Трофим.А почему он сам ничего мне не сказал?
Василий(свистящим шепотом).А тебе непременно надо, чтоб он сам тебе сказал? Когда он тебя много лет назад от верной гибели спас, он сам к тебе говорил или через меня? Забыл уже? Забыл, как твой старший брат звал тебя уходить от Прозоровских и на отцовское наследство торговлю заводить? Кто тебе настрого велел здесь оставаться? - Михайло. И ты остался, а брат твой ушел, и все потерял, и со всей семьей был в рабство продан. Уйди ты с ним, и тебя бы продали. Но ты остался, и большим человеком стал, и брата выкупить сумел.
Трофим.Васенька, как же мне этого не помнить? Что уж про Михайлу говорить, я тебя с тех пор как ангела Божьего почитаю. - Но уж раз о прошлом речь зашла, дай я буду честен с тобой до конца, скажу как на исповеди. - Брат мой из гордости решил от Прозоровских уходить. Он считал, что после смерти нашего отца он должен стать тут главным управляющим. А покойный князь Василий Иванович чужого человека ему предпочел. - А во мне гордости мало, наверное. И очень уж мне не хотелось расставаться с Симеон Васильичем. Я с ним вместе рос, мне было лучше кем угодно при нем оставаться, чем становиться самостоятельным купцом. Так что видишь, грешен я - не послушание во мне говорило тогда, а желание моего сердца. Но Господь меня поддержал, и я этого не забываю никогда.
Василий.Но теперь-то тебе велено уходить. Ты на краю страшной беды. На то мы и Божьи люди, чтобы наперед видеть.
Трофим.И что ты видишь, Вася?
Василий(с отчаянием).Я же сказал тебе, беда тебе грозит страшная.
Трофим.Да что со мной может случиться? Земля что ли подо мной разверзнется? (Василий тяжело молчит.)Ты пойми, Вася, я же не иголка в стоге сена, я же не простой раб князя Прозоровского! Его каждый первый тогда спросит - куда твой управляющий подевался? Куда сбежал, почему сбежал? А князь Иван, сын его старший, под Смоленском над войсками начальствует. И на него тень ляжет. Начнут измену какую искать. (Василий чуть не плачет.)Ну дай мне сроку, дай мне подумать. Неделя хоть у меня есть?
Василий.А если нету?
Трофим.Ну, я буду думать, я придумаю что-нибудь. - Ты еще зайдешь ко мне?
Василий.Я у Корионова стою. Понадоблюсь - присылай за мной. Или сам туда приезжай.
Василий надевает свой верхний кафтан, берет Трофима за обе руки, крепко сжимает их, притягивает его к себе.
Василий.Проводи меня до ворот. Я богатый купец, меня проводить не стыдно.
Трофим и Василий выходят на крыльцо, к ним навстречу бежит Поликарп.
Поликарп.Трофим Игнатьевич, тебя князь-батюшка к себе требует.
Трофим обнимается с Василием и быстрыми шагами направляется в княжеский терем.
Поликарп берет Василия пол локоток и бережно ведет его к воротам.
Василий.Послушай меня, Поликарп. Ежели кто станет тебя расспрашивать про нас. ну, про меня и про братьев моих, то говори прямо - что тебя к Прозоровским Кузьма Кузьмич заслал и ты обо всем, что знал, ему докладывал, и не ты один. - Только помни - сверх того, о чем вы говорили в тот раз, ему ничего не известно. У него здесь кроме тебя никого больше нет. А ты делай вид, будто этого не знаешь.
Поликарп.Батюшка, а как же я после этого сюда ворочусь?
Василий.А так и воротишься. Кузьма ни тебя, ни себя обнаруживать не захочет.
Поликарп.Неужто гроза собирается, батюшка Василий Матвеевич?
Василий.Будет гроза, будет и вёдро. (Обнимает Поликарпа.)Держись. Всегда и во всем уповай на Господа. Придет время, ты нам понадобишься.
15. Василий медленно идет по вечерним улицам, опираясь на дорогой посох с серебряным набалдашником
Повсюду звонят колокола. Народ спешит ко всенощной. Василий подходит к небольшой церковке, садится на приступку церковной ограды и долго сидит, свесив голову и подперев ее рукой.
Подходит благообразный юноша, оглядывает Василия, его добротную одежду, дорогую трость.
Юноша.Что с тобой, сударь? Тебе не дурно ли? Может, тебя домой проводить или сбегать за твоими? Ты где живешь?
Василий.Нет, сынок, благодарю тебя, я здоров. - Так просто, задумался. - Храм этот во имя апостола Филиппа, а у меня брат младший был, Филиппушка. Вот вспомнил я о нем и загрустил.
Юноша(участливо).А давно он помер?
Василий.Для тебя - так очень давно. А для меня - как вчера. А уж двадцать шесть годков миновало.
Юноша(с облегчением).Ну, что поделаешь. Все там будем. Сказано ведь: прах ты и в прах возвратишься.
Василий.Еще и многое другое сказано, сынок. (В глазах Василия стоят слезы.)А так больно с братьями расставаться, так больно младших братьев терять. (Из храма доносится громкое пение. По щекам Василия текут слезы.)Иди, сынок, дай тебе Бог здоровья.
Голос хора звучит все громче, перерастая в торжественную службу в Успенском соборе Кремля.
Всенощная в Успенском соборе. Мужчины стоят справа, женщины слева. Ирина, обнимая Фиму, тихонько меняется с нею местами, так что царь и Фима оказываются рядом друг с другом через проход.
Царь и Фима смотрят в сторону алтаря, затем медленно поворачивают головы и с тем же молитвенным обожанием смотрят друг на друга.
Царевна Анна стоит рядом с Татьяной в первом ряду. Наконец она не выдерживает и оглядывается назад. Прозоровский, стоящий далеко позади, ищет Анну глазами, привстав на цыпочки. Их взгляды встречаются.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1. Ночь
Женская половина царского терема. Спальня младших царевен.
Нянька спит, сидя в кресле, уронив голову на стол. Татьяна спит в своей постели.
Анна лежит, притворяясь спящей. Убедившись, что другие спят, Анна выскальзывает из-под одеяла и выходит за дверь, прихватив с собой большой платок и обувь.
За дверью.
Анна обувается, заворачивается в платок и начинает свое хождение.
Анна(про себя)Я ведь все понимаю, но я ведь только так с тобой поговорить могу. Я только тогда с тобой побыть могу, когда я совсем одна. А днем они всё говорят, говорят, и слушать надо, и что-то отвечать. А спать - какой толк? Все, что угодно, приснится, кроме тебя. - Они говорят, кто совсем не спит, долго не проживет. Только это и утешение. (Анна, сгорбившись, идет дальше.)Неужто я отсюда в ад попаду? Неужто мне там будет больнее, чем здесь?
Женский терем. Коридор, в который выходят покои Фимы.
Манка Харитонова, ползая на четвереньках, чертит на полу знаки чем-то похожим на кусок воска.
Спальня Фимы.
Фима спит. Настасья при свече бормочет молитвы. За дверью.
Манка чертит на дверных косяках, на пороге. Анна продолжает свое хождение.
Анна(про себя).Ты меня любишь, я знаю. Ты меня так же любишь, как я тебя люблю. Если бы не моя судьба злая, ты бы только на мне женился. (-) Только ты не женись на ком другом, ты подожди, пока я умру. Ведь я же все равно умру. (-) Хорошо, если там ничего нет. А если есть? Я ведь и там о тебе тосковать буду.
Манка шарит по полу перед покоями Фимы. Анна, минуя спящих на сундуках служанок, приближается к Манке.
Анна(шепотом).Кто здесь? Что ты тут делаешь?
Манка.А! Матушка-царевна! Я застежечку, застежечку с себя обронила. Агатовая застежечка, в золоте. Вечером наряды носили Евфимии Ивановне примерять, воротилась, а застежечки моей и нет. Всюду обшарила, сюда пришла поискать.
Говоря все это, Манка стоит перед Анной на коленях, прижимая к груди правую руку, а левой пытается оторвать застежку от своей одежды.
Анна.Врешь ты все. Ты тут ворожбой занималась. Ведь ты же Манка-вышивальщица? - Еще покойная царица говорила, что ты ведьма и надобно тебя прогнать.
Манка.Матушка-царевна! Не погуби! Какая же я ведьма? Я едва на кусок хлеба зарабатываю.
Пощади, матушка-царевна! У меня муж хворый совсем, дети малые! Я одна их кормлю! Погубишь меня - с голоду помрут.
Анна.А, у тебя муж, дети!
Манка(оторвав, наконец, застежку).Вот она, моя застежечка. Чуяла я, что здесь обронила.
В окно падает лунный свет. Застежка блестит на Ман-киной ладони.
Анна(злобно).Нет мне дела до твоего мужа и твоих детей. И до кого другого мне тоже дела нет. Нашла свою застежку - убирайся отсюда.
2. Утро
Покои Фимы.
Фима сидит перед туалетным столом, Настасья расчесывает ей волосы. Вокруг - служанки, боярыни и прочие.
Анфиса.Ах, ну кто еще так причешет, как Настасья Порфирьевна! Я бы к такой красоте и прикоснуться побоялась.
Настасья кладет на туалетный стол гребень с маленьким облачком волос и начинает заплетать Фиме косу. Анфиса вперяет в гребень хищный взор. Одна из служанок, перехватив взгляд Анфисы, усмехается и отворачивается.
Настасья, словно почувствовав их взгляды, зажимает косу в кулак, а другой рукой снимает волосы с гребня и прячет за пазуху.
Анфиса замечает на ковре упавший длинный волос и не сводит с него глаз.
Анфиса.Ах, ну какая же коса, отродясь такой не видывала.
Фима(раздраженно).А я ничуть не хуже видывала. Сколько угодно.
Настасья(вызывающе).А я и лучше видывала. У моей Грушеньки смолоду еще лучше была.
Старая боярыня(подобострастно).Грушенька - это Аграфена Никитишна, тетушка государыни? (Фима с Настасьей кивают.)Ох, она и сейчас куда как хороша.
Настасья.А лучше всех была моя барыня покойная, Фимина бабка.
Анфиса роняет ключи, наклоняется их поднять и, заслонившись рукавом, завладевает упавшим волосом, наматывая его на ключ.
Женский терем.
Манка Харитонова за работой в отдельной комнатке. Входит Анфиса. Протягивает Манке скрученный волосок.
Анфиса.Вот, еще волос. С трудом добыла. (Вынимает из-под полы сверток.)А вот сорочка ее ночная.
Манка.А что стирать отдала?
Анфиса.Другую, из новых. Я в ней сама две ночи поспала.
Манка.Хорошо, стало быть, грязная сделалась.
Анфиса.Пойду, а то меня хватятся.
Манка.Иди.
Анфиса уходит. Манка смотрит на волос, на рубашку, потом комкает их и швыряет в угол. Манка сидит, тяжело задумавшись.
Женский терем.
Анфиса сидит в окружении портных и скорняков. Скорняк демонстрирует ей собольи шкурки. Он растя-
гивает каждую шкурку с хлопком и приговаривает: "А?"
Анфиса одобрительно кивает.
В дверь заглядывает Манка Харитонова.
Манка(плачущим голосом).Анфиса Герминовна! У меня все иглы вышли. Которые обломались, которые покривились. Ты бы поговорила боярыне Годуновой, чтоб в город меня отпустила, новых купить. Кому другому доверить не могу, тут свой глаз нужен и к руке примерить надо.
Анфиса.Сходи к ней сама, Марьюшка, да объясни. Я ведь ее пуще огня боюсь. В твоем ремесле я не смыслю, еще что не так скажу. А ты сходи да объясни.
Манка.Так ты мне дозволяешь?
Анфиса утвердительно кивает, отмахивается от Манки и начинает неистово теребить собольи шкурки.
Женский терем.
Годунова с прислужницей проверяет счета. Служанка впускает Манку. Манка опускается на колени.
Годунова смотрит на Манку исподлобья.
Годунова(прислужнице).Сходи к Борису Иванычу, спроси, когда я могу ему счета показать. (Прислужница уходит. К Манке)Что случилось?
Манка.Мне в город надо. Иглы новые купить.
Годунова(наклоняясь к ней).Что, ничего не выходит?
Манка.Это все пустое. Мне сходить надо. Туда же.
Годунова(со вздохом).Времени так мало. Успеешь ли?
Манка.Если туда схожу, то успею.
Годунова(усмехаясь).Неужто старая ведьма сильнее тебя оказалась?
Манка.Она тут ни при чем… Девица со всех сторон заперта. И щелки малой нет, чтобы пролезть.
Годунова.Кто же ей такую охрану поставил?
Манка.Не мне искать. Отпусти меня, а то время уходит.
Годунова.Трудно тебе. Жаль мне тебя. Времени тебе совсем не дали, а работу требуют. - А ведь в этом деле и перестараться можно. (Смотрит на Манку выразительно.)Тогда виновных станут искать здесь. И ты первая будешь. А ежели они повенчаются, и она после того порченая окажется, то их уже не развенчать, а виновных все равно искать будут.
Манка.А ежели другое испробовать? (Встает с колен и шепчет Годуновой на ухо.)
Годунова(отрицательно качая головой).Об этом и думать нечего. Там Феодора Ивановна. Она все и всех в своих руках держит. Туда и муха не залетит. - Нет, годится только одно - чтобы она до свадьбы порченой оказалась. Тогда вся вина ложится на тех, кто знал, да утаил от государя своего. И тогда пускай казнят кого угодно. Хоть весь град Касимов. - Иди, куда шла, помогай тебе Бог.
Манка выбегает на Соборную площадь. Кланяется и крестится во все стороны. Смотрит злобно в сторону царского терема.
Манка(шепотом).Будьте вы прокляты!
Годунова сидит, тяжело задумавшись. Входит прислужница.
Прислужница.Матушка Дарья Кирилловна, тебя Борис Иванович со счетами зовет.
Годунова медленно поднимается и понуро бредет к Морозову.
3. Кабинет Морозова
Морозов и Назар Чистой проверяют счета. Входит служитель.
Служитель.Светлая боярыня Дарья Кирилловна пожаловала.
Входит мрачная Годунова, тяжело опускается на стул.
Чистой.Ну вот ты скажи, матушка Дарья Кирилловна, так ли уж нужно новые ложки заказывать? Неужто, ежели старые начистить, они хуже блестеть будут?
Годунова(несколько оживляясь).Нет, Назар
Петрович, вот про это ты мне не говори. Государь у нас один, дитятко наше родимое Алексей Михайлович. Женится он один раз, и на свадьбе его все должно быть новое. Коли в казне денег не хватает, мы с Борисом Ивановичем кровных своих не пожалеем.
Через Соборную площадь спешит Кузьма.
Кузьма, запыхавшись, входит к Морозову, слегка кланяется всем присутствующим и забивается в угол.
Морозов(Чистому).Иди, Назар, и проследи, чтобы все было сделано как надо.
Чистой уходит, окинув всю компанию ироническим взглядом.
Годунова(тихо).Она в город отпросилась. (Мотнув головой)Туда. Где Смоленское кладбище.
Кузьма(одобрительно кивая).Хорошо. Она верно рассудила. - Никто не мог за ней увязаться?
Годунова.Некому. Сам знаешь, что в теремах никого Стрешневских не осталось.
Морозов(с невольным смешком).Кроме родных племянниц.
Кузьма.Скоро новая появится. Они каждый день ее здоровье пьют.
Морозов(совершенно убитый).Пропало все. Прахом все идет.
Годунова.Ничего не пропало. Она головой ручается.
Морозов.И что же ты с ее головой делать станешь? - Вот мы с Кузьмой посмотрим.
Кузьма(размышляя вслух).Времени ей дали мало. (Годунова согласно кивает.)Можно сказать, совсем не дали. (Морозов свешивает голову.)Ну, значит, больше и не надо. Ведь колдовство не так просто устроено. Слишком умные совсем в него не верят, слишком глупые всецело на него полагаются. А оно - кого берет, а кого нет. Ведь попадаются и такие, кого даже яд не берет. Редко такое бывает, но что хотя бы один раз случилось, того уже не обойдешь. - Нет, она как надо рассудила. Все верно.
Морозов.Как бы у нее не вышло того, что не надобно.
Кузьма.Борис Иванович, а ежели у нее ничего не выйдет, ты что, так на этом и согласишься?
Морозов вскакивает с места, прижимается лбом и кулаками к стене и глухо стонет.
Кузьма.Я больше не надобен, я пойду. - Ты, матушка Дарья Кирилловна, помнишь, что награда ее у меня? (Годунова кивает.)Вот когда она все сделает, растолкуешь ей, как меня найти. И я с ней расплачусь.
Кузьма уходит, Морозов и Годунова остаются вдвоем.
Морозов.А она, часом, не хитрит?
Годунова.Это ты, Борис Иванович, сам себя перехитрил. Где это видано, чтобы свадьбу назначали так близко от смотрин? Кто как не ты Алешке потатчиком был? Распалил мальчишку, думал, он второпях, кроме твоей Милославской, никого не заметит.
Морозов.Ну бей меня, бей. - А тебе ведомо, что царевна Ирина до того красавицу касимовскую обворожила, что та уже на все из ее рта смотрит? А тебе ведомо, кого Ирина больше всех ненавидит?
Годунова.Тебя, Борис Иваныч, тебя. Она не зря у нас умнее умного. Она сумела дознаться, что когда ее королевича ехать в Москву зазывали, то ему было обещано, что не станут ему предлагать креститься заново. Хватит с него одного крещения. - А когда он приехал, кто здесь первым ревнителем веры соделался? Уж, наверное, не я! И патриарх тоже не мною поставлен.