– Достал… – неизвестно кому пожаловался Кузя. – Слушай, кретин, о том, что грузины еще неделю назад вывезли оттуда баб и стариков, ты знаешь?
– Да, – признался Алан.
– Отлично! А мужиков они всех повооружали и погнали на войну. Поначалу они стреляли в своих соседей-осетин, а сейчас эти вояки готовятся драпать от русских. Значит, дома их будут стоять без хозяев, что очень хорошо. Я ведь не поленился посмотреть, как грузинки уезжали. Почти что с пустыми руками, хотели, наверное, скоренько вернуться. У мужиков их времени на сборы и вовсе не будет. Выходит, хаты там стоят пустые и при этом полные добра. Сам Бог велит проверить, что эти сквалыги успели накопить… Вот этим мы с тобой завтра и займемся. А теперь еще по стакашку – и спать!
26. Сергей Комов
Нужно было принимать какое-то решение, причем очень быстро, ведь времени на раздумье никто не даст. Выходило, что они с Женькой оказались в одном из самых опасных мест в городе. Нужно было его покинуть. Но как? Не пойдешь же по ночным улицам с камерой и оборудованием наперевес. Ночью боевые действия могли затихнуть, но жители наверняка сидят по подвалам, а те, кто оказывается на улицах, в лучшем случае вызовут подозрение. В худшем же – по ним откроют огонь, не спрашивая, кто идет. Причем, расстрелять подозрительных ночных гуляк в равной степени могут и грузинские военные и югоосетинские миротворцы.
– Че-ерт… – протянул сквозь зубы Сергей.
Он вытащил из кармана телефон, нашел номер Хасана, и долго смотрел на него раздумывая, звонить или нет. Своей просьбой он поставит Ревазова в очень трудное положение. Кому хочется лишний раз рисковать? А может Хасан давно уехал? Но он оставался последней надеждой Комова.
Ревазов не брал трубку очень долго. Сергей держал телефон не возле уха, а в руках – смотрел, как на экране отсчитывается время вызова. Две минуты истекали, потом вызов сам собой отключится. Комов не стал бы перезванивать.
– Да? – наконец услышал он голос Хасана.
– Рад тебя слышать, – сказал Сергей. Сердце его сильно колотилось. – С тобой все в порядке?
– Если можно так сказать… Ты еще в штабе?
– Да. А ты уехал из города?
– Нет.
– Мне очень нужна твоя помощь.
– Я тебя слушаю.
– Если не сможешь помочь, то без обид, понимаю, что прошу слишком много.
– Говори.
– Ты не мог бы вывезти нас отсюда? Понимаешь, мне не к кому больше обратиться…
– Хорошо, – Хасан что-то прикинул. – Я постараюсь быть минут через двадцать, но точно не обещаю. Дороги стали небезопасными. Постреливают. Я тебя наберу.
– Буду ждать…
Время опять тянулось очень медленно, стрелки часов словно не хотели передвигаться… Многие обзвонили своих друзей, вызвали машины. Миротворцы ничем не могли помочь, если бы они выделили что-нибудь из своего арсенала, то эти машины, выкрашенные в защитные цвета, тут же стали бы мишенями. Лучше в них не ездить.
Грузин предупредили, что журналисты собираются покинуть штаб. Те на сообщение никак не отреагировали. Оставалось гадать: перестреляют они отъезжающих, как куропаток, или предпочтут не связываться с кланом масс-медиа. Во избежание лишнего шума, так сказать…
– Бронежилеты с собой забирайте, – напутствовали уезжающих миротворцы. – Наверняка пригодятся, а отдадите потом, при случае, когда все закончится.
Комов позвонил домой, решив, что такая возможность может представиться не скоро. Было уже поздно, жена наверняка легла спать, но телефон она держала где-то рядышком с подушкой и взяла его почти тут же.
– Привет, Тань, – сказал Сергей, чуть прикрывая трубку ладонью, а то вдруг жена расслышит дальние взрывы и начнет беспокоиться. – Вот решил пожелать тебе спокойной ночи.
– Как у тебя? – спросила Татьяна испуганно. – Я весь вечер телевизор смотрю.
– Да все нормально, не беспокойся, – Комов, как мог, пытался ее успокоить. – Дышу свежим воздухом. Сейчас тоже спать поедем.
Он не хотел ей ничего рассказывать, да и не успел бы.
– Когда вернешься?
– Не знаю. Думаю, что скоро, дней через пять. Потерпишь?
– Потерплю. Возвращайся скорее.
– Постараюсь. Все, целую тебя.
Миротворцы снабдили всех пластиковыми коробками с пайками, дали по три-четыре на каждого. Их сложили в пакеты. Оказалось, что у многих они из московских магазинов, и со стороны казалось, что журналисты только что отоварились в супермаркете. Местные магазины либо закрыты, либо разбиты, работать они еще долго не будут, продуктами не разживешься. Не пойдешь ведь втихаря, пока никто не видит, взламывать закрытые торговые точки. С мародерами разговор короткий…
– Я здесь, – услышал Сергей голос Хасана в трубке.
– Ты как метеор…
От сердца отлегло. Рано, конечно, ликовать, но хоть какая-то надежда появилась. Хрупкая, правда, как воздушные замки, но все же…
Хасан объяснил, как его найти.
Он сидел в машине с выключенными фарами, но с работающим двигателем. Комов заметил пробоину на заднем крыле "девятки" – отверстие от пули, совсем свежее, вчера этой отметины не было. Похоже, Хасан получил ее несколько минут назад. Могли угодить в бак с топливом, тогда на небесах поймешь только, что в машину попали.
– Рад тебя видеть! – сказал Сергей, подбегая к "жигуленку". Эти слова даже близко не могли передать то, что он думал.
Хасан, завидев его и Женьку, вышел из машины, открыл багажник, куда они побросали аппаратуру. Сергей заметил на руке у друга кровоточащую царапину. Но спрашивать, где Хасан ее получил, не стал.
– Никого с собой не берете? – спросил Ревазов.
– Нет, – помотал головой Сергей. – Ребята свои каналы используют.
– Тогда погнали, – сказал Хасан.
Словечко это он подцепил, общаясь с российскими журналистами. Прежде, всеми уважаемый учитель никогда не позволил бы себе сказать нечто подобное.
– Ох! – сказал Беляш, попробовав сесть в машину.
Из салона на него глядела собака. Она не скалилась, не рычала, просто доверчиво смотрела на людей.
– Откуда ты взялась? – спросил у нее Ревазов. – Ну, уходи же. Мест нет.
Он открыл пошире дверь, но собака выходить не собиралась, только переместилась с водительского кресла на пассажирское.
– Долго я тебя буду уговаривать? – рассердился Хасан (собак он любил). – Марш отсюда!
– Что там? – спросил Сергей. Он не видел, что случилось, – как раз обходил машину. Дернул дверцу и удивленно уставился на неожиданного пассажира.
Собака, видя, что ее обошли с тыла, заволновалась, прыгнула вниз, прижалась к сиденью.
– Черт с ней, пусть сидит, – предложил Женька. – А то замучаемся ее вытаскивать. Она ж слов не понимает. Если боишься, садись со мной на заднее сиденье.
– Нет уж, – отмахнулся Сергей. – Лучше с барбосом.
– Как хочешь, – равнодушно согласился Беляш.
Сергей сел осторожно, вытянув ноги, но собака появление человека как угрозу не расценила и кусаться не собиралась. Кресло было порвано, наружу вылез кусок поролона, а под собой Сергей ощущал что-то жесткое.
Ревазов заметил, как он вертится, пытаясь принять удобное положение, и пояснил:
– Извини, не успел вытащить оттуда железяку одну, – помолчал и добавил: – Удачно она так залетела, сбоку, в открытое окно, ничего, кроме кресла не повредила.
– Ну, ты даешь… – сказал Сергей.
Ему стало понятно, откуда у Хасана царапина.
Ревазов ехал медленно. Фар не зажигал – автомобиль с зажженными фарами виден издалека.
– Ты почему из города не уехал? – спросил Комов.
– Не успел… – усмехнулся Хасан.
"Из-за меня все", – виновато подумал Сергей. Если бы он сразу, как только они приехали в штаб миротворцев, позвонил Хасану и сказал, чтобы тот уезжал из Цхинвала, был бы Ревазов уже в Северной Осетии. Но кто бы тогда им помог?
Город тонул в кромешной тьме. Линии электропередач пострадали в первые же минуты обстрела. Многие высоковольтные мачты упали, одни – на дорогу, другие – на дома, проломив крыши. Так проламывают их деревья, заваленные ураганом. В окнах – ни огонька, все сидели в темноте, даже если у них и были запасы свечей или керосиновые лампы. Огонь привлекает ночью не только комаров и прочих малоприятных насекомых. Он влечет куда более опасных хищников. Например, людей. Отсветы были видны только над неугасшими пожарищами. Тянуло гарью.
Цхинвал преобразился. Не так сильно, как менялись немецкие города после налетов союзнической авиации, после тысяч тонн бомб, сброшенных на мирных жителей, но… Почерк был один, хотя и в меньших масштабах. Американцы и их ученики в совершенстве освоили лишь один вид обстрела – ковровые бомбардировки.
Некоторые из домов почти полностью разрушились и теперь представляли из себя бесформенные кучи кирпичей, камней, обгоревших досок, другие осыпались частично, разбросав вдоль улицы камни, из которых были сложены. Местами завалы полностью перегораживали проезжую часть, они походили на баррикады, которые нагородили для обороны от атакующего врага. Машину эти "заслоны" остановят, но на танке и через еще не разрушенный дом проедешь без труда…
– Из города вам сейчас не выбраться, – сказал Хасан. – Не знаю, когда сможете.
– А что говорят-то? Где подкрепление? Рокский тоннель взорвали?
– Не так быстро… Тоннель – не взорвали. Российские танки через него идут. Сейчас они в Джаве. Туда бы доехать, но сейчас – не получится. А в городе русские завтра должны быть. Я так думаю.
– Будем надеяться, – сказал Сергей. – Значит, надо пересидеть ночь… Вот только где? Хоть останавливай машину и в подвал первый попавшийся забивайся. Я не понял, город-то грузины, захватили?
– Есть еще незанятые места. Туда вас и отвезу сейчас. В подвале у моих знакомых пересидите.
– Жизнь налаживается, – подал голос Беляш. – Перейдем на подпольное положение. Продукты у нас есть, – он пояснил для Ревазова: – Миротворцы снабдили. Хватит на неделю. Кстати, давай мы тебе часть пайков отдадим, нам ведь столько не надо.
– Спасибо, не откажусь, – кивнул Хасан.
Комов пробовал осмотреться, но почти ничего не видел. На одном из уличных пересечений он разглядел что-то темное, застывшее, с опущенным вниз хоботом. Подводники в любую погоду умеют определять по силуэту не только классификацию корабля, но и его название. У них имеются специальные таблицы, которые изображают суда в зависимости от угла осмотра. У Сергея специальных навыков не было, он понял лишь, что увидел подбитый танк, но какой именно – не знал.
Собака сидела тихо. Комов вспоминал о ней только когда под колени осторожно толкалось что-то мягкое.
Похоже, Хасан неплохо ориентировался в происходящем с городом. Ехали не по самому короткому маршруту, зато ни разу не пришлось останавливаться перед непроходимым нагромождением, разворачиваться и искать объездные пути. Но ландшафт продолжал изменяться, как во время тектонических процессов, только проходили они в миллион раз быстрее, чем в природе. Однажды Сергей скривился, как от звука бормашины, впивающейся в больной зуб – борт "девятки" со скрежетом задел за камень. Из него выступали куски арматуры, он походил на кусок плоти с переломанными и вылезшими наружу костями.
На колдобинах техника, сложенная в багажник, гремела, как монетки в копилке, которую трясут. Тогда Беляш оборачивался на звук и болезненно морщился.
Собаку они выгнали. Остановили машину и приказали ей убираться. Собака не хотела уходить, пришлось подтолкнуть ее ногой. С собой ее брать было нельзя – будет сидеть возле подвала, сразу станет ясно, что там кто-то есть. Они и так вывезли ее из зоны обстрела. Собака бежала за "девяткой" еще несколько кварталов. Машина ехала медленно. Собака могла ее даже обогнать. В темноте светились ее глаза, различался силуэт, потом она куда-то пропала.
Хасан предупредил, что в подвал ведут крутые ступеньки. После того, как удалось избежать стольких опасностей, очень не хотелось свалиться с лестницы и расквасить физиономию, а то и получить травму посущественнее.
Верхние ступеньки с трудом, но можно было разглядеть. Все, что находилось за ними, – тонуло в черноте, будто грунтовые воды залегали здесь слишком высоко и сочились через стенки подвала.
Впереди шел Хасан. Сергей неуверенно сделал первый шаг, затем второй, третий… Он и вправду точно погружался под воду. Приходилось нащупывать дорогу, осторожно опуская ногу в темноту и отыскивая следующую ступеньку.
– Я с гостями, – сказал Хасан кому-то.
– А мы уже испугались. Кто, думаем, в подвал лезет? – ответил невидимка. – Хорошо, что стрелять не начали.
Следующей ступеньки не было. Комов почувствовал под ногами забетонированный пол. Он чуть постоял на месте, надеясь, что глаза наконец-то привыкнут к темноте, – она не была кромешной, слабый свет пробивался через крохотное оконце, находившееся в стене. Сергея толкнули, он не видел кто, но следом шел оператор.
– Извини, – тут же раздался его шепот.
– Бывает, – откликнулся Сергей.
– Русские? – послышался из темноты вопрос невидимки. – Миротворцы?
– Русские, – подтвердил Ревазов. – Но не миротворцы. Журналисты. Принимаете гостей?
– Русским мы всегда рады. К тому же они пришли с тобой, Хасан.
Комов наконец-то начал различать очертания подвала, дальнюю стену, под которой стояла раскладушка. На ней сидели старик и старуха. На полу лежали матрасы и одеяло, стояли две табуретки, керосиновая плитка и несколько кастрюль со сковородками.
– Знакомьтесь, – сказал Хасан, представляя друг другу гостей и хозяев. – Поживут они у вас немного. Сам-то я пойду. Дела есть.
День третий
27. Алан Сенакоев
– Пешком, это долго… – задумчиво произнес Какишев. – Да и не унести на плечах много…
– Ну, нет машин, Кузя, – Алан прижал руки к груди. Он смотрел на подельника чуть не со слезами на глазах. – Совсем нет! Всех, кого мог, обошел. Далеко ведь не пойдешь, в городе грузины шарятся. Все без толку. Одни уехали, других разбомбили.
– А тот драндулет, на котором мы к старухе за орденами ездили? – напомнил Какишев.
– Был я там, – вздохнул Сенакоев. – Хозяева поверили, что по Зарской дороге можно в Россию выехать. Только за угол свернули, навстречу грузинский танк. Три раза выстрелил. Они прямо в "москвичонке" и сгорели, выбраться не смогли.
– Ай-я-яй, – покачал головой Кузя. – Машина, значит, не на ходу?
– Как можно? – не понял Алан. – Говорю же: сгорела, совсем сгорела…
– Ладно, – хлопнул его по плечу Какишев. – Уговорил. Пешком, так пешком.
– Ты знаешь, – неуверенно заговорил Сенакоев, – я слышал, что за мародерство грозили строго наказывать…
– И правильно! – подхватился Какишев. – По другому в военных условиях никак нельзя… Только мы-то тут при чем? Мы честные ополченцы, порядок наводим.
– Как это? – удивился Алан.
– Уф… – вздохнул Кузя. – Ну, послушай. У всех ополченцев форма одинаковая? Не обязательно. Белые повязки на рукаве? Щас сделаем. Удостоверения у них есть? Сомневаюсь. Так чем мы от них отличаемся?
– Они с оружием ходят, – пояснил Сенакоев.
– И у нас кое-что имеется, – подмигнул ему приятель. – Вот, смотри.
Он сунул руку под пиджак и извлек на свет пистолет Макарова. Повертел перед носом Алана, спрятал обратно и пояснил:
– Автоматы тоже найдутся. Когда все поутихнет, продадим. Но тащить их сегодня с собой мне не хочется – лишний вес, а нам и так нагруженными возвращаться придется.
– А если на грузин напоремся? – не унимался Сенакоев. – Может лучше переждать, пока не успокоится все, хоть немного?
– Не хочешь на неприятность нарваться, значит варежку не разевай, – разозлился Кузя. – Чего ждать-то? Русские танки скоро город окружат, местные осетины грузин из него вышибают. Самое время рискнуть.
В селе Кузя не торопился – так опытный рыбак осматривает незнакомый берег, прикидывая, где лучше забросить удочки. Многое нужно учесть: и скорость течения, и возможную глубину, прикинуть, нет ли на дне зловредных коряг, грозящих зацепами, да и устроиться желательно покомфортнее – на одной ноге несколько часов не выстоишь…
Наконец Какишев уверенно показал на добротный двухэтажный дом, окруженный ухоженным садом.
– Сюда.
Он по-хозяйски поднялся на высокое крыльцо и двинул в дверь ногой.
– Открывай!
Никто не ответил. Кузя наклонился, исследовал замочную скважину и сообщил:
– Заперто.
Достал из кармана нож с выбрасывающимся лезвием, долго копался в замке, потом заявил:
– Нужно что-нибудь поосновательнее.
Осмотрел двор и приказал Алану:
– Посмотри в сарае.
Сенакоев мигом исполнил распоряжение и вскоре вернулся с небольшим ломиком в руках. Алану было не по себе, ему все время казалось, что вот-вот из-за угла появятся хозяева дома или нагрянет патруль. Хотелось поскорее оказаться за дверью, укрыться от пусть и незаметных, но очень зорких человеческих глаз.
Кузя с хрустом вонзил жало ломика в косяк.
– Давай!
Они дружно навалились на лом. Дверь хрустнула и отошла в сторону.
– Ну-ка, ну-ка… – дурашливо протянул Какишев, входя в дом. Алан устремился за подельником.
В доме было прохладно, и царил полумрак – плотные шторы преграждали свету доступ в комнаты. Воры огляделись. Мебель добротная, на полу и стенах – ковры, в шкафу слабо искрится хрустальная посуда. К ней и потянулся Алан.
– Сдурел? – остановил его Кузя. – Чай, не советские времена. Люстру еще сними… Погляди лучше одежку. Может, шуба найдется или еще какие меха. Они легкие, и сбагрить их можно легко. Та-ак… А вот это интересно.
Он подошел к висевшим в углу иконам, принялся снимать их и внимательно разглядывать. Через какое-то время объявил:
– Я конечно не специалист, но, по-моему, за вот эти доски можно получить неплохие бабки. А у тебя что?
Сенакоев молча показал на горку старинной серебряной посуды. Кузя осторожно взял высокий длинногорлый кувшин, покрытый искусной насечкой, довольно поцокал языком.
– Неплохо, совсем неплохо!
– Смотри-ка… – позвал его Алан.
Под стопкой постельного белья лежали три толстеньких пачечки: грузинские лари, российские рубли и доллары, все в крупных купюрах.
– В конец обнаглели, – заявил Какишев, отправляя находку во внутренний карман. – Деньги им не нужны… – он удивленно покачал головой.
– Наверное, побоялись их в Тбилиси брать, – предположил Алан. – Мало ли что…
– Это правильно, – одобрил Кузя. – Жулья там наверняка хватает. Не дай Бог, достанутся денежки нечестным людям. А мы о них позаботимся.
Он был доволен результатом "осмотра", весело посмеивался, то и дело радостно потирал руки. Вошел в азарт и Сенакоев.
– Давай еще пару домов проверим, – предложил он.
– Времени много, – с сожалением произнес Кузя. – Два не успеем. Но еще в один обязательно заглянем. Завтра сюда лучше не приходить, хотя и жалко. В этой деревушке есть, чем поживиться. Но мы здесь уже наследили, так что рисковать не будем. Береженого, как известно, и Бог бережет…
– Ничего, сел здесь много, – сказал Алан.
– Эт точно, – согласился Какишев.