на последний решительный бой с врагами, которые хотят мужикам ярмо на шею надеть. Мы вот с Макаром подумали и решили, что надо здесь иметь подпольную ячейку. Вас уже пятеро. А дальше - больше, других к себе привлечёте, оружием запасётесь. Мы с вами связь будем держать. Когда во всех деревнях будут готовы, выступим вместе…
- Что, мужики, каменцам ответим? Согласны? - спросил Крылов.
- А что же… согласны, - заговорили крестьяне.
- Руки давно чешутся.
- Наши деревенские нас поддержут…
Подпольная ячейка была создана. Руководителем её избрали Макара Крылова. Члены ячейки повели работу среди односельчан, готовя восстание против Сибирского временного правительства.
* * *
Шли дни…
Игнат Владимирович послал с надёжным человеком письмо Василию Коновалову, в котором просил прислать к нему Проню Поставнева. А пока ждал его, обзавёлся подходящей одеждой: Крылов раздобыл ему новую бархатную тройку, енотовую шубу, пенсне в золотой оправе, и, вырядившись во всё это, Громов и в самом деле стал походить на заводчика. Однако появляться на улице по решался, чтобы не привлечь внимания любопытных.
В эти дни вынужденного бездействия Громов много думал о Сибири, о родном Алтае, представлял его вольным, свободным, а трудящихся - хозяевами всего, чем этот край богат.
Игнат Владимирович любил Алтай. Всё бы отдал, лишь бы не топтали его землю, не жгли деревней враги трудового крестьянства, чтобы расцвела на этой земле хорошая, настоящая жизнь. Игнат Владимирович даже попробовал написать стихи. Он достал лист бумаги, карандаш и долго, до боли в голове, сочинял строчку за строчкой. В грамоте Громов был не силён, и стихотворение рождалось с трудом. И вот что получилось:
Прекрасный, чудный природой Алтай,
Твои высокие горы - под облака,
Все они покрыты бархатной елью,
Кедром, душистой сосной.
А красавица река Катунь
Немало приветов получила…
Алтай! Ты в своих недрах
Богатые сокровища таишь…
Игнат Владимирович прочитал стихотворение Крылову. Тот похвалил:
- Здорово, Игнат Владимирович.
Громов улыбнулся:
- Брось смеяться, Макар. Сам знаю, что плохо. Вот подожди, разобьём беляков, установим советскую власть - молодых учиться отправим. Тогда среди них и настоящие рабоче-крестьянские поэты появятся, не одну добрую песню об Алтае, о Сибири сложат. Не хуже "Ермака"… Ты знаешь, Макар, - мечтательно добавил Игнат Владимирович, - будет всё хорошо, наладим дела, через год-два и я учиться пойду. Сяду вместе с ребятишками за парту.
- Ну да?! - удивился Крылов. - Поздно.
- Никогда не поздно…
Через несколько дней вместо Прони Поставнева при ехали Петя Нечаев и Егор Корнеев, только что вернувшийся из Омска.
Громов обрадовался, затеребил Егора:
- Ну, как, что там, в Омске? Рассказывай скорее.
Егор тяжело вздохнул.
- Плохи дела, Игнат Владимирович. Приехал ни с чем. Связь с подпольным комитетом не мог установить.
Громов нахмурился.
- Ничего не мог сделать, - оправдывался Корнеев. - В Омске не поймёшь что творится. В Самаре, говорят, было какое-то правительство, Комуч по-ихнему, а в Омске его в насмешку комбинацией из тридцати эсеров называют. Франция с Англией на совещании в Уфе поднажали на Комуч и объединили его с Сибирским правительством. Это новая власть чудно называлась: Директорией. А только из-под новой одёжки те же грязные пятки эсеров и кадетов выглядывали. А теперь и эту власть разогнали. Не понравилась, говорят, союзникам: слабовольна, дескать, она, не может с рабочими и крестьянами справиться. 18 ноября переворот был, Директорию арестовали, а на её место какого-то Верховного правителя посадили, адмирала Колчака. Военный диктатор!.. Вот его программка, на всех углах развешена.
Корнеев достал из кармана пожелтевший листок и подал Громову. Игнат Владимирович развернул его и прочитал:
"Обращение к населению России.
Всероссийское временное правительство распалось.
Совет Министров принял всю полноту власти и передал её мне, адмиралу Александру Колчаку.
Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности.
Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие свободы, ныне провозглашённые по всему миру.
Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевизмом, к труду и жертвам.
Верховный правитель, адмирал Колчак.
18 ноября 1918 г. Город Омск".
Громов долго сидел в задумчивости, комкая воззвание в руке.
- Да-а. - наконец проговорил он, - этот хитрее и злее всякого хищника. Обещает свободы и избрание желательного образа правления, а сам подписывается единолично: Верховный правитель… - и, обращаясь к Егору Корнееву, спросил: - Ну, и каковы там, в Омске, эти новые порядки?
- Порядки устанавливаются старые; царские. Да ещё и с помощью иностранцев, - ответил Корнеев. - В Омске полно и англичан, и французов, и всяких других. Из бывших жандармов и полицейских создан департамент милиции, контрразведка. Вешают и расстреливают рабочих, большевиков и просто неблагонадёжных. Тюрьмы битком забиты. С правами губернаторов назначены управляющие губерниями. В Барнауле тоже… Колчак принял к оплате царские долги. Земля, фабрики и заводы возвращаются прежним хозяевам…
- А что о Красной Армии слышно?
- Ходят слухи, что она заняла Красноуфимск, Сызрань, Казань. Симбирск и Самару. Где-то около Уфы бьётся. Рабочие тоже всюду бастуют, не верят новому правителю. Наш поезд долго в Барабинске стоял - железнодорожники стачку организовали. В депо митинг был, и я не утерпел - сбегал послушать, что говорят. Из Омска на митинг англичанин приехал, полковник Уорд с госпожой Франк.
Уорд балакает по-своему, а она переводит. Англичанин обещал от имени Колчака улучшить положение рабочих, просил помогать правителю. А железнодорожники ему прямо заявили: "Зачем нам довольствоваться половиной, когда мы уничтожим буржуазию и воспользуемся всем.
Зачем нам такой порядок, который позволяет немногим грабить многих?"
А. П. ЕЛЬКИН - подпольный работник, член Барнаульского губкома, с которым отряд Громова держал связь.
После этого зачинщиков стачки арестовали. На железной дороге всюду неспокойно… А в Томске, говорят, были восстания солдат и заключённых в тюрьме. Тоже подавили, около шестисот человек убили. Каратели всюду…
- Н-да, нерадостные вести ты привёз, Егор, - заметил Громов.
- Ещё не всё, Игнат Владимирович. Был я у Коржаева. Он передал, что ваш совет выполнил. В Камне создал подпольную военную группу во главе с начальником уездной милиции капитаном Ипатовым. Связь с Барнаулом установил через начальника военного отдела подпольного комитета Андрея Елькина. И ещё велел сообщить: в Томске 23 ноября состоялась вторая подпольная конференция большевиков. Она учла, что решение, принятое на первой конференции о всесибирском восстании, неправильно, рекомендовало организовывать восстания местного характера при наличии благоприятных условий, поддерживать и стихийные выступления, принимать все меры для разрушения тыла противника. Коржаев сказал, что они приступили к выполнению этого решения.
- Ясно, - проговорил Громов. - Нам тоже надо поторопиться. Мы с Петей поедем в Славгород, Семипалатинск, попробуем установить связи, да и в сёлах проведём работу, а ты, Егор, возвращайся назад. Передай Коновалову, чтобы, как представится возможность, собирал наш отряд и начинал действовать. Пусть бьёт колчаковскую милицию и беляков. Понятно?
- Будем бить.
На другой день Корнеев вернулся в Ярки, а Громов с Нечаевым выехали в Косо-Булат.
* * *
Село Косо-Булат расположено на границе с Прииртышьем. Дальше начинаются казачьи станицы. Многие жители Косо-Булата, особенно переселенцы из центральной России, к советской власти относились сочувственно. Зато казаки, владевшие большими участками плодородных земель, считавшие себя и при царе "вольными", под влиянием кулацкой верхушки были настроены реакционно. Существовала опасность их выступления вместе с белогвардейцами против партизан. Вот почему Александр Кадыков ("Городецкий") после долгого странствования с отцом по сёлам решил начать работу среди казачества, открыв в Косо-Булате кузницу. Казаки частенько приводили в кузницу ковать лошадей, да и сам Городецкий мог без опасения посещать станицы, наезжая то за углём, то за гвоздями, то за подковами.
Игнат Владимирович определился на постой к здоровенному, корявому мужику Илье Мухину, отрекомендовавшись ему заводчиком. У него же купил добрую казачью лошадь и на следующий день повёл её в кузницу перековывать.
В кузнице - дощатой избушке с земляным полом и двумя тусклыми оконцами - Громов застал лишь кузнеца. Лет ему было больше шестидесяти, ростом небольшой, приземистый, вымазанный угольной пылью. Раздувая мехом огонь в горне, он что-то ворчал себе под нос.
- Здравствуй, дедушка! - поздоровался Игнат Владимирович.
- Здравствуй, добрый человек!
- Можешь мне лошадь перековать?
- Я-то? - дед гордо вскинул лохматую, в проседи голову. - По всему Прииртышью такого кузнеца не сыщешь. Хочешь, на горячую, хочешь, на холодную…
- Ишь ты! - изумился Громов. - А ты давно здесь?
- Нет. Года, кажись, не прошло.
- А откуда родом?
Кузнец оставил работу и внимательно взглянул на посетителя. Сразу видно, какого поля ягода: богач, одна шуба, почитай, полмиллиона керенками стоит, и голос властный, словно допрос снимает. Что ему надо?.. Собравшись с мыслями, ответил:
- Из Самары я. От красных бежал.
Громов усмехнулся.
- Из Самары, говоришь?.. Врёшь, дед. Я ведь тебя знаю.
- Меня все знают. От мала до велика…
- А Саша где?
Дед вздрогнул, выхватил клещами из огня железный прут и застучал по нему молотком, ворча:
- Ох ты, горюшко! Заговорился и железо перекалил.
- Не хитри, Корнелий, - засмеялся Игнат Владимирович. - Сразу и железо перекалил. Скажи, что струсил?
- А ты кто будешь-то? - снова взглянул на Громова кузнец.
- Мамонова-Громова знаешь?.. Это я. Только сейчас моя фамилия Уваров. Заводчик…
Корнелий бросил молоток и обнял Игната Владимировича.
- Напугал ты меня, чёрта старого. Не будь чоботов на ногах, душа бы в землю ушла.
- А где Городецкий?
- Сашка-то за углём уехал.
Разговорились. Кузнец коротко рассказал о своей работе в станицах среди казаков, затем достал из-под кучи угля наконечник пики и показал его Громову.
- Вот какую штуку мы с Сашей смастерили. Насквозь может пронзить.
Игнат Владимирович оценивающе повертел в руках новое оружие и похвалил:
- А неплохо придумали. Пика партизанам вполне подойдёт, если к ней смелости и злости прибавить. Больше надо такого оружия ковать - людей в отряде много будет.
- И так стараемся, - заметил кузнец.
Приехал с углём Городецкий. Он от души обрадовался Громову. Пока дед не торопясь перековывал лошадь, Городецкий подробно сообщил о работе, которую он проводил.
- Кроме известных вам подпольных групп в Корнилове, Платаве, Овечкине, Ключах, Плотникове, Ярках и Баеве, мы выявили и организовали группы в Решётах, Кочках, Кривинском, Зятькове, Велижанке, Прыганке, Волчно-Бурлинской, Черемшанке, Антроповке, Нижне-Пайвине, Глубоком, Чулымском, Андроновке, Малышевом Логу, Паромоновой, Вылкове, Леньках. Есть ещё много групп в Славгородском уезде. А здесь, в станицах, плохо поддаются агитации казаки. Кулацкая верхушка распространяет слухи, что советская власть их будет расказачивать, а землю отбирать и передавать мужикам-поселенцам. Разъясняю, что враньё это, что, наоборот, казаки получат свою власть в лице Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов и будут по-настоящему вольные. Но привлёк на свою сторону пока небольшое число из бедноты. Надо бы листовки выпускать, да денег нет. Для приобретения оружия средства тоже не мешали бы.
- Денег не-е-т? - протянул Громов. - А в банке? В банке-то есть.
- Кто их выдаст-то?
- Выдадут, - хитро заметил Громов. - Не нам, так другим выдадут. Приходи вечером, пойдём деньги ковать, если вы в кузнице этого не можете.
Городецкий надел приличное пальто, нацепил клетчатый галстук, заявился под вечер к Громову. Они прихватили с собой Нечаева, вышли втроём на улицу, сообщив хозяину, что приглашены в гости, к купцу Трунилину.
О несметном богатстве Трунилина местные жители рассказывали легенды, да и сам он любил при случае похвастаться: "Мошна у меня не считана, захочу - могу все сибирские товары закупить". Торговлю он действительно вёл широко: центральную лавку держал в Локтях, а в других деревнях - отделения. Большие барыши приносили мельница и литейная мастерская.
Старого купца дома не оказалось. В прихожую вышел его сын - рослый детина, с белым, холёным лицом и маленькой кудрявящейся бородкой.
- Чем могу служить-с? - поинтересовался он, с любопытством рассматривая посетителей.
- Прошу прощения, господин Трунилин, но… - И Громов показал глазами на его жену. - Нам нужно с глазу на глаз переговорить.
Трунилин не подозревал подвоха, видя перед собой человека солидного, и, пожалуй, тоже купеческого звания, предложил:
- Ну, что ж, пройдеме тогда в литейку.
Трунилин привёл посетителей в конторку литейной мастерской, пригласил сесть.
- Ну-с, я вас слушаю.
- Дело вот в чём, господин Трунилин, - сказал Игнат Владимирович. - Нам, партизанам, надо десять тысяч рублей… взаимообразно.
Трунилин побледнел, губы у него задрожали, глаза полезли на лоб. Громов его успокоил.
- Вы не беспокойтесь. Выдадим расписку.
- Партизаны… деньги… расписка, - бормотал купец. - Не понимаю…
- Можете кричать, можете нас выдать, но учтите: организация у нас большая и сильная. Домочадцев ваших и вас, если что… - Игнат Владимирович вытащил револьвер, переложил с ладони на ладонь и сунул его обратно в карман.
- Что вы, что вы, - затрясся всем телом Трунилин. - К-куда прикажете принести?
- Завтра в полдень, в кузницу. Управляющий, - обратился Громов к Пете Нечаеву, - выдайте расписку господину Трунилину.
- А как же деньги? Вдруг не принесёт? - спросил Нечаев, входя в роль управляющего.
- Ничего. Купеческое слово - кремень.
Нечаев выдал расписку, и гости распрощались с купцом. Громов предупредил:
- Да смотри, чтоб без обмана. И ещё… Если кузнеца выдашь - несдобровать. Денег ему ассигнуй, сколько попросит.
- Что вы, что вы, господа партизаны, не выдам, - заверил Трунилин.
К полудню деньги были доставлены в условленное место. Поразмыслив, Трунилин, видимо, решил с партизанами не ссориться - неизвестно, кто верх возьмёт.
Городецкий ещё не раз получал от него деньги на партизанские нужды. На них он выпускал листовки, которые распространял среди казачества.