С этими словами он взял у меня из рук узду и потник, положил их на снег. Лицо его было серьезно.
– Агнес, – сказал он, – моя Агнес, я должен попросить у тебя прощения. Я был неправ, когда ударил тебя.
Я ничего не ответила, но не стала сопротивляться, когда он взял меня за руку.
– Я разговаривал с Вормом, и он считает, что я умом подвинулся. Слишком много путешествую по сырости. Эти сны… – Голос Натана дрогнул, прервался. – Все мы причинили друг другу немало боли. Я был не в себе.
Он отпустил мою руку, поднял со снега узду и потник.
– Вот, – сказал он, вручая их мне, – отнеси на место, а потом вместе пойдем в дом.
Я повернулась, чтобы уйти, но Натан удержал меня.
– Агнес, – проговорил он негромко и мягко, – я рад тебя видеть.
Той ночью огонь прежнего желания вспыхнул в нас с новой силой. И когда мы проснулись в темноте зимнего дня, меня переполняло счастье от сознания того, что Натан всю ночь проспал рядом со мной. Если Сигга или Даниэль, проснувшись, обнаружили, что мы с Натаном спим в одной постели, говорить об этом они не стали. Я сняла с кровати Натана одеяла и сложила их в изножье своей собственной постели.
* * *
Маргрьет принесла из молочни еще одну миску молока. Ветер снаружи дул с такой силой, что отчетливо был слышен глухой стон.
Агнес наклонилась к очагу, поворошила кочергой раскаленные угли.
– Кизяка подбросить или торфа? – спросила она.
Маргрьет указала на кизяк.
– Продолжай. Пока мы здесь сидим, вполне можно поддерживать огонь.
– На чем я остановилась?
– Ты говорила, что Фридрик сделал предложение Сигге.
Маргрьет аккуратно налила в котелок молока. Струя зашипела, коснувшись раскаленного металла.
– После того как Сигга согласилась стать женой Фридрика, она очень боялась встречи с Натаном. Она спряталась в кладовой, но Натан отыскал ее. Позднее Сигга передала мне слова Натана: дескать, он вел себя неразумно, поскольку был ослеплен собственной неприязнью к Фридрику. Он дал Сигге благословение на брак и прибавил, что если она хочет стать женой сопляка без достойного имени и без гроша в кармане, то это ее право. Мне Натан сказал, что не станет мешать двоим щенятам играть друг с другом.
Я подумала, что Натан, вполне вероятно, осознал: если Сигга выйдет замуж за Фридрика, ему больше не придется сталкиваться с этим мальчишкой. Не придется беспокоиться за свои деньги, спрятанные на хуторе.
Миновали рождественские праздники, но мы их почти не отмечали. Натан отослал Даниэля назад в Гейтаскард, и я думала, что теперь все станет, как раньше, когда с Натаном были только Сигга и я. В праздник святого Торлака я хотела прибрать в доме и приготовить ската, но Сигга после помолвки с Фридриком не выказывала ни малейшего желания разговаривать со мной. Она стала раздражительна, работала спустя рукава и все время выглядывала в окно. Вздрагивала, когда к ней обращались. Избегала смотреть в глаза. Натан сказал ей, что она может на Рождество пригласить Фридрика в Идлугастадир пропустить по стаканчику, однако Фридрик так и не появился. Быть может, Сигга не доверяла той благосклонности, которую Натан так неожиданно стал проявлять к ее жениху. Полагаю, она готова была сделать все, только бы эти двое не столкнулись лицом к лицу.
* * *
Как-то ночью я наконец решилась ему это сказать:
– Натан, я знаю, что ты спал с Сиггой.
Он дремал, но при этих словах открыл глаза.
– Я знаю, Натан. Я прощаю тебя.
Он поглядел на меня и вдруг рассмеялся:
– Прощаешь?
Я сжала в темноте его руку.
– Я говорю об этом не для того, чтоб затеять ссору. Просто хочу, чтоб ты знал, что я об этом знаю.
Рука Натана, которую сжимали мои пальцы, была неподвижна, как мертвая. Он о чем-то размышлял.
– Я знал, что ты наблюдаешь за нами, – сказал он наконец.
Эти слова точно ударили меня под дых. Я открыла рот и тут же закрыла, так ничего и не сказав. Потом выбралась из постели и принесла лампу. Я не могла продолжать разговор с Натаном, не видя его лица. Я не доверяла его словам, сказанным в темноте.
Отсветы лампы плясали на его обнаженной коже. Он смотрел на меня ледяными глазами, неотрывно, лишь единожды отвлекшись, чтобы глянуть в сторону Сигги и убедиться, что она спит.
– Натан.
Я услышала собственный голос, глухой, как у старухи. Потом опустила взгляд, увидела собственную наготу и впервые задумалась о том, какой видит меня Натан.
– Ты играл со мной.
Натан прикрыл глаза ладонью.
– Убери лампу, Агнес.
Я ухватилась за столбик кровати, чтобы не потерять равновесия.
– Ты жесток.
– Я не желаю об этом говорить.
– Ты с самого начала не собирался дать мне место экономки. Верно ведь?
– Убери лампу, и давай спать. У тебя глаза точно дырки в снегу от мочи.
– Спать?! – Я смотрела на него во все глаза, терпеливо дожидаясь, пока смогу заговорить, не разрыдавшись. – Откуда ты знал, что я наблюдаю за вами?
Натан усмехнулся этим словам. И ничего не ответил.
– Ты меня любишь?
– Ты ведешь себя глупо.
– Отвечай!
Он протянул руку к лампе:
– Убери ее!
– Натан! – взмолилась я. И ужаснулась плаксивым нотам в собственном голосе.
– Разве я пригласил бы тебя в Идлугастадир, если б не хотел, чтобы ты здесь жила?
– Ну да, служанкой.
– Агнес, ты больше чем служанка.
– Правда?
– Убери лампу.
– Не уберу! – Я отдернула руку с лампой подальше, чтобы Натан не мог до нее дотянуться. – Ты не смеешь так со мной обращаться!
Глаза Натана вспыхнули.
– Хватит меня пилить!
И тут я взорвалась.
– Ах, пилить? Да иди ты к черту! Я всегда позволяю тебе делать все что вздумается. Разве я мешаю тебе вечно отлучаться из дома? Или барахтаться в соседней постели с Сиггой, когда ты думаешь, что я сплю? Да ведь ей всего пятнадцать! Кобель ты проклятый!
Натан откинулся назад, опираясь на локти.
– А с чего ты взяла, будто я дожидаюсь, пока ты заснешь?
Выражение его лица нельзя было назвать издевательским – скорее презрительно-веселым. Отчаяние утраты обрушилось на меня, и в один миг я оказалась погребена под лавиной непоправимого горя.
– Я тебя ненавижу. – Слова мои прозвучали глупо, ребячески.
– Думаешь, я тебя люблю? – Натан покачал головой. – Тебя, Агнес?
Он недобро прищурился и встал, жарко дыша мне в лицо.
– Ты дешевка, Агнес. Я ошибся в тебе.
– Если я дешевка, то только потому, что ты меня такой сделал!
– О да, продолжай. Ты чиста и свята, а виноваты все остальные.
– Нет, только ты!
– Прости, но я думал, что ты сама этого хотела. – Натан схватил меня за плечи и грубо притянул к себе. – Я думал, что ты хочешь выбраться из той долины. А тебе, как выяснилось, хочется именно того, что ты не можешь получить.
– Я хотела тебя! Я хотела покинуть долину, чтобы быть с тобой! – Меня замутило от бешенства. – Я больше не могу здесь оставаться.
– Так уходи! – Натан отступил на шаг и схватил меня за запястье. – Убирайся! Все равно от тебя одни неприятности!
С этими словами он поволок меня к выходу из бадстовы. Краем глаза я заметила, что Сигга проснулась и сидит на кровати, глядя на нас. Тоуранна расплакалась.
– Пусти меня!
– Я просто даю тебе то, чего ты хочешь. Ненавидишь меня? Хочешь уйти? Отлично! Вот порог.
Натан был невысок ростом, но силен. Он протащил меня по коридору и вытолкнул на крыльцо. Я запнулась о порог и, как была нагая, растянулась в снегу. К тому времени, когда я поднялась на колени, Натан захлопнул передо мной входную дверь.
Снаружи было темно и шел обильный снег, но от гнева и горя я словно утратила чувствительность. Мне хотелось замолотить кулаками в дверь, побежать к окну и крикнуть Сигге, чтобы впустила меня в дом… но еще мне хотелось наказать Натана. Обхватив руками голые плечи, я задумалась, куда же податься. Холод пробирал до костей. Мелькнула мысль покончить с собой, пойти на берег моря и окунуться в ледяную воду. Стужа убьет меня; даже не придется топиться. Я представила, как Натан найдет на берегу мое мертвое тело, выброшенное на берег вместе с водорослями.
И пошла в коровник.
Заснуть в таком холоде было невозможно. Я свернулась калачиком возле коровы, прижалась нагим телом к ее теплому боку и натянула на себя попону. И засунула мерзнущие пальцы ног в коровью лепешку, чтобы им стало хоть немного полегче.
Позже ночью в коровник кто-то вошел.
– Натан? – Голос мой прозвучал тоненько и жалобно.
Это была Сигга. Она принесла мою одежду и башмаки. Глаза ее припухли от слез.
– Натан не пустит тебя в дом, – сказала она.
Я медленно одевалась, едва шевеля закоченевшими от холода пальцами.
– А если я здесь умру?
Сигга повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за плечо.
– Поговори с ним, попробуй его образумить! На сей раз он действительно спятил.
Сигга глянула на меня, и в глазах ее появились слезы.
– Как же мне обрыдло здесь, – прошептала она.
Проснувшись утром, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. Затем в памяти всплыли события минувшей ночи, и тугой комок гнева подкатил к горлу, придав мне новые силы. Я прислонилась к корове, отогревая застывшие пальцы и кончик носа, и стала размышлять, что делать дальше. Я хотела уйти прежде, чем Натан выйдет задать корм скоту.
* * *
Тоути проснулся в полумраке бадстовы Брейдабоулстадура и увидел отца, который сидел, привалившись к стене, в изножье его кровати. Седая голова священника свесилась на грудь. Он спал.
– Пабби! – С губ Тоути сорвался лишь едва слышный шепот, и от попытки заговорить тотчас заныло горло.
Он попытался толкнуть отца ногой, чтобы разбудить, но все тело казалось невероятно тяжелым, точно налито свинцом.
– Пабби! – сделал он вторую попытку.
Преподобный Йоун шевельнулся и вдруг открыл глаза.
– Сынок! – Он вытер бороду и наклонился к Тоути. – Ты пришел в себя. Хвала Господу.
Тоути попытался поднять руку – и обнаружил, что она привязана к боку. Он был весь запеленат в одеяла.
– Тебя лихорадило, – пояснил отец. – Тебе нужно было хорошенько пропотеть.
Он приложил мозолистую ладонь ко лбу сына.
– Мне нужно в Корнсау, – пробормотал Тоути. Пересохший язык едва ворочался во рту. – Агнес…
Отец покачал головой.
– Ты из-за нее-то и заболел.
На лице Тоути промелькнуло беспокойство.
– Не могу вспомнить, какой сейчас месяц.
– Декабрь.
Тоути попытался сесть, но преподобный Йоун мягко прижал его голову к подушке:
– Забудь о ней, пока Господь не вернет тебе силы.
– Она совсем одна, – возразил Тоути, вновь пытаясь приподняться. Тело почти не повиновалось ему.
– И поделом, – отозвался отец. В тесноте скромной бадстовы его голос прозвучал неожиданно громко. Он удерживал сына за плечи, не давая привстать, и лицо его в сумраке казалось серым. – Она не стоит времени, которое ты на нее тратишь.
* * *
С минуту Маргрьет молчала. Молоко в ее кружке совсем остыло.
– Он вышвырнул тебя на снег?
Агнес кивнула, настороженно вглядываясь в нее. Маргрьет покачала головой.
– Ты же могла замерзнуть до смерти.
– Натан был не в себе. – Агнес плотнее запахнула наброшенный на плечи платок. – Он хотел, чтобы Сигга принадлежала ему. И в конце концов понял, что она предпочитает Фридрика.
Маргрьет фыркнула и кочергой затолкала в глубь очага откатившийся к краю горящий уголек.
– Что ж, тебе виднее. – Она украдкой глянула на Агнес, которая неотрывно смотрела в огонь. – Продолжай, – тихо проговорила Маргрьет.
Агнес вздохнула и расцепила руки.
– Я отправилась в Катадалюр, где жили родители Фридрика. Прежде я там не бывала, но знала, что хутор расположен по ту сторону горы, а день выдался достаточно ясный, чтобы я смогла добраться туда пешком, не попав в буран. Тем не менее путь занял у меня несколько часов, и к тому времени, когда я вошла в устье долины, где стоял Катадалюр, сознание мое уже помутилось от усталости. Мать Фридрика обнаружила меня на пороге своего дома – я стояла на коленях.
Катадалюр – ужасное место. Жалкие постройки покосились, крыша вот-вот провалится, и внутри хозяйский дом так же непригляден, как снаружи. Кизячный дым осел копотью на стенах кухни, бадстова больше смахивает на хлев. Когда я вошла туда, стайка ребятишек – все братья и сестры Фридрика – сбилась на одной кровати, прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Фридрик вместе с отцом и дядей сидел на другой кровати и точил ножи.
Первое, что вырвалось у него при виде меня, было: "Что он еще натворил?" Фридрик спросил, уж не решил ли Натан жениться на Сигге.
Я помотала головой и пояснила, что Натан вышвырнул меня из дому, что я провела ночь в коровнике. Фридрик не выказал ни капли сочувствия. Только спросил, чем я вызвала такую немилость, и я сказала, что повздорила с Натаном, потому что не могла выносить того, как он обращается с Сиггой.
Именно тогда в разговор вмешалась мать Фридрика. Все это время она помалкивала, слушая нас, а теперь вдруг схватила сына за руку и заявила:
– Он хочет отнять у тебя жену!
Мне показалось, что Фридрик при этих словах украдкой глянул на нож, лежавший на кровати, и меня охватил страх.
Я предложила Фридрику поговорить со священником из Тьёрна или обратиться к старосте… но Тоурбьёрг, мать Фридрика, снова меня перебила. Она поднялась, крепко взяла Фридрика за плечи и, глядя ему в глаза, проговорила:
– Сигга не будет твоей, пока Натан жив.
Потом все они уселись и, по всей видимости, именно тогда, покуда я спала, решили убить Натана.
Маргрьет молчала. Огонь погас. Лишь один раскаленный уголек живо и ярко мерцал в серой толще золы. Снаружи все так же завывал ветер. Маргрьет медленно выдохнула, ощутив вдруг безмерную усталость.
– Наверное, нам стоит вернуться в постель.
Агнес повернулась к ней:
– Разве ты не хочешь дослушать до конца?
Глава 12
В Лаугаре, в Селиигсдале, Гудрун рано была на ногах, сейчас же после восхода солнца. Она пошла туда, где спали ее братья. Она разбудила Оспака. Он сразу же проснулся, а также и некоторые из других братьев. И когда Оспак узнал свою сестру, он спросил ее, что ей нужно и почему она так рано на ногах. Ей хочется знать, ответила Гудрун, что они будут делать в течение дня. Оспак ответил, что они думали провести этот день спокойно.
– Ведь сейчас мало работы, – пояснил он.
Гудрун сказала:
– Ваш нрав можно было бы назвать прекрасным, если бы вы были дочерьми какого-нибудь бонда, так что никому от вас не было бы ни пользы, ни вреда. Несмотря на все обиды и оскорбления, которые Кьяртан вам нанес, вы спокойно спите в то время, как он едет мимо вашего двора с одним-единственным провожатым. У таких людей память, как у свиней. Я теряю надежду, что вы когда-нибудь нападете на Кьяртана в его доме, раз вы не осмеливаетесь встретиться с ним сейчас, когда он проезжает мимо с одним или двумя людьми, а вы сидите дома и ограничиваетесь громкими словами, хотя вас так много.
Оспак отвечал, что она слишком взволнована, но что на ее слова трудно возразить, и сейчас же вскочил и стал одеваться, а вместе с ним все остальные братья. После этого они начали приготовления, чтобы устроить засаду Кьяртану.
Сага о Людях из Лососьей долины
КОГДА МЫ С ФРИДРИКОМ ПРИБЫЛИ в Идлугастадир, Натана там не было. Не представляю, что произошло бы, окажись он дома. Нам пришлось стучать добрых несколько минут, прежде чем Сигга открыла дверь и впустила нас в дом. Она держала на руках дочь Натана.
– Он велел прогнать тебя, если вздумаешь вернуться, – сказала она, но тем не менее нас впустила.
Я согласилась выпить кофе, который принесла нам Сигга.
– Где Натан? – спросила я.
– Из Гейтаскарда прислали работника с письмом. Ворму нездоровится. Натан уехал рано поутру.
– Как он?
Сигга глянула на меня.
– Не в духе.
– Он опять приставал к тебе? – Фридрик шарил на полке у кровати Натана. Сигга обеспокоенно наблюдала за тем, как он взял пару коробок и потряс, прислушиваясь.
– Что ты ищешь?
– Вознаграждение за хлопоты, – пробормотал Фридрик. И выглянул в окно, за которым белел снег. – Бьюсь об заклад, он зарыл все во дворе.
Я поглядела на Сиггу.
– Натан говорил что-нибудь обо мне?
Она покачала головой.
Я невесело, через силу усмехнулась:
– Ничего такого, что ты решилась бы повторить мне в лицо.
Фридрик смахнул снег с плеч и устроился рядом с Сиггой, усадив ее к себе на колени.
– Птичка моя, – проговорил он. – Моя милая женушка.
Сигга увернулась от его ласк и пересела на кровать.
– Не зови меня так, – сказала она.
Фридрик побагровел:
– Почему это? Ты же моя.
– Натан сказал мне, что передумал. Он не позволит мне стать твоей женой. – Речь Сигги перешла в судорожный всхлип. – Никогда.
– Будь он проклят!
Несмотря на общее безрадостное настроение, трудно было удержаться от улыбки, услышав этот надрывный возглас.
– Уверена, что Натан все же сменит гнев на милость, – сказала я.
Сигга вытерла глаза и покачала головой.
– Он говорит, что если кому-то и суждено взять меня в жены, так только ему.
Сердце мое упало, и я заметила, что Фридрик побледнел.
– Что?!
– Да, так и сказал, – шмыгнула носом Сигга.
– А ты что ответила? – Голос мой сорвался.
Сигга вновь разразилась бурными рыданиями.
– Ты же не сказала, что согласна? Не сказала, верно? – Фридрик одной рукой обнял ее за плечи. Сигга уткнулась лицом в его шею и горестно взвыла.
Следующие два дня мы провели в Идлугастадире, решая, куда податься. Сигга подумывала о возвращении в Стоура-Борг, а я предлагала ей, как только позволит погода, отправиться со мной в долину. Фридрик сказал, что я могла бы устроиться до конца зимы на хуторе Аусбьярнастадир. По его словам, хозяин этого хутора терпеть не может Натана и, вполне вероятно, проникся бы ко мне сочувствием.
Примерно в таком духе мы разговаривали как-то днем, после обеда, когда увидели, что по горной тропе спускаются к хутору два всадника. Мы настолько были поглощены обсуждением планов бегства, что даже не заметили их появления. Погода улучшилась, и разговор велся во дворе, на свежем воздухе, а потому прятаться было поздно – нас наверняка уже заметили.