- Ты, Симеон, что-то сказал? - участливо спросил хозяин.
- Да, так! - махнул он рукой.
Вскоре вошла княгиня и пригласила гостя и мужа в трапезную.
- А я думал, ты забыла про нас! - пошутил Константин, поднимаясь, и движением руки предложил Симеону откликнуться на зов жены.
Отобедав, гость поднялся.
- Мне, князь, пора! - проговорил Симеон и поблагодарил хозяйку за прекрасный обед.
Гость не только внешне был приятен, но и манеры его говорили о том, что он был достаточно хорошо воспитан, что редко встречалось в их кругу. Княгиня была просто очарована московитом. Князь Константин вызвался его проводить. За разговором несколько вёрст промелькнуло быстро. Как и зимний день. При расставании тверской князь пообещал присоединиться с войском в Торжке.
Почему-то это слово запало Симеону в голову. Ранее он не думал даже туда входить, спеша скорее к Новгороду. Но тут у него промелькнула мысль, что в Торжок он зайдёт обязательно. И не только для того, чтобы дождаться тверича. А он подумал о том, что новоторжцы, увидев его войско, поспешат сообщить об этом своим покровителям. А не худо будет, если он, как и в Торжок, пошлёт в Новгород умелого человека. Только кого?
Над этим вопросом князь думал весь остаток пути. Прибыв в лагерь ночью, он распорядился, чтобы утром к нему позвали Пожарского. Его победа под Можайском не выходила у него из головы. А он так хотел, чтобы его первый поход был победоносным и, по возможности, бескровным, не хватало ещё княжение начинать с крови. Кем его назовут потомки?
Князь Пожарский оказался среди войска. Едва начало светать, как он был на ногах. Но утро по времени растянуто. Прийти рано, не дай бог, разбудишь. Вертеться около его походного шатра, как чёрному человеку, не позволяла княжеская гордость. Промучившись некоторое время, он всё же решил к нему ехать. И... опоздал. Подъехав к шатру, он увидел, что воины его разбирали. Андрей спросил:
- Где князь?
Один из них махнул рукой:
- Туды поехал.
Князь пришпорил коня.
Вскоре он увидел ссутулившуюся спину великого князя. "Дремлет!" - догадался Пожарский. Но на этот раз он решил проявить настойчивость.
- Слушаю, великий князь, - раздался громкий голос.
Симеон, действительно вздремнувший, от неожиданности вздрогнул. Повернув голову, узнал всадника.
- А, это ты князь!
- Я, великий князь. Я тебе нужен? - подъезжая ближе, спросил Пожарский.
- Нужен. Ты чем тут командуешь? - поинтересовался Симеон.
- Да... - замялся Андрей, - собрал с сотню своих людишек...
Симеон рассмеялся.
- Решил меня поддержать? - уверенно проговорил Симеон.
Пожарский ответил серьёзным тоном:
- За тобой Русь. А я для Руси сделаю всё. Жизнь готов отдать.
Симеон посмотрел на него широко открытыми глазами.
- И я также! Вот тебе моя рука.
Это пожатие увидел Фёдор Акинфович. Его всего передёрнуло, Он, воевода, а князь его-то не особенно к себе подпускает. А тут... выискался князь... Он скрипнул зубами. Воевода долго глядел в их спины. Подъехать ближе не решался. Но было видно, что Пожарский в чём-то убедил князя. Тот похлопал Пожарского по плечу.
В ночь Пожарский куда-то ускакал с дьяком Нестерко. Перед этим Симеон наказал князю найти в Новгороде Камбилу и действовать через него.
- Это верный новгородец.
А на следующий день показался над вершинами деревьев соборный почерневший крест. Миновав лес, Симеон увидел крепостные сооружения. За ними прятался Торжок. Речка Тверида уже подмёрзла и не могла служить надёжным препятствием. Симеон принял решение пока в город не входить. Вызвав к себе воеводу, он лично указал, как расставить войско, чем весьма удивил воеводу. Фёдор Акинфович ещё больше был удивлён, когда князь приказал зажечь костров в два-три раза больше обычного. "Всё ето штучки Пожарского", - не без злобы подумал он. От этих ночных костров в Торжке было светлее, чем днём.
- Вот это войско! - изумился новоторжский воевода и... послал с этим известием нарочного в Новгород.
Его свободно пропустили.
Загнав коней, Пожарский и Нестерко вскоре были у новгородских стен. Но не только они быстро скакали. Новоторжец опередил их, зная более близкие дорога. Его рассказ о силе московского войска так напугал посадника, что тот приказал на ночь закрывать ворота. О решении посадника стража узнай от прискакавшего сотника.
- Закрывать, так закрывать, - поднимаясь с пригретого места, сказал один из них, потягиваясь, - пошли, робе! - позвал он товарищей.
Припорошённые снежком ворота поддавались с трудом. Им пришлось ногами расчищать площадку.
- Фу! - снимая шапку и обтирая вспотевший лоб, произнёс один из них, берясь за створку и пробуя слабину. - Пойдёть! - чуть не крикнул он, толкая поскрипывающую воротину.
- Стой! - раздался крик его товарища.
- Чё? - спросил тот, поглядывая на стражников.
- Глянь! - и он показал на дорогу, ведущую в город.
По ней скакали к городу двое неизвестных всадников.
- Подождём? - спросил тот, кто начал закрывать ворота.
- А чё! Подождём! - откликнулся его товарищ. - Чай, двое-то нас не напужат!
Все рассмеялись.
Неизвестные оказались добрыми дядями, дав каждому по серебряной монете. Н эту деньгу можно разгуляться! Да ещё как. Видя довольные лица стражей, один из всадников сказал:
- Ещё подзаработает тот, кто укажет дорогу к боярским хоромам Камбилы, а то в темноте, боюсь, долго проищем.
Туг же нашёлся один из стражников, кто вызвался это сделать. Когда он вернулся, товарищи спросили:
- Ну как?
Тот показал целую горсть мелкого серебра.
- Повезло! - раздались завидные голоса. - Да на эти деньги ты конягу купишь.
Стражник махнул рукой:
- Коняга у меня есть. Зачем ещё?
- Тогда в кабак! - дружно засмеялась охранная братва.
- Посмотрим, - неопределённо ответил гот, пряча деньгу в кисет.
А под Торжком наутро перед Симсоновым шатром появилась посыльная новоторжская братия: воевода, оставшиеся бояре. Они слёзно просили великого Московского князя Симеона Иоанновича проявить к ним милость и войти в город. Симеон гордо выслушал их и важно махнул головой. Обрадованные новоторжцы упали на колени и поползли к нему:
- Спаситель! - протягивали они к нему руки.
Через несколько дней Симеон покинул Торжок, и пополнившееся войско ионию на запад.
А в Новгороде, не то от растерянности, не то от страха, кинулись собирать своё войско. Но по мере того, какие достигали их ушей слухи, меняли решения. На посаднических посиделках, которые, практически, проходили днём и ночью, кто-то из бояр предложил поискать помощи извне. И все стали думать, кого позвать. И прежде всего подумали о литовцах. Даже обрадовались, что им пришла в голову такая спасительная мысль. Но какой-то боярин, заросший, как болотная кочка, поднялся и, прежде чем что-то сказать, громко, басисто расхохотался.
- Литовцы! Ха! Ха! - Да вспомните, как они улепётывали от московитов у Можайска.
- Што верно, то верно! - вздохнул посадник.
- А чё, если ф... немчуру? А?
Схватились за него. И стали готовить туда посланцев. Но, как и в Торжке, этому помешала... чернь. Кто-то её успел настроить, и те явились к посаднику с угрозами:
- На русских братьев немчуру посылать? Да мы вас, как в Торжке!
Пока они заседали, в один из таких дней кто-то ворвался в посадническую и огорошил словами:
- Пришёл великий Московский князь!
Весть о приходе московитян ветром пронеслась по Новгороду. Горожане ринулись на крепостные стены. Кого тун только не было! И бояре, и воины, и чернь, и ремесленники. И увидели мощную людскую реку, которая полумесяцем охватывала город. А войска всё шли и шли... Все их голоса вылились в один:
- Ну и силищу собрал великий Московский князь!
Поздний приход двух посланцев Симеона в хоромах Камбилы встретили вначале с недоверием. Когда один их них, рослый и внушительный, объявил себя князем Пожарским и добавил, что он от великого Московского князя, который рекомендовал его, Камбилу, как надёжного человека, тот стал оттаивать. А когда хозяин, взглянув на второго, узнал в нём Егора, это породило полную уверенность. Что говорить! Всякое в жизни бывает, а вдруг, не очень-то к нему хорошо относящийся посадник, решил проверить его. Время-то страшное надвигается. Встреча стала братской. Узнав о сути дела, Камбила восхитился задумкой князя: сберечь русскую кровь. Для выполнения задуманного они разделились: Камбила брал на себя бояр, Егор - Оницифера, а посадника - сам Пожарский.
Усталый и разбитый, с тяжёлыми думами: выходить драться или просить... пощады, он шёл домой. Просить пощады не очень хотелось, узнав, что на помощь идут псковитяне, да и северные земли собрали недюженную рать: "Может... рискнуть? Проучить этих московитян... да и я вырасту в глазах горожан".
Вот посадник дошёл до угла ограды. Несколько шагов - и он... дома. Посадник оглянулся и отпустил стражу. Но не успел сделать и нескольких шагов, как из-за могучего дерева навстречу ему шагнула человеческая фигура. Это было так неожиданно, что посадник встал как вкопанный и на какое-то время лишился дара речи. Он пугливо оглянулся назад. На улице было пустынно.
- Тебе чево? - он старался в то же время рассмотреть в фигуре черты знакомого человека, - спросил грубовато посадник, хватаясь за рукоять меча.
- Ты правильно сделал, - заговорил незнакомец, - что не послал помощь Торжку несмотря на их просьбы.
Посадник усмехнулся: "Не послал-то не потому, что не хотел или чего-то испугался, а просто под рукой не было воинов. Их надо было собирать, а на это требовалось какое-то время". Но он промолчал. А дух начатого разговора смягчил настороженность Фёдора, и он убрал руку с рукояти меча. Этого не мог не заметить незнакомец и усмехнулся. Посадник показывал всем своим видом, что он ждёт продолжения разговора. Посмотрев по сторонам и убедившись, что они по-прежнему одни, незнакомец вновь заговорил:
- Я хочу с тобой поговорить...
- Это о чём жить? - расслабленно усмехнулся посадник, поняв, что тот пока не хочет на него нападать.
- Да о твоей жизни, если она тебе дорога.
Посадник качнул головой:
- Чё ето ты о моей жизни заботу проявляешь?
- Да просто не хочу кровь русскую понапрасну лить.
- Мд-а-а... а кто хочет?
- Да ты же, посадник, - ответил незнакомец, не спуская с него острых глаз, и добавил - ты тут голова.
- Ну… я, - согласился тот, - но у нас ещё есть вече. Оно всё решает.
- Не хитри, боярин, оно будет только радо, узнав, что дело может обойтись без крови. Да, кстати, ты мощь Московии видел. Я стоял недалеко от тебя и наблюдал, как широко раскрылись твои глаза. Испужался?
Посадник ответил не сразу. Потом сказал:
- Да... нет. Скажи лучше, кто ты будешь?
- Я? Да... московский князь.
От этих слов Фёдор сделал шаг назад.
- Князь?
- Да, князь.
- Э, князь, - он подошёл к нему и взял его за пряжку, - вот сейчас крикну своих, они тя схватят и повесят на этом суку, - кивнул он на дерево.
- Не успеют.
Посадник не успел договорить, как нож упёрся ему в живот. Боярин посмотрел на нож. Сталь тускло блестела в лунном свете.
- Не балуй, - отводя руку, проговорил князь.
- Я тебя понял. Скажу честно, ты прав. Я и сам, идя домой, об этом задумался. А пойдёт ли на мир твой князь, когда мы откроем ворота?
- Я, думаю, пойдёт. Только... - он поднял его голову за подбородок, - хорошо надо моего князя просить. Он у нас гордый.
Князь отнял руку, повернулся и решительным шагом направился было прочь. Но его окликнул посадник.
- Эй, а как я?
Пожарский понял вопрос. Вернулся и сказал полушёпотом, но выразительно:
- Наш князь таких людей не забывает! - последнее слово он сказал по слогам.
Домой Фёдор вернулся совсем сумрачным: "Что же ему делать?"
- Как там? - он не слышал, как вошла жена.
- А! Отстань! - снимая рубаху, рыкнул тот.
Раздевшись, он рухнул на лежак и тотчас захрапел.
Но поспать ему не дал вечевой колокол.
- Федя! Федя! - трясла жена за плечо.
- А? А? - сквозь сон замычал он. - Не слышишь? Кто зовёт?
- Народ! - ответила она и пошла к себе.
Его сознание подсказало ему, что надо прислушаться к словам жены. И до него дошло, что тревожно на площади, его зовут...
Бояре и купцы стояли отдельно. Причём бояре разделились на две группы. Они что-то меж собой порой горячо обсуждали, посматривая друг на друга не очень добрыми взглядами. Купчины тоже перешёптывались, но делиться пока они не собирались.
- Идёт! Идёт! - пронёсся возглас по толпе.
Завертелись головы, и многие увидели, как широким шагом к ним приближался посадник. За ним следили не только из толпы, но и из приоткрытого окна дома владыки.
- Чё, посадник, делать будем? Аль мир с Москвой, аль на битву позовёшь? - встретила такими возгласами площадь.
Посадник остановился, посматривая то на одну, то на другую сторону.
- А чё вы хотите? - громко спросил он.
- Ты лучи ответь, - выступил Иван Обакумович, боярин, - будет помога аль нет.
- Хм, - посадник усмехнулся, поднял голову вверх.
- Ты чё там глядишь, ты на мня гляди! - завопил Иван.
- Сороку смотру! - с хохотом ответил тот.
Боярин на мгновение растерялся, а потом вплотную подошёл к Фёдору.
- Ты, Фёдор, не крути, - он говорил со злобой, - мы тя подняли, мы тя и скинем. Ишь, сорока ему понадобилась.
- Да он насмехается над нами, - загудели бояре.
Посадник поднял обе руки. Но бояре не унимались. Тогда завопил народ за спиной посадника:
- Чё слово посаднику сказать не даёте?
Толпа угрожающе двинулась на бояр. Почувствовав неладное, посадник повернулся к ним:
- Спокойно, люди добрые! Щас вам всё скажу!
От этих слов толпа остановилась в ожидании, а посадник посмотрел, где бы найти место повыше. Помост снесли на последнем вече. И увидел чью-то телегу. Его взгляд поняли и сразу несколько человек бросились подкатить её. Когда она оказалась рядом, посадник по-молодецки запрыгнул на неё. Он поклонился толпе, кашлянул в кулак, окидывая её испытующим взглядом. Что она таит: мир или войну? Потом заговорит:
- Новгородцы! Вы хотите слышать, будет ить нет помощь?
- Да-а! - дыхнула толпа.
- Я отвечу: на наш посыл литовский князь молчит! Немцев просить будем?
- Не-е-е! - ревёт народ.
- Так чё: биться аль мира просить?
- Мира!!!
- Биться!!!
Толпа начинает делиться. Всё смешалось.
- Сказать хочу! - басит, как из бочки, огромный боярин.
Его животик утюжил толпу. Добравшись до телеги, пляшет около, никак не может взобраться. Наконец ему удалось поднять на телегу ногу. Кто-то толкает под ягодицы так, что он взлетает, как петух на насест. На ногах от такого толчка устоять не мог и на карачках добирается до середины телеги. Слышится хохот. Боярин поднимается с колен, отряхивает кафтан и начинает басить:
- До коль Москва нас грабить будет, люди добрые?! Скоро по миру пойдём, а им всё мало.
Кто-то хохочет:
- Смотри, голодаить! Бедный!
- Да когда, люди добры, мы головы подымим, да дадим им под зад?
Толпа помирает от хохота:
- Под иво зад! Ха! Ха!
- Хватит! - просмеявшись, заорала толпа, - Слазь! Долой иво! - несколько рук вцепились за подол кафтана.
Между тем среди бояр идёт свалка. Кто-то поддерживает толстяка, кто-то против. Трещат не только кафтаны. Дело дошло до бород. У кого-то из носа кровушка побежала.
- Мир!
- Война!
Когда выдохлись, не придя к решению, заорали:
- Пущай посадник скажет!
- Федька, давай! Скажи слово!
Фёдор стоит, выжидает, когда стихнут. Бояре поправляют одежду, тащат из карманов тряпицы, кровь оттирают.
Наконец толпа поутихла. Когда Фёдор убедился, что можно говорить, кашлянув, воскликнул:
- Новгородцы! Ноне ночью вы видали, кака московская мощь! Видали?
- Видали! - орут толпой.
- Сломим, её аль нет? - продолжает Фёдор пытать толпу.
- Шею сломам, - орёт чей-то звонкий голос, - себе.
- Прав! Прав! - несётся могучий голос веча.
- А кто хотит биться? - глядя вокруг, орёт посадник.
Таких не находится.
- Послов! Послов! - толпа знает, что надо в таком случае.
- Кого хотите? - Фёдор глядит вокруг.
- Владыку! Владыку!
Когда расходились по домам, многие бояре ворчали:
- Федька-то предался Симеону.
Владыку Василия великий князь Симеон Иоаннович встретил весьма достойно. Владыка был среднего роста, не молод, мудр, о чём говорили его умные, с добринкой, серые глаза. Окладистая борода и упитанная фигура придавали ему внушительный вид. Одет он был в чёрную, до пола, мантию, с чёрным же клобуком на голове. На груди - внушительный позолоченный крест. Голос басистый, но проникновенный.
Князь вышел к нему навстречу. Склонил голову, поцеловал руку и жестом пригласил пройти вперёд. Опережая, открыл перед ним дверь. В этом внимании владыка не почувствовал раболепия и угодничества. Наоборот, он понял, что, несмотря на княжескую молодость, перед ним твёрдый, последовательный правитель, довольно уверенный в себе. С такими лучше не связываться. Отец Василий знал Калиту и понял, что сын ему не уступит, если не обгонит.
Симеон начал встречу с вопроса: встречался ли он с митрополитом Феогностом?
- Да, сын мой, - тряхнул владыка побелевшими кудрями, выступающими из-под клобука.
- Ну, и... как, владыка? - князь, склонив голову, смотрел на священника.
- Мы все, слуги Божьи, жаждем мира, - ответил владыка.
- Это хорошо... - что-то обдумывая, заметил Симеон.
Потом князь вежливо предложил ему перейти в светлицу.
- Прости, Господи, - крестясь, проговорил Василий, - грехи наши тяжкие, - и присел в подставленное князем кресло.
- Сын мой, - начал он, - мои прихожане обратились ко мне, чтобы я привёз им мир и дружбу с таким великим княжеством, как Московия. Да, мы часто нарушали наши договора, и сейчас я знаю, что недобрые дела наших мужей заставили тебя, князь, прибегнуть к оружию. Но мы, слуги Божие, всегда считаем, что мир - вот истинное Божье веление.
Проговорив, владыка слегка откинулся на спинку кресла и внимательно стад смотреть на Симеона, как бы вытягивая из него добрый ответ.
- Владыка, - начал князь, пошевелись в кресле, - не я начал...
- Я знаю, - вставил владыка.
- Так вот, - продолжил князь, - на мир я готов. Только... - князь замолчал и в свою очередь внимательно посмотрел на владыку.
- Я слушаю, сын мой, - проговорил владыка, поняв, что мир, который князь предложит, будет суровым наказанием провинившемуся граду.
И заранее сказал себе, что он будет за то, чтобы его принять. С новым князем шутки плохи. Попробовали, слаб он или нет, получили своё.
- Слушаю, - повторил он.
Брови князя сошлись и нахмурилось чело: