- Ладно, не пыхти. Больше про нее не говорю, - Ларик пожал плечами. - Только совет тебе дам: сходи, погуляй и забудь быстрей про все неприятности. И смотри: сегодня вечером ты дерешься, а настрой в этом деле штука важная.
- Без тебя знаю! - огрызнулся Пек и сорвался с места и сердито хлопнул дверью, выбегая наружу.
В коридоре он чуть не сбил с ног горничную Нину, которая шла мимо с охапкой покрывал - собрала их, чтоб нести на улицу, вытряхивать.
- Мамочки! - вскрикнула девушка, заваливаясь на бок вместе с ношей.
- Тихо-тихо, - Пек не дал ей упасть, ухватил горничную за локоть. - Чуть беда не случилась. Я тебя не сильно пихнул?
- Вроде нет, - выдохнула Нина, прислонившись к стенке. - Только впредь смотри, куда летишь.
- Да, конечно, - забормотал Пек. - На вот, - протянул ей пару медных монет из кошелька, - я кувшин разбил, тот, что ты для цветов давала. Это - на новый кувшин, и за то, что толкнул, - чуть помедлил, посмотрел на ее красное лицо, растрепавшиеся при столкновении волосы, и вдруг предложил. - Давай помогу. Ты маленькая, а покрывал - гора целая. Куда нести?
- Нет, не надо. Я сама справлюсь. Ты сегодня такой нарядный, а работа - пыльная, - смущенно заметила девушка.
- И вовсе я не нарядный, - нахмурился Пек: ему не хотелось думать, что ради какой-то легкомысленной Делии он старался-наряжался. - Просто одеть сегодня больше нечего: все в стирке.
Нина улыбнулась и сбросила на его подставленные руки свою ношу. Поправив юбку и фартук, спрятала выбившиеся каштановые прядки под чепец и кивнула:
- Что ж, тогда пойдем…
Трясли они на заднем дворе - пыли было немного, поэтому работа двигалась быстро.
Сперва все делали молча. Потом Пек решил, что не стоит понуро молчать, тем более, что Нина ему добродушно улыбалась, и повел разговор:
- Ты ж тут недавно?
- Да. Всего полгода. Раньше отец не пускал - сам работал: в кузнечном цеху меха качал, огонь раздувал. Потом он умер - и что-то у него в груди порвалось. Осталась я одна. Пришлось трудиться - и как-то полегче мне стало. Не только время лечит - работа тоже лечит, - Нина рассказывала бодрым голосом и улыбалась: ей очень нравилось, что она и Пек так просто сошлись и теперь вместе занимались покрывалами.
- Ты отлично справляешься, - кивнул юноша, перебрасывая чистые покрывала на забор. - Ни разу не видел, чтоб ты без дела сидела. А толстуха Павлина, что работала до тебя, любила подремать в каморке под лестницей. Лентяйка была.
На это Нина лишь плечами пожала, смущенно улыбаясь, и Пек тоже улыбнулся: заметил, что она не желает обсуждать других людей. Это ему понравилось.
- А сколько тебе лет? - спросил он неожиданно сам для себя.
Нина покраснела:
- Шестнадцать.
- И не страшно тебе одной в этом городе?
- Но ведь и тебе не страшно, - лукаво улыбнулась девушка.
- Я-то парень, и я не один: я с Лариком. Мы вдвоем, если надо будет, горы посворачиваем.
- Так я тоже не одна, - кивнула Нина. - Друзья моего отца, которые с ним вместе в цеху работали, меня не забывают. Я от них частенько помощь получаю. Вот ведь как получилось - как будто сразу три отца у меня теперь, - вздохнула девушка. - Хотя родного батюшку и толпа не заменит…
Пек чуть вздрогнул, услыхав про отца, но тут же пустил эти слова мимо - не хватало еще сравнивать заботливого батюшку Нины со своим собственным отцом, жестоким и равнодушным к нему, родному сыну.
- А ты что же? Как в бойцы пошел? Это дело нехорошее - здоровьем на хлеб зарабатывать. На такое лишь сильная нужда толкает, - стала спрашивать Нина, полагая, что если она без утайки про себя все рассказала, так и от Пека следует ждать подобного.
Только юноша не был настроен откровенничать. Заметив, что покрывала кончились, он буркнул:
- Ну что? Все?
- А? Да, - растерянно кивнула Нина. - Теперь это все надо до кладовки дотянуть.
- Помогу - без вопросов. Ты только знай - наваливай, - и Пек решительно подставил плечо.
Они не успели нагрузиться и уйти со двора: над забором, над черепичной крышей дома, пугая голубей, пронесся тревожный гул - где-то далеко металл бил в металл.
- Набат! - пискнула девушка, от неожиданности роняя покрывало на землю. - Ой, мамочки! Что-то страшное случилось!
Звон не прекращался, был громким и частым.
- Прости, старушка, я должен узнать, - тряхнул головой Пек, в один миг перелетел через забор на улицу и умчался на главную площадь Илидола - Каменную, к ратуше - именно оттуда несся сигнал тревоги.
- Ну вот, - с сожалением забурчала Нина, - мне ведь тоже интересно. Помог бы - потом вместе бы пошли. А теперь, - и вздохнув, сама собрала все покрывала и невесело поплелась в дом.
Пек спешил на Каменную площадь не один - со всех улиц и закоулков, из подъездов и подворотен, торопились мужчины и женщины, богатеи и бедняки, стар и млад, чтоб узнать, какая тревога взбудоражила их город.
Последний раз - юноша помнил - набат звучал года два назад, поднимая илидольцев посреди январской ночи. Тогда случился пожар на дровяных складах: ревущее, безжалостное пламя вздыбилось до небес, и было светло, как днем.
Тушить пожар, казалось, весь Илидол сбежался. Люди по цепочке передавали ведра с ледяной водой, но от этого было мало толку. Последствия оказались ужасны: сгорели не только склады с содержимым, но и несколько соседних кварталов - почти четверть Илидола. Погибло много людей, еще больше остались без крова и имущества. В городе все строения, кроме городских стен, храма, ратуши и пары-тройки особняков знати и купечества, были деревянными, поэтому пожары всегда приносили огромные разрушения.
'Что ж теперь-то? - думал Пек, спеша на площадь. И, конечно, такой вопрос задавал себе каждый илидолец.
Там уже собралось множество людей - несколько тысяч, не меньше. Встревоженный народ шумел, гудел, а набатный гул, что несся с башни главного храма, не прекращался. Пеку удалось пропихаться почти к самым ступеням белой ратуши. Дальше не получилось - толпу сдерживали солдаты городского гарнизона, рослые крепкие парни в круглых шлемах и синих накидках с белыми башнями в зеленых кругах - гербами Илидола - поверх блестящих кольчуг. В их руках были длинные шесты, и они ими, как забором, сдерживали массу людей, что волновалась, словно морской прибой.
- Мэра! Мэра! - дружно начали требовать илидольцы.
Пек уже давно считал себя полноправным горожанином, поэтому с готовностью влил свой молодой и зычный голос в этот общий крик:
- Мэра! Мэра!
Рядом возникла белобрысая голова Ларика. Он был одет кое-как: видимо, очень торопился.
- Во! Так и знал, что сюда примчишься! А как же папаша Влоб? Как же бой? Через час начало, а тебе еще размяться надо…
- Ты думаешь: кто-то пойдет на бой, когда звучит набат? - ухмыльнулся Пек. - Посмотри: весь Илидол на площади. Как считаешь, сколько людей сейчас в 'Тумачино'?
Ларик почесал затылок, медленно, но соображая:
- Фу ты, ну ты. Прав, братишка, - и став плечом к плечу с другом, заорал вместе с ним и тысячами других горожан:
- Мэра! Мэра!
Тут набат затих, и на белое, высокое крыльцо ратуши вышли члены городского Совета старейшин во главе с мэром. Все они были седовласыми мужчинами, явно перешедшими полувековой рубеж, вид имели важный и степенный: в длинных, темных, бархатных одеяниях, отороченных по воротам ценными мехами, с золотыми цепями на плечах, с белыми тростями власти в руках.
Мэр выделялся среди старейшин, и не ростом или величиной живота (надо сказать, отцы города все были заметно упитаны), а самой толстой цепью. Ее к тому же оттягивал вниз массивный золотой медальон с гербом Илидола.
- Ишь, какая цацка, - не сдержал восхищения Ларик и пихнул Пека локтем в бок.
- Это тебе не цацка, - ухмыльнулся парням один из солдат с шестами.
- А ну тихо! - рокочущим басом крикнул на толпу закованный в сияющие доспехи капитан гарнизона, крутившийся за рядами своих воинов на горячем рыжем жеребце. - Господин мэр говорить будет!
В самом деле, градоначальник выступил вперед и поднял руку, также призывая к тишине и вниманию.
Глава девятая
- Жители славного Илидола! - заговорил мэр, и на Каменной площади воцарилась тишина. - Это я приказал бить в набат. Потому что беда нависла над нашим городом - надо решать, что делать.
- А что за беда? - тут же бросили в него вопросом из толпы. - Пожара нет, и врагов у ворот не видно. Чего народ растревожили?
- Земляки мои! - продолжил мэр. - Все вы знаете лорда Гая Гоша - владетеля земли, на которой стоит наш город, - и тут же на эти слова понеслось со всех сторон:
- Кто ж этого пса не знает?
- Жлоб он!
- Муравьев ему в штаны!
- Перцу в глаз!
И прочие приятности в адрес благородного лендлорда. Не пользовался он любовью илидольцев. А все потому, что был Гай Гош, владетель обширных земель Гош, в свои сорок лет вполне оформившимся жадным, наглым и жестоким человеком. Со своей многочисленной дружиной он часто приезжал в Илидол, где вел себя полноправным, но плохим, хозяином. Его рыцари и слуги пьянствовали, дебоширили в трактирах и не платили по счетам. Правда, хозяева питейных заведений и харчевен бывали счастливы и тем, что просто оставались целы.
Закончив с попойками, дружинники Гоша не успокаивались. Они слонялись по улицам Илидола, орали непристойные песни, задирали парней, обижали девушек, заскакивали в лавки, где брали все, что хотели и сколько хотели. Если же кто-то самонадеянно пытался давать отпор разбойникам, побои были самым легким наказанием дерзкому. В общем, вели себя, как захватчики.
Так что теперь горожане получили небольшую возможность выразить теплые чувства лендлорду и старались вовсю.
- Каблуком по яйцам! - смело и громко внес свою лепту в общее слово Пек, и тут уж развеселились все - даже солдаты гарнизона, а их капитан хоть и погрозил юноше хлыстом, но при этом сам заухмылялся.
Мэр, тоже улыбаясь, подождал, пока народ выскажет все, что наболело, и успокоится, затем продолжил речь:
- Мне отрадно знать, что вы едины в своих порывах и желаниях. Вдвойне отрадно, потому что испытание ждет нас и наш город, но я уверен - мы выстоим. Лорд Гай Гош объявил, что желает получить плату за землю, которую занимает Илидол…
- Мы уже платили в этом году! - снова ответила толпа. - И монетой, и натурой!
- Лорду Гаю мало! - развел руками мэр. - Он считает, что Илидол получил хорошие прибыли и должен уплатить еще раз. Угрожает пойти войной на нас, разграбить, сжечь город, если откажемся. Рыцари его всегда были хороши - что в войне, что в разбое… Так что мы должны вновь собрать налоги.
- Пусть купцы идут в складчину! - заволновался простой люд. - У них золото всегда есть! Медяки не спасут Илидол! Купцы, пускайте шапку по кругу!
- Тише! Тише! - мэр поднял руки, вновь требуя тишины. - Мы все можем спасти Илидол! Раз и навсегда!
- И как же? Как же? - народ продолжал волноваться.
- Мы можем выкупить наш город у лендлорда. Заплатить полную стоимость земли, на которой он выстроен. Это будет большая сумма, но это меньше, чем платить Гошу из года в год. Один раз мы опустошим кошельки и получим свободу - для себя, для Илидола! Вольный город - так мы будем зватся! Будем платить налоги только королю - и никаких поборов от лорда Гая. Он больше не сможет приезжать в город и устраивать пьяные дебоши, грабить, избивать горожан, портить наших девушек. Илидол станет богатеть, и вместе с ним каждый станет богаче! Даже милостыня будет больше! Разве не так?
- Неплохо они там в ратуше соображают, - шепнул Ларик Пеку. - Что скажешь?
- Скажу, что идея неплоха, - кивнул юноша. - Наш город каждый год платит налоги лорду Гаю и королю, а после откупа Илидол станет платить лишь королю. Откуп - дело нужное…
- Эх, парни, - покачал головой стоявший рядом пожилой горожанин в кожаном фартуке сапожника, - знали б вы, какие деньжищи придется собрать для этого откупа. Каждый кошель в городе, даже кошель нищего, сильно похудеет.
- Да какие б ни были эти деньжищи! - отозвался с другой стороны высокий плотный парень в белой одежде, сам румяный, с волосами, запорошенными мукой - пекарь. - Это ж раз и навсегда! Лорд Гай и бумагу особую подпишет - грамоту откупную. Ну, подтянем пояски, годок другой на хлебе да капусте посидим, зато детям вольный город оставим - хоть они пожируют.
- Что ж, вольный город - хорошо звучит, - согласился-таки сапожник. - Только по сколько монет сбрасываться будем?
Мэр, тем временем, как раз повел разговор о размере выкупа:
- Совет старейшин не берется устанавливать жесткие размеры взносов. В каждом квартале Илидола есть староста. Пусть они - старосты - составят списки жителей и займутся сбором денег. Каждый же из нас, - мэр указал на себя и мужей-управителей города, - даст по сотне золотых. Мы ждем не менее солидных взносов от торговых и ремесленных гильдий. Каждому в Илидоле пойдет лишь на пользу то, что город станет вольным…
- Ох, боюсь я: сколько ни дай лорду Гаю, а будет мало, - вновь засомневался сапожник.
- Главное - чтоб грамоту подписал да печатью заверил. Тогда, мало не мало, а уже хозяйничать и командовать в городе не получится, - уверенно тряхнул мучной головой пекарь.
- Сумму мы немалую соберем - мы народ дружный. Лорд Гай как мешки с золотом увидит - тут у него глаза загорятся, все подпишет с первой-то жадности. А дальше-то ходу нет.
- Дай Бог, чтоб он согласился, - вздохнул сапожник.
- Что ж, братец, и мы с тобой золото свое положим. Не зря, видно, копили все эти годы, - толкнул Пек Ларика.
Но тот вдруг нахмурился, ничего в ответ не сказал…
Да, он давно копил, откладывал, доверяя сбережения на хранение папаше Влобу. Тот держал заработанный капитал многих своих бойцов у себя, но и залеживаться деньгам не давал - частенько пускал эти средства в торговые дела и, будучи человеком предприимчивым и ловким, почти всегда выигрывал. Парни знали об этом, но не противились такой деятельности папаши, ведь Влоб и с ними барышами делился. И при необходимости каждому выделял столько, сколько тот требовал. Так, довольно быстро, росли их сбережения, и средства делового папаши.
Ларик, благодаря Пеку, кроме искусства кулаками махать научился еще кое-каким полезным вещам. Более образованный приятель раскрыл ему тайны сложения и вычитания, умножения и деления, и поэтому Ларик, вооруженный математическими знаниями, регулярно требовал у папаши Влоба отчета о том, куда двигаются и как растут его сбережения. То же самое делал и Пек, но больше для того, чтоб довольно поулыбаться, услыхав о приросте капитала. У Ларика же были другие причины холить и лелеять 'кубышку'. Ларик задумал жениться…
Его невесту звали Злата. Она была дочкой богатого мясника и обладала той замечательной внешностью, которая нравилась Ларику: высоким ростом, крепкой фигурой, пышной грудью, круглым румяным лицом, большим улыбчивым ртом и огромными глазами голубого цвета. Еще - толстыми золотистыми косами. Кроме того, Злата имела веселый нрав, не стеснялась задорно хохотать, и ей в приданое отец обещал одну из двух своих мясных лавок. Конечно, такое наследство было немаловажно для Ларика. 'Моя мечта' - так называл он Злату.
Встретились молодые люди на проводах зимы - на празднике Воротее.
Отмечался он каждый год по всей стране и длился целую неделю. Люди в городах и деревнях весело встречали март-месяц, когда солнцу птоложено воротить земле тепло и ласку. Потому и назывался этот старинный праздник Воротеем. Полагалось варить кашу из оставшегося в запасах желтого пшена, щедро заправлять ее сливочным маслом, пить золотистые меды, угощать всех встречных и угощаться самим, ходить в гости по родне и соседям и привечать гостей у себя. На длинных шестах в те дни носили горящие колеса - символ жаркого солнца, красные флажки - символы огня, разжигали огромные костры и бросали туда старую глиняную посуду и соломенные куклы, изображавшие зиму и мороз.
У молодежи всех земель Лагаро Воротей считался одним из любимых праздников - в эти дни песен, плясок и забав всяких было сверх меры. Тут тебе и снежные войны, и качели-карусели, катание на санях, лепка дивных зверей и людей из снега, кулачные бои, шумные хороводы с прибаутками и, конечно, поцелуи, объятия, любовь.
Илидол не отставал от традиций.
В тот Воротей Ларик здорово наворотил во время кулачных боев. Тогда, как и каждый год, молодые горожане поделились по кварталам, посбрасывали с плеч куртки, полушубки, и пошли стенка на стенку, показывая свою удаль девушкам. Прелестницы же, раскрасневшиеся, с бубликами и пирожками в розовых пальцах, наблюдали за битвою, хохотали и пищали, и от страха, и от веселья.
- Эх, подходи, кому еще не навалял! - зычно приглашал Ларик, выгодно отличаясь среди других парней ростом, размахом плеч и величиной кулаков. - Эх, люлей много - никому не пожалею! Подходи - навешаю! - а сам все посматривал на высокую, пышногрудую красавицу в красном полушубке и в овчинной шапке, что заливисто хохотала, открывая розовый рот, не пряча крупные белые зубы - это и была Злата, мясникова дочь.
Засмотревшись, получил и Ларик люлей - бровь ему какой-то ловкач кулаком разбил. Но это была мелочь, потому что красавица-хохотушка испуганно ахнула, когда его ударили. "Распереживалась, стало быть, в душу я ей запал", - довольно подумал парень и пошел на радостях молотить всех встречных и поперечных пудовыми кулаками. И его сторона легко победила на Воротее. Зрители осыпали их сластями и мелкой монетой.
Злата, в самом деле, сразу заприметила белобрысого крепыша. А после боя, когда Ларик подбирал да надевал свою куртку, подошла и вытерла ему бровь белым платочком. Так и пошли у них знакомство и симпатии.
Ларик теперь каждый свободный день бегал к дому Златы, бросал в ее окошко букеты и птичек из голубой бумаги (такое послание означало, что парень тоскует по девушке, как пташка по ясному небу), а когда красавица выглядывала, улыбался и кланялся. А вечером приглашал ее гулять на главный городской мост: туда-сюда, под ручку, раскланиваясь с такими же встречными парочками. Мост этот, кстати, в Илидоле не зря назывался Свадебным. Там парни 'вываживали и выгуливали' своих невест.
Через месяц ухаживаний девушка познакомила Ларика со своим отцом. Мясник без особой радости узнал, что возможный зять - кулачник из 'Тумачино', но, видя, что он полюбился единственной дочке-красавице, поворчал и поставил условие:
- Деньжат накопи. Как двадцать золотых в твоем кошеле заведется, так свадьбу и сыграем. А то с моей стороны вам подарок - лавка цельная, а с твоей стороны - что? Тем более, подъемные вам понадобятся на первое-то время. Вот ты про них и подумай.
Ларик на уговор согласился, хоть двадцать золотых были весьма большими деньгами - за четыре золотых хорошую дойную корову можно было купить и горя не знать. С тех пор начал парень на всем экономить: реже пиво с друзьями пил, не спешил одежду и сапоги обновлять, а с папашей Влобом договорился, что тот его сбережения в первую очередь будет в торговлю пускать…
Так уж получалось, что уже семнадцать полновесных золотых дукатов лежало в схроне у папаши Влоба для славного кулачника Ларика, и не очень-то парню улыбалось потрошить кошелек тогда, когда до заветной свадьбы было рукой подать.