- Ты прав, ясновельможный, - сразу же попятился Сигизмунд Казимирович, - мне не нужна у трона темная лошадка, но я не могу взять под стражу князя Глинского, поскольку я предвижу, как поведут себя все королевские семьи Европы, как поведут себя гвардейцы и даже шляхта и жолнеры многих воеводств.
- Получив весть о готовящихся оковах, мы разослали гонцов во все воеводства, чтобы они собрали ратные силы для посылки в Краков. Мы не исключали того, что Глинский мог схватить тебя, Сигизмунд Казимирович, и тогда бы мы не открыли гвардии ворота. Отбиваться от натиска гвардейцев мы могли несколько дней, до подхода помощи.
- Так далеко зашло? И все же я не имею повода оковать князя Михаила Глинского и не сделаю этого. Нужно искать иной путь.
- Мы, ясновельможные, подумаем, ваше величество. Прошу аудиенции на завтрашнее утро. - Условились.
Готов совет у Заберезинского, он предвидел и возможную трусость Сигизмунда и его недоверие, поэтому продумал, что предложить наследнику при таком развитии событий, но не счел нужным все выпалить: пусть тот посчитает, что совет совместно выработают ясновельможные паны. Чтобы не возникло никакого подозрения, Заберезинский действительно собрал всех ясновельможных панов у себя дома на ужин. Весело прошла пирушка, ибо, еще перед тем как сесть за стол, он слово в слово пересказал разговор с Сигизмундом, не скрыл, с каким советом, от имени всех ясновельможных, пожалует к нему на аудиенцию.
- Великолепное решение! - в один голос воскликнули сразу почти все ясновельможные и тут же предложили отметить завтрашний успех.
Недаром поднимали они кубки за изворотливый ум Яна Заберезинского, продуманный им коварный план сработал без заминки.
Заберезинский позволил себе опоздать на несколько минут на встречу с королем, и тот с явным недовольством спросил:
- Никак не смогли найти нужного решения?
- Нашли.
- Так в чем же задержка?
- Я не сказал, что нашли вчера. Нашли его только что, вернее, ясновельможные только что согласились с моим предложением: повести дело так, чтобы князь Глинский сам покинул королевский двор.
- Любопытно.
- Покойный король вручил ему правление земское и государственное на время борьбы с нашествием татарским. Попроси, ваше величество, отчет о расходовании казенных денег на этот период. Полный отчет.
- Какой еще отчет? Какие расходы? Он все расходы, какие имел, покрыл с лихвой доставленными в казну трофеями.
- Именно. Поэтому требование отчитываться за расходы кровно обидят схизматика, и, если ты не отступишься от своего, он определенно решится на опрометчивый шаг.
- Принимаю с благодарностью твой совет и прошу тебя лично передать Михаилу Глинскому мое приглашение на беседу. Дружескую, - лукаво улыбнулся Сигизмунд.
Заберезинский напыжился от гордости, предвкушая, как будет выглядеть схизматик, когда он передаст ему слово короля, но решил прикинуться лисицей: с подчеркнутой почтительностью и показной завистью передавал ясновельможный просьбу Сигизмунда. Именно просьбу, а не повеление:
- Он особо уведомляет тебя, князь, что приглашает на дружескую беседу. Оцени это.
Однако Глинского на мякине не проведешь: он сразу же почувствовал неладное, а игру Заберезинского оценил как его победу. Проницательность князя и на этот раз его не подвела: король заговорил с ним вроде бы с мягкой доверительностью, но Глинский не позволил себе расслабиться, не допустил ни малейшей откровенности, которая могла бы пойти ему не на пользу. А король, будто и впрямь ничего не знающий, попросил Глинского подробно рассказать о победе над туменами крымцев, слушал со вниманием, когда же Михаил Львович закончил свое повествование, похвалил, как казалось, от чистого сердца.
- Ты, князь, достоин великой награды. Я подумаю над этим. Пока же прошу подготовить отчет о расходах казенных денег за то время, какое ты исполнял обязанности правителя. Мне это нужно, чтобы иметь полную картину о состоянии моей казны на день коронации.
Глинский не сразу понял, что с ним случилось, почувствовав и гнев, и страшную обиду за попранную честь, - какое-то время не мог выговорить ни слова, хотя пытался это сделать.
Сигизмунд Казимирович торжествовал. Влиятельнейший человек не только при дворе, но и во всей Польше в один миг повержен. Молодец Заберезинский, предложивший ловкий ход.
- Трофеи, Сигизмунд Казимирович, доставленные мною в казну, едва ли не превосходят всю ее прежнюю наличность. Как можно подозревать меня в казнокрадстве? - произнес напряженно князь, наконец-то обретя дар речи.
- Я не сказал: казнокрадство. Мне нужен полный отчет о твоих расходах, а также отчет о всех трофеях и о том, как они поделены.
Понял князь, что дальнейший разговор бесцелен, усилием воли заставил себя совершить положенный по этикету поклон и, круто повернувшись, покинул королевские покои.
Что делать дальше? Сразу же собраться уехать из Кракова в одно из своих имений или в Туров, в вотчину? Конечно, достойней попытаться одолеть своих недругов, оклеветавших его?!
"Потребую Суда чести!" - решил князь.
Свое требование Глинский изложил в довольно длинном прошении, адресованном Сигизмунду Казимировичу, на которое, по сложившемуся обычаю, король должен был ответить немедленно, но он молчал, будто никакого прошения о суде чести не получал. А через пару дней Глинскому через посланника напомнили о необходимости ускорить подготовку отчета.
"Не нужен я ему, это как ясный день. Но я нужен Польше!" - решил князь и следующим ранним утром покинул Краков, направившись в Венгрию, сопровождаемый большой свитой, чтобы придать своему визиту к брату Сигизмунда Владиславу солидность. Не попрошайкой едет Глинский - борцом за свою попранную княжескую честь.
Король Венгерский понял его, разделил оскорбленное чувство князя и не только написал письмо брату, но даже направил к нему внушительное посольство.
Увы, Сигизмунд Казимирович упрямо стоял на своем: отчет и никаких отступлений. Тогда Глинский решился покинуть двор короля Сигизмунда, все приготовил для отъезда. Казну же и то, что посчитал нужньм прихватить с собой, загодя отправил обозом. Предложил ехать с ним и братьям князьям Василию и Ивану. Иван Львович воспринял предложение брата и его поступок как должное:
- Верно, брат, решил отступиться от коварного Сигизмунда. Мы, Глинские, по роду своему не ниже Сигизмунда. Не ущербно бы тебе сидеть на королевском троне. Сигизмунд не понимает, что ли, этого?
- Понимает, оттого и желает избавиться от меня. Но, думаю, делает великую ошибку, сам горько пожалеет не единожды о неприязни ко мне. .
- Верно. Он заслуживает мести! Я, брат, с тобой! Михаил Львович улыбнулся в ответ - горяч Иван, слишком горяч, недаром его Мамаем прозвали. И все же верно он мыслит: отомстить Сигизмунду надлежит непременно, наотмашь ударить, чтобы знал княжескую руку. Удар этот нужно готовить с умом и без спешки. Совершенно иной разговор вышел с Василием Львовичем. Мягок он душой, к тому же еще и труслив.
- Я, конечно, поеду с тобой, Михаил, но все же хочу посоветовать тебе не делать рокового шага. Кроме нас, братьев, кто с тобой всегда заодно, у тебя есть еще и племянник Миша, в честь тебя названный, и твоя любимица Елена-сорванец. О них подумай, прежде чем седлать коня ретивого. В Турове ли им расти и воспитываться либо в Кракове. По себе суди: ты провел молодость в Германии, отсюда и развитость твоя, не в пример другим.
- Прав ты, многое зависит от воспитания, но не последнее место отводи уму. Если его нет - и от воспитания толку чуть. Что же касается коня, считай, я его уже оседлал и расседлывать не стану. Если опасаешься ехать со мной, оставайся. Воля твоя. Думаю, мой оскорбитель Сигизмунд не лишит тебя своей милости. Но нужна ли знатному роду Глинских милость полунищего князя, интригами ясновельможных вскарабкавшегося на королевский трон? Вот в чем загвоздка.
- Ну, если ты поедешь, я не отстану, - уныло согласился Василий.
- Тогда так: все необходимое в дорогу и казну отсылайте с Иваном заранее. Сами, поочередно, покинете город без лишней огласки. Меня ждите в Клецке. Там у нас хорошая опора. Не забыли градоначальники да и простолюдины, что я спас их от разорения, пленения и даже смерти. Только предупредите, чтобы встречи мне не устраивали. Чем тише мы едем, тем спокойней. Да и подводить градоначальников не стоит: за пышную встречу мне Сигизмунд может разгневаться.
- Завтра же отправлю обоз. А когда следом, условимся с братом.
Глинский считал, что король не станет его преследовать, не решится послать погоню, боясь, как бы она не перешла на сторону князя, однако на всякий случай об отъезде не распространялся и даже своих стремянных и малый отряд шляхтичей, ему преданных, отправлял за городские ворота весь день по два-три человека. Сам же князь выехал перед самым закрытием ворот на ночь.
До Клецка ехали бодро, там остановился на несколько дней, дабы отдохнуть основательно перед новым броском. Вполне возможно, город и теперь бы встретил князя Михаила Глинского с торжественной пышностью, но раз он сам попросил не делать этого, ради чего дразнить Сигизмунда. Вдоволь попировав, братья, теперь уже все вместе, тронулись дальше. Пиры угнетали напоминанием о былой славе, о былом почете. Разве они такими были еще полгода назад?
Михаил Глинский проходил по тем самым местам, по тем дорогам, по каким он, главный воевода, вел войско Речи Посполитой громить крымцев-разбойников, и теперь этот путь торжества стал путем унижения и оскорбления - душа князя жаждала справедливой мести, он ехал молчаливо-сосредоточенный, обдумывая свои дальнейшие шаги. Будущее виделось в тумане, только одно князю было совершенно ясно: "Я не оставлю без внимания случившееся. Заставлю Сигизмунда пожалеть, что послушал он Заберезинского! Сурово отомщу и самому Заберезинскому!"
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Поздней осенью, когда уже время от времени налетали белые мухи и дыхание зимы неотвратимо набирало силу, князь Андрей Старицкий с воеводой Хабар-Симским неспешно приближались к Москве, позволяя себе пережидать непогоду в усадьбах знакомцев. Все, что они в свое время предложили царю Василию Ивановичу, выполнили полностью со всем старанием. Работали они дружно, обсуждая вместе те или иные дополнения, какие вдруг требовала жизнь, и всегда находили лучшее, на их, конечно, взгляд, решение. В одном они разно мыслили: нужно ли извещать князя Дмитрия, их начальника, о вносимых изменениях? Воевода считал, что делать это обязательно, князь Андрей предпочитал не связывать себе руки ожиданием согласия брата.
- Пока в Москву гонец доскачет, пока князь Дмитрий обдумывать станет нами предложенное да пока обратно гонец скачет, пару недель, почитай, козе под хвост.
- А если взыщется?
- Возьму грех на свою душу.
Вроде бы больше не о чем речь вести, но когда дело доходило до следующего изменения утвержденного государем плана, подобные разговоры возникали вновь и вновь. И вот подошло время отчитываться о сделанном, а Хабар-Симский снова выразил сомнение:
- Погладят ли по головке? Мы довольно переиначили.
- Ничего не переиначили. Дополнили только, а это совсем иное дело.
- А что, если князь Дмитрий Иванович закапризничает? Он волей царя поставлен над нами, а мы - мимо него.
- И теперь мыслю обойти его стороной, пойду напрямую к Василию Ивановичу со своим словом.
- Ну, нет! Самовольничали вместе, а грудь тебе одному подставлять?! Так не пойдет. К тому же вдвоем убедительней, да и недовольство государя, если оно возникнет, на двоих поделим.
- Ладно, - согласился Андрей Иванович. - Надо подгадать так, чтобы нам въехать в Кремль к исходу послеобеденного сна. И сразу - к государю. По праву брата. Небось не откажет.
Так они и поступили.
Царь Василий Иванович встретил их радушно. Обнял брата, ответил малым поклоном на низкий поклон воеводы и удовлетворенно проговорил:
- Стало быть, выполнили задание? Ну, садитесь и докладывайте.
Доклад подробный начал Андрей Старицкий, а когда Дошел до тех изменений, какие они с Симским внесли по собственному уразумению, Василий Иванович стал особенно внимателен. Дослушав до конца, дал царь всему свои оценки.
- Что к Васильсурску дополнительно причалы поставили в затоне, да огородили их крепкой стеной - доброе дело. Иное все тоже одобряю, а вот насчет Ядрина сомневаюсь. Для чего близ его станицу поставили, взявши ее в городню? Не ополчим ли мы тем самым против себя Чебоксары?
- Дозволь, государь, слово молвить, - вмешался Хабар-Симский.
- Говори, коль слово имеешь в оправдание.
- Мы как рассудили: не только по проезжей дороге от Нижнего до устья Свияги ставить крепость, но и бока ее окрепостить есть нужда. К этому пришли, когда Сергач укрепляли. Нам даже местные людишки подобную мысль подбрасывали, объясняли, что боковые крепости не только отсекут чувашей и мордву, соберись они присоединиться к казанскому походу, но и защитят их, ежели воспротивятся те поддержать поход против России, а казанцы намерятся принудить их силой. Важно и другое: полон и обозы с награбленным отбивать неожиданными ударами с боков. Самих нукеров тревожить тоже не грешно станет. Неспокойность вражеская всегда на руку нам. С князьками же мы договора учинили. Мирно. Без нажима.
- Разумность видна. А как же князь Дмитрий отнесся?
- Никак, - ответил Андрей Иванович. - Он ни разу в Нижний не приезжал, а посылать гонцов по каждому пустяку в Москву, затем ждать его возвращения до морковкина заговенья, растянулось бы сооружение оборонительной линии. Разумно ли?
- И все же…
- Мы готовы понести наказание.
- Да, вы его заслуживаете. Только, как я понимаю, поступали вы в державных интересах, поэтому не взыщу за самовольство.
- Еще прошу тебя, государь, - вдохновившись, рискнул на просьбу князь Андрей, - не обойди вниманием меня и воеводу Симского, когда соберешь рать для похода на Казань. Мы с воеводой обдумывали, каким следует путем идти, куда загодя выслать огневой наряд, съестные запасы, пороха, ядер и дроби. Речную рать, мы еще полагаем, нужно изготовить, тоже загодя. Пунктом сбора установить Васильсурск.
- Не обойду. Даю слово. Только вот похода в ближайшее время не намечаю. Однако готовиться к нему стану сейчас же. Тебе, воевода, поручено готовить учаны и ладьи для речной рати, искать добрых вожей и все остальное, что надобно для рати по Волге.
Хабар-Симский, встав, низко поклонился и заверил:
- Устрою все ладом.
- Верю, потому и поручаю столь великое дело. Тебе ясе, князь, иное поручу, - обратился Василий Иванович к брату. - Важнее важного. Завтра с утра поговорим об этом, сейчас же ступайте по домам, побаньтесь с дороги, а вечером - ко мне, на трапезу, на ней и Дмитрий будет. Успокою его, если у него возникнет обида, что мимо него шмыгнули. Слукавлю, скажу, будто вы по моей воле ко мне на доклад пожаловали.
- Спасибо, брат, - поблагодарил Андрей. Оба гостя покинули царские палаты.
- Слава Богу, обошлось, - остался доволен Хабар-Симский.
С вдохновением он воспринял новое поручение царя и поклялся Андрею Старицкому:
- Уж я расстараюсь. Все ладом устрою. Комар носа не подточит. Не пожалеет государь, что доверил большое дело.
- А мне что поручит?
- Худого не жди. Важное что-либо. Непременно - важное.
- Не знаю. Может, не изменил обо мне мнения. Все как прежде относится: последыш-несмышленыш?
- Не унывай, князь, прежде времени. Лучше едем ко мне, будем в баньке париться.
- С удовольствием.
Ваня, она и есть баня. Она как рукой снимает все душевные невзгоды.
Бодрые и просветленные спустя некоторое время сидели Андрей Старицкий и воевода в трапезной царя всей России. Как всегда, Юрий и Дмитрий расположились по правую руку от него, Андрей-последыш - по левую, а Хабар-Симский на сей раз - левее князя Андрея. Это уже что-то значит, видно, признает старший брат его заслуги не ниже заслуг знатного воеводы.
Радушен и Дмитрий, ни одного косого или завистливого взгляда, да и словами не выразил недовольство тем, что обошли его, доложив о результатах работы сразу Василию Ивановичу, посчитав это даже лучше. Удачно пройдет оборонительная линия проверку временем, его имя все равно не забудется - ему почет, ибо он начальствовал над всем. Выявится изъян, с князя Дмитрия как с гуся вода: вот они, Андрей Старицкий и воевода Симский, накуролесили, вместо того чтобы твердо придерживаться намеченного, самовольничать принялись.
Князь же Андрей и не пытался задуматься над тем, отчего брат не упрекнул его за самовольство. Он был доволен отношением к себе Дмитрия и отдыхал душой, как бывало в детстве при живом отце, за семейной трапезой.
Теперь трапеза тоже, можно сказать, была семейная: все, кто сидел за многолюдным столом, состояли в родстве с их царской династией. Только один сторонний, но принятый на равных за заслуги перед отечеством - воевода Хабар-Симский.
Только после трапезы подступила было к Андрею Ивановичу тревога: какое поручит дело Василий? Достойное ли? Однако князь Старицкий моментально отмахнулся от тревожного чувства, слишком уж не хотелось ему расставаться с благодушием, царившим за трапезным столом весь вечер.
Утром Василий Иванович принял брата в уединенной палате. Никого при них. Поприветствовали друг друга, задали обычные вопросы о том, как почивалось. Наконец царь заговорил о деле.
- Я не счел нужным говорить о моем поручении при воеводе, хотя верю ему и вижу, что вы сдружились. И все же дело тебе предстоит скорее тайное, чем гласное, я очень ответственное. Думаю, лучше всего вести его до времени без всякой огласки. - Замолчал Василий Иванович на некоторое время, прикидывая, как повести дальнейший разговор, чтобы не обидеть Андрея. Брат все же. Хотя и последыш. Затем продолжил: - В Кракове - великий скандал. Князь Михаил Глинский повздорил с королем Сигизмундом Казимировичем и отъехал в свою родовую вотчину Тутов. Так вот, он предложил переметнуться под мою руку вместе со своей вотчиной.
- Так это же за Черниговом! Знатный прибыток. Предполагаю, что ты не отказал князю? - спросил Андрей.