На заднем сидении "девятки" лежали три автомата Калашникова, калибра 7.62 миллиметра с примкнутыми подствольниками и парочка "мух". Типичный набор военной разведки. Если кто за спецназовцами погонится, они разобьют заднее стекло, выставят туда автомат, и получится подобие современной тачанки. Только едва ли грузины станут обстреливать эту машину, скорее пропустят ее мимо, чтобы не ворошить осиный рой. Им ведь уже встречались БМП, борта которых были разрисованы надписями "Чечня", "Отряд "Восток"", а для самых непонятливых позади имелась еще одна: "Попробуй – обстреляй!" Хотя многие грузины по-русски говорили плохо – сказывалось тлетворное влияние англоязычных стран – надпись эту понимали и, как правило, следовали рекомендации.
Аслахан накопил много впечатлений. Он не мог дождался момента, когда попадет в круг родственников, и начнет рассказывать им о своих приключениях, немного приукрашивая действительность. Но и Сергей был благодарным слушателем, вот и вспоминал Аслахан о том, как на базе в Гори на столах оставались чашки с чаем, еще теплым, хоть сейчас пей, про брошенные танки, стоящие в ряд, заправленные топливом так, что хватило бы дойти не только до Рокского тоннеля, но и гораздо дальше. Если уж не могли отогнать технику, так облили бы ее бензином да подожгли, не оставлять же противнику! Теперь эти танки перегоняют в Южную Осетию, а грузины совсем ошалели – пытаются убедить весь мир, что это русские наступают на Тбилиси… Стрелковое оружие и вовсе везде валялось кучами, так что, чтобы вывезти его приходилось подгонять грузовики. Лишь в одном месте его пытались уничтожить. В "М-16" предусмотрена возможность быстрого уничтожения этой винтовки, ее надо облить горючим веществом, к примеру, тем, что используется для разжигания костров на пикниках, и поджечь. Пластмассовые части расплавятся, а без них винтовка ни к чему уже не годна. Все у американцев какое-то одноразовое…
– Окопы бросают, оружие бросают. Бегут с родной земли… – Аслахан недоумевающе посмотрел на Комова. – Как так можно? Никогда такого на Кавказе не было…
– Здесь-то чего делаете? – спросил Сергей.
– Хотели кое-что на рынке прикупить, но ничего нет. Впустую приехали, – пояснил Аслахан.
– Ну, давай журналист, – сказал спецназовец и протянул руку для пожатия. – У нас тут срочное дело нарисовалось.
– Удачи вам, – сказал Сергей.
Комов проводил машины взглядом. Кажется, он уже забил свою "оперативную память" впечатлениями до отказа. Здесь еще многое будет происходить: продолжат отлавливать диверсантов и мародеров, начнут восстанавливать школы, чтобы успеть к первому сентября, строить дома – на это побольше времени уйдет. Об этом будут рассказывать коллеги. Тот же Ильичев, журналисты с других телеканалов. А ему нужно остановиться. Обдумать все, свидетелем чего он стал, отсмотреть отснятое Беляшом, вспомнить события, людей, их рассказы. Сегодня это важнее…
– Давай, Женька, домой поедем, – предложил он оператору.
– Ого, – опешил тот. – Не ожидал от тебя такого. Думал, опять погонишь к черту на рога.
– Были мы уже там, – сказал Сергей, и повернулся к Ильичеву. – Ты ведь без нас справишься?
– Постараюсь, – ответил тот.
– Вот и хорошо. Машину дашь? До Владикавказа доехать. Быстро вернем.
– Конечно. Водитель вас отвезет. Прямо сейчас?
– Нет, – улыбнулся Сергей. – После обеда. Ты консервы будешь? Видишь, мужик никак их продать не может.
– Я не знаю, что у него в банках, – сказал Ильичев. – Может, они просрочены?
– Тогда бы они вздулись. Мы можем спросить у продавца, дает ли он гарантию, что консервы не испорчены. Если даст, при нем и откроем, ну а если они испорченными окажутся, то заставим его их съесть.
– Садист, – вздохнул Ильичев, – но я согласен.
44. Арчил Гегечкори
Никак не получалось улечься, как следует. Натруженные мышцы болели, ноги обжигало волнами огня. Арчил грустно улыбнулся. Не так представлял он свой первый боевой поход… А как? Верные друзья рядом, трусливо бегущие подлые враги, фанфары, торжественное возвращение… Мальчишка! Реальность оказалась так далека от иллюзий…
Что же случилось? Похоже, попытка усмирить сепаратистов окончилась пшиком. Опять вспомнились Гия и Котэ, дезертировавшие при первой опасности. Ой, ли! Так ли все обстоит на самом деле? Может, опытные бойцы просто поняли, что порученная им операция невыполнима? Почему он решил, что стоит только добраться до Рокского тоннеля, и все решится само собой? Русские ведь тоже не дураки, наверняка усилили охрану этого важнейшего объекта. Ну и что? Приказ нужно выполнять. А Гия с Котэ не захотели. Предали соратников, оставшихся верными приказу Родины. Вот только что значит это понятие для того же Ворона? Что-то Арчил особого патриотизма в нем не приметил. Выполняет человек свою работу, а кто находится рядом с ним, на то Ворону плевать. А Босс просто удрал. Узнал из телефонного разговора новые сведения и смылся… Нет, нельзя так думать о людях, с которыми столько прошел бок о бок. А как можно? Ведь они, если называть вещи своими именами, просто бросили его, оставили в качестве обреченного на гибель заслона. Разве что не приковали к пулемету, как поступали со своими смертниками японцы. Ворон обещал прислать за ним людей… Ха! Оставь глупые надежды. Ты останешься здесь, в этих далеких от дома горах. Не ты войдешь с гордым видом в университетскую аудиторию. Это сделает Гоча. Именно у него на груди будут мерцать боевые награды – в штабах ими обрастают быстро. Нет, нельзя так думать! Нельзя… Но и по-прежнему жить уже не получится. Чтобы понять, что произошло, нужно знать факты, много фактов. Надо, никого не слушая, обдумать их и сделать выводы – те единственно правильные, которые никто кроме тебя не сделает. Только так! Но сначала нужно выбраться с этой проклятой поляны, из чужих равнодушных гор, нужно выжить!..
Отчаяние захлестнуло Арчила, он уткнулся лицом в колени, обхватил голову руками и тихонько заскулил, как в далеком детстве, когда рядом никого не было, а нестерпимые обиды захлестывали, и жизнь казалась законченной. Это было так давно! Тогда он был по-мальчишески наивен, а теперь… Теперь оказался просто глуп. А за глупость нужно платить…
– Э-э! Что это ты, парень, поешь такое?
Гегечкори испуганно вскинул голову. В трех шагах от него сидел на корточках крепкий бритоголовый человек. На коленях его лежал автомат Калашникова – Арчилу бросились в глаза три зарубки на его прикладе.
"Чеченец! – мелькнуло в голове. – Погиб! Сейчас пытать станет…"
Инстинктивно он протянулся к лежащему на траве "Тавору" и тут же понял, что не успеет: ствол "калаша" уже смотрел ему в грудь.
– О чем поешь, спрашиваю, – как ни в чем ни бывало произнес бритоголовый. – Никогда я на Кавказе такой песни не слышал.
Арчил заворожено смотрел на него и молчал.
– Ты кто? – спросил чеченец.
– Н-не скажу, – с трудом вытолкнул из себя Гегечкори.
– Смотри, какой герой! – удивился бритоголовый. – А я и так про тебя все знаю.
– Как это? – поперхнулся Арчил.
– Очень просто. Ты – грузинский террорист. Зовут тебя Студент. Хотел взорвать Рокский тоннель. Сначала вас было пятеро. Позавчера двое сбежали. Вчера к вам еще один прибился. Кто такой? – недоуменно спросил незнакомец. – Тоже из ваших?
– Отморозок какой-то, – зло пробурчал Гегечкори. – Настоящий бандит. Наверное, из тюрьмы сбежал. А как вы все разузнали? – озадаченно спросил он.
– Вот уж проблема! – хохотнул бритоголовый. – Твои дружки от вас ушли, к нам попали. Они героев из себя не строят, показали, как шли, куда рюкзаки побросали.
– Но ведь они о Васо не знают…
– Э-э, парень. Человек – не птица. Идет по земле – следы оставляет. Я вот знаю, что с этой поляны двое по тропе ушли, оба с грузом. И еще двое в кусты спрятались. Ты здесь, а напарник твой где?
– Не знаю, – мотнул головой Арчил. – Сбежал.
– Что-то все от вас удирают, – подозрительно сощурился чеченец. – По-моему, ты врешь.
Быстрым движением он отбросил в сторону автомат Арчила, потом споро и привычно обшарил пленника. Извлек из кармана пластиковое удостоверение личности Босса, удивленно вскинул брови.
– Это не мое, – торопливо пояснил Гегечкори. – Честное слово, он убежал. Вещи свои бросил на этой поляне, а больше я о нем ничего не знаю…
– Совсем интересно… – протянул бритоголовый, рассматривая фотографию американца.
Он негромко свистнул. Почти сразу же из кустов появился еще один военный. Арчил сообразил, что он следил за их беседой, а, может быть, и держал его под прицелом.
– Ты, посмотри, Алексей, какая интересная штука, – бритоголовый передал своему товарищу находку и повернулся к Гегечкори. – Давно он ушел?
– Часа два назад. Может немного побольше…
– Догоним! – загорелся чеченец.
– Подожди, Аслахан, – остановил его второй спецназовец. – Не горячись.
– Э-э! Зачем так говоришь? Этот тоже быстро бегает, да?
– Да уж, наверное, старается из всех сил, – усмехнулся Алексей. – Не в том дело. Я о нем сообщу, может, наши его и поймают. А нам нужно эту парочку задержать. – Он развернул карту. – Пойдут они так…
– Или так, – показал Аслахан.
– Но все равно, выйдут к этой точке. В горы не полезут, едва ли эти бандюки хотят Казбек покорить. Значит, у нас есть шанс их перехватить…
Он внимательно посмотрел на Арчила, потом спросил своего товарища:
– С этим что будем делать?
Аслахан пожал плечами.
– А что с ним делать? Плохого парень натворить не успел. Ведь так?
Гегечкори судорожно кивнул.
– Так, – удовлетворенно подтвердил чеченец. – Рассказал кое-что интересное, может и еще расскажет. Пускай Гриша его вниз ведет.
– Лады, – согласился Алексей. – А ты дождись Григория и нас догоняй.
Он проломился через кусты и исчез. Аслахан, выпятив нижнюю губу, о чем-то размышлял.
– Скажите… – робко спросил Арчил. – У вас телефона случайно нет?
– Чего? – удивился бритоголовый.
– Мне бы домой позвонить… – совсем стушевался Гегечкори. – Родителей успокоить…
– Ну ты, парень, нахал! – восхитился чеченец. Потом глаза его нехорошо сузились. – На войну тебя отпускать они не боялись, а теперь переживать стали. Так что ли?
– Они не знают, что я ушел. Их дома не было…
– Так ты что же, доброволец?
– Нет, – замотал головой Арчил. – Повестка пришла, – помолчал и пояснил: – Я правда студент. В университете учусь.
Аслахан поцокал языком.
– Ц-ц-ц… Совсем шакалы твои начальники! Пацанов на смерть посылать… – потом сердито приказал: – Говори номер.
Гегечкори с замиранием сердца следил за тем, как чеченец нажимает кнопки мобильного телефона.
– Але, – произнес он наконец в трубку. – Я насчет вашего сына… Что случилось? Ничего. Живой он. В плену. Просит сказать, чтобы не волновались…. Как это ему трубку передать? Вы что, гражданочка?! Я же говорю – пленный он. Пленным переговоры не полагаются. Все!
Но не успел чеченец убрать "мобильник" в карман, как трубка завибрировала. Чертыхнувшись, бритоголовый поднес ее к уху.
– Але… Насчет Арчила Гегечкори?.. А! Да это я звонил… Мне-то за что "спасибо"? Я ему ничего хорошего не сделал… Плохого? – чеченец почесал в затылке. – Нет, плохого тоже не делал… Что с ним будет? Я почем знаю! Обменяют на кого-нибудь или так отпустят. Нам он без надобности… А-а… Подождите.
Он поднес трубку к уху Арчила, предварительно сунув ему под нос здоровенный кулак, и прошипел:
– Два слова. Не больше. А то…
– Мама… – выдохнул Арчил. Услышал плач и заторопился: – Я живой, здоровый, у меня все хорошо, вы не волнуйтесь…
– Хватит! – Аслахан решительно отключил телефон.
Гегечкори попытался поблагодарить его, но чеченец недовольно отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.
– Вот ты где! – на поляне появился еще один спецназовец – невысокий, коренастый, лицо испещрено конопушками.
– Забирай добычу, – бритоголовый хлопнул его по ладони. – А я пошел.
– Удачи! – пожелал конопатый, завистливо глядя ему в след. Потом перевел взгляд на Арчила. – Собирайся.
– Я сейчас! – заторопился Гегечкори. – Обуюсь только.
– М-да, – спецназовец критически посмотрел на его ноги. – Да ты их в ботинки не впихнешь. Вот еще морока…
Он снял с плеча висевший на одной лямке ранец и извлек из него… растоптанные домашние тапки. Бросил рядом с ними индивидуальный пакет и приказал:
– Прибинтуй покрепче. А то будешь на каждом шагу терять эту обувку.
Послушно исполняя распоряжение, Арчил спросил:
– Вы из-за меня остались?
– Нет, – помрачнел спецназовец. – Хлопнулся сегодня неудачно, колено разбил. Пустяковина, но бегун из меня сейчас, как из дерьма пуля… Готов? Шагай тогда… вояка!
Арчил плелся вниз по склону и размышлял о том, почему уничижительное слово "вояка" совсем его не обижает…
45. Олег Светлов
Олег открыл глаза и увидел серьезное лицо Ревазова. Лежал Светлов на обычной кровати, прикрытый белой простыней. Вот только голова кружилась, да во рту был неприятный металлический привкус.
– Живой? – улыбнулся Хасан Николаевич. – Молодец, – и опережая вопрос, который вертелся у Светлова на кончике языка, пояснил: – Ты в госпитале. Операция прошла хорошо. Скоро и вспоминать о своей ране не будешь.
– Что происходит? – спросил Олег.
– Можно сказать, что все нормально. Грузин выгнали. Они убежали в Гори, потом и там решили не задерживаться. Абхазы вышибают их из Кодорского ущелья.
– Это же здорово!
Светлов вспомнил Нестора Джикирбу. Наверняка он там, в Кодори. Дома, когда такие дела творятся, Нестор не усидит.
– Да, – согласился Ревазов. – Хорошо. Вот только тех, кто погиб, уже не вернешь… О, извини, пожалуйста.
Он достал из кармана мобильный телефон, прижал его к уху, негромко произнес:
– Да… Это ты Сергей? Рад тебя слышать… Я уже почти освободился. Скоро приеду… Как?.. Почему такая спешка?.. Понятно. Как-то у нас с тобой в этот раз не сложилось… Конечно приезжай, всегда рад тебя видеть… Не будет думаешь больше августовского обострения? Может быть… Видишь ли, битым часто неймется. Тем более, что его лично не отколотили… Будем надеяться… Удачной тебе дороги!
Отключил телефон и пожаловался:
– Друг приехал как раз накануне всех событий. Даже поговорить нормально не удалось. А ему уже уезжать пора. Эх…
– Слушай, а как бабушка Кетеван?
Глаза Ревазова потеплели.
– Жива, здорова. Разыскала какую-то подружку, вдвоем им теперь веселее. Просила передать тебе привет. И еще – вот это.
В ладонь Олега лег старинный деревянный крестик на грубой черной нитке.
– Я ведь ни фамилии ее не знаю, ни адреса…
– Я все записал. Листок у тебя под подушкой.
Ревазов обернулся и пообещал кому-то невидимому:
– Все-все. Ухожу.
Пожал руку Олега и, уже вставая, сказал:
– Спасибо тебе. Приезжай. В нашей республике тебя всегда встретят, как самого дорогого гостя.
Он ушел.
"Вот и все, – думал Светлов. – Конечно, я сюда вернусь. Встречусь с людьми, которые мне помогут, изучу материал. А потом напишу книгу о нартах, об аланах и о тех, кто пришел им на смену. О честных и мужественных людях, которые живут на этой древней земле и пишут ее новую историю. Сейчас переворачивается ее очередная, очень важная страница. Хотелось бы, чтобы ее внимательно изучили те, кто планирует вновь принести сюда горе и смерть. Изучили и сделали выводы. Мудрые говорили: "Посеявший ветер, пожнет бурю". Хорошо, если бы эти слова помнили любители прятать свои гнусные планы за словесной шелухой. Только вряд ли. Они почему-то уверены, что вывернутся в любой ситуации, добьются цели не мытьем, так катаньем…"
Возле кровати появилась медсестра. Она взяла Олега за запястье, посчитала его пульс, удовлетворенно кивнула. Ее усталое лицо почему-то показалось Светлову очень знакомым.
– Не узнаете? – спросила женщина. – Мы с вами вместе в поезде до Владикавказа ехали. Вот такой у меня отпуск получился. Мечтала отдохнуть, но… Я ведь медсестрой работаю, вот и нашлось мне применение.
– А как ваши? – спросил Олег.
– Дочь и внучки во Владикавказе. А зять погиб…
Лицо женщины искривилось, но она быстро взяла себя в руки.
– Сегодня первую партию раненых отправляют в Северную Осетию. Там вас осмотрят и решат, на месте лечить, или дальше отправить. В Ставрополь или, может, в Ростов-на-Дону.
– А в Питер можно? – спросил Светлов.
– Почему именно в Питер?
– Я там живу. А дома, говорят, и болеть приятнее.
– Не знаю, – улыбнулась женщина, – наверное, можно. А теперь – спите. Для вас это самое полезное.
– С удовольствием, – согласился Олег. – Вы даже не представляете, как я хочу наконец выспаться…
46. Сергей Комов
Ехать было скучно. Радио не работало, только шипело, как недовольная змея.
– У тебя записи какие-нибудь есть? – спросил Сергей у водителя.
– В бардачке, – сказал тот.
Стекло успело запылиться. Водитель изредка включал обрызгиватель и щетки. Они размазывали пыль по стеклу. На какое-то время видимость приближалась к нулевой, так что и собственного капота не разглядишь, не говоря уж о том, что творится на дороге, но взмаха за три-четыре щетки грязь стирали.
В бардачке оказалась пара дисков в затертых, потрескавшихся боксах. На одном значилось: "Иван Кучерявый". Сергей вернул его в разинутую пасть бардачка и подумал, что с большим удовольствием выбросил бы диск за окошко, пусть по нему проедется колесами машина, идущая следом. Второй диск оказался сборником российской эстрады трехлетней давности. Комов прочитал название групп и исполнителей, поморщился, но открыл коробку, вытащил диск и запихнул его в магнитофон.
На диске было несколько глубоких порезов, и магнитофон довольно долго считывал первую песню, как будто проверял – не хотят ли его отравить? Потом решился-таки начать воспроизведение, но буквально через несколько секунд машина подпрыгнула на выбоине и музыка прервалась. Магнитофон еще несколько раз делал попытки развеселить потенциальных слушателей, но шероховатости дороги сводили на нет все его усилия.
Левая сторона трассы вся была в выбоинах. Никто не додумался надеть на гусеницы танков специальные резиновые накладки, как это делается, когда тяжелая техника отправляется по шоссе на парад. Один-единственный танк оставил бы после себя глубокую борозду, а по дороге прошло немало железных громадин, они точно пропахали ее. Асфальт раскрошился, куски из под колес летели в разные стороны, поэтому лучше было держаться подальше от машин, идущих впереди.
– Это невозможно, – сказал Сергей, устав слушать обрывки мелодии, которая и сама то по себе была далеко не шедевром.
Он вытащил диск, запихнул его обратно в бокс. Кассетному магнитофону никакие шероховатости дороги не страшны, он не разожмет клыков, в которые зажата кассета, даже на самых больших кочках. Но цифровая аппаратура такая чувствительная и капризная…
– Плохая дорога еще долго будет, – предупредил водитель.
– Догадываюсь, – кивнул Сергей. – Значит, не удастся музыку послушать.
– По ту сторону тоннеля уже можно радио принимать.
– Я и сам могу радио заменить, – объявил Беляш.