Солдаты в ответ закричали "ура". Царь едва заметно кивнул нам головой и чуть улыбнулся. Потом он вместе со своим адъютантом, очень красивым, высоким молодым генералом, отделился от свиты. Они вдвоем стали подходить к каждому солдату и тихо о чем-то спрашивать. После этого генерал прикалывал солдату на грудь вот этот крест, – скосил Семен глаза на награду, которая, вздрагивая, качалась на ленте. – Дошла очередь до меня. Страха у меня такого уже не было. Но все равно, чего греха таить, немного побаивался.
– Откуда ты, солдат? – Чуть слышно спросил меня царь.
Я взял себя в руки и, по примеру других, доложил, какого я звания, где служил, в каком бою получил ранение.
Смотрю, царь заинтересовался.
– Откуда, говоришь? – тихо повторил он свой вопрос.
– С Терека я, Вашего Величество! Сунженско-Владикавказского полка, – расхрабрившись, добавил я для точности. А у самого душа ушла в пятки. Страх овладел мной, ноги подкосились. Пока я собирался пасть к ногам царя и выложить ему все как на духу, начальник лазарета, спасибо ему, пришел мне на выручку. Из его объяснений я понял, что будто я от счастья, что вижу царя, лишился дара речи и что я родом с Кавказа.
Царя, видно, это развеселило.
– Знаю я вас, терцев, справно несли службу и отцы ваши, и вы, спасибо!
Он улыбнулся и кивнул молодому генералу. Тот подошел ко мне и сказал то же самое, что говорил другим солдатам:
– За верную службу царю и Отечеству Его Величество награждает тебя георгиевским крестом. И тут же приколол этот крест к моей груди.
Семен на минуту умолк, полез опять в карман, достал жестяную банку с махоркой. Угостив табаком присутствующих, закурил и сам, затем продолжил свой рассказ:
– Царь и молодой генерал, раздав награды, отошли на середину палаты. Генерал начал говорить, что мы, получив награду из рук самого царя, удостоились великой чести, что он день и ночь печется о благе своих подданных.
Потом генерал сказал, что немцы напали на Россию, и мы должны воевать, пока их не одолеем, призвал нас не слушаться большевистских агитаторов, которые подстрекают народ против царя, сеют смуту в стране и будто тем самым помогают нашим врагам.
Семен пытался скрыть свое волнение. Он курил одну цигарку за другой, беспокойно ерзал на месте, часто оглядываясь вокруг, а пальцы руки, в которой держал цигарку, заметно дрожали.
– И одолеем немчуру. Не долго им осталось, – вступил в разговор урядник Челапкин.
Пробыв на фронте около двух недель, Челапкин был легко ранен в левую руку. О более удачном ранении он и мечтать не мог. В лазарете он быстро вылечился, но получил почему-то бессрочный отпуск. Надел черную повязку и с тех пор ее не снимал, хотя в ней не было никакой надобности. Урядник любил рассказывать о своих боевых подвигах и, повторяя рассказы много раз, сам в конце концов поверил в них. На самом деле он был порядочным трусом и весьма радовался тому, что отделался, наконец, от фронта. Он беспрерывно ходил по начальству, врачам и выпрашивал всякого рода справки, чтобы продлить лечение своей давно зажившей раны.
Семен посмотрел с раздражением на урядника.
– Говоришь, скоро немца побьем, а я что-то не видел. А где наши станичники? Воюют…
– Наше счастье с вами, что мы целы. А они повоюют и вернутся. Боже, спаси Россию, сохрани ее крепость духа, – сказал тот.
– Бог над всеми, но я боюсь, что нам придется пережить еще много страданий. Вокруг нас столько вранья.
– Везде же сообщают о наших победах, – с горячностью отвечал урядник.
– Это газеты брешут про победу? Пропадет Россия со своими кацапами.
– Россия тысячу лет строилась, и разбиться так – ей не с руки, – сказал кто-то из гостей.
– И не увидите, как развалится, – сказал как-то обреченно Семен, – А военного лиха ты точно не испытал, – посмотрел он на Челапкина.
А Никита, внимательно слушавший Семена, стал вспоминать, как там, на фронте, скачут по полю лошади с порванными постромками, из разоренных деревень бегут спасаться в лес женщины с младенцами на руках, на перевязочный пункт приходит старушка с обуглившимися руками. Там в лесу стоят замаскированные австрийские пулеметы. Атака! Придется ли вернуться?
То звонко топает конница, тянутся в несколько рядов обозы с провиантом, фуражом, то бегут лазаретные линейки, скрипит щебень под колесами орудий, то медленно, влекомая четверкой полудохлых от старости лошадей, тащится щегольская карета, с подвязанными к задку чемоданами и корзинами, и в запотевшие окошки глядят лица женщин, то вдруг покажется из-за поворота огромная, как Ноев ковчег, фура с пожитками, и еврей тихим шагом идет рядом, держа в одной руке вожжи, в другой лампу, за ним семенят дети мал мала меньше. И тоже видна везде жизнь. Но какая? Спешат занять фланги отряды, мечут искры походные кухни на привалах, и толкутся бабы у сеней уцелевших хат. Вокруг валяется по межам и канавам черт-те что. Какая-то бляха. Лоскут конверта с иностранным штемпелем. Продырявленный чайник и разбитое зеркальце. Из корявых веток крест над свежей могилой, венчик из ельника. Стонет, кажется, сама тишина на полях.
Ты лежишь в дальней дали бесконечного поля, тебя бросили, ты один… И счастье – на тебя наткнулся казачий разъезд…
– Погуторили, и хватит, – сказал станичный атаман Щербина и достал какую-то бумагу.
– Будем жить, казаки, как жили. А менять – на то царская воля.
Тут Щербина, как станичный наместник, решил показать свое я.
– Никогда казаки не поднимались против своей матери – России, не поднимутся и теперь, – сказал он.
– Вне России казаку не быть. Казаки – лучшая жемчужина царской короны, и ею они и должны оставаться. Вынуть их нельзя – они исчезнут, затеряются, будут стерты с лица земли.
Глава VIII
1
С 1915 года Германия перешла к обороне на Западном фронте. Главные военные действия она перенесла на Восточный фронт, стремясь быстрее вывести Россию из войны, чтобы затем беспрепятственно разбить Англию и Францию. Против России было направлено до половины всех вооруженных сил Германии и Австро-Венгрии.
Весной и летом 1915 года русская армия вела кровопролитные бои на Юго-Западном фронте. И хотя у русских недоставало снарядов, артиллерии и пулеметов, войска упорно сопротивлялись.
Царское правительство не смогло обеспечить снабжение фронта всем необходимым. К тому же в интенданстве окопались всякого рода аферисты, спекулянты, наживавшие огромные барыши на поставках армии негодной обуви, снаряжения, обмундирования. Неудовлетворительно работали штабы. Не хватало обученных резервов.
Только храбрость и выносливость солдат спасали русскую армию от поражений.
Подводя итоги 1915 года, следует сказать, что русский театр был в этом году главным театром мировой войны и обеспечил Франции и Англии передышку, которая была широко использована для достижения конечной победы над Германией.
О зимнем периоде 1915/16 годов А. А. Брусилов вспоминал: "В течение этой зимы мы усердно обучали войска. Постепенно техническая часть исправлялась в том смысле, что стали к нам прибывать винтовки, правда, различных систем, но с достаточным количеством патронов; артиллерийские снаряды, по преимуществу легкой артиллерии, стали также отпускаться в большом количестве, прибавилось число пулеметов… Войска повеселели и стали говорить, что при таких условиях воевать можно, и есть полная надежда победить врага".
Первый успех 1916 года был достигнут на Кавказском фронте. Русские войска начали неожиданное наступление в самое неудобное время года. В результате этой операции Кавказская армия под командованием Н. Н. Юденича овладела турецкими городами Эрзерум, Трапезунд и Эрзинджан.
В марте 1916 года, в весеннюю распутицу, русские войска повели наступление в районе Двинска и озера Нарочь. Потери были очень велики, но зато во Франции немцы прекратили атаки на Верден.
В июне 1916 года начался знаменитый прорыв Юго-Западного фронта, названный Брусиловским.
Алексей Алексеевич Брусилов родился в 1853 г. на Кавказе, в городе Тифлисе, где проходил военную службу его отец – генерал-лейтенант русской армии. Рано лишившись родителей, он воспитывался у родственников, а когда ему исполнилось 14 лет, его отправили в Петербург и определили в Пажский корпус.
В стенах этого самого привилегированного военно-учебного заведения Алексей Брусилов находился 5 лет. Программа обучения была обширной, она включала изучение наряду с общеобразовательными предметами и военных дисциплин – тактики, артиллерии, фортификации, топографии, военной администрации, военного законоведения.
Брусилов получил прекрасное по тому времени образование, проявив большую склонность к военным наукам.
В 1872 г. он был выпущен из корпуса в чине прапорщика и назначен в Тверской драгунский полк, расквартированный в Тифлисе. Там молодой офицер прослужил более 9 лет. В составе полка он участвовал в русско-турецкой войне 1877-78 г. г., проявил мужество и доблесть, за что имел ряд наград.
В 1881 г. он переводится в Петербург и поступает учиться в офицерскую кавалерийскую школу. По окончании двухгодичного курса он оставляется в ней преподавателем, а в 1902 г. – начальником школы. В стенах школы он провел почти 25 лет своей жизни. Он вступил в нее штабс-капитаном, а завершил службу генерал-майором.
Все эти годы, обучая других, Брусилов настойчиво учился и сам.
Весной 1906 г. генерал А. Брусилов был назначен начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Потом он командовал 14-м и 12-м армейскими корпусами. В 1906 г. ему присвоено звание генерал-лейтенант, а в 1912 г. – генерал от кавалерии.
Грянула мировая война. Брусилов командующий 8-й армии. А весной 1916 г. назначен главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта.
В середине марта 1916 г. Брусилов, тогда командующий 8-й армией, получил шифрованную телеграмму из Ставки от генерала Алексеева, в которой сообщалось, что он избран Верховным главнокомандующим на должность главнокомандующего Юго-Западным фронтом взамен Иванова, который назначается состоять при особе царя.
– Принять должность немедленно, – указывалось в телеграмме.
– Почему такая спешка?
– 25 марта царь прибудет в Каменец-Подольск для осмотра 9-й армии. Желательно, чтобы вы его встретили.
– А кого на мое место? Я бы рекомендовал начальника штаба фронта Клембовского.
– Государь его не знает, хотя я вас не стесняю в выборе командующего армии, но со своей стороны рекомендую вам – Каледина.
Брусилов протелеграфировал Иванову, когда прибыть, чтобы принять дела. Но тот ответил:
– Не торопись.
Брусилов снова связался с Алексеевым.
– Ну, раз не можешь пока принять фронт, знакомься с положением дел.
А главнокомандующему фронтом помимо четырех армий непосредственно и во всех отношениях подчинялись еще округа Киевский и Одесский, всего же 12 губерний, не исключая их гражданской части.
Пока он знакомился с положением, нач. штаба сообщил ему, что на фронте, кроме обыденной перестрелки, ничего не происходит. 23 марта он встретился с Ивановым. Тот рыдал, спрашивая, за что его сместили. Про дела на фронте он говорил мало, сказав, между прочим, что, по его мнению, никаких наступательных операций мы делать сейчас не в состоянии и что единственная цель, которую мы можем себе поставить, – это предохранить Юго-Западный край от дальнейшего нашествия противника.
В этом Брусилов с ним в корне расходился, что и высказал ему, но критиковать посчитал излишним, так как сам теперь имел власть решать образ действий Юго-Западного фронта, а потому решил не огорчать и без того расстроенного человека.
На следующий день Брусилов встретился с царем, который инспектировал части, а затем выехал в Могилев, где должен был состояться 1 апреля военный совет.
На военном совете под председательством самого императора присутствовали: главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал-адъютант Куропаткин со своим начальником штаба Сиверсом, главнокомандующий Западным фронтом Эверт, также со своим начальником штаба, Брусилов с генералом Клембовским, Иванов, военный министр Шуваев, полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович и начальник штаба Верховного Главнокомандующего Алексеев.
Главный вопрос, который нужно было решить на этом совещании, состоял в выработке программы боевых действий на 1916 год. Генерал Алексеев доложил совещанию, что предрешено передать всю резервную тяжелую артиллерию и весь общий резерв Западному фронту, который должен нанести свой главный удар в направлении Вильно. Некоторую часть тяжелой артиллерии и войск общего резерва предполагается передать Северо-Западному фронту, который своей ударной группой также должен наступать с северо-востока на Вильно, помогая этим выполнению задачи Западного фронта. Что касается Юго-Западного фронта, раз он к наступлению не способен, он должен держаться строго оборонительно и перейти в наступление лишь тогда, когда оба его северных соседа твердо обозначат свой успех и достаточно выдвинутся к западу
Затем слово взял Куропаткин. Он заявил, что на успех его фронта трудно рассчитывать.
– Скорее, нужно полагать, мы понесем громадные безрезультатные потери.
Алексеев не согласился.
– У нас не хватает в достаточном количестве тяжелых снарядов, – заявил Куропаткин.
На это военный министр заявил, что в данное время они могут получить огромное количество легких снарядов, а с тяжелыми надо подождать, так как отечественная промышленность их дать сейчас не может, а из-за границы их получить тоже трудно.
Затем слово было предоставлено Эверту. Он сказал, что всецело присоединяется к мнению Куропаткина, в успех не верит и лучше было бы продолжать держаться оборонительного образа действий до тех пор, пока мы не будем обладать тяжелой артиллерией по крайней мере в том размере, как наш противник, и не будем получать снарядов в изобилии.
После этого слово было предоставлено Брусилову. Он заявил, что, несомненно, желательно иметь большое количество тяжелой артиллерии и тяжелых снарядов, необходимо также увеличить количество воздушных аппаратов.
– Но и при настоящем положении дел в нашей армии, – заявил он, – я твердо убежден, мы можем наступать.
Царь и свита переглянулись.
– Не берусь говорить о других фронтах, ибо их не знаю, но Юго-Западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать. Я не вижу причин стоять мне на месте и смотреть, как мои товарищи будут драться, – он огляделся вокруг.
– Я считаю недостатком, что мы не наваливаемся на врага сразу всеми фронтами, дабы лишить противника возможности пользоваться выгодами действий по внутренним операционным линиям, и поэтому, будучи значительно слабее нас количеством войск, он, пользуясь своей развитой сетью железных дорог, перебрасывает свои войска в то или иное место по желанию.
Царь и участники совета внимательно слушали. А он продолжал:
– Я настоятельно прошу разрешения и моим фронтом наступательно действовать одновременно с моими соседями. – Он вытер вспотевший лоб.
– Если бы, паче чаяния, и даже и не буду иметь успеха, то по меньшей мере не только задержу войска противника, но и привлеку часть его резервов на себя и этим существенным образом облегчу задачу Эверту и Куропаткину.
Генерал Алексеев, спросив разрешения царя, ответил Брусилову:
– У меня в принципе нет возражений. Но считаю своим долгом предупредить, что вдобавок к имеющимся у вас войскам – ни артиллерии, ни большего количества снарядов, чем по сделанной мной разверстке, вам не причитается.
– Я ничего и не прошу, никаких особых побед не обещаю. Буду довольствоваться тем, что у меня есть, но войска Юго-Западного фронта будут знать вместе со мной, что мы работаем на общую пользу и облегчаем работу наших боевых товарищей, давая им возможность сломить врага.
На это никаких возражений не последовало, но Куропаткин и Эверт после речи Брусилова несколько видоизменили свои заявления и сказали, что они наступать могут, но с оговоркой, что ручаться за успех нельзя.
Вскоре Брусилов собрал свое совещание. На нем присутствовали: командующий 8-й армией Каледин, командующий 11-й армией Сахаров, командующий 7-й армией Щербачев и временный командующий 9-й армией Крымов, так как Лечицкий был еще болен.
Брусилов изложил им положение дела и решение – непременно в мае перейти в наступление.
Генерал Щербачев, которого Брусилов хорошо знал и ценил, высказался, что наступательные действия очень рискованны и не желательны. На что Брусилов ответил:
– Я собрал командующих армиями не для того, чтобы решать вопрос об активном или пассивном образе действий армий фронта, а для того, чтобы лично отдать приказание о подготовке к атаке противника, которая мною бесповоротно решена.
…Чтобы дать понятие о том, какая кропотливая работа требовалась для подготовки атаки неприятельских укреплений того времени, изложу вкратце, что армии Юго-Западного фронта должны были выполнить в течение восьми недель для того, чтобы успешно атаковать врага.
Уже заранее с помощью войсковой агентуры и воздушной разведки командование (Брусилов) ознакомилось с расположением противника и сооруженными им укрепленными позициями. Войсковая разведка и непрерывный захват пленных по всему фронту дали возможность точно установить, какие неприятельские части находились перед русскими в боевой линии.
Выяснилось, что немцы сняли с нашего фронта несколько дивизий для переброски их на французский. В свою очередь, австрийцы, надеясь на свои значительные укрепленные позиции, также перебросили несколько дивизий на итальянский фронт в расчете, что русские больше не способны к наступлению, они же в течение этого лета раздавят итальянскую армию.
Действительно, в начале мая на итальянском фронте они перешли в решительное наступление.
По совокупности собранных сведений стало известно, что перед Юго-Западным фронтом находятся австро-германцы, силою в 450 тыс. винтовок и 30 тыс. сабель.
Агентурная разведка, кроме того, сообщила, что в тылу у неприятеля резервов почти нет и что подкреплений к нему не подвозится.
Воздушная разведка с самолетов сфотографировала все неприятельские позиции, и все офицеры и нижние чины снабжались этими планами на своих участках.
Укрепления противника состояли из трех полос в расстоянии от 3 до 5 верст. Каждая полоса состояла из нескольких линий окопов – не менее трех и в расстоянии одна от другой от 150 до 300 шагов. Все окопы были полного профиля, выше роста человека, и везде в изобилии были построены тяжелые блиндажи, убежища, лисьи норы, гнезда для пулеметов, бойницы, козырьки и целая система ходов сообщения для связи с тылом.
Окопы были сооружены с таким расчетом, чтобы подступы к позициям обстреливались перекрестным ружейным и пулеметным огнем.
Убежища были устроены основательно: глубоко врыты в землю и укрывали людей не только от легких, но и от тяжелых артиллерийских снарядов. Блиндажи имели сверху два ряда бревен, их присыпали на 2,5 аршина землей, а кое-где перекрытия были железобетонные. Для начальствующих лиц были оборудованы целые "квартиры" из 4-х комнат, каждая 12x6 шагов, с застекленными окнами и оклеенными стенами.
Укрепленные линии были опутаны колючей проволокой, стальной, чтобы ее нельзя было резать ножницами. Местами таких полос было несколько в расстоянии 20–50 шагов одна от другой. На некоторых боевых участках пропускался сильный переменный электрический ток высокого напряжения.