На одном из прибрежных островов Черного моря жил в изгнании предшественник Фотия, патриарх Игнатий. Когда Вардас возвел на престол патриарший своего племянника, бывший патриарх был заточен в монастырь. При нападении варягов Игнатий чудом спас свою жизнь.
Казалось, сама природа покровительствовала надвигавшимся на Византию страшным врагам. Плавание по Черному морю было очень удачным для них. Несмотря на то, что была осень и приближался период бурь, флотилия россов не потеряла ни одного струга.
Ни войска, ни флота в Константинополе не было. Порфирогенет, оставив город, проводил время в пирах, забывая, что и его престолу грозит смертельная опасность вместе с его столицей…
- Что же будет? - закричали на форуме. - Неужели нас так и отдадут на жертву этим проклятым варягам?..
- Для них разве веками собирались здесь несметные богатства?
- Для того, что ли, у нас император, чтобы он пьянствовал со своими куртизанками, когда отечеству грозит опасность?..
Возмущение росло. Озлобление охватывало всех. Только имя одного Василия Македонянина вспоминалось без злобы. Он один был угодным толпе. Да и в самом деле, Василий в эти тяжелые дни был вместе с народом. Его видели и на форуме, где он своими убедительными речами подымал упавший дух константинопольцев, его видели в храмах молящимся за спасение города, видели с патриархом - словом, народ все более и более привыкал к мысли, что с таким человеком, как этот Македонянин, никакие грозы не были бы страшны городу царя Константина.
Больной Вардас чувствовал, что этот человек приобретает все большее и большее влияние, и был рад возвышению Василия.
Именем императора он отдал приказ о том, чтобы всюду повиновались Василию, как самому Порфирогенету, и это приказание принято было с большим удовольствием.
На одного только Василия возлагались всеобщие надежды…
И он всеми силами старался оправдать их.
По его приказанию вход в Босфор был закрыт цепями, и таким образом прегражден был непосредственный доступ к Константинополю с моря.
Эта цепь уже дважды спасала столицу Византии от подобной же угрозы. В 707 году к Константинополю подступали арабы, но их флотилия не могла проникнуть за цепь. Затем в 822 году к Константинополю подступал мятежник Фома, и цепь так же преградила доступ в Золотой Рог его судам.
Но тогда в Константинополе было войско, теперь же - одни беззащитные жители.
Оставалось и в самом деле возложить всю надежду на милость Божию…
При первом же известии о походе варяго-россов Василий Македонянин поспешил найти среди пленных Изока, сына Всеслава, о пребывании которого в Константинополе ему было известно.
Найдя юношу, Македонянин не бросил его в темницу, как следовало было бы ожидать, а приблизил его к себе.
Этим он думал привлечь Изока на свою сторону и в случае надобности воспользоваться им как заложником.
Изок полюбил Василия, но как только услышал о походе киевлян, решил бежать к своим.
Он уже готовился привести в исполнение свой план. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.
Пылкий юноша не думал даже, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.
Но за Изока была сама судьба.
Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и еще несколько высших сановников.
Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действительным в подобных случаях, а именно: откупиться от наступавшего врага…
- Лучше потерять часть, чем все! - говорил он.
Волей-неволей пришлось согласиться с этим и встретиться с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.
Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений. На этот раз он не знал, что делать.
Кого послать?
Кто решился бы, рискуя своей жизнью, пойти к жаждущим крови варварам? За все это время Василий прекрасно ознакомился с жителями Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.
Да и варяги не поверили бы послам, после того, что уже случилось в Киеве.
Вдруг Василия озарила неожиданная мысль. Он нашел, кого послать к приближавшимся варягам…
Он приказал немедленно призвать к себе Изока.
- Что прикажешь, господин? - спросил, явившись к нему, юноша.
- Изок, знаешь ты, что грозит Византии, отвечай мне прямо? - спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.
- Знаю!
- Это твои идут на нас войной…
- Да, я слышал, что киевские князья ведут на Византию свои дружины, и они разорят Византию.
- Ты отвечаешь с прямотой, достойной мужчины и славянина, - сказал Василий. - Но подумай сам, что они найдут здесь?
- Как что? Добыча будет богатая.
- И тебе не жаль будет этого славного города, не жаль будет беззащитных старцев, женщин и детей, которые погибнут под мечами твоих соплеменников?.. Не жаль тебе меня, так любящего тебя?
- Зачем ты это говоришь, господин?.. Сердце славян горит местью…
- За что? Разве византийцы пленили и продали тебя в позорное рабство? Вспомни, это сделали именно те норманны, с которыми идут твои земляки на нас войной…
- Ты прав, господин…
- Благодарю тебя… Так вот, если ты хочешь отплатить мне за добро, исполни мою просьбу!
- Я слушаю тебя.
- Отправься к твоим землякам, уговори их уйти от Константинополя, взяв выкуп.
Глаза юноши засверкали радостью.
- Исполню твое желание, господин.
- Еще раз благодарю тебя, но дай мне клятву, что ты вернешься…
- Клянусь! - пылко воскликнул Изок.
Ни кровопролитие, ни дым пожаров, ни опасности морского пути в утлых суденышках не могли заглушить смертельной тоски Аскольда.
Он кидался в схватки с врагами, не думая об опасности, искал битв и не находил ни на миг успокоения. Наконец князь стал думать, что только тогда придет желанный покой, когда он выполнит свою клятву и разорит Византию…
Этот желанный миг казался ему все более и более близким. Еще два перехода - и он будет у ворот этого проклятого гнезда…
Не дойдя всего один дневной переход до Константинополя, варяги остановились по приказу князя.
Берег, едва только струги были зачалены, осветился бесчисленными огнями костров. Повсюду слышался шум, смех, песни, крики. По всем направлениям были разосланы отряды, чтобы оберегать покой отдыхающей дружины.
Для князей был разбит отдельный шатер, но Дир предпочитал проводить время с дружиной, Аскольд же оставался в шатре со своими неотвязными думами и тоской.
"Близок, близок час мести за тебя, моя ненаглядная, - размышлял он. - Чувствуешь ли ты, что я исполняю свою клятву, чувствуешь ли, что это проклятое гнездо, принесшее тебе смерть, скоро-скоро будет разорено… Камня на камне не оставлю я в нем… Все они погибнут за тебя!"
Какой-то шум и крики, донесшиеся до слуха князя, прервали его думы. Он поднялся на ноги и положил руку на рукоятку меча, готовый обнажить его.
Вдруг входная пола шатра поднялась, и Аскольд увидел сияющее радостью лицо Дира.
- Друг, брат, поверишь ли, кого я веду к тебе? - сказал Дир. - Смотри, смотри, кто это? Вот был бы обрадован Всеслав, если бы он был с нами…
Аскольд вгляделся в приведенного Диром человека, и в первый раз со дня ужасной кончины Зои на лице его появилась улыбка.
- Изок! - воскликнул он.
- Я, князь! - кинулся к нему юноша. - Как я счастлив, что вижу тебя здоровым и невредимым… Я слышал, отца здесь нет?
- Да, он остался в Киеве… Но мы теперь вернемся к нему, как только закончим здесь свое дело…
Лицо Изока омрачилось при этих словах, но ни Аскольд, ни Дир не заметили этого.
Изок забрасывал их вопросами о Киеве, об отце, рассказывал сам. Он спросил и про Зою, которую знал в Константинополе. При этом лицо Аскольда исказилось, как от ужасной боли.
- Ее убили проклятые византийцы, и я пришел отомстить за нее! - грозно воскликнул он.
Изок с удивлением посмотрел на него.
- Я не понимаю тебя, княже! - робко промолвил он.
В ответ на это Дир поспешил рассказать ему все, что произошло на Днепре.
- Так! Это вполне походит на жителей этого проклятого гнезда! - воскликнул он, когда Дир закончил рассказывать, - ты прав, Аскольд! Отомсти за нее Византии, сотри этот город с лица земли. Знайте, что Византия беззащитна: там нет ни воинов, ни флота, она в твоей власти… А теперь прощайте, князья…
- Как прощайте? Ты уходишь?
- Да!
- Куда?
- Туда, к византийцам…
- Зачем? Я не пущу тебя! - воскликнул Аскольд.
Изок грустно улыбнулся.
- Я еще не сказал вам, зачем я пришел сюда и как смог я уйти из столицы Византии… Знайте же, что сами византийцы послали меня к вам предложить богатые дары, чтобы вы отступили от Них… Но я вижу теперь, что так поступить вам, князья, нельзя… Вы явились сюда не столько за добычей, сколько ради мести, а месть священна… Идите же на столицу Византии. Еще переход, и она будет ваша, а меня отпустите…
- Но объясни, зачем ты хочешь возвратиться? - воскликнули Аскольд и Дир.
- Я дал клятву славянина, что вернусь…
- Князь твой разрешает тебя от этой клятвы…
- Нет, не удерживайте меня… Если я останусь, не только мое имя, но и все славянство покроется позором, я сдержу данное мной слово.
- Но тебя замучают, убьют там…
- Стало быть, так суждено мне богами…
- Но подумай, несчастный, что скажет твой отец?..
- Он похвалит меня!.. Всеслав первый же отрекся бы от меня, если бы узнал, что я не сдержал своего слова. Молю вас, князья, не держите меня!.. Я должен спешить… Что будет со мной - то будет, вы же идите и отомстите за Зою и за меня… Прощайте…
Изок на другое же утро был в Константинополе. У него был пропуск от Василия Македонянина, и он беспрепятственно достиг дворца.
Плохие вести принес он с собой. Когда Василий узнал, что поводом к набегу была не жажда грабежа, а месть, он понял, что в этом случае нечего надеяться на пощаду…
Он хотел было заключить Изока в темницу, но и его поразил поступок этого юноши. Потом Василию пришло в голову, что Изок еще может пригодиться. Его знают славяне, и с его помощью, может быть, удастся спасти кого-либо из близких… Василий готов был ко всему и не ждал более спасения Константинополю. Он ласково отпустил Изока, а сам отправился к Вардасу, у которого находился патриарх Фотий.
Там уже знали о возвращении посланца.
- Ну что? - в один голос спросили Вардас и Фотий.
- Нам остается ждать только чуда, предсказанного тобой, великий патриарх! - отвечал Василий.
- Почему же?.. Разве они не хотят брать выкуп?
- Киевские князья пришли не за нашими богатствами…
- Что же им нужно?
- Тут дело идет о мести, и о мести за женщину… Вы помните ту, которая, по нашим известиям, стала жертвой несчастного Фоки? Это матрона Зоя; захваченная варварами, она стала подругой Аскольда. Отравленные запястья убили ее в то время, когда она готовилась стать женою этого киевского правителя, и теперь поход Аскольда является местью за ее гибель.
- Что же делать? - прошептал Вардас.
- Одно только чудо спасет нас!
- И это чудо произойдет! - воскликнул Фотий, - я уверен в этом. Силы небесные защитят нас!
- Молись за нас, великий патриарх!
- И вы молитесь! Помните, что только это одно и остается нам…
В небывалом смущении разошлись сановники, не придумав ничего для спасения своего родного города.
А варяжские дружины с первым лучом солнца начали свой последний переход к Константинополю. Все на стругах были спокойны, все были заранее уверены в удаче. К вечеру крики восторга огласили морские просторы: перед варягами в последних лучах солнца засверкали купола церквей и соборов Константинополя.
Пущенные вперед струги натолкнулись на заграждение у Золотого Рога. Аскольд отправился сам осмотреть цепи и убедился, что и в самом деле ни разбить эти цепи, ни перетащить через них даже легкие суда было совершенно невозможно.
Осматривая заграждение, Аскольд вышел на берег. Когда он возвращался к своему стругу, к нему бросился какой-то старик.
Князь схватился за меч, но, увидев, что все вооружение этого старика состоит из небольшого деревянного креста, успокоился.
"Это какой-нибудь христианский жрец, - подумал он, - верно, хочет просить меня о пощаде своего храма!"
Но тот и не думал ничего просить. Напротив, он сам грозил вождю варягов.
- Почто пришел, безумный? - услышал Аскольд его голос, заставивший вздрогнуть его закаленное сердце. - Почто пришел? Разорять храмы Бога, Который тебя создал, избивать ни в чем не повинных женщин, детей? Или ты думаешь, что Бог попустит это?..
- Никто не помешает мне, старик, - гордо ответил Аскольд. - Если бы не только ваш Бог, но даже сам Один и Тор явились предо мной и встали на защиту этого города, я бы и с ними начал борьбу.
- Замолчи! Ты ли, слабый, ничтожный человек, дерзаешь вступать в борьбу с Божеством? Знай же! Это говорю тебе я, служитель Бога живого: волоса не упадет с головы ребенка, живущего в городе святого царя Константина. Святая Дева защитница всех, ты же будешь посрамлен, и только жалкие остатки твоего войска вернутся на родину!
Аскольд был суеверен, а старик говорил с таким убеждением, что его речь неотразимо подействовала на суеверного норманна.
- Кто может остановить меня? - пробормотал он.
- Силы небесные, им же нет числа!.. Гляди, гляди! вон, на небе - видишь? Святая Дева простирает над городом покров свой!
Какая-то невольная сила повлекла взор Аскольда вверх. К ужасу своему и удивлению, он действительно увидел среди облаков человеческую фигуру с распростертыми вперед руками. Он ясно видел, что женщина в руках держит какую-то одежду, которой, как казалось витязю, она покрывала осажденный город…
V
- Чуда, чуда! - громко говорил сам себе патриарх Фотий, оставшийся один в своих покоях, - да разве можно ждать чуда для города, где на бесчисленное множество нечестивцев не наберется и десятка праведников?.. Чуда для столицы государства, разлагающегося, зараженного всякими пороками?.. Эти люди явились мстителями за все преступления, совершенные Византией… Судьба! Да, эти варяги - мстители…
Патриарху вспомнились слова: "Мне отмщение, и Аз воздам".
- Чудо, чудо! - хрипло повторил он. - Да, На него надежда! Буду молиться о чуде!
Он опустился на колени перед божницей. Фотий с тоской поднял глаза на изображения святых, прямо на него со старинной иконы глянул кроткий лик Богоматери… Патриарх помнил, что это изображение взято из Влахернского храма Пресвятой Богородицы.
Какая-то мысль промелькнула в его голове, но тут в двери его покоя громко постучали.
- Кто смеет беспокоить меня, когда я нахожусь на молитве? - гневно спросил он, - или уже варяги завладели Константинополем, и византийский патриарх - ничто для своей паствы?..
- Прости, великий, - с испугом воскликнул его келейный послушник. - Там пришел человек, который хочет видеть тебя во что бы то ни стало… Он был очень настойчив, грозил нам гневом небес, и мы осмелились побеспокоить тебя…
- Кто это?..
- Он называет себя Андреем… Это, кажется, юродивый.
- Их у нас в городе Константина так много было всегда…
- Беалос!..
- Беалос?
Фотий задумался. Это имя показалось ему знакомым. "Этот юродивый поможет мне ободрить народ", - подумал он и приказал позвать Андрея.
- Пустить его! - приказал он.
Вошел седой, сгорбленный старик с вдохновенными, сиявшими юношеским блеском, глазами; одежда его была вся изорвана, из-под нее виднелись железные вериги, опоясывавшие стан и грудь этого человека. Он был бос, Фотий заметил, что Андрей оставляет за собой кровавый след.
Он не подошел к патриарху под благословение, даже не приветствовал его, а, войдя, хриплым голосом закричал:
- Фотий, Фотий! Чудо, чудо!
Патриарх в изумлении смотрел на него. Он припомнил этого Андрея. Старика действительно называли Беалосом, и он пользовался огромной известностью в Константинополе.
"Такой-то мне и нужен, - подумал Фотий. - Он сумеет воодушевить несчастных, и если им суждено умереть, то они будут умирать жертвами гнева Господня".
- О каком чуде говоришь ты, Андрей? - ласково спросил он.
Но Беалос, прежде чем патриарх успел закончить, уже кричал:
- Пресвятая Пречистая Дева… там, на небе, я Ее видел, видел Ее и вождь варваров… На небе, Фотий!.. Она была видна над Влахернским храмом! Она покрывала своей ризой храм… Чудо! Чудо! Божие видение - божественное чудо!.. Спасение! Варяг Ее видел… я видел… Фотий! Молись!..
"Что он говорит? - спрашивал сам себя патриарх. - Его трудно понять…"
- Иди, Фотий! Иди во Влахерн! - кричал Андрей. - Там риза Святой Девы!
Андрей весь дрожал. На губах его показалась пена, лицо было мертвенно-бледно, грудь высоко вздымалась.
- Когда ты видел Пречистую, Андрей? - ласково спросил юродивого патриарх.
Беалос на мгновение стих, потом снова начал неистовствовать:
- Во Влахерн, Фотий, во Влахерн спеши! Чудо! Милость! Чудо!
- Где же ты видел Пречистую? - повторил патриарх свой вопрос.
- В небе, в небе! Она плыла в облаках и на миг остановилась над Влахерном… Иди, Фотий, во Влахерн! Там спасение… Вождь варваров Ее тоже видел. Он смутился… Во Влахерн, во Влахерн, Фотий!..
Неясный шум, вдруг раздавшийся у входа, прервал юродивого.
Вбежал, расталкивая собравшуюся толпу, один из патриарших телохранителей.
- Патриарх!.. - закричал он, упав на пол почти без чувств, - варяги…
Патриарх побледнел и едва нашел в себе силы спросить:
- Где?
- Там, в заливе…
- Как они могли попасть туда… Залив загражден цепями, доступ в него невозможен…
- Они перетаскивают свои лодки по суше, к вечеру они будут здесь…
Крик ужаса вырвался у всех.
В эту минуту в патриаршие палаты донесся протяжный звон набата. Это подавали тревожный сигнал с церквей, где были колокола.
Все молчали в патриарших покоях, только один Андрей все повторял:
- Чудо! Чудо! - хрипел он, потрясая своею высохшею рукой.
Фотий подошел к окну и растворил его.
Едва брезжил рассвет. Слабый блеск зари уже заметен был на горизонте. Утро обещало быть прекрасным. Последнее утро Византии!
Вдруг Фотий задрожал, лицо его озарилось радостью: он что-то увидел на горизонте. Он обернулся к собравшейся уже бежать из палат толпе.
- Слушайте вы все, - заговорил он, - нет опасности для града Константина!.. Свершится дивное чудо! Святая Дева спасет его от варваров и посрамит их ради славы Своего Предвечного Сына.
- Аминь! - воскликнул в экстазе Андрей.
- Идите все и возвестите народу, что сказал вам патриарх ваш и этот человек Божий… Византия спасена!..
Мало кто спал в эту ночь в Константинополе.
С быстротой молнии весть обо всем, случившемся в палатах патриарха, распространилась по форуму.
Всюду слышен был хриплый голос Андрея:
- Чудо, чудо! Спасение городу Константина! Во Влахерн, во Влахерн!