- Верно. Перворядные и даже многие из второго ряда не жалуют Даниловичей. Только и всего, что подчиняются силе. Они, сами славяноруссы по крови, не забывают, из какого гнезда Даниловичи. Всеволод-то - сын гречанки. Стало быть, полукровок.
- Вот-вот. И Василий Иванович тоже от византийки.
- Какое от византийки! От римлянки! От латынянки.
- Нишкни. Дядя ее - последний император Византийский.
- То дядя. Она-то сама, покойница, где росла, под чьей опекой воспитывалась? Папа Римский ее лелеял. А ты - византийка!
Вот тут масла в огонь плеснул хозяин застолья:
- Все, о чем речь ведем, истина. Только не туда, как мне видится, глядим. Иван Васильевич намеревался женить сына на дочери боярина Юрия Малого, грека по роду, об этом каждому известно, но не пошел супротив перворядных, которые запротестовали, ибо видели в нем полное огречивание российского трона. Вот й позволил царь выбирать самому великому князю.
- Да, добрых полторы тысячи красавиц, одна одной краше, свезли в Москву. И заметьте: все не великой знатности! Из них и выбрал молодой великий князь Соломонию Сабурову.
- Вот об этом и мое слово, други. Кто лучше? Греки или ордынцы? Сабуровы ведут свой род от ордынского мурзы Чета. Думаю, хлебнем мы горюшка. Если же не мы, то дети наши непременно.
- Очень ты прав, воевода. Сродственники Сабуровых Годуновы и без того подкрадываются к трону. Хитрованы. Наглые к тому же и умом не обделенные. А что будет, когда породнятся с царем?
- Что грядет, того не миновать. Десница Господа, - вновь сказал свое веское слово седовласый воевода. - Грызня у трона - не нашего разумения дело. Наша забота державу оборонять. Воеводствовать со всем прилежанием. Мы же, если раскинуть умишком, не трон оберегаем, для того царев полк есть, а свои дома защищаем. Грудью заслоняем державу от ворогов.
Как же за такие верные слова не осушить кубки? Пили стоя, в левой руке держа кубок, а правую приложив к горячему сердцу.
Разговор после этого сам собой утих, и вскоре гости, вьпив за гостеприимную хозяйку дома, покинули травную. Домой разъезжались без волокиты. Понимали:
Хабару завтра спозаранок нужно быть в Кремле. Прощаясь, однако, каждый из воевод просил хозяина приобщить и его к великому оборонительному от Казани делу. Только седокудрый, вздохнувши, посетовал:
- Засучил бы рукава вместе с тобой, герой-воевода, да укатали сивку крутые горки.
Проводив гостей, Хабар-Симский долго не мог уснуть, метался будто в жару на мягкой пуховой перине, не имея сил заставить себя не думать о предстоящем разговоре с великим князем. В конце концов все же уснул. Будить постельничему его не пришлось, воевода сам проснулся едва забрезжил рассвет. Ополоснул лицо ледяной водой, обрядился в праздничные одежды и - поспешил в Кремль. Сомнения, правда, были, не слишком ли рано появится он на Соборной площади, где ему надлежало быть среди самых знатных князей и бояр, но вышло в самый раз. Как он заметил, не было на Соборной площади лишь князей Шуйских.
"Обиду держат за невнимание к ним. Что не их рода невеста".
Хабара-Симского заметили сразу. К нему подходили с поклонами, поздравляли (те, кого не было на по-честном пиру) с великой наградой, хвалили его находчивость при обороне Нижнего Новгорода. Только князь Дмитрий Иванович лишь издали кивнул, зато Андрей Иванович, словно не был обижен, поздоровался уважительно и еще раз поздравил с милостью великого князя.
Их начавшийся было разговор прервал праздничный колокольный звон всех кремлевских храмов одновременно, тут же подхваченный колокольнями Китай-города, Белого, а следом и колокольнями приходских церквей Скородома. Москвичи, заполнившие Кремль до отказа, теперь начинали тесниться на Красной площади, надеясь, что Василий Иванович со своей супругой великой княгиней снизойдут до выхода к народу.
Первый раз Хабар-Симский видел такую торжественную пышность. Более сотни князей и бояр заполнили храм Успения. В глазах рябило от обилия самоцветов на одеждах знати. Невеста сверкала алмазами на кокошнике и в ушных подвесках, на аксимитовом сарафане. Жених словно светился счастьем. Что еще удивило Хабара-Симского: братья не находились у руки великого князя, их место - в общей толпе знати. В той самой толпе, где и он - воевода - не знатного рода. Правда, даже перворядные выказывали братьям Василия знаки внимания.
Все эти наблюдения не отвлекали внимания воеводы от главного - от мыслей о предстоящем докладе великому князю, которые не отступали ни в первый день, ни в следующие, заполненные долгими пиршествами. Симский даже попытался, улучив момент, завести разговор с князем Дмитрием Ивановичем о предстоящем деле, но тот отмахнулся:
- Знаешь, воевода, каждому овощу - свое время. Позовет брат мой, - он сделал нажим на слове "брат", - тогда и помозгуем. Чего ради неволить себя загодя зряшними мыслями. И потом, твое дело воеводское, тебе и об оборонах разных думать.
Совершенно иным получился разговор с князем Андреем Ивановичем, к которому Хабар-Симский все же решился обратиться, хотя и опасался такого же ответа, какой услышал от князя Дмитрия.
Понимаю, воевода, твое неспокойство. Разделяю трудности решиться в одиночку на слово великому князю. Только чем я могу пособить? Я не бывал ни в Нижнем Новгороде, ни дальше его. Да и воевода из меня пока некудышний. Последыш я, ко мне поэтому такое отношение.' Всякий раз лишь в пристяжные к кому-либо из братьев…
Знал бы Андрей Иванович, как близко к сердцу принял воевода откровение юного князя! Обрел бы он в одночасье верного товарища, доброго советника.
Помедлив малую малость, Андрей Иванович попросил:
- Ты вот что… Окончатся пиршества - пожалуй ко мне. Расскажешь о своем плане. Посоветуемся. Глядишь, и я что-нибудь толковое подскажу.
И вот в тот вечер, когда великий князь Василий Иванович с благословения отца объявил на очередном пиру, что "Потехе час, а делу время", воевода Хабар-Симский был зван к Андрею Ивановичу.
Даже конь ему был подан под великолепным седлом, как самому почетному гостю.
"Доброй души царев брат меньшой, - подтвердил первоначальный свой вывод Хабар-Симский, - и не кичлив".
Справедливый вывод. Андрей Иванович не кичился родством с великим князем, он уважал ум и храбрость в людях, особенно таких героев, как Симский, поэтому без задней мысли встретил воеводу не только как равного себе, но даже с подчеркнутым почтением, словно принимая более высокородного гостя. Это еще больше расположило воеводу.
"Не чинится, уважая мои ратные успехи и ратный опыт", - подумал он.
Так оно и было на самом деле. Князь Андрей не играл в чрезмерное гостеприимство, он искренне высоко ценил героя, вполне сознавая свою малограмотность в воеводском деле. Отец, как правило, на рать брал с собой вначале первого своего сына, Ивана, видя в нем преемника а после его смерти хотя и венчал на царство своего внука, но при своей руке держал первенца от царицы Софьи. Его, Андрея, отец ни разу не брал с собой в поход последыш до кончины матери рос при ней. Нравоучительные же беседы отец нацеливал не на воспитание сыновей, обязанных защищать державу с мечом в руках, а на признание единовластия за тем, кто из братьев займем трон.
И вот - первое поручение. Князю Андрею хотелось исполнить его не только со рвением, но и разумно, чтобы создать крепкий пограничный оборонительный рубеж, надежно прикрывавший все восточные русские города и погосты не только от разбойных налетов, но и от крупных походов, какие Казань (Андрей Иванович в этом не сомневался) еще не раз повторит до тех пор, пока не схлопочет увесистую зуботычину. Такой ответ противнику придется готовить основательно, вот тут и сыграют свою роль новые крепости, которые и позволят загодя накапливать силы.
С этого и начал князь Андрей Иванович:
- Не имея воеводского опыта, я все же рискнул определить так: крепости нужны не только для обороны, но и для подготовки решительного сокрушительного удара по Казани. Считаю, отечеству нашему не стоит жить с шилом в боку. Напрягшись, можно стереть Казань с лица земли. Укладиста ли по ратным меркам моя мысль?
- Укладиста, князь. Очень даже. И я об этом думку имею.
- Тогда давай, воевода, по-братски поговорим, ничего не скрывая друг от друга.
- Не имел я, князь Андрей Иванович, намерения хоть малую каплю прятать от тебя, укрывая в дальнем кармане, но вижу, ты уже о многом подумал. Выложи все, не опасаясь попасть впросак по своей неопытности. Не посмею я, уважая тебя, князь, даже подумать осудительно о неловкости твоей, если она случится. А твое слово первым для того хочу услышать, чтобы мне легче стало своей задумкой поделиться. Сопоставим потом два предложения, найдем третье - наиболее разумное.
Не зная местности от Нижнего Новгорода до Казани не могу в точности определить, где надо быть крепостям, но думаю, ставить их надлежит на Волге, особенно Устьях рек, которые бегут с Нагорной стороны. Почему читаю это наиважнейшим и первостепеннейшим делом, да потому, что чуваши, мордва и эрзя никак не определятся, к кому прилепиться, поддерживают они то нас, то Казанское ханство. Заперев им выход на Волгу, убьем двух зайцев: лишим возможности нападать на наши ратные караваны, когда они на стороне Казани, и затрудним их торговым судам выход на водный путь в Казань и Астрахань. То же, когда они переметнутся на сторону Казанского ханства. Во вторую очередь, думаю, стоит возводить крепости по сухопутной дороге от Нижнего до Чебоксар, причем даже вклинившись в чувашские земли. Поерепенятся чуваши поначалу, но привыкнут, понявши, что русские ратники - это не татарские нукеры, и к грабежу они не свычные. Вот так можно оборонить Нижний. Но и о Владимире стоит подумать, о Муроме. Стало быть, и по сухопутной дороге нужда ставить крепости, и по Оке. В устье Нерли - непременно, не затягивая. Не знаю, ловко ли придумал? Тебе, воевода, оценивать.
Не сразу ответил Хабар-Симский, ибо был весьма удивлен правильностью предложенного князем Андреем. Прибеднялся, выходит. Не играл ли в кошки-мышки?
"Скорее всего и вправду считает себя несмышленышем в ратном деле", - определил воевода и, открыто улыбнувшись, заговорил:
- Твое слово, князь Андрей Ивнович, - слово бывалого и разумного воеводы. Если великий князь Василий Иванович велит мне держать доклад, я в точности повторю предложенное тобой.
Хабар-Симский не сказал, что мысли князя почти полностью совпали с его мыслями. Именно такой план он намеревался предложить великому князю и теперь без всякого сомнения мог докладывать этот план, отдав первое место в его разработке князю Андрею. Осталось только уточнить детали.
- Предлагаю теперь же совместно определить места новым крепостям. Мое слово такое: крупную крепость доставить в устье Суры, назвать ее предложим великому князю Васильсурском. Еще одна крепость, не менее первой, - в устье Свияги, как раз супротив Казанки. Добрым она станет заслоном и не менее добрым местом для сбора рати для наступления на Казань. Как, согласен?
- Отчего же возражать? Разумно.
- На Оке новые крепости не нужны. Еще Андрей Боголюбский ловко поставил их на Оке. Одна - в устье Нерли, другая - ниже по течению, где Ока изгиб делает, оттого крепость стоит как бы затаенной. Великий князь Владимирский имел цель стеснить вольную торговлю Рязани, чтобы город стал послушней. Теперь, почитай, крепости эти совершенно заброшены, вот им и нужно дать новую жизнь. Посуху же… Дай, князь, поразмышлять чуток…
Лукавил Хабар-Симский, дабы угодить князю Андрею, пусть думает, что ему первому пришла идея укрепления сухопутных путей. На самом же деле воевода давно продумал, как расположить крепости и по дороге на Владимир, и по дороге на Чебоксары, и даже по дороге, какая, перерезая Волжскую огибь, выводила к устью Свияги. Намеревался он предложить великому князю строить крепости на удобных местах в глубине самой огиби или, как называли, - в Нагорной стороне.
По его разумению, от Владимира до Нижнего Новгорода строить ничего не нужно. Укрепить лишь погосты Вязники и Гороховец. В них на сегодняшний день есть только детинцы с башенками над главными воротами и с весьма невысокими стенами, которые и стенами-то назвать затруднительно, - тыны убогие. Городовые дружины - плевые. А если укрепить детинцы городней со сторожевыми башнями да поставить городню вокруг самих погостов, посадив там полутысячные отряды с крепостными пушками и затинными пищалями, тогда не вольготно станет казанцам совершать безнаказанные набеги на приволжские земли. К тому же крепостицы эти создадут заметные помехи даже большим вражеским походам, а это значит - дадут время для сбора русской рати.
От Нижнего Новгорода до Казани тоже есть городишки, за которые можно зацепиться, превращая их в крепости: Кстово, что близ самого Нижнего, Лысково, в сотне верст от Нижнего. А дальше? Дальше есть нужда искать удобное место для еще одной крепости, где конкретно ей стоять, придется определить, выехав на место. Одно было ясно Хабару-Симскому, что эта крепость и крепость в устье Суры должны составить крепкий узел, который трудно будет разрубить одним взмахом кривой татарской сабли. Хабар-Симский придумал и название крепости: Воротынец - то есть опора для ворот, которые перекроют вольный путь коварным казанцам.
Углубиться же в Нагорную сторону он предлагал через Сергач, большое село близ реки Пьяны, цепочкой крепостиц до самого Алатыря. Вторая цепочка - через Ядрин на Канаш и далее до реки Свияги. Связь этих цепочек должна быть крепкой с новой крепостью в устье Свияги.
Помедлив немного, чтобы не смог догадаться князь Андрей о его маленьком лукавстве, Хабар-Симский заговорил неспешно, вроде бы раздумывая, как лучше воплотить в жизнь предложенное князем Андреем, словно идет он по совершенно неведомому ему пути.
- Если твое слово ляжет на душу великому князю, - сказал Хабар-Симский, - создадим мы добрую порубежную оборонительную линию, пополнив отечество еще и плодородной землицей.
- Думаю, великий князь Василий Иванович доверит и мне участвовать в таком важном для отечества деле.
- Как не доверит, если ты, князь, на ладони, почитай, преподнесешь ему разумное. Признает небось твое радение в делах державных. Не в пример князю Дмитрию Ивановичу, который не удосужил напрячь себя мыслями. Отмахнулся он, когда я попытался держать с ним совет, как и с тобой.
Не раскусил воевода князя Дмитрия, не понял, отчего такое безразличие к поручению великого князя. Если Андрей Иванович, верный отцовским заветам, пересилил гордыню еще в ночь перед казнью еретиков безвинных, твердо решив стать верным помощником самодержавному брату, служить ему верой и правдой, то Дмитрий Иванович, подписывая вместе с другими братьями ряд жить в мире и согласии, условился после этого с братом Юрием Ивановичем не радеть в служении старшему брату, а приглядываться, искать удобный момент для выступления против великого князя. Возникнет ли при Василии Ивановиче смута, зависит только от него самого. Он может предотвратить ее, если учтет горький опыт отца.
Что касается князя Андрея Ивановича, то он догадался о сговоре братьев, но одной догадки мало. Однако же если бы он даже был уверен в наличии заговора, то и тогда, хотя и проникся уважением к храброму воеводе, все равно не допустил бы с ним откровенничания. Семейные дела, они - семейные. Тем более если речь идет о делах семьи великокняжеской, царской. Поэтому-то князь, выслушав сетования воеводы, промолвил успокаивающе:
- Хватит нам и наших двух голов, особенно если в Дружбе и согласии.
- Клянусь честью, буду всегда верен тебе!
Князь Андрей проводил Хабара-Симского до крыльца и на прощание крепко пожал ему руку. Приподнятое настроение не покидало князя весь вечер. Он будто воочию видел, как Дмитрий, которого наверняка Василии спросит первым, что-то невнятно лопочет в ответ.
нему брат и не подумает обратиться, считая его все еще несмышленым, а даст слово воеводе Хабару-Симскому, но как удивится Василий, услышав о его, Андрея, задумках. В ушах уже звучали слова: "Тебе, князь Андрей, исполнять тобою предложенное. Совместно своеводой Хабаром-Симским". Андрей даже представлял, как поклонится поясно и молвит скромно: "Спасибо, брат".
Он ждал утра с нетерпением, предвкушая свое торжество, но утро миновало, неспешно прополз день, подступила ночь, а за ней следующий день. Князь Андрей перетомился в благостных надеждах: у него появилось сомнение, а не забыл ли великий князь, нежась с молодой женой, о данном слове, более того, не решил ли государь вовсе обойти младшего брата вниманием, определив для исполнения свой воли только Дмитрия и Хабара-Симского.
Затосковал сердцем князь Андрей. Скуксился. В голове то и дело возникало: "Последыш! Одно слово!"
Четверо суток прошло в тревогах. Князь Андрей, вконец измаявшись, собрался даже спросить великого князя о его намерениях, но тот опередил брата. При первой же встрече сказал Андрею:
- Завтра утром, отстояв молитву в домашней церкви, определимся с Казанью. Обговорим все. Пока - вчетвером. Потом дьяку Разрядного приказа сообщим о нашем замысле.
Собственно, никакого "обговора" не произошло. Как и предполагал князь Андрей, Василий Иванович попросил высказаться Дмитрия, тот начал что-то невразумительное мямлить, старший брат остановил его:
- Погоди, скажешь свое слово после воеводы. Хабар-Симский, встав и поклонившись поясно великому князю, начал так:
- Намедни зван я был в теремной дворец князя Андрея Ивановича. Он захотел поделиться со мной своими соображениями, как создать оборонительную линию от Казани. Доложу я тебе, великий князь, его замысел - это замысел мудрого воеводы. Кое-что мы в нем уточнили, и вот теперь предлагаем на твой суд и ряд.
Подробно начал рассказывать Хабар-Симский о том, где надобно возрождать старые крепости, строить новые и сколько где потребно оставить особенно на весну и лето отрядов вооруженных. Василий Иванович слушал с вниманием, не перебивая, и было видно, что доклад воеводы вполне его устраивал.
- У нас с князем Андреем все. В твоей воле, государь, принять предложенное нами, если посчитаешь наши замыслы разумными, - закончил свою речь воевода.
Великий князь сразу же, без лишних раздумий, определил свое отношение:
- Молодцы. Умыслы достойные.