- Ага, значит, соседка. Какова же она собою?
Князь восторженно стал рисовать пред приятелем портрет княжны Людмилы. Любовь, конечно, делает художника льстецом оригиналу, а потому по рассказу влюбленного князя Людмила выходила прямо сказочной красавицей - действительно совершенством.
Граф Петр Игнатьевич слушал друга улыбаясь. Он понимал, что тот преувеличивает.
- Посмотрим, посмотрим, - заметил он, когда князь кончил описание достоинств своей невесты, - если ты прикрасил только наполовину, то и тогда она достойна быть женою князя Лугового.
- Она-то достойна, а вот достоин ли я?.. Ты увидишь сам, что я не только не преувеличил, но даже не в силах был воспроизвести пред тобою ее образ в настоящем свете… Это выше человеческих сил.
- Одним словом, ни в сказке рассказать, ни пером описать, - засмеялся граф Свиридов. - Но от этого тебе же хуже: я влюблюсь и начну отбивать.
- Ты этого не сделаешь!
Голос князя как-то порвался. Шутка друга больно кольнула ему сердце.
"А что, если действительно княжна Людмила полюбила меня только потому, что жила в глуши, без людей, без общества? - подумал он. - Нельзя же, в самом деле, считать обществом тамбовских кавалеров. Она увидит графа и вдруг…"
При этой мысли князь почувствовал, как похолодела в нем вся кровь.
Граф Петр Игнатьевич заметил произведенное его шуткой впечатление и произнес:
- Да ты, кажется, серьезно принимаешь шутку и впрямь испугался моего соперничества?
- Нет, не то, голубчик! Только прошу тебя, не шути так! Мое чувство слишком серьезно. Мало ли что на самом деле может случиться!
- Ну, ты действительно влюбился до сумасшествия! - воскликнул граф Свиридов. - На тебя даже нельзя и обижаться. За кого же ты меня принимаешь, если думаешь, что я способен, даже при полной возможности, отбить невесту у приятеля?
- Ты можешь сделать это невольно. Ты слышал, что "он" сказал? "Адские силы против вас".
- Спасибо и за то, что, по твоему мнению, я могу явиться одной из адских сил.
- Они могут действовать через тебя.
- Нет, голубчик, у меня на груди есть крест. Но оставим этот разговор. Можешь, если опасаешься, даже совсем не знакомить меня со своей невестой.
- Нет, отчего же… Мы поедем к ним завтра же. Прости меня, я действительно говорил несообразности. Я так взволнован… У меня до сих пор звучит этот смех, который мы слышали у павильона. Я ведь слышу во второй раз…
- Второй раз!
Князь Сергей рассказал другу обстановку своего первого любовного признания княжне Людмиле, подаренный ему ею первый поцелуй, после которого послышался тот же резкий смех около павильона.
- Она очень испугалась? - спросил граф.
- Да, но я успокоил ее, первый придя в себя, и объяснил ей, что это крик совы.
- Может быть, это и действительно кричала сова?
- Нет… Я-то знаю, что это - не сова, а "он". Ведь когда мы слышали этот смех издали, солнце еще не заходило, а совы кричат только ночью.
- А сегодня?
- Сегодня мы слышали этот смех совсем близко. Он совершенно не похож на крик совы. Эти птицы так не кричат.
- Гм… - промычал граф Свиридов, - тебе и книги в руки. Но бросим этот разговор. Успокойся только; если ты даже настоишь на том, чтобы я поехал к твоей невесте и познакомился с нею, я за нею ухаживать не буду. Расскажи-ка лучше мне, как начался этот твой деревенский роман.
Князь подробно стал описывать свою первую встречу с княжной на похоронах его матери, затем его визиты в Зиновьево, прогулки по саду и недавний разговор о павильоне.
- Так это княжна натолкнула тебя на мысль открыть эту башню? Да? Ну, этого я ей никогда не прощу. Ведь не исполни ты ее каприза, мы сегодня не были бы свидетелями всех этих ужасных вещей и давно спокойно спали бы. А теперь посмотри, ведь светает, - заметил граф Петр Игнатьевич.
Действительно, в открытые окна кабинета уже лился свет утренней зари, мешавшийся с тусклым, мерцающим светом догоравших в подсвечниках и бра свечей.
- Пожалуй, действительно этого не было бы, - улыбнулся князь.
- Конечно! Ишь какая!.. Пусть ты из-за нее не спишь ночей - она будет твоей женой; а я тут при чем, что по ее милости должен тоже не спать? Слуга покорный! Пойдем-ка, в самом деле, спать.
- Я велел поставить тебе постель в моей спальне.
- Отлично, поболтаем еще немного… Только, чур, больше не вести никаких разговоров с призраками!
- Не накликай.
- Ты, кажется, заставляя меня спать в одной комнате с тобою, пускаешься на хитрость, надеясь, что мы вдвоем-то с ними справимся?
- Ты неисправим, Петя… Все тебе смешки. Впрочем, тебе хорошо: это тебя не касается.
- И тебя, мой милый, едва ли. По-моему, призраков никаких нет и быть не может. Во всем этом есть доля твоего расстроенного воображения.
- И даже в том, что ты видел и слышал в павильоне?
- Да, быть может, это все была лишь игра лунного света.
- Если ты так умеешь сам себя успокаивать - благо тебе.
- Так идем спать, - зевнул граф.
В сопровождении вошедшего камердинера оба друга отправились в спальню, разделись и легли, но еще долго не засыпали, беседуя о всевозможных вещах - главным образом о петербургских новостях. Они заснули наконец, когда солнце уже поднялось над горизонтом.
Проснулись оба друга после полудня, свежие и бодрые. Всех испытанных потрясений вчерашнего дня как не бывало. Сомнения, тревоги и предчувствия исчезли из ума и души князя Сергея.
Через полчаса после завтрака оба друга на лихой четверке понеслись по направлению к Зиновьеву.
Княгиня Васса Семеновна с истинно русским радушием встретила товарища будущего мужа своей дочери. Княжна Людмила грациозно присела ему. Свиридов, глядя на нее, не мог внутренне не сознаться, что князь Сергей отнюдь не пел ей вчера особенно преувеличенных дифирамбов; счастье, озарившее, подобно солнцу, всю Людмилу, придавало особый блеск ее красоте.
"Она произведет положительно фурор в Петербурге!" - мелькнуло в голове графа Петра Игнатьевича.
Побеседовав с полчаса на террасе, княгиня извинилась хозяйственными делами и отпустила молодых людей погулять в саду до обеда. Когда она ушла во внутренние комнаты, княжна Людмила, в сопровождении жениха и графа, спустилась в сад.
Свиридов не произвел на нее особенного впечатления. Вся поглощенная созерцанием своего милого "Сережи", княжна не обратила внимания на характерную, хотя совершенно в другом роде, красоту графа Петра Игнатьевича.
Зато оценила эту красоту другая. Это была Таня Берестова. Она пробралась в сад и, незаметно скользя среди кустов и затаив дыхание, все время следила за статным белокурым красавцем.
"Это вот не чета князю, - думала девушка. - Луговой пред ним совсем пропадает. В Петербурге, может, и еще лучше есть. Это здесь, в глуши, нам все диковинкою кажется".
Таня мечтой неслась на берега Невы и создавала в своем воображении царские дворцы, палаты вельмож, роскошные праздники, блестящие балы, с толпой блестящих же кавалеров. Обо всем этом она имела смутное понятие по рассказам княжны, передававшей ей то, что говорил ей жених; но фантазия Тани была неудержима, и она по ничтожному намеку умела создавать картину.
Для графа Петра Игнатьевича, не говоря уже о князе Луговом, день, проведенный в Зиновьеве, показался часом. Быстро освоившаяся с ним княжна была обворожительно любезна, оживленна и остроумна. Она рассказывала ему о деревенском житье-бытье, в лицах представляла провинциальных кавалеров и заставляла своих собеседников хохотать до упаду.
Их свежие молодые голоса и раскатистый смех доносились в открытые окна княжеского дома и радовали материнский слух княгини Вассы Семеновны.
Далеко не радовали эти звуки Таню. Веселье в саду, долетавшее до окна ее каморки, до боли резало ей ухо и заставляло нервно вздрагивать.
"Ишь, раскатываются! Весело! - злобствовала она, уже успевшая достаточно разглядеть друга князя Лугового и налюбоваться на него. - Ну да посмеется хорошо тот, кто посмеется последний. Поживем - увидим!"
X
УБИЙСТВО
Дни шли за днями, летя, как мгновенья, для княгини Полторацкой, княжны Людмилы, князя Лугового и его друга Свиридова.
В доме княгини Вассы Семеновны шла спешная работа по приготовлению приданого княжны Людмилы. Этим занимались несколько десятков дворовых девушек под наблюдением Федосьи и Тани.
Командировка последней для наблюдения была, собственно, номинальной, так сказать, почетной. С одной стороны, княгиня не хотела совершенно освободить ее от спешной работы и таким образом резко отличить от остальных дворовых девушек, а с другой, - зная привязанность к Тане дочери, не хотела лишить последнюю общества молодой девушки, засадив ее за работу с утра до вечера.
"Пусть их наговорятся напоследок, - рассуждала княгиня, - уедет, там, в Питере, мигом позабудет, а я здесь справлюсь с Таней, быстро обломаю и замуж выдам".
Княжна Людмила действительно в отсутствие жениха была неразлучна с Таней, передавала ей, как поверенной своих сердечных тайн, во всех мельчайших подробностях разговоры с женихом и с его другом, спрашивала советов, строила планы, высказывала свои мечты.
Таня слушала внимательно и, видимо, сочувственно относилась к своей барышне, которой скоро суждено было сделаться из княжны княгиней. Она высказывала свои мнения по тем или другим вопросам, задаваемым княжною, и спокойно обсуждала со своей госпожой ее будущую жизнь в Петербурге.
Однако чего стоили ей эта рассудительность и это спокойствие, знала только ее жесткая подушка, которую она по ночам кусала, задыхаясь от злобных слез.
Князь Сергей, то один, то со своим другом, конечно, ежедневно приезжал в Зиновьево и проводил там большую часть дня.
Наступило 6 августа, престольный праздник в зиновьевской церкви.
Весело провели князь Луговой и граф Свиридов этот день в доме княгини Вассы Семеновны. Дворовые девушки были освобождены на этот день от работ и водили хороводы, причем их угощали брагой и наливкой. На деревне шло тоже веселье. В застольной стоял пир горой. Общее веселье было заразительно, и день в Зиновьеве прошел оживленно.
В этот день граф Свиридов впервые близко увидел Таню и был поражен ее красотой. Когда ему довелось остаться вдвоем с князем Сергеем, он сказал:
- Ты видел двойника княжны?
- Какого двойника?
- Помилуй! Ты чаще меня бываешь здесь и бывал раньше меня, неужели ты не заметил дворовой девушки, как две капли воды похожей на княжну?
- А, это Таня! Ну, это сходство действительно бросается в глаза при первом взгляде, но когда ты приглядишься к этой девушке, то, конечно, убедишься, что у княжны с нею далеко не одни и те же лицо и фигура.
- Может быть, но меня сразу поразило это сходство.
Друзья пробыли в Зиновьеве долее обыкновенного и вернулись домой поздним вечером, в самом хорошем расположении духа.
- Твоя невеста прямо восхитительна. И как она любит тебя! - сказал граф Свиридов, ложась спать.
- Да, голубчик, я счастлив, так счастлив, что мне становится страшно. Видишь ли, мне кажется, что на земле не может и даже не должно быть такого полного счастья, что оно непременно будет чем-нибудь омрачено.
- Что за мысли? Перестань! Ты просто так расстроил свои нервы, что тебе во всем и везде кажется, что вот-вот должно случиться какое-нибудь несчастье. Это болезненно, мой друг, и тебе следует самому взять себя в руки и не допускать подобных мыслей в голову.
- Как же не допускать, когда они лезут без моего спроса? Вот и теперь. Мы так прекрасно провели сегодняшний день, вернулись в таком хорошем настроении, а я ложусь и думаю: что-то будет завтра? Мне ведь уже давно кажется, что должно случиться что-нибудь такое, что будет совершенно неожиданно и притом ужасно.
- Полно говорить пустяки!
- Эта мысль гнетет меня со дня открытия этого павильона. Несмотря на все самоубеждения, я не могу отделаться от воспоминания слов призрака. И, знаешь, сегодня меня особенно томит какое-то тяжелое предчувствие.
- Плюнь, не думай!
- Ну, хорошо! Покойной ночи! - и князь погасил свечу.
Однако тяжелое предчувствие, оказалось, не обмануло его. Обоих приятелей разбудили в шестом часу утра.
- Князь, ваше сиятельство! Извольте проснуться! - вбежал в спальню камердинер. - Несчастье в Зиновьеве.
- Что? Какое несчастье? - воскликнул князь Луговой.
- Ее сиятельство княгиня и горничная княжны убиты.
- А княжна? - не своим голосом закричал князь Сергей Сергеевич.
- А княжна пропала.
- Лошадей… Оседлать…
Оба друга вскочили и как безумные смотрели друг на друга.
- Неужели начинается? - произнес князь Луговой.
Граф Свиридов сделал над собой страшное усилие, чтобы освободиться от неприятного впечатления, произведенного словами друга, и произнес:
- Успокойся, узнаем все на месте. Быть может, все преувеличено.
- Ах, не говори. Может быть, и княжна убита, но ее трупа не нашли. Ах, недаром у меня было вчера такое тяжелое предчувствие.
Князь Сергей и граф Свиридов быстро оделись и во весь опор поскакали по дороге в Зиновьево.
Там ожидало князя все же несколько успокаивающее известие: княжну Людмилу в одном ночном белье нашли в саду в кустах, лежавшую без чувств. Дворовые девушки отнесли ее в ее комнату, где она была приведена в чувство, но вскоре снова впала в забытье.
- Конечно, ей ничего не сказали о несчастье? - спросил князь Федосью, докладывавшую ему о княжне.
- Конечно, нет, ваше сиятельство!
Несчастье на самом деле было ужасно.
Воспользовавшись тем, что подгулявшие дворовые люди все были в застольной избе и в доме оставались лишь княгиня, княжна и Таня, неизвестный злодей проник в дом и ударом топора размозжил череп княгине Вассе Семеновне, уже спавшей в постели, потом проникнул в спальню княжны, на ее пороге встретился с Таней и буквально задушил ее руками, сперва надругавшись над нею. Она была найдена мертвою, лежавшей на полу около комнаты княжны Людмилы. Кругом валялись клочья ее платья и белья. Злодей сорвал с нее всю одежду.
Картина этого зверского убийства и насилия, представившаяся обоим друзьям, заставила их задрожать.
Трупы до прибытия властей лежали там, где были обнаружены, только тело Тани Берестовой прикрыли простыней.
Княжна Людмила спаслась каким-то чудом. По всей вероятности, она услыхала шум в соседней комнате, встала с постели, приотворила дверь и, увидев ужасную картину, выскочила в открытое окно в сад, бросилась бежать куда глаза глядят, а затем, упав в изнеможении в кустах, лишилась чувств.
- А ты где была в это время? - спросил князь Сергей Федосью, рассказавшую все вышеизложенное и показавшую приезжим господам трупы своей госпожи и Тани.
Федосья залилась слезами.
- Попутал меня бес, окаянную, тоже в застольную пойти. Ирод Михайло плясал там под гармошку. Загляделась я на старости лет да заслушалась, ну, рюмочку для праздничка лишнюю тоже выпила. До самой смерти не замолить такого греха.
- Ради Бога, охраняй княжну, - с дрожью в голосе обратился к ней князь Сергей Сергеевич. - Главное, подготовьте ее исподволь к известию о смерти матери и Тани.
- Слушаю-с, ваше сиятельство. Подготовлю.
Оба друга остались в Зиновьеве до вечера и дождались прибытия командированного из Тамбова чиновника для производства следствия. Князь Луговой боялся, чтобы последний не вздумал допрашивать еще не оправившуюся княжну Людмилу и таким образом не ухудшил состояния ее здоровья.
Нескольких минут разговора с чиновником было достаточно, чтобы уладить дело в желательном для князя смысле.
- Будьте покойны, ваше сиятельство, княжны я не потревожу теперь. Зачем тревожить? И без того горя у нее много, испуг такой, - заявил чиновник.
- Когда окончите свое дело, приезжайте ко мне, в Луговое, я сумею поблагодарить вас, - сказал князь и, отдав еще раз приказание Федосье не отходить от барышни, вместе с другом уехал к себе.
Они ехали обратно почти шагом. Князь был задумчив и молчал.
- Какое страшное злодеяние! - воскликнул после довольно продолжительного молчания граф Петр Игнатьевич. - Я не могу понять одно: какая причина… Быть может, она была очень строга…
- Кто, княгиня? Да ее все любили как родную мать! Строга! Что такое строга. Она действительно была строга, но только за дело, а это наш крестьянин и дворовый не только любят, но и ценят.
- Страшно, - задумчиво произнес граф Свиридов.
- Прямо загадочное преступление. Ну, за что убита Таня?
- Она-то просто под руку подвернулась… Злодей шел убивать княжну…
- Едва ли этому чинуше удастся до чего-нибудь доискаться.
- Я тоже сильно сомневаюсь в этом.
Однако мнения друзей о "чинуше" оказались ошибочными. Когда на другой день утром князь один поехал в Зиновьево, то застал там производство следствия в полном разгаре.
- Что княжна? - были первые его слова.
- Сегодня на заре изволили прийти в себя и даже скушать молока, но еще слабы, теперь започивали… - доложила Федосья.
- Она знает?
- Они все знают… Видели, как злодей душил Таню.
- А о матери?
- Я им осторожно доложила. Княжна поглядела на меня так жалостливо и промолчала… Видно, горе-то таково, что слез нет… Смекаю я, они не в себе… рассудком помутились…
- А обо мне княжна не спрашивала? - продолжал Луговой.
- Никак нет-с.
Князь сделал движение губами, как бы собираясь что-то сказать, но промолчал; он хотел приказать Федосье провести его к княжне, но не решился.
"Это может еще более взволновать ее, - подумал он, - пусть успокоится… Быть может… Господь милосерд".
Князь уехал.
В тот же вечер в Луговое явился производивший следствие чиновник.
- Ну что, придется предать дело воле Божией? - спросил его граф Свиридов.
- Никак нет-с… Убийца известен, но скрылся.
- Кто же это?
- Никита Берестов, известный в Зиновьеве под прозвищем "беглый", отец убитой Татьяны.
- Отец! - воскликнули в один голос граф Свиридов и потрясенный ужасом подобного сообщения князь Луговой.
- Как вам сказать, ваше сиятельство, он ей отец и не отец, - и чиновник рассказал обоим друзьям всю историю беглого Никиты, записанную им со слов свидетелей и уже известную нашим читателям.
- Значит, это убийство из мести? - заметил граф.
- Несомненно! - ответил чиновник. - Княгине Берестов мстил за жену, а Татьяну убил как дочь князя от его жены.
- Вот почему княжна и эта девушка были так похожи друг на друга! - обратился граф к другу, задумчиво сидевшему в кресле у письменного стола.
- Это действительно ужасно! - задумчиво произнес князь, как бы отвечая скорее самому себе, а не своим собеседникам.
Чиновник рассказал еще некоторые более интересные подробности только что оконченного им следствия и при этом добавил, что княжна Людмила Васильевна хотя несколько и поправилась, но не выходит из своей комнаты, и он не решился беспокоить ее.
- Надо будет приехать в другой раз, - меланхолически заметил он.
- Я дам вам знать, когда будет можно, - встрепенулся князь Сергей Сергеевич. - Дайте ей совершенно оправиться; напишите ваш адрес, по которому я мог бы послать нарочного. Вот чернила и перья.