- А где они? - вставил Григорий, глядя в окно.
Боярин намёк своего служки понял.
- Да, где они?
- Щас! - Ульяна, чуть приподняв подол, ринулась к двери.
Вскоре за ней вошли дитяти. В дверном проёме им пришлось наклонить головы. Первый, видать, старший, был с перевязанной щекой. У второго подвязана рука не совсем чистой тряпицей. Третий был с костылём. А четвёртый... У него был такой фингал, что закрывал весь глаз. Глядя на эту команду, боярин не мог сдержать смеха.
- Дитяти! - смеясь и показывая на них пальцем, он смотрел на Григория.
И тот не мог сдержать смеха. Отсмеявшись, спросил:
- Так сколько их было, этих аспидов?
- Да один! - надрывным, слёзным голосом ответила Ульяна.
Боярин переглянулся с писарчуком.
- Один! - не без удивления переспросил Осип.
- Да, один - повторила она.
- За что?
- Да... етот аспид... Ягор хотел лишить дочку мою, Марфу, невинности.
- Невинности?
- Да, да... вот те крест! - Ульяна взмахнула рукой, но креститься не стала.
- Где твоя... как её?
- Чё... привести? - Ульяна смотрит на боярина.
- Приведи, - кивнул тог головой.
Вскоре она привела дочь. Та вошла робко, с низко склонённой головой, отчего коса упала и едва не волочилась по полу. Когда они подошли, боярин приказал:
- А ну, красавица, подыми-ка голову. Глаза твои хочу видеть.
Марфа, подняв голову, так и прожгла боярина своими глазищами. Тот даже заёрзал в кресле. А в голове зазвенело: "Хороша девка! Хороша!" Посуровив, он спросил глуховатым голосом:
- Скажи, мать правду сказала, что тот аспид... как его...
- Да Егор, - подсказал писарчук.
- Егор, правда, хотел лишить тебя... чести?
- Кто... Егор? - дочь посмотрела на мать. - Да чтоб Егор... матушка... Да ты не права! - Марфа зарыдала.
Плач её был такой искренний, такой сердечный, что боярин не выдержал и приказал:
- Ты, Ульяна, отведи её! - сказав, он посмотрел на Григория.
- Пущай приведут аспида! - не без улыбки сказал Григорий.
А дома у Прасковьи беда. Егор второй день не поднимался с постели. "Хворый, что ли?" - думает мать. Но сколько она ни прикладывали ладонь ему на лоб, тот был холодный. Если Прасковья начинала его расспрашивать, в ответ слышала одно:
- Отстань, матушка!
Походит, походит мать вокруг - и опять к Егору. И опять тот же ответ. Не выдержала - и к Ивану, который шил хомут.
- Да я - то чё... зови Милантию.
Милантия, древняя старуха, на селе слыла как лучшая знахарка.
- Да, наверно, пойду. Ты не против, ежели ей курицу дам?
- Ту, которая плохо несётся, - ответил Иван, шилом прокалывая очередную дырку.
Но до знахарки дело не дошло. С боярского двора прибежал холоп и потребовал, чтобы Егор срочно шёл к боярину.
- К боярину?! - не без испуга спросила Прасковья. - Зачем?
Тот только пожал плечами.
- Слышь, Яван, Егора к боярину кличут!
- Слышу! - он снял с колен недошитый хомут и отложил его в сторону.
Отряхнув портки, поднялся. Подойдя к Егору, повернул его к себе.
- Ты чё натворил? - грозно спросил отец.
- Да ничё... батяня! С чего ето ты взял.
- С чего. С чего, - передразнил тот, - пошто тя к боярину кличут?
- Мня... к боярину? - словно проснувшись, спросил сын.
- Нет... мня! - с раздражением буркнул отец и добавил: - Пошли! Да живей.
- Входи, входи, аспид! - проговорил Осип Захарович с любопытством глядя на входящего парня.
Стоило ему сделать несколько шагов, как он влюбил в себя боярина. Высок, худощав, широкоплеч - всё говорило о его недюжинной силе, ловкости. Мужественное лицо, смелый, не без дерзости взгляд. Да, теперь понятно, почему Марфа пошла противу матери.
- Это ты их? - спросил он у подошедшего Егора, кивая в сторону братьев.
Тот не стал отпираться:
- Я! - не без вызова ответил парень.
- Ты знаешь, что за это положено?
Егор отрицательно покачал головой и сказал:
- Это они на мня напали.
- Ишь, ты! На тебя напали! Они вон какие, - боярин посмотрел в сторону братьев, - а на тебе даже царапины нету!
- Есть. Шишка! - Егор склонил голову и показал пальцем на шишку, прикрытую вьющимися густыми волосами.
Боярин рассмеялся:
- Ишь ты, шишка! А вон у того верзилы, глянь.
Егор повернулся.
- Вишь, как челюсь отвисла. Да ён месяц жрать не будет.
- Не будет, не будет, - встряла Ульяна, - ето ты, асп...
- Замолчь! - рявкнул боярин. - Григорий, - официальным тоном обратился он к писарчуку, - что же положено за это преступление?
Тот полистал какие-то страницы и, прищурив глаза, ответил со вздохом:
- Тридцать рублёв!
- Тридцать рублёв? - раздался чей-то с надрывом голос.
Все повернули головы. Никто не заметил, как вошёл Иван.
Он упал на колени и пополз к боярину.
- Господин ты наш, прости. Да и где я возьму тридцать рублен? Я и рубля в глаза не видел. Прости! Не губи христианские души! - он ткнулся лбом в пол.
- Ладно! Так и быть. Ты, Егор, - он повернул голову в сторону парня, - поедешь со мной, в Новгород. Там ты отработаешь.
- Я, в Новгород? - вырвалось у Егора.
- Поедить, мил господин, поедить, - завопил от радости отец, - и те, боярин, наш низкий поклон, - Иван опять лбом бьёт половицу, - за твою доброту! Да хранит тя Господь!
- Идите! Сына к отъезду собирать! Гриш, дашь руль этим, - он кивнул на братьев, - пущай у Милантии полечутся.
Иван, проходя мимо Ульяны, чтоб не видел боярин, показал ей кукиш и прошептал: - Змеюка!
- Ты сам змей! - так же тихо ответила кума и состроила рожицу.
А вечером дома у Марфы загорелся такой сыр-бор, что впору было бежать из дому. Когда вернулся вечером Фёдор и узнал о случившемся, он ринулся на Марфину половину. И точно бы изувечил дочь, если бы не мать. На неё как-то подействовал недавний разговор с кумой. Мать встала ему на пути:
- Уймись! Не тронь! - заорала она.
Но Фёдор, как котёнка, отшвырнул её в сторону. Тогда Ульяна в горячке выхватила из ступы пест и так прошлась им по спине муженька, что тот, как сноп, упал к её ногам.
- Ещё шаг, - взревела она, - убью!
Фёдор свою Ульяну такой ещё не видел. Когда она угрожающе взмахнула, муж поднял руку и стал отползать в сторону со словами:
- Ты чё? Ты чё?
Оказавшись на безопасном расстоянии, он поднялся и направился к двери. Прежде чем её открыть, повернулся к Ульяне и зло бросил:
- Отдам за Прокла!
Муж это сказал таким тоном, что Ульяна поняла: здесь он не отступит. Прокл был сопливым сыном старосты. Это была просто месть. Месть жене за то, что она подняла на него руку. Такое в жизни бывает. Помутившиеся на миг мозги делали детей несчастными на всю жизнь. Потом, когда всё вставало на своё место, поправить что-либо было поздно. Сам потом мучился остаток своей жизни. Но что упало....
Глава 2
Давно это было. Очень давно. Все описания того времени превратились в прах. Что сгорело, что сопрело, что разбито, что зарыто. Но не надо отчаиваться. Всё может быть. Будет какой-нибудь любитель сельской жизни обустраивать своё жильё-быльё, начнёт копать, чтоб деревце посадить, баньку сладить... и, бах - его заступ наткнётся на что-то твёрдое. Кто-то, выругавшись, бросит копать, уйдёт на другое место, а кто-то захочет продолжать копать и дальше. И отроет он каменную плиту. Позовёт соседа. Вместе они её достанут. Увидят, что это не просто плита, а могильная и с какими-то знаками. Под ней скелет сохранился. Почешут затылок: что делать? Могут решить и так: они не убивали, никого не хоронили. А банька нужна. Извлекут кости и выбросят где-нибудь в лесу. А плиту разобьют, чтоб никто не узнал о находке и не мешал докапывать траншею под фундамент.
А может быть и другое. Позовут учёных, те и прочитают, что здесь покоится прах древнего короля пруссов Вейдевута. "Кто такой?" - заинтересуется копатель. А если будет упрям, узнает он следующее. Да, был когда-то и правил в этих местах прусский король Прутено. Тогда короли были не такие, как сейчас. Им самим подчас приходилось о себе заботиться.
Снарядился король на охоту. Долго бродил он по лесам. Но куда подевалась вся живность, одному Тору известно. Уж решил он возвращаться. Вышел из лесу на полянку. Глянул, а там такой красавец-тур спокойно пощипывает травку, что аж нот пробил короля. Копьё на изготовье. Заходит слева, чтоб наверняка поразить в сердце.
Всё вроде получилось. Ан нет! Взревел бычина, бросился на короля с такой яростью, что ещё мгновение - и висеть его королевскому высочеству на рогах животного. Но король был ловок. Успел увернуться. Тур не стал больше покушаться на человека, а решил подальше от него уйти. Но человек был упрям. Да и добычу терять не хотелось. Пошёл за зверем. И так увлёкся, что не заметил опасного болотца. Да и трудно было его заметить. Сверху травяной плывун прикрыл водную гладь. Тут-то и провалился в него Прутено по самую шею. Первое мгновение король не почувствовал никакой опасности. Опёрся на траву. Но она вдруг ушла под воду. Тогда решил добраться до земли. Но увязли ноги, не мог их вытащить, как ни бился. А между тем он погружался всё глубже и глубже. "Что делать?" - сердце его забилось в тревоге. Король вдруг ощутил всю меру опасности. Осмотревшись, заметил, что над ним склоняются зелёные ветлы. Попытался дотянуться до них рукой. Ему даже удалось это сделать. Но, наверное, от радости он сильно дёрнул ветку, и её тонкие нити оборвались. Как он ни старался, но достать ветви не мог. Между тем продолжал медленно погружаться в трясину. И тут он почувствовал, что его смерть неизбежна. О, как жаль уходить в таком возрасте! Да и что будет с его королевством? Ему с таким трудом удалось объединить пруссов. Теперь не они были добычей их врагов, а те сами стали опасаться набравших силу, объединённых соседей. Неужели всё уйдёт прахом? И как хочется жить! Жить!
- Господи, - взмолился он, - услышь меня! Помоги! Если свершишь чудо, буду твоим рабом!
И... чудо свершилось. Оно пришло в виде огромного мошника, пожелавшего опуститься на эту ветвь. Под его тяжестью она согнулась. И, уже захлёбываясь, Прутено схватился за спасительную ветвь.
Вернулся, и, собрав вождей племён, отмстил своё спасение широким застольем, которое растянулось на несколько дней. За ним-то его вожди, под действием хмельного, возгорелись желанием "навестить" соседей-литовцев. Против был только его брат Вейдевут. Он был женат на литовке и у него с соседями сложились дружеские отношения. Но его голос потонул в могучем воинственном вое вождей. Это подогрело короля, и он, махнув рукой, дал "добро".
Большой отряд пруссов двинулся на Литву. Внезапность нападения сулила им хорошую добычу. Но как они просчитались! Литовцы встретили их! Неужели кто-то предал? Но поздно думать об этом. Надо сражаться. Сеча была ужасной. Несмотря на храбрость и отвагу пруссов, сдвинуть с места литовцев не удавалось. Так их застигла ночь. Битва отложена до следующего дня. А среди ночи вдруг поднялся такой ураган, что даже взрослому стало страшно. Ветер вырывал с корнем деревья, валил с ног людей. Напутанные кони разбегались. Рядом с головой короля, едва не задев его, упало дерево. Он чудом остался жив. И вдруг он понял, это Всевышний напоминает ему о так быстро забытых обещаниях. Поутру, собрав людей, он приказал им возвращаться назад. После такой кошмарной ночи никто не пытался оспорить его решение.
Вернувшись к себе, король не поехал в своё дворище, а направил коня вглубь леса, где было их капище. Там он встретился с верховным жрецом, посредником между богом и людьми. Это был старец весьма преклонных лет. Он возлежа! на лежанке, устланной мягкими шкурами. Оконце, выходившее в лес, света почти не давало. Поэтому на стене висел светильник, который сносно освещал жильё.
При виде вошедшего короля жрец сделал попытку подняться. Но от бессилия упал на лежак. Вскочил рядом сидевший жрец-лигушон, помог старцу подняться и одеться в традиционную для такого случая одежду: в длинную серую тунику, обшитую белой тесьмой, застёгнутую белым шнурком, внизу украшенную кистями из бычьих хвостов. Подошедший король опустился перед ним на колени.
- Тебе надо выполнить свой обет, - еле слышно проскрипел старец, - я скоро уйду к богам, - он повернулся в сторону.
Туг только король заметил, что там стоял Тор с золотой головкой и золотыми пальцами.
- Он меня позвал. А ты, - он ткнул сухим, как зимняя ветка, пальцем в его грудь, - ступай прочь и... приходи. Он, - жрец кивнул на божка, - хочет видеть тебя на моём месте.
Король не сказал ни слова, поднялся и вышел. Вернувшись к себе, король вновь разослал гонцов, чтобы позвать всех вождей. На этот раз для объявления важного решения.
Ворота королевского двора открыты. Он забит до отказа. В первых рядах - вожди. Суровые обветренные лица, как маски, безлики. Кажется, их нисколько не тревожит, зачем собрали. Они знали одно: чтобы ни произошло, главная их опора - меч. И они стоят, широко расставив ноги, в тяжёлых сапогах, положив обветренные руки на рукоять своего оружия.
Король не заставил себя ждать. Когда он появился, его не сразу узнали. Белый клобук на голове, на плечах белый до земли плащ. На груди, на золотой цепи, огромный кабаний клык. Такой вид Прутено заставил вождей заговорить меж собой. Да и толпа загудела, почувствовав неладное. Король приходился им по душе. Он защитил их от набегов, а его походы почти всегда приносили удачу. Гул усиливался, и король поднял обе руки. Вскоре воцарилась тишина. И послышался твёрдый, властный голос короля, который столько раз призывал их на борьбу.
- Братья мои! - многим показалось, что его голос даже слегка дрогнул. - Великий Тор призывает к себе нашего великого жреца. И он, как велит небо, возлагает на меня свои тяжкие обязанности. Бог спас мне жизнь, и я дал ему обет быть его рабом. Да воздадим ему должное! - он поднял руки и задрал голову, словно там, в голубом и прозрачном небе, хотел увидеть того, кто один властен распоряжаться его судьбой.
Тоже сделала и толпа. К ней присоединились все вожди: "Криве! Криве!". Их голоса слились воедино и громом, пугая ворон, разнеслись по округе.
Выбор богов был одобрен и людьми. И настала пора узнать, кто же будет служить им.
- Король! Король! Кто будет королём? - загудела толпа.
Верховный жрец, а все уже стали считать его таким, поднял руки.
- Я видел сегодня сон, как старец с золотой головой, - все поняли, о ком идёт речь, - подвёл ко мне... - жрец замолчал.
Замолчала и толпа. Потом с задних рядов раздался чей-то нерешительный голос:
- Вейдевут!
- Вейдевут! - подхватило несколько голосов. И вдруг раздался чей-то громовой голос, который перекрыл толпу:
- Нет!
Вперёд вышел рослый плечистый вождь Почево.
- Нет! - повторил он и топнул ногой.
- Почево! Говори! - заорала толпа.
- Он женат на литовке!
Из толпы вышел прусс. Если протестующий вождь был высоким и здоровым, то этот на голову выше, а в плечах в два раза шире. С таким особо не поспоришь, глядя на его, с детскую голову, кулачищи.
- Ха! Женат на литовке. Ну и что? У меня жена - тоже литовка. Ну и что? Да таких здесь... а ну, откликнитесь! - пробасил он так, что вороны вновь от испуга слетели с деревьев.
В ответ раздался весёлый гул.
- Слышал? - он повернулся к Почево, а потом обратился к толпе. - Я за Вейдевута. Он умён! И храбр. Лично знаю. Придёт к нам беда, мы с литовцами вместе будем её отражать.
- А если к ним? - рассмеялся кто-то.
- Тоже!
- А дань будем собирать? - последнее слово из-за поднявшегося смеха еле расслышали.
Когда смех улёгся сам собой, прусс повернулся к верховному жрецу:
- Прутено! Ты стал нашим духовным властелином, так скажи, кого к тебе подвёл старец?
Толпа замерла в тревожном ожидании. И все услышали имя того, кто с этого мгновения станет их государем.
- Он подвёл Вейдевута.
Воздух огласился радостными криками. Вейдевут стал королём. Как было услышано имя нового короля, Почево, разрезая толпу, словно нож масло, поспешил к воротам. Но ни одна голова не повернулась ему вслед.
В годы своего правления Вейдевут надежды брата, как и народа, оправдал. Он оказался человеком предусмотрительным, дальновидным, а поэтому его никто не мог застать врасплох. Тонко разбираясь в политике соседей, используя их слабости, прочно держал всех в повиновении. Но и он совершил роковую ошибку. У него было двенадцать сыновей. Чувствуя приближение своей кончины, король никак не мог решить, что сделать с королевством: оставить кого-то из сыновей на месте короля, но тут же перед ним вставали лица других его детей. Что они скажут об отце, не будут ли слать ему проклятия? И выбор был сделан.
Пруссия была разделена на двенадцать частей, не все они меж собой жили дружно. Только один из них, Недрон, получивший самоштские земли, старался как-то всех объединить. Тем более что внезапно под их боком возникла нежданная опасность. Появился немецкий орден меченосцев. За ним другой - орден тамплиеров. Это были воинственные и дерзкие люди. Пока они действовали разрозненно, пруссам как-то удавалось сдерживать их натиск. Хотя отступать приходилось. Порой, услышав разумный голос Недрона, временно объединившись, братьям удавалось потеснить завоевателей.
Но у врага появился умный магистр Волковин, который через Папу Григория IX стал добиваться объединения с Тевтонским орденом. Тевтонцы, чувствуя своё превосходство, этого не хотели. Но куда деться, если состоялось решение папы. Правда, к этому времени магистр меченосцев Волковин погиб, и общим магистром стал Герман Балк. Умный и хитрый правитель вмиг оценил прусскую слабость. Он умело стал разжигать вражду между многочисленными прусскими правителями.