– Отец, вставай!
– Здорово, Васька! – хрипло сказал матрос. – Отец тут?.. Акулы! – в сердцах молвил он, оглядываясь на другой берег.
Матрос выскочил из лодки и пошел наверх.
– Я приехала к тебе! – сказала Катя, подходя к Василию.
Она, как бы крадучись, прильнула на миг щекой к его груди.
– Палатку нам поможешь поставить? – Она вскинула на него чистые глаза.
На холме густо дымил костер. В воздухе становилось сыро, дым цеплялся за кусты.
– Сегодня дождь прошел. А у вас был дождь?
– Нет, у нас не было. Неужто у вас был? А мама здесь? – со страхом спросила Катя.
– Нет, мать не приехала. Отец вчера приехал с Федей. А я жду! Хотел по дороге заглянуть к тебе, да, видишь, не один, с артелью! Отец сегодня ездил на ту сторону к Федору Барабанову, повидал там знакомых, а вернулся невеселый…
Васька знал, что отцу сейчас не до гостей, и побаивался его.
– А что же ты опоздала?
– С тятей сладу нет, – отвечала Катя, – у нас спиртоносы стояли. Отец спрятал их лодки на протоке. А вся торговля шла у нас. Приезжали приискатели, и каждый угощал тятю…
– Я тебя больше никуда не пущу!
– Ой, как я боюсь твоего отца… Мне так стыдно, он ночевал у нас, а тятя выпросил самородок…
– Ты все еще помнишь?
– Отец и сейчас не трезвый. Нас у Гаврюшки угощали, и он рассказывал там про Синопский бой.
Течением несло вдали лодку с неумелым гребцом. Весла его неловко плескались.
– Возьми меня к себе! – сказала Катя. – Я без тебя жить не могу!
– Эй, Васька, дров мне наруби! – пробегая мимо, крикнула Татьяна.
… Федосеич сидел за дощатым столом с Егором. Катя помогала Татьяне хозяйничать, ломала сухие сучья для костра, перемыла посуду перед обедом.
– Дуня, подруга моя, красавица, скоро приедет, – сказала Татьяна.
Лодка пристала напротив стана Кузнецовых. Быстро поднялся на берег толстячок в очках. Засеменил к столу.
– Свои приехали? – спросил он Ваську, почтительно подергивая головой вниз и недобро пуча близорукие глаза. – К вам гости?
– К нам! – ответил Василий. – Пожалуйте, сосед, проходите. Вот и отец идет. Вы к нему?
– Да-с! Разрешите вам представиться, Егор Кондратьевич! Статский советник! Здесь зовут просто Советник.
Толстячок опять покосился на Катерину, жарившую рыбу на пруте.
– Ну раз ты советник, то и садись! Советуй! – сказал матрос. После китайской водки, выпитой на карауле, он снова опьянел с первыми глотками горячей ухи. – Кого тут только нет!
– Да, тут разная публика… Я бы хотел вам много важных сведений сообщить, Егор Кондратьевич. Мы все ждали вашего приезда…
Татьяна перехватила взор толстяка, брошенный на Катю, и подумала, что девка тихая, и не за ней ли хлещет этот пузач, и что в тихом омуте черти водятся.
Советник заметил, что Федосеич – старый знакомый Егора и как бы находится под его покровительством. Участок старого матроса где-то неподалеку.
А он-то спешил, хотел помочь ленивому служаке, показать, объяснить, даже захватил с собой китайского спирта. Толстяк теперь был рад, что предусмотрительно оставил ханьшин в лодке.
Сказав еще несколько комплиментов, он решил, что надо почтительно и своевременно ретироваться. Он расшаркался перед Татьяной, пошутил с Катей и заглянул ей в лицо, пригласил к себе в гости Егора и Федосеича, пообещал им показать кусок найденного горного хрусталя.
Он протирал очки, споткнулся, уронил очки и на лету поймал их так ловко, что сам подпрыгнул от радости и рассмешил Татьяну.
– Какой славный человек приезжал! – сказала она.
– Вежливый! – подтвердила Катя. – Ученый, а какой простой.
Татьяне понравился бойкий, пожилой Советник.
– Василий, иди пособи им балаган наладить, – сказал Егор.
В сумерках пришел Сашка.
– Советник был? – спросил он.
– Был.
– Ни че?
– Надо строить избу, – сказал Егор.
– Из сырого леса?
Сашка встал и пошел по берегу ключа.
На участке Федосеича уже стояла палатка. Под пологом слышался храп. Кати и Василия не было.
Сашка, тихо раздвигая ветви и угадывая тропу, пошел обратно.
– Че ходишь? – спросил он, наткнувшись на людей.
– А че тебе? – отозвался Вася.
– А че не боишься?
– Кого бояться?
– Смотри! – остерег Сашка. – Ты слыхал, опять стреляли?
– Охотился кто-нибудь.
– Где охотился? Там? – показал Сашка на горы. – Там дичи нет. Одни камни.
– Ой, я боюсь! – сказала Катя и туже затянула платок под подбородком. – А кого стреляли? Кого? А?
– Там людей нет.
– Кто-то балуется, наверно! – сказал Василий.
– Не знаю, – ответил Сашка. – Как устроились?
– Хорошо. Отец уже спит?
– Да.
Катя пошла в балаган.
– Сговариваются выбрать власть из своих и прииск взять себе, – сказал Сашка. – Шайка.
– Почему же шайка? У них право есть.
– Нет, шайка… Я посылал китайца-старика, он все слушал. Он хорошо понимает.
– Сказать отцу?
– А че отец? Пусть сам видит! Нам надо че-то делать. Ты не боишься?
– Нет.
– Ну и дурак!
Они прошли мимо затухающего костра на участке Ломовых. Какая-то женщина выглянула из-под полога.
– Ксенька… Ксенька, ты че это, че это? Куды лезешь? – послышался из палатки голос Ломова.
Утром Василий опять попросился у отца на участок к матросу.
– Может, в артель к ним перейдешь? – съязвила Татьяна.
Прибежала Катька. Отец ее заболел. Его еще вчера ломало. Сашка послал какого-то китайца, бродившего всюду с лотком, за реку за доктором.
Китайский врач в черных очках дал больному какого-то отвара и сказал, что надо бы вытянуть язык и проколоть иголками. Федосеич испугался, вскочил и приплелся на стан Кузнецовых.
– А китаезы здесь откуда? – спросил он.
– Есть христиане. А есть чужие, идут все с квитанциями за рубль на право жительства у нас на один год, – отвечал Сашка.
– Доктор мне обе руки взял и сказал сразу, чем болею. И хотел язык колоть.
– Ты че? Не язык! Ты не понял!
– Все равно мне это их зверство не по душе, чуть что – колоть или резать человека, голову ли ему рубить. У нас лейтенант хлебом отравился в Шанхае. Шел по базару и попробовал.
Катя катила тачку из забоя. Она умела бутарить, выбирать золото с рогожки.
В воде Кузнецовы держали наловленную живую рыбу. К обеду Катя принесла тайменя и, как было велено, вычистила, порезала и положила в кипевший котел.
– Ты ловкая, верткая! – говорила Татьяна.
– Морская гидра! – сказал отец. – Вьется и все успеет! А мы разрез начали, да что-то в груди боль. Я слег, работать не могу. Это потом пройдет… Люди просят порядок установить, Егор… И все идет и идет народ.
– Пока мука есть и друзья есть, – толковала Татьяна у самодельной печи, сбитой еще в прошлом году, – а лепешки закончатся, что будем делать? Егор верно говорил, что три куля не хватит. Эх, Дуня бы приехала, раскрасоточка моя, – схватившись руками за концы от узла на платке, воскликнула Таня, – мы бы помыли с ней! Девичьи бы годы вспомнили!
– Отец у меня плохой работник. Он болеет, – отвечала Катя.
– Поэтому ты все умеешь.
Татьяна чувствовала, что Катя ей будет старательной и разбитной помощницей. Да без нее теперь и трудно обойтись!
Пахом приехал, прошел к Егору в разрез и стал кричать:
– Порядка нет! Ни за что обидели сегодня! Кабы не Илья, не знаю, что бы было. Я чуть лопатой его по хватил.
– Кого?
– Да черт его знает, кто он такой. Давай, говорит, старик, бери меня к себе в артель, а то, мол, тебе вред произведу! Черный, дьявол, как китаец или цыган. Глаза косят в разные стороны. Надо старосту выбирать! Спиртоносы везут спирт. Андрюшка Городилов целую лодку пригнал. Надо этот спирт забрать и вылить в воду.
– Восстание будет, – сказал матрос, – если узнают.
– Не надо, чтобы узнали! Тихо вылить! – сказал Сашка.
– Надо бы резиденцию построить, – сказал Егор, – а порядок сам установится. Место хорошее!
Вася стал кидать песок в тачку. "Отец опять за свое, – подумал он. – Везде хочет строить. Нам и так работать не дают!"
– Дай я подсоблю! – сказал матрос и покатил тачку к бутаре, где Катя и Татьяна кидали песок и выбирали золото, пуская сверху воду из желоба.
– Слушай, Егор, а что такое революция? – спросил матрос. – Будто бы моют на революцию?
– Царя, мол, не надо, – сказал Пахом. – Черта им! Это слово я тоже слыхал. Скоро голод начнется, муки купить негде. Одолжи мне, Кондратьич! Спирту хоть залейся, а муки нет… Люди приходят, надо им отвести участок. А кто на них работать будет? Кому время? Меня просят, Никиту Жеребцова – всех, кто постарше.
– Выше есть лучше места, пусть туда идут, – ответил Егор.
– Они говорят – иди сам, коли лучше. Ждут, что силинская партия станет драться с кузнецовской, к кому надежней примкнуть.
– Кражи есть? – спросил Сашка.
– Не знаю. Наверно, есть, как же без этого. Городилов спирт возит.
– И китайцы возят, – сказал Сашка.
– А все говорят, мол, чужих не пускаем! Да как их не пустишь! Все равно торгуют…
– За голод не беспокойся! – сказал матрос. – Еще ни один прииск не голодал! На Амуре да оголодать! Люди едут отовсюду и уж пронюхают, где что прикупить и сюда перепродать.
– Все люди! – сказал Егор, переводя дух и складывая руки на ручке кайлы. – А то мы в своих избах живем и на заимках, а жизни не видим.
– Значит, ты и тут для справедливости явился?
– Хватило бы о себе подумать!
– Конечно, каждый хочет! Теперь, говорят, что Голованов появился. Кто такой и откуда? – спросил Пахом.
Про Голованова рассказывал Егору вчера торговец, его сосед из Уральского, Федор Кузьмич Барабанов.
– Гаврюшку бы утвердить в должности, выбрать старосту и помощников, начальника полиции, охрану везде поставить и порядок навести! Вот что люди говорят. На Желтуге даже свои деньги были выпущены.
– Да, народу много, и порядок нужен. Ладно, что меня самого пустили. И так тесно. Со временем уйду наверх, там лучше. Да вот Василий не хочет.
Сын с обидой глянул на отца небольшими голубыми глазами. Ничего подобного Ваське в голову не приходило, и он слышать этого не желал.
– Тут старосту ли, – заговорил матрос, – старшину ли, голову – никто слушать не будет, и так всем надоело. Назвать по-другому надо! Политическое, громкое название дать…
– Это верно, – сказал Сашка.
– А как бы, к примеру? – спросил Пахом.
– Президент! Вот это подействует!
– Это и у нас все говорят, мол, президента!
– Выберем и так назовем! А как ты сам, Егор?
– Да, может, так лучше…
– Ну, слава богу! – сказал Пахом. – А люди боятся, что ты не согласишься. А мучки-то дашь? Ну, слава богу!
– А кто это Дуняша? – спросила Катя, когда гости уехали.
Уши у Васьки стали красные. "Это от солнца!" – подумала Катя и заглянула ему в лицо. Васька все гуще краснел и, кажется, не мог ничего придумать, чтобы ответить.
А на бугре, черный от собственной тепи, сидел Налим. Он не сводил глаз с Катерины. Васька отдал тачку Кате и поднялся к нему.
– Тебе табаку, Налим? – спросил он.
Вася высыпал из кисета весь табак в пригоршню старателя.
– Тут у вас весело, – сказал Налим. – Она кто тебе? – кивнул он на Катю.
– Жена.
Налим взял табак и ушел.
Ваське легко работалось подле Катерины. Она подымала пески, валила их в тачку, а он катил. Или он набрасывал пески и вез, а она мыла. Или она везла, а он мыл. Сегодня, кажется, слова не сказали друг другу, а все было понятно и хорошо. Пока Катя не помянула про Дуняшу.
День был очень длинный, и солнце еще стояло высоко, когда Катька разглядела лодку на реке.
– Вон опять к нам славный дядюшка едет!
Сашка зло посмотрел на нее. К ней все быстро привыкли, как и к Федосеичу, словно они были своими в семье и в артели.
– Еще дите! Дура! – ругался китаец.
– Хи-хи-хи… – сдавленно отозвалась она.
– Че славный? Чем славный?
– А че плохой? – спросила Таня, заступаясь более за Катьку, чем за Советника.
– А че, хороший? Шибко-то ученый? Шибко барин? Живи в городе, бери взятки, сладко кушай. А че он пришел сюда? Золото мыть? Его откуда-то гоняли… Нос красный, больной, морда как у кота! Здорово! – хлопнул он подошедшего Советника по плечу и хитро улыбнулся. – Че приехал? Давно не видались? Вчера был и сегодня приехал? Егора надо? Егору нету! Сиди! Гостем будешь… Кушать нету…
"Хитрый у нас Сашка! Взъелся за что-то на славного человека!" – подумала Татьяна.
– Дозвольте обеспокоить, Егор Кондратьевич! – над разрезом появилась косматая голова Гаврюшки.
Егор вылез из начатой штольни весь в желтой глине.
– Видал нашего императора? Он как греческий царь, который сам пас скот! – сказал Студент, появляясь подле Гаврюшки.
– Городские ехали на прииск, – сказал Гаврюшка, – я их не пустил.
– Городских надо поменьше, – согласился Егор, – но от них не избавишься все равно.
– Да, уж лучше кобылку. Кто в нашем деле собаку съел. Китайцы едут на прииск. Я задержал. Как быть? Пускать? Они лопочут, мол, моя по-русски не понимает. Кто они? Как я их разберу?
Егор позвал Сашку.
– Конечно, пускать! – сказал тот.
– А ты пошли Гавриле в помощь своего человека, – предложил Егор.
Сашка что-то крикнул. Из-под берега пришел китаец с лотком, который ездил за доктором.
– Ты по-русски тунда? – спросил его Гаврюшка.
– Тупда! – улыбнулся лотошник.
– Он поедет, – сказал Сашка.
– Квитанция есть – работа есть. Квитанция нет – хунхуз, ходи обратно! – сказал лотошник.
– Еще вам донос, – тихо продолжал Гаврюгака, – и по имени меня не зовите при чужих. Кличка "Пристав", как я приставлен к охране. Голованов проехал. Он не признался, и я его не спросил. Будто не знаю.
– Как же ты узнал?
– По обхождению заметно. А на кампанию я сам приеду. Еще будут доносы к вашему степенству!
– Слушай, Камбала, у меня на той стороне ружье украли. Ты умеешь находить. Найди! – просил Сашку какой-то человек в лаптях и в белой свитке.
– Как найди! Я откуда знаю, кто украл! Иди, иди! Работать не мешай! Я не знаю, кто украл… Эй, стоп… Погоди…
Сашка потер лицо и нос жесткой ладонью.
– Попадется – найду!.. А откуда я знаю!
– Вы откуда приехали? – спросил Студент у просителя.
– Мы три года как пришли пароходом по Суэцу! Нас поселили на Уссуре. Курские мы… К тебе, Камбала!
Егор замечал, что на Силинской стороне никто не знал настоящего имени Сашки. Все его звали Камбалой.
– Мы ведь знаем, что ты умеешь находить! В долгу не останемся…
– Егор Кондратьевнч! – подошел высокий гладкий мужик со светлыми, как лен, волосами. В руках у него бутыль, оплетенная прутьями. – Спиртняжки вам! В подарочек! Мы слыхали, вы тут резиденцию хотите строить? Хорошее место. Надобен плант и можно раскинуть целую плантацию.
– Легок ты, Андрей, на помине! – сказал Василий.
Перед Егором стоял Андрей Городилов, знаменитый контрабандист, который еще парнишкой возил спирт по деревням. Надо было уничтожать спирт. А он принес Егору в подарок!
"Но откуда он взял, что будем строить тут резиденцию? – подумал Егор. – С похвалами и подношениями тут работать не дадут, надо уходить выше, на неоткрытые места к тем страшным бабам, где нашел я в позапрошлом году самородки".
– Уж вы работник первеющий! – говорил Андрей, когда все выпили за столом. – Только зачем вам так стараться, мы бы от общества намыли вам. Десятую часть дал бы каждый! Зачем свои годы тревожите, мне даже обидно! Мы ведь все почитаем вас, как отца родного. Еще мой отец ставил вас всегда в пример, Егор Кондратьевич. Пусть молодые трудятся…
– Кто мы? – спросил Сашка.
– Обчество… Должно сложиться и всю выгоду лично вам предоставить! Наградные! И пенсион от приискателей! Я бы сказал на сходке. И заключили бы контракт.
"Уговаривают принять пенсион и не работать. Что значит не работать? – подумал Егор. – Уйти с прииска? Оставить все им? Хотят дать мне награду за открытие, почет и только бы убрался…"
– Работать тут мне не дают, – сказал Егор сыну. – Давай-ка, Вася, пойдем дальше, заберемся вверх, где нет никаких раздоров!
– Зачем же! – возмущенно сказал сын. – Для этого ты все открыл людям, чтобы от людей бежать? Нет, я ужо сказал, что отсюда не пойду!
– Че идти? Разве тут нет золота? – сказал Сашка. – Чо людей, что ли, бояться? Че их бояться?
– Они хотят нас выжить! – сказал Василий.