- Поднимай паруса! - в паническом ужасе закричал Валлос, хватаясь за снасти.
И он, и Ульпиан, и все на их ладьях буквально потеряли голову: одни спускали весла на воду, другие развертывали паруса, третьи уже отталкивались шестами от берега. Все были как сумасшедшие…
- Стойте, стойте, что вы делаете? - закричал пришедший в себя Фока. - Ведь вы прежде времени губите самих себя… Что подумают о вашем бегстве?
- Все равно, не подставлять же свои шеи палачам!..
- Может быть, все еще уладится… Может быть, там другая Зоя, не та, которую знаю я… Может быть, эти варвары уже надели мои запястья…
- Все может быть, а вернее всего - смерть.
- Так или иначе, все равно смерть, на то мы и шли…
- Спасение возможно еще, мы на свободе!
- Поздно! Взгляните! - воскликнул Ульпиан и указал рукой на берег.
Оттуда уже спускались к воде княжеские дружинники. Тут были славяне и норманны; видно было, что они очень оживлены. Они не переставая говорили друг с другом. Оружие их бряцало, шишаки сверкали на солнечных лучах, а сами они шли, все ускоряя и ускоряя свой шаг.
- Поздно! - упавшим голосом проговорил Валлос. - Они за нами.
- Тогда покажем этим варварам, как умирают византийцы! - воскликнул Фока.
Один из дружинников, подойдя к ладьям, вдруг заговорил совсем не так, как ожидали купцы.
- Дорогие гости! - кричал он, - князья наши так довольны подарками, что просят вас сейчас же идти в палаты их на пир.
Восхищенные подарками Аскольд и Дир, довольные, пришли в свои палаты.
- Если простые купцы могли привезти нам такие дары, то как же велики богатства самой Византии?.. - восклицал пылкий Дир.
- И все они давно бы могли быть нашими? - добавил Руар.
- Несомненно нашими, - поддержал его Ингелот, - но теперь уже наши князья не будут по крайней мере противиться походу. Они сами видят, что добыча будет большая.
Аскольд ничего не отвечал.
Он был занят одной мыслью.
- Пройдем к Зое, Дир, - сказал он своему брату, едва только они переступили порог палат. - Мы покажем ей все эти великолепные вещи, и она будет рада им, потому что эти дары напомнят ей Византию.
Дир улыбнулся.
- Пойдем покажем ей, - согласился он.
Аскольд, Дир и Всеслав, неся полученные подарки, вошли в покои Зои. Молодая женщина поспешила к ним навстречу с приветливой, ласковой улыбкой, при виде которой так и затрепетало пылкой радостью сердце влюбленного Аскольда:
- Прошу тебя, Зоя, взгляни на приношения гостей наших и сама выбери из них, что тебе понравится.
Он подвел Зою к столу, на котором были разложены подарки. Запястий между ними не было.
Зоя в восхищении смотрела на них. Еще бы! Ведь все эти драгоценности напомнили ей годы, проведенные ею на берегу Босфора, напомнили ту роскошь, к которой она так привыкла. Она вспомнила свой дворец, с его великолепным убранством, вспомнила друзей, и слезы заволокли ей глаза.
- Пошли, Аскольд, за этими купцами, я хочу их видеть, хочу говорить с ними… прошу тебя, пусть их просят великой честью.
Аскольд дал знак Всеславу, и тот поспешно вышел из покоя.
- Что же ты облюбовала, несравненная? - склонился к Зое Аскольд.
- Здесь все хорошо… все… Но выбери ты сам. Что понравится тебе, то будет по сердцу и мне…
- О, ты хочешь так! - воскликнул Аскольд, - тогда прошу тебя закрой глаза и дай мне твою руку.
Дир понял желание своего названого брата.
- А другую мне! - воскликнул он.
Аскольд взглядом поблагодарил его.
- Закрой же, Зоя, глаза! - еще раз сказал он.
Молодая женщина покорно повиновалась. Глаза ее были закрыты руки протянуты братьям.
Почти в одно и то же время, как и Дир, он украсил запястьем руку молодой женщины и закрыл замок.
Зоя вскрикнула при этом, открыла глаза.
- Аскольд, что это? Что ты сделал со мной? Отчего мне больно? - тревожно сказала она.
Взгляд ее упал на украшенные запястьями руки.
Крик ужаса вырвался у нее, она вся побледнела и, не помня себя от страха, стала срывать с рук драгоценности.
- Зоя, Зоя, что с тобой? - воскликнул перепуганный Аскольд.
- Это запястья византийских купцов… - задыхаясь от ужаса, сказала Зоя, - руки, отруби мне скорее руки выше локтя… иначе я умру… бери же меч… Дир, отруби мне руки! Скорей… скорей…
- Что, что с тобой, Зоя? - с испугом восклицали оба витязя.
- Запястья эти отравлены!.. Недаром я видела врача Фоку… Они предназначались для вас… Отрубите мне руки! Яд вошел уже в мою кровь… Я знаю эти запястья! Почему вы не показали мне их, я бы предостерегла вас!.. Один укол смертелен, я получила два укола… Это дары Византии… они предназначались вам…
- Люди! Эй, люди! - не помня себя, заревел Аскольд, бросаясь к дверям, - скорее сюда, скорее на помощь!..
На его зов вбежал Всеслав.
- Что с вами, князья? - воскликнул он, не заметив упавшей на пол Зои.
- Она… она умирает! - крикнул Аскольд.
- Проклятые византийцы отравили ее… - сказал Дир.
- Аскольд, - раздался слабый, чуть слышный голос Зои, - я умираю… Отрава предназначалась не мне, а вам… Византия хотела лишить россов их вождей…
Всеслав замер в ужасе.
Аскольд, увидавший в соседнем покое купцов, кинулся к ним. Норманн схватил Валлоса своими железными руками и потащил к Зое.
- Что ты наделал? - ревел он.
- Я не виноват, я ничего не знаю! - кричал купец, - там врач Фока… может быть, он спасет ее…
Луч надежды на минуту блеснул в глазах витязя…
Аскольд кивнул головой, и Всеслав тотчас же кинулся за Фокой.
Зою между тем подняли и положили на ложе.
Она была мертвенно-бледна, но время от времени на ее щеках проступали ярко-багровые пятна.
- Зоя, слышишь ли ты меня? - склонился над ней Аскольд, - сейчас придет сюда тот, который отравил тебя… Я заставлю его спасти тебя. Ты будешь жить…
- Нет, не утешай себя напрасной надеждой, смерть уже близка… - прошептала молодая женщина.
- Вот он, - раздался голос Всеслава.
Аскольд поднялся от ложа умирающей, Зоя приподнялась на локтях.
Перед ними стоял Фока, холодный, бесстрастный, готовый ко всему.
Зоя узнала его с первого же взгляда.
- Фока, ведь это ты? - спросила она.
- Я, госпожа! - бесстрастно ответил он.
- Ты узнал меня?
- Да! Ты матрона Зоя…
- Можно меня спасти?
Фока пожал плечами.
- Если Бог захочет совершить чудо, для Него все возможно!..
- А ты?
- Я - нет… ты сама знаешь…
- Да, знаю! Скажи, ведь не мне, а им, киевским князьям, предназначались эти запястья?..
- Да… я действовал по приказу Вардаса. Ты сама знаешь, что я не мог ослушаться…
- Еще не скоро я умру?
- Ангел смерти уже около тебя…
Аскольд заревел, как раненый зверь.
- Горе вам! Горе тебе, Византия!.. - кричал он, - и я, я, любивший ее более всего на свете, убил ее сам…
- Подойди ко мне, - раздался голос Зои, - наклонись, я счастлива, что умираю за тебя… Если бы не я, ты погиб бы… так суждено… Я умираю… Отомсти за мою смерть!.. Отомсти не им… они не виноваты… - хрипела Зоя, - отомсти Византии за все ее коварство… Поклянись!
- Клянусь! - крикнул Аскольд. - Я камня на камне не оставлю в этом проклятом гнезде!..
- Благодарю… милый, любимый… Прощай!..
Началась агония. Зоя мучилась недолго… Яд врача Фоки действовал быстро…
Аскольд был страшен. Даже привычные ко всему варяги попятились перед ним…
Яростным, распаленным взглядом посмотрел он на бесстрастно стоявшего перед ним Фоку.
- Разорвать его между деревьями немедленно! - крикнул он.
Ни один мускул не дрогнул на лице византийского врача.
Из соседнего покоя раздались крики купцов, понимавших, что теперь для них все кончено.
- А с теми что прикажешь делать, княже? - дрожащим от бешенства голосом спросил Всеслав.
- Разметать конями по полю!.. Ее похоронить.
- Она была христианка, княже! - раздался спокойный голос Фоки.
- И вы, христиане, убили ее? - крикнул ему Дир.
- Так было суждено… Молю вас, похороните ее по христианскому обряду.
- Берите же его! - закричал вне себя от бешенства Аскольд, - и сейчас же…
Фоку утащили из покоев.
Озлобление против него было страшное. Предательство казалось славянам таким преступлением, за которое не может быть пощады.
Весть о случившемся в княжьих палатах уже успела обойти весь Киев. Толпа народа бежала отовсюду к молодому леску, где уже собрались дружины князей. Фока, по-прежнему спокойный и бесстрастный, приведен был туда же. Он столько раз видел смерть, сам, по приказанию других, совершал преступления, что всегда готов был к своему смертному часу. Но он не знал, что его ждет. Он плохо понимал славянское наречие, и смысл слов Аскольда был ему непонятен. Он даже не понимал, что готовится для него. С любопытством смотрел он, как пригнуты были к земле два стоявших близко друг от друга молодых деревца. Потом его повалили на землю… Фока чувствовал, что его ноги привязывают к нагнутым вершинам деревьев. Державшие верхушки деревьев разом отпустили их… Деревья быстро распрямились. Послышался ужасный крик… Все произошло в одно мгновение. Когда все взглянули вверх, то окровавленная масса, разорванная на две части, качалась между вершинами деревьев…
Издали слышались вопли разметываемых по полю купцов…
II
Прах несчастной Зои был предан земле по христианскому обычаю. На этом настоял Аскольд.
Зоя еще при жизни взяла с него клятву, что если только она умрет в Киеве, то он похоронит ее по обрядам, предписываемым христианством.
Лишь только могильный холм возвысился над ее прахом, звуки рогов возвестили, что князья желают говорить с дружиною и народом.
- Народ киевский и дружина моя храбрая! - сказал Аскольд, когда все собрались к крыльцу его терема. - Уходим мы в путь далекий и опасный. Знаю и теперь уже я, не вернутся назад многие. Но пусть не плачут о них матери и жены. Смерть храбреца - счастье. Пусть утешатся и дети. Они не будут сиротами, если приведет мне судьба возвратиться в Киев, - всех их приму я к себе; если я не вернусь, то сделает это брат мой Дир, а если не вернемся оба, то должен принять к себе сирот тот, кто заменит нас.
- Зачем говоришь так, батюшка князь? - раздались восклицания. - Как это можно, чтобы ты не вернулся!
- Зачем сердце наше понапрасну смущаешь такими речами?
- Не ходи тогда уж лучше, оставайся с нами в Киеве!
- Нет, все готово для похода, и мы пойдем. Византия, никакая сила не спасет тебя от этой грозы! Только ты, киевский народ, поклянись, что останешься нам верным…
- Клянемся! Во веки веков! Пока Клев стоит, будем тебе верными! - кричал народ.
- Как мы забыть тебя можем, благодетеля нашего? Ведь ты от хозар нас избавил.
- Только оставь нам за себя кого-нибудь.
- Для этого я и созвал вас. За меня, пока мы будем в походе, здесь пусть останется Всеслав. Он будет править вами нашим именем, он будет творить над вами суд и милость.
- Князь! Я не останусь здесь, я иду с тобой! - раздался голос Всеслава.
- Молчи! - вдруг засверкав глазами, прикрикнул на своего любимца Аскольд. - Я князь, я приказываю, и ты ослушиваться моей воли не посмеешь!
Впервые видел таким своего князя Всеслав. Он невольно смутился и только смог пробормотать в свое оправдание:
- У меня сын там!
- Я приведу его к тебе… Изока я знаю. Если ему суждено остаться в живых, он будет возвращен тебе, - смягчился Аскольд, - ты же нужен киевскому народу. Кто сумеет лучше тебя управиться с ним и дать ему правду? Ты знаешь народ, знаешь и мои мысли, твое место здесь.
- Я повинуюсь твоей воле, князь, пусть будет как ты пожелаешь, - опустив голову, отвечал Всеслав.
- Благодарю, я этого ожидал от тебя… А теперь, народ киевский, иди к моему столу и пируй в последний раз… Знает разве кто из вас, будет ли он пировать еще раз за моим столом?
Начался в палатах шумный пир, но первое место на нем занимал князь Дир. Аскольда среди пирующих не было. Не до шумного пира ему было, не то лежало у него на сердце. Казалось ему, что Зоя стоит перед ним, протягивает к нему руки и слышится ее молящий голос:
- Отомсти за меня!
Рано утром на другой день, когда головы многих были еще тяжелы после веселого пира, рога князей созвали воинов на берега Днепра к стругам и ладьям.
Аскольд торопился идти в поход. Он надеялся в пылу сечи унять свою гнетущую тоску, забыть Зою…
Все в стругах было приготовлено к отплытию. Снесены были припасы, каждый из отправлявшихся знал, к какому стругу он принадлежит, знал своего начальника и готов был пойти за ним в огонь и в воду. У всех чувствовался избыток сил, и всем предстоявшие битвы казались веселее пиров.
Собралось же всех до десяти тысяч человек.
Никогда еще такой большой рати не поднималось с берегов Днепра.
На первом струге во главе войска шли с отборной дружиной князья.
После жертвы Перуну Аскольд спустился по крутому берегу к своему стругу. Дир был с ним. Следом за князьями шли Руар, Ингелот, Стемид, Ингвар, Родрик - знаменитые скандинавские, воины и, наконец, скальд Зигфрид.
Все были воодушевлены, глаза у всех светились нескрываемой радостью.
Перед тем как вступить на струг, Аскольд крепко обнял Всеслава.
- Береги Киев! - сказал он.
- Хорошо, а ты, княже, не забудь о моем Изоке.
- Клянусь тебе, если он жив, я привезу его в твой объятия.
Но вот на княжеском струге затрубили в рога, взвился парус, и струг медленно отошел от берега и вышел на середину Днепра.
Следом за ним другой, третий, четвертый…
Стругов было так много, что княжеский давно уже скрылся из глаз, а средний только что отчалил от берега. Почти что на закате отошел от Киева последний струг, и оживление на Днепре сменилось мертвой тишиной.
Аскольд, угрюмый и мрачный, сидел на корме своего струга. Он был совершенно безучастен ко всему происходившему вокруг. Как сквозь сон он слышал, как запел скальд Зигфрид:
В поход пошли сыны Одина,
Чертоги светлые их ждут,
Средь сечи павшего, как сына,
Встречает божеский приют.
Смелей, смелей! Отваги полный,
Ведет нас в сечу славный вождь;
Не страшны нам морские волны,
Мы на врага падем, как дождь!
Щиты отбросим мы далеко,
Возьмем секиры, и вперед!..
Там в небесах, хотя высоко,
Валгалла светлая нас ждет.
Не вспомним мы на миг единый
О жалкой жизни на земле,
Умрем мы все, сыны Одина,
С печатью счастья на челе!
Крики восторга с ближайших стругов были ответом на эту песню. Всем было весело, всем было легко и отрадно на душе, только один Аскольд был угрюм и мрачен.
Пороги прошли волоком: Аскольд хотел сохранить людей и свои суда и счел, что лучше потерять больше времени на волок, чем рисковать хотя бы одним стругом…
Вот и устье Днепра.
За ним раскинулась необозримая гладь морская.
Но скоро и она оживилась… Все Черное море у правого берега так и белело парусами легких суденышек.
Гроза надвигалась на Византию…
III
Весть о неудаче, постигшей Фоку и купцов, уже была принесена в Византию…
И вот по всей Византии разнесся слух, что варяги уже в Черном море, уже близко от Константинополя.
Ужас напал и на царедворцев, и на чернь.
Вардас, Македонянин Василий и патриарх Фотий проводили время в постоянных совещаниях: они одни думали за всех и старались защитить Константинополь. Но, увы, возможности для этого почти не было. В Константинополе не было войска, способного бороться с грозным врагом - все оно было на границе Персии.
- Грозные времена наступают, - говорил Вардас, - лучше умереть теперь, чтобы только не видать, как варвары станут неистовствовать в граде царя Константина.
- Ты малодушен, Вардас, - попробовал возразить Василий, - может быть, мы еще успеем получить нужную помощь.
- Откуда? Не с неба ли ее ждать? - ядовито отозвался Вардас.
- Отчего же и не с неба? - удивленно спросил присутствовавший при этом разговоре Фотий.
- Дождешься! - сказал Вардас.
- И ты, христианин, говоришь так! - в ужасе воскликнул патриарх.
Вардас спохватился.
- Прости мне, я не это хотел сказать, Фотий, - совсем другим тоном заговорил он, - я хотел сказать, что в Константинополе мало, по всей вероятности, угодных небесам.
- Тогда со смирением следует преклониться пред этой карой… - сказал патриарх сурово. - Нет! - воскликнул он, простирая руки к небу, - нет, слушайте меня. Не погибнем мы. Пусть никакие силы земные не могут спасти нас от варваров, за нас силы небесные, над нами покров Пресвятой Богородицы!..
Это пророчество было произнесено так искренно, что невольно подействовало на всех успокоительно.
- Верь мне, верьте мне все, - продолжал Фотий заметивший, какое впечатление произвели на слушателей его слова, - что минует эта гроза, не тронув града Константина… Ни один волос не упадет с головы последнего из его жителей, и только к вящей славе небес послужит это нападение варваров!..
В это время в комнату Вардаса вошло еще несколько приближенных, и они все слышали, что сказал патриарх.
Фотий видел это.
- Пойдите, все слышавшие, и возвестите слова мои народу, а я сейчас уйду в свою келью и буду молиться Всеблагому за царственный город, за его обитателей и за в ей) Византию. Может быть, голос смиренного раба Господня достигнет горнего Престола.
Благословив всех присутствующих, Фотий поспешил уйти.
В тот же день об его словах, казавшихся смятенному народу пророческими, заговорил весь Константинополь. На форуме только и речи было, что о пророчестве патриарха. Жителям Константинополя, потерявшим всякую надежду на помощь-земную, стало казаться, что в самом деле силы небесные защитят их от надвигающейся грозы.
Когда наступила ночь, из Константинополя ясно было видно мрачное зарево множества пожаров.
Это дружины Аскольда и Дира выжигали деревни, городки и монастыри на берегу Черного моря…
IV
Варяги действительно были очень близко.
Счастье в этом походе было на их стороне. Нигде и никто не оказал им сопротивления…
Панический ужас охватил всех прибрежных жителей. Грозные завоеватели не останавливались ни перед чем. Они все на своем пути предавали огню и мечу. Это был действительно набег скандинавских викингов.
Все монастыри и селения на прибрежных густо населенных, плодородных островах были выжжены. Какая-то непонятная жажда разрушения овладела подступавшими к Византии воинами. Их струги уже обременены были богатой добычей, но это была только ничтожная часть того, что погибло в огне. Но нападавшие не удовлетворялись ничем, шли на Константинополь, они жаждали превратить его в груды развалин…