Дот протирала окна тряпкой, смоченной в уксусе. Тряпка скрипела по стеклу. От испарений у девушки слезились глаза. Сегодня день рождения королевы, и все королевские дети собрались во внутренних покоях: Катерина читала вслух письмо от короля из Франции. Когда его нет, все идет по-другому; дворцом овладевает беззаботное настроение. Принц Эдуард неподвижно сидит на коленях у Марии. Елизавета теперь тоже с ними; недавно она приехала из Ашриджа. Она прижалась к Мег и что-то шептала ей на ухо. Они теперь неразлучны. Дот терла стекло с остервенением.
Елизавета – как магнит, что притягивает к себе железо. Все ее обожают. Даже Крепыш сидит у ее ног и глазеет на нее так, словно она – сама Дева Мария. Мег держит ее за руку. Но Дот Елизавета совсем не нравится. Дот представляла, как трет Елизавету своей уксусной тряпкой, словно она – грязное пятно на окне. Мег поднималась все выше и выше; для Дот она уже недосягаема. Теперь она подружилась с дочерью короля, и они вместе читали книжки. Они по очереди читают их вслух на языках, которые Дот не понимает. Обе занимались с новым наставником, мистером Гриндалом; пока они царапают слова на бумаге, Дот вычищает золу из камина, подметает пол и выносит подушки на двор, чтобы выбить из них пыль; на нее шикают, если она слишком шумит. Мег еще больше похудела, а лицо у нее бледное, как козий сыр. Правда, теперь она так часто улыбается, что перемены в ее состоянии никто не замечает. А у Катерины много дел, она постоянно куда-то ездит, присутствует на заседаниях Тайного совета, принимает посетителей, диктует письма.
– Посмотри на королеву, – услышала Дот слова Елизаветы, обращенные к Мег. – Кто сказал, что женщины не могут править? Кто сказал, что они должны быть замужем и управляться мужчинами? – Мег засмеялась, как будто Елизавета удачно пошутила. – Если я когда-нибудь стану королевой, мужчины не будут мною управлять.
Дот скривилась. Все знают, что кому-кому, а Елизавете королевой не быть. Королем будет ее брат, а после него – его дети. Ну а Елизавету наверняка выдадут за какого-нибудь иностранного принца – и скатертью дорога.
В глубине души Дот очень хотелось, чтобы король не вернулся из Франции. Хотя сейчас Катерина перегружена делами, она полна жизни; такой Дот ее не помнила. Напряженная складка на лбу разгладилась, ушла вымученная улыбка. В ней словно зажегся огонь. Она написала молитву для солдат, которые уходят на войну. Ее напечатали и раздали; придворные дамы в восхищении, даже противная Стэнхоуп рассыпается в комплиментах.
Дот бросила тряпку в ведро и вытащила сухую из-за пояса, провела по стеклу и пюпитру для молитвенника. Там тоже укреплен листок с молитвой, сочиненной Катериной. Она похожа на ряд строчек и завитушек, как вышивка на белой рубашке. Дот ненавидит себя за то, что не умеет читать. Она хотела попросить Мег, чтобы та ей прочла, но Мег не до нее; у нее новая подружка, с которой она делится своими секретами. Попросить Катерину Дот тем более не может. Сейчас Катерина должна управлять всей Англией. И Бетти тоже не попросишь. Бетти совсем неграмотная, хуже Дот; она даже имени своего написать не может. Ну, а попробуй Дот обратиться с подобной просьбой к какой-нибудь кухарке, ее поднимут на смех. Здешние слуги и так считают, что она слишком задрала нос и вознеслась не по чину. Кроме того, Бетти не умеет держать язык за зубами; слуги часто хихикают у нее за спиной и называют ее герцогиней Дотти. Бывает, она спускается на кухню, и все вдруг умолкают. Ей не доверяют. Они не знают, на чьей она стороне.
Правда, там же, в буфетной, иногда сидит Уильям Сэвидж; Дот считает, что он кое-чем ей обязан. Сколько книг она прятала под юбкой и передавала королеве! Она непременно попросит его прочесть ей молитву, когда в следующий раз спустится на кухню, хотя Уильям занимался подсчетами все реже и реже; теперь там новый клерк по имени Уилфред. У самого прыщи, а на Дот он смотрит так, словно у нее чума.
Уильяма почти каждый вечер можно видеть в покоях королевы; он играет на спинете. Дот кажется, что даже Уильям Сэвидж, о котором она грезит уже целый год, ускользает от нее со своей музыкой; он поднимается из кухни в другой, утонченный мир, где она лишь невидимка – призрак с грязной тряпкой в руках. Иногда, проходя мимо с растопкой или выполняя поручение королевы, она видела, как его пальцы порхают по клавишам. Они извлекали очень красивые звуки – наверное, такая музыка исполняется и в раю.
Ко дню рождения королевы Елизавета написала стихотворение. Катерина, похоже, больше порадовалась ему, чем даже подарку самого короля – броши, инкрустированной рубинами и изумрудами, которую утром привезли от лондонского ювелира.
– Смотри, Дот! – сказала она, открывая шкатулку. – Изумруды – символ Тюдоров, а рубины – мой. Видишь, как они сочетаются! – Даже не примерив, Катерина передала брошь Дот.
Оставшись одна в гардеробной, Дот приколола ее к своему корсажу. Правда, на ней брошь выглядела совсем не к месту – как лилия среди лютиков; к тому же, снимая ее, Дот уколола палец и запачкала кровью свой белый чепец. Королева читала вслух стихи Елизаветы и вздыхала, словно перед ней письмо от любовника.
Правда, Елизавета очень красиво пишет. Дот видела листочек со стихами накануне – его оставили в классе. Пусть она не умеет читать, но может оценить красивые, ровные буквы, которые вывела Елизавета. Ее немного жаль, ведь родной отец считает ее незаконнорожденной, а ее мать, Боллейн, вообще объявили шестипалой ведьмой; ее казнили за страшные преступления. Да, Дот в самом деле жалела Елизавету, сосланную в захолустный замок Ашридж. А ведь она по праву должна жить во дворце, окруженная придворными, – и, конечно, быть рядом со своим отцом. Правда, в глубине души Дот думала: будь у нее такой страшный отец, как король, она предпочла бы находиться в любом другом месте, даже в мрачном сером замке вроде Ашриджа, чем под его взглядом, от которого дрожат даже великие полководцы.
Когда Мег вернулась из Ашриджа, живо описала большой парк с извилистыми тропинками, огромные сырые комнаты, где они все время жались к дымящим каминам – поэтому их платья пропахли дымом, – холодные коридоры, в которых гуляют сквозняки, и высокие каменные своды. Под потолками там живут летучие мыши, которые кружат и пищат по ночам. Мег, обычно не болтливая, все время рассказывала о ней – Елизавета то, Елизавета се. Дот не возражала; приятно, когда Мег, пусть и ненадолго, забывала о прошлом и становилась обычной девушкой. Но несколько недель назад Елизавета приехала ко двору, и все переменилось.
– А это еще что такое? – небрежно спросила она в день своего прибытия, взмахнув белой рукой и указывая на Дот. Она даже голос не удосужилась понизить.
Мег объяснила, что Дот – верная служанка королевы, что она нянчила саму Мег и что они все вместе приехали из Снейпа. Елизавета фыркнула:
– Как королева терпит, что за ней ходит такая неотесанная девица? Ты видела, какие у нее ручищи?
Но не это самое плохое. Дот знает свое место. И с какой стати принцессе… ведь Елизавета – принцесса, пусть даже всем запрещено ее так называть… с какой стати принцессе вообще ее замечать? Нет, хуже всего, что леди Елизавета, с ее ученостью и знатностью, словно окутала Мег своей паутиной. Они вместе читали книги, учили уроки, спали в одной постели, гуляли в дворцовом парке и катались верхом по дорожкам.
От Елизаветы только и жди неприятностей; это написано у нее на лице. Елизавета не думает ни о ком, кроме себя и, пожалуй, королевы… к королеве она искренне привязана. Как-то Дот заметила, как Елизавета украдкой пнула Крепыша, когда королева отвернулась. Она всех ревнует к мачехе, даже пса. Ей нужна мать. Правда, у нее есть няня, госпожа Астли. Она еще хуже, чем сама Елизавета; еще больше задирает нос перед Дот. Дот все больше ненавидит Елизавету. Даже ее стихами она уже не восхищается. Подумаешь, царапает какие-то стихи, над которыми все охают и ахают. А она не умеет даже читать. Зато у нее есть Уильям Сэвидж. По-настоящему, конечно, Уильям не "у нее". Он лишь в ее мечтах. Наяву она для него лишь посредница, которая носит королеве запрещенные книги. Когда Дот думала об этом, на ее сердце словно ложился тяжелый камень.
Две девушки сели у окна недалеко от того места, где на коленях стоит Дот и протирает мокрой тряпкой плинтусы.
– Что бы ты выбрала, – спросила Елизавета, – уметь летать или быть невидимой?
Дот едва успела прикусить язык, так ей хотелось крикнуть: это наша игра, эту игру придумала я!
– Быть невидимой, – ответила Мег.
– Ты и так очень искусно умеешь притворяться невидимкой, Мег Невилл! А я бы предпочла летать. Представь, как прекрасно взмыть над деревьями, над облаками. Можно смотреть на все сверху вниз, как Бог. – Помолчав, Елизавета продолжила: – Зато невидимка может шпионить за Робертом Дадли. Ведь тебя за него хотят выдать замуж?
– Не знаю, – ответила Мег.
Дот ничего об этом не слышала, но часто видела во дворце Роберта Дадли с его мамашей; иногда они заходили в покои королевы. Роберт Дадли совсем мальчишка, он на несколько лет моложе Мег. Похож на щенка… пусть и симпатичного, но, на вкус Дот, ему недостает щегольства.
– По-моему, он не совсем урод, – заметила Елизавета. – Но ты за него не выйдешь. – Она наклонилась к Мег и что-то зашептала ей на ухо.
Мег с отвращением отвернулась:
– Какой ужас!
Катерина глубоко вздохнула и вошла в зал совета. Все умолкли.
Райзли, как всегда угодливый, вскочил со скамьи и выдвинул для нее кресло.
– Я буду стоять, – сказала она.
Ни разу она еще не садилась на встрече совета. С высоты своего роста она не чувствовала себя маленькой девочкой перед толпой взрослых мужчин. На ней платье зеленого, тюдоровского, цвета. Члены Тайного совета не должны забывать, чья она жена. К сожалению, тяжелая парча не совсем подходит для душного августовского дня.
Райзли опустился на одно колено и, взяв ее руку, быстро поцеловал в тыльную сторону ладони.
Советники заняли обе стороны стола. Они разделились на группы. С одной стороны – Гардинер и его дружки-консерваторы, в том числе Рич. Напротив них сторонники реформ – Гертфорд, архиепископ и остальные. Катерина знала, что реформаторы поддерживают ее; на ее стороне небольшой перевес. Райзли, шаркая, прошел на свое место. Катерина незаметно вытерла руку о платье.
– Начнем с чумы, – объявила она, следя за тем, чтобы голос ее был ровным и властным. – Я намереваюсь выпустить воззвание, в котором запрещу являться ко двору тем, у кого дома есть заболевшие. Кто против?
Некоторые, в том числе Гертфорд и архиепископ, согласно кивнули, но остальные хранили обиженное молчание. Катерина сделала вид, будто не замечает враждебности. На лбу у нее выступила испарина, но она надеется, что никто этого не видит. С необходимостью воззвания более-менее согласны все. Консерваторы недовольны лишь тем, что она, женщина, смеет им указывать. Атмосфера накалялась. Катерина стиснула зубы, стараясь не смотреть в невозмутимое лицо Гардинера. Кто-кто, а он не увидит ее неуверенности!
– После сегодняшнего заседания мы обсудим, как лучше изложить наши мысли. – Кивнув секретарю, она отрывисто продолжила: – Королю нужен свинец.
– Дело это крайне срочное, – тут же ответил Райзли. – Надобно проследить за тем, чтобы груз немедленно отправился в Дувр.
– Не припоминаете ли, уважаемый советник, – Катерина почти не скрывала издевки, – что наши английские рыбаки всего неделю назад задержали у южного побережья французский корабль? За ним наверняка последуют и другие. Если мы пошлем свинец сейчас, едва ли он доберется до его величества благополучно.
Райзли фыркнул, наморщив нос, и стал еще больше похож на хорька.
– Я за то, чтобы отправить груз сейчас. Мы не имеем права оставлять наши войска без боеприпасов, – подал голос Гардинер, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки.
Все советники пристально следили за Катериной, ожидая малейшего проявления слабости. Если она сморщится или хотя бы чаще задышит, они поймут, что победили.
– А я против, Гардинер, – певуче возразила она. – Если только вы не намереваетесь предложить весь груз свинца и судно, которое его повезет, вместе с экипажем и прочим, нашим врагам.
Послышались смешки. Гардинер открыл рот, но Катерина дважды ударила кулаком по столу.
– Свинец останется в порту до тех пор, пока мы не сможем обеспечить его безопасную доставку!
Гардинер сердито фыркнул, поднял руку и притронулся к распятию, что висело у него на шее. Сидящий напротив Гертфорд ухмыльнулся и покосился на епископа. Иногда он так похож на брата, что у Катерины щемит сердце. Но Гертфорд стройнее, легче; у него не такие симметричные черты лица. Бог как будто экспериментировал со старшим братом, а младшего довел до совершенства. Катерина внимательно наблюдала за Гертфордом – как, впрочем, и за остальными. Гертфорд был бледен, глаза скрыты полуопущенными веками, опушенными длинными ресницами. Хорошо, что Катерина может быть в нем уверена. Что бы он ни думал о ней лично, они с Гертфордом единоверцы. Кроме того, у них общие враги, и это их объединяет. "Враг моего врага – мой друг", – вспоминает она, только не помнит, откуда это. Она никогда не считала, что умеет наживать врагов, правда, у нее и в мыслях не было, что она будет управлять Англией. Пока Гертфорд – ее друг. Интересно, как он поведет себя, если король не вернется? Изменит ли он отношение к ней? Попробует ли отобрать у нее регентство? В конце концов, он – старший дядя принца Эдуарда.
– Кто против? – спросила она.
Руку нехотя поднял только Гардинер.
– Принято! – объявила она.
Секретарь обмакнул перо в чернильницу и записал.
– Далее! – звонко произнесла Катерина, снова привлекая к себе всеобщее внимание. – Королю необходимы солдаты для французской кампании. Четыре тысячи человек. Райзли, Гертфорд, позаботьтесь. – Она уверенно кивнула каждому из них по очереди. – Об их отправке мы поговорим позже. Гертфорд, вы, кажется, скоро отбываете во Францию?
Атмосфера в зале слегка потеплела. И все же на каждой встрече Катерине приходится доказывать, что она способна управлять. Королева проявляет твердость, на время забывая о том, что она женщина, и не допускает слабости.
Ни один мужчина, сидящий в зале Тайного совета, не верит, что женщина способна управлять государством. А Катерина думала о Марии Венгерской, которая успешно управляет тремя государствами. Катерине хочется превзойти ее. Но даже архиепископ, ее самый верный союзник, довольно сдержан. Последние недели они несколько раз беседовали с глазу на глаз, обсуждали богословские вопросы. Они читают одни и те же книги. Катерина ловит на себе его взгляд и улыбку. Он известный реформатор. Гардинер не так давно пытался сместить его, твердил о заговоре, стремясь отправить архиепископа на плаху, но король воспрепятствовал его планам. Генрих привязан к своему архиепископу. Теперь Катерина понимает, как тяжело приходится королю. Он должен все время балансировать. Нельзя позволять одной фракции одержать верх над другой. Король должен всех примирять.
– Теперь границы, – продолжила она. – Гертфорд, какие новости?
Гертфорд доложил о положении на границе с Шотландией: там постоянные стычки и в целом неспокойно. Советники заспорили о том, как лучше поступить – ведь большая часть войска нужна во Франции.
– Шотландцы обратились в бегство после разграбления Эдинбурга, – напомнил всем Рич.
– Войска лучше направить в Булонь, – добавил Райзли, шмыгнув носом. Катерину он чрезвычайно раздражал. – Шотландцы не представляют для нас угрозы.
– Советники, мы что же, забываем уроки истории? – Чтобы они не видели, как дрожат у нее пальцы, она спрятала их, скрестив руки на груди. – Вспомните битву при Флоддене!
Тридцать лет назад, когда Генрих тоже вел военные действия против Франции, шотландцы решили воспользоваться случаем. Тогда Генрих оставил вместо себя регентом Екатерину Арагонскую – единственную, кроме нее, кому он также доверил важную роль. Катерина много слышала об этом еще в детстве. Королева повела жесткую политику, находясь в меньшинстве, а Якова IV убили на поле битвы. Екатерина Арагонская послала Генриху окровавленный камзол короля Шотландии. Тогда была одержана бесспорная победа.
– Вербуйте больше солдат, если потребуется – наемников, – распорядилась она, не допуская возражений. – Средства придется изыскать!
Все было решено. Катерина чувствовала, что советники начинают ее уважать, пусть и нехотя.
В ее покоях кто-то упражнялся на спинете; играя одну и ту же мелодию и постоянно ошибаясь. Наверное, там сейчас Елизавета. Елизавете очень нравится, что Катерина – регент; она молила пустить ее на заседания совета, готова была писать государственные письма, помогать чем угодно. Хотя об этом не могло быть и речи, Катерина поощряла интерес падчерицы. Они часто говорили о женщинах, которые находились у власти; о том, как приходится забыть о своей женственности, чтобы завоевать уважение мужчин. Елизавета обладала всеми задатками достойной королевы; возможно, она лучше приспособлена для роли правителя, чем ее брат, хотя самое большее, на что она может рассчитывать, – стать супругой монарха. Да и самому Эдуарду предстоит еще подрасти.
Музыка умолкла, зато слышался тихий смех. Мег наверняка где-то рядом; они с Елизаветой стали неразлучны. Мег последнее время совершенно переменилась. Она явно готова к замужеству. Катерина представляла себе своих придворных дам. Сейчас они вышивают и тихо беседуют в ее покоях. Кто-то играет в карты, кто-то читает. У нее много книг, в основном запрещенных, однако на них вполне невинные обложки. Такие книги спрятаны в укромных местах. Читать их надо с крайней осторожностью. Всем известно, что за такие книги можно поплатиться жизнью; чем выше положение, тем больнее придется падать. Она отбросила последнюю мысль, боясь выказать слабость. На слабость она не имеет права!
Тем временем речь зашла о преследовании французов, которые проживают в Лондоне. Завязался оживленный спор. Некоторые советники выступали за их депортацию. Кое-кто даже требовал посадить в тюрьму проживающих в Лондоне французов.
– Мы находимся в состоянии войны с Францией. Эти люди – наши враги! – кричал Райзли, размахивая кулаком.
Катерина пожалела, что его нельзя послать сражаться с французами. Он снова шмыгнул носом, и Гертфорд протянул ему платок. У Райзли был такой вид, будто он не знаком с этим предметом туалета.
– Высморкайтесь! – рявкнул Гертфорд.
Райзли покорно высморкался.
– Виноваты не эмигранты, – заявила Катерина громко и звонко, перекрывая шум, – а те, кто их преследует! Я против депортации. Более того, считаю, что их гонителей следует наказать!
– При всем к вам уважении, – возвысил голос Гертфорд, – если мы будем слишком им потакать, скорее всего, наживем неприятностей.
– Большинство этих людей живет в Лондоне на протяжении нескольких поколений. Нельзя просто так взять и избавиться от них, – возразил архиепископ. Хвала небесам, он на ее стороне! Однако без поддержки Гертфорда Катерине, как она понимала, придется сражаться, чтобы отстоять свою позицию.
– Я напишу обо всем королю и посоветуюсь с ним, – решительно объявила она. – Пока эмигранты остаются, а все, кто их преследует, будут наказаны.