Парень уставился на него. Бедолага, он прямо окостенел от страха.
- Нет, господин, - сказал он.
- Так оно даже лучше, - сказал Луций Домиций. - Кто твой командир?
Тот пробормотал какое-то имя.
- Хорошо, - сказал Луций Домиций. - Я прослежу, чтобы ты получил нужные бумажки. А теперь слушай меня, солдат, - продолжал он. - У меня нет времени объяснять, а тебе лучше не слышать, что я могу сказать, поэтому пропустим. Один комплект обмундирования, да найди мне по размеру. Мне и так хватает забот, чтобы еще трусить по Сицилии в сапогах на два размера меньше. Понял?
Казалось, глаза сержанта в любой момент могут выскочить из глазниц, а руки у него тряслись, но он покачал головой.
- Прошу прощения, господин, - промямлил он. - Но мне нужна бумага. Иначе...
Луций Домиций засветил ему в нос, и он рухнул на спину, как подрубленный. Затем мы нашли, все что нам было нужно: доспехи, шлем и все прочее для него, по паре сапог для каждого, ну и все такое.
- Прекрасно, - вздохнул Луций Домиций, натягивая сапоги. - Теперь в нашей коллекции ограбление с применением насилия. И на сей раз мы и вправду виновны, хотя не думаю, что это имеет какое-то значение.
У меня не было настроения все это слушать.
- Ты свихнулся, - сказал я. - Полностью слетел с катушек. Я прямо не верю, что ты это сделал.
Вид у него стал удивленный.
- Что, отоварил сержанта? Вообще-то мне казалось, что особого выбора у нас нет.
- Я не про то, - ответил я злобно, - Я про то, что ты сказал перед этим. Благие небеса, "ты знаешь, кто я?" Не ты ли все время боишься, что тебя узнают?
Он пожал плечами.
- Может быть. Но я не думаю, что у него хватит ума. Его больше озадачивало, что это на тебя нашло. На самом деле, это мне хочется спросить, что ты собирался делать?
Мы покинули склад и пересекли двор. Конечно, можно было только догадываться, в какой стороне главные ворота. Очень скоро набегут солдаты или магистрату надоест ждать и он пошлет кого-нибудь поторопить обвиняемых или каптерщик очнется и примется вопить на весь лагерь. По мне так мы уже потратили все свои запасы удачи и плюс к тому то, что не успели израсходовать наши предки - и конца можно было ожидать в любое мгновение. С другой стороны, он еще не наступил.
Чтоб мне сдохнуть, если это не ворота располагались прямо напротив. Разумеется, они были закрыты и стражники стояли возле них с характерным для дежурных разнесчастным видом, но что нам было терять?
Мы свернули в сторону и прошли вдоль трех сторон двора, чтобы они нас не заметили. Затем мы перешли на бег и рванули прямо к воротам, крича:
- Откройте, быстро! .
- Погоди, приятель, что горит? - сказал один из стражников.
- Откройте эти сраные ворота! - заорал Луций Домиций. - Двое заключенных сбежали! Забрались в башню и слезли по веревке. Если они удерут, мы все окажемся по уши в дерьме!
Может, Луций Домиций и был совершенно бесполезной обузой практически в любом деле, но если надо было рассказать сказку, он всегда оказывался на высоте. Стражники переглянулись и один стал отодвигать засовы.
- Пошевеливайтесь давайте! Они с каждой секундой все дальше! - разорялся Луций Домиций, и они его послушались. Они ему поверили. Проклятье, да я сам ему поверил. Вообще-то он говорил чистую правду, потому что несколькими мгновениями позже заключенные драпанули прочь, и если во всей провинции Сицилия нашелся хоть кто-то, кого этот факт удивил бы больше, чем их самих, то я с удовольствием поставлю ему выпивку.
- Больше всего угнетает, - сказал Луций Домиций, когда мы дотрусили до угла и стремглав бросились по переулку, - что это была самая простая часть.
Он опять пришел в привычное свое несчастное состояние, но смысл в его словах был.
- Шаг за шагом, - сказал я. - Сначала уберемся из этого ужасного городка, а потом будем думать, как убраться с этого ужасного острова.
В жизни под железной пятой жестокого и безжалостного тирана есть одно неоспоримое преимущество: люди не обращают внимания на солдат на улицах.
Более того, они стараются вообще лишний раз не смотреть в их сторону; стоит им только заметить солдат, и они стараются проскочить мимо со всей возможной скоростью, глядя при этом под ноги. Естественно, это нас совершенно устраивало; мы обнаружили, что чем громче мы пыхтели и топали и чем подозрительнее выглядели, тем более невидимыми становились. К тому времени, как мы добрались до окраин, народ кидался от нас с таким проворством, будто мы две телеги, несущиеся под уклон, и практически вся дорога оказалась в нашем полном распоряжении.
- У них у всех, должно быть, совесть нечиста, - пробормотал Луций Домиций, - иначе чего они так нас боятся?
Я не ответил. Это была одна из тех вещей, которые человек или понимает сам, или объяснить ему невозможно.
Оказавшись в сельской местности, мы быстро переключились в обычный рабочий режим. В конце концов, нам надо было что-то есть, а добывать еду мы умели только одним способом: жульничеством. Переодевание в солдат - это старая и вполне надежная схема, хотя результаты ее обычно весьма скудные. Она обеспечивала бесплатную еду, выпивку и ночлег - и, собственно, все. Прожить можно, но карьерой я бы это не назвал. Одно было хорошо: мы могли без проблем узнать, что вообще происходит. Нам достаточно было войти в любой кабак или сельский дом и начать расспрашивать о двух беглецах, и в нашем распоряжении тут же оказывались самые свежие новости или самые свежие слухи о том, как идет охота на нас.
Очень скоро все кругом знали, что мы сбежали из каталажки. Было очень неприятно узнать, что мы убили как минимум двух солдат, а в некоторых случаях доходило и до пяти. Приятная же новость заключалась в том, что, похоже, никто не знал, что мы можем прикидываться солдатами. С другой стороны, люди наконец сложили два и два и догадались, что два хулигана, которые попались на краже в бане - те же самые, которые ограбили сына наместника, и они же сбежали по дороге в каменоломни. К восторгу Луция Домиция имя Нерона не звучало, и он сделался несколько более жизнерадостен, когда между нами и тем городком образовалась солидная дистанция.
Плохо было то, что мы понятия не имели, в какую сторону движемся. Я полагал, что мы идем на запад, к Камарине. Луций Домиций был убежден, что мы идем на юг, а значит, в любой момент можем оказаться в соленой воде (чего не произошло). Достаточно было посмотреть на солнце, чтобы понять, что прав именно я, но Луций Домиций был не из тех, кто позволяет каким-то жалким фактам разрушить построенную им прекрасную концепцию.
После четырех дней пути, в течение которых мы объедали кабатчиков и фермеров и ночевали в амбарах, я начал удивляться, куда могла подеваться Камарина. Ее отсутствие раздражало, как ожидание девушки, опаздывающей на свидание. Мы шли и шли, а проклятого города все не было. Через некоторое время до меня дошло. Мы обошли его с севера.
- Ладно, - сказал я. - Ты у нас в школу ходил. Что в той стороне?
Луций Домиций вытаращился на меня.
- А мне откуда знать? - сказал он.
- Нечего мне тут темнить, - сказал я. - Могу спорить, что где-то во дворце была здоровенная бронзовая карта с отмеченными городами, и ты видел ее тысячу раз. Ты должен знать все основные города Сицилии.
Он пожал плечами.
- Только не я, - сказал он. - И о карте я слышу первый раз. Где именно во дворце она располагалась, ты говоришь?
- Мне-то откуда знать? Я же был только гостем, а не хозяином дворца. Ты уверен, что там не было карты?
- Вообще-то, наверное, где-то и была, - сказал он. - Дворец же большой. В нем полно комнат, в которые я ни разу не заходил. Но ни о чем подобном никогда не слышал.
- Ох, - по какой-то причине это меня потрясло. Я имею в виду, это же просто напрашивается. Сами подумайте: вот прибегает гонец и докладывает, что в Цианополе назревает проблема. Никто никогда не слышал о Цианополе, это какой-то пограничный форт, поэтому все присутствующие - советники, военачальники, генеральный штаб и прочие - бегут к карте, смотрят на нее и находят Цианополь. В противном случае что получается? На руках полноценный кризис, необходимо предпринять самые решительные действия, но только никто не знает где - на Сицилии или в Верхней Мезии. Какой-то хреновый способ управлять империей, так же?
- Я думаю, - сказал он, - что если мы проскочили Камарину, то идем прямо к Геле. Правда, в этом случае мы должны идти вдоль русла реки Анап, и если мы вдоль нее идем, то я этого не замечаю.
Я огляделся вокруг. Никакой реки.
- Если мы севернее Анапа, - продолжал он, - то в любой момент можем врезаться в высоченные горы. Но если мы забрели так далеко, то должны быть прямо у их подножия, если только не угодили в долину одной из тех рек, которые питают центральный район. Но я так не думаю, потому что все равно по обе стороны должны торчать горы, а их нет.
- Ладно, - сказал я. - То есть ты хочешь сказать, что вообще не представляешь, где мы.
- Я никогда и не говорил, что представляю. Слушай, столько лет прошло с тех пор, как я учился в школе и звезд с неба, кстати, не хватал. Я все больше глядел в окно и сочинял мелодии. Конечно, - продолжал он, - вполне возможно, что большая дорога, по которой мы шли какое-то время назад - это военная дорога через горы, хотя мне казалось, что та должна быть пошире - но если так, то мы должны были провести прошлую ночь в Гибле; с другой стороны, мы могли свернуть с той дороги, не дойдя до Гиблы где-то с милю или меньше. В этом случае мы сейчас на равнине, которая лежит между горами и морем, на полпути между Камариной и Гелой. Но это вряд ли, потому что для этого все вокруг как-то не на месте.
- Спасибо, - сказал я. - Теперь я жалею, что вообще спросил. - Но, как ни странно, он оказался прав, поскольку на следующий день мы опять оказались на военной дороге, которая, конечно вела к морю. Раньше мы свернули с нее, потому что по возможности избегали основных магистралей, где народа больше. В общем, короче, мы вышли на берег - перед нами расстилалось море, а за ним, если не ошибаюсь, лежало африканское побережье и город Триполи.
- В подобные моменты, - сказал я, - больше всего мне хочется быть чайкой. К вечеру мы могли бы уже быть в Сирте.
- Не думаю, что это такая уж хорошая идея. В Триполи едят чаек.
- Ты знаешь, о чем я, - сказал я. - Ладно, что теперь. У нас же есть выбор. Направо или налево. Как ты полагаешь?
Он пожал плечами.
- Я бы бросил монету, если бы у нас была хоть одна.
- Нет, - сказал я. - Мне нужно разумное, взвешенное решение. Выбрать от балды я могу и сам. Так что ты думаешь - Камарина или Гела?
- По-моему, что в лоб, что по лбу, - ответил Луций Домиций. - Поскольку ни один из нас ни хрена не знает что про одну, что про другую. Ну, - добавил он, - это не совсем так. Насколько я помню, в Геле на летнее солнцестояние устраивают соревнование по поеданию крабов. Крабов наваливают грудами, участники вооружаются щипцами и маленькими бронзовыми молоточками, а первый из них...
- Какое это имеет отношение к нам?
- Понятия не имею. Я рассказываю это только потому, что это все, что мне известно о Геле. Впрочем, - добавил он. - Я мог перепутать ее с другой Гелой, с той, которая в южной Македонии.
Я передумал насчет карты. Если бы у него была возможность изучить карту, а не вылавливать фрагменты сведений из памяти, он бы махом загнал меня в могилу своими лекциями.
- Значит, в Гелу, - сказал я.
- Ладно. Почему бы и нет?
- Хорошо.
И мы направились к Геле. Что лишний раз доказывает, что разумные, взвешенные решения могут быть совершенно бессмысленными, поскольку уже примерно через час мы заметили корабль.
Он двигался недалеко от берега, плавно покачиваясь - один из тех больших зерновозов, которые курсируют между Сицилией и Италией, пункт назначения - Рим. Я видел много таких на якоре в Остии. С некоторого расстояния они выглядели как плавучий город - десятки их связаны рядами вдоль специально построенного пирса, и как только один разгружался, его место занимал следующий. Это чертовски непростое дело - накормить город размером с Рим, и кто бы этим не занимался, надо отдать ему должное - справлялся он отлично. Вообще-то это одна из немногих вещей, которыми действительно кто-то занимается, поскольку сокращение запасов зерна может превратить Рим из центра цивилизованного мира в очаг самого дикого мятежа не более чем за три дня.
В общем, мы увидели корабль. Луций Домиций, который по очевидным причинам кое-что понимал в этом деле, предположил, что он загрузился в Камарине и плывет назад вдоль восточного побережья. (Большие зерновозы предпочитают не выходить без особой нужды в открытое море, но и проливы Регия тоже не очень любят. Они лучше проведут лишний день или два в пути, невзирая на то, что время - деньги, чем налетят на скалу. Большинство этих посудин весьма почтенного возраста, и достаточно чихнуть, стоя в нужном месте, чтобы они протекли в семи местах). Он указал, как низко судно сидит в воде, что подтверждало его предположение. С высоты моих знаний о кораблях и международной торговле оно выглядело вполне разумным (все, что я об этом знаю, можно записать на ногте).
- Ну, - сказал я. - Так что ты думаешь?
- Что я думаю о чем?
- О корабле, осел. Мы можем запрыгнуть на него и свалить нахрен с Сицилии. Что скажешь?
Он нахмурился.
- Ну, было бы неплохо, если бы могли на него запрыгнуть. Но я не представляю, как.
- Проклятье, - сказал я. - И вроде это ты у нас образованный тип.
- Ладно, - сказал он. - Давай расскажи мне, как мы сядем на этот зерновоз.
- Да просто, - сказал я.
И да, я совершенно в этом уверен - по крайней мере, это в сто раз проще, чем выжить и сохранить свободу на Сицилии, когда весь остров за нами охотится. Правда, когда я говорил это, никакого плана у меня не было, но не в моем стиле забивать голову мелкими деталями.
- Просто?
- Можем поспорить, - сказал я. - Нам всего-то нужна лодка.
Он посмотрел на меня.
- И зачем нам лодка? - спросил он.
Я щелкнул языком. Иногда он бывал удивительно тупым.
- Если тебе нравятся далекие заплывы, пожалуйста. Что до меня, я предпочту грести, поэтому надо поскорее найти лодку.
К счастью для нас, это не самая сложная задача на побережье таком нищем, что кроме рыбы тут ничего и не едят. Скоро мы обнаружили коротышку с сиреневым лицом, который возился с сетью.
Я подошел к нему.
- Извини, приятель, - сказал я. - Мы реквизируем твою лодку.
Он оглядел нас и, кажется, доспехи и форма не особенно его впечатлили.
- Нет, блин, не реквизируете, - сказал он.
- Извини, - повторил я. - Но это военная необходимость и нам нужна лодка. Ты получишь ее назад, когда мы сделаем свое дело, не переживай на этот счет.
- Я не переживаю, - ответил он, поворачиваясь к нам спиной. - Вы не получите моей лодки. А теперь идите в жопу.
Все пошло как-то не так, как я рассчитывал. Там, откуда я родом, если прибегает солдат и заявляет, что он забирает твою телегу или мула, возражать - значит нарываться в лучшем случае на удар по морде, поэтому никто особенно не возражает. Определенно, римский гарнизон Сицилии был далеко не столь тверд в наведении порядка.
- Эй, ты, - Луций Домиций протянул свою лапу и хлопнул коротышку по плечу. - Мы с тобой разговариваем. А ну-ка брысь из лодки, не то я тебе с этим помогу.
Тот вздрогнул и повернулся.
- А зачем вам моя лодка, между прочим?
Благодаря заминке я успел придумать на это ответ.
- Видишь вон тот большой зерновоз? У нас есть основания полагать, что на борту находятся два разыскиваемых преступника. Нам приказано обыскать корабль и арестовать подонков. Все ясно?
Старикан сморщился.
- Все равно не понимаю, зачем вам моя лодка. Разве у вас, задурков, нет для таких дел военного флота?
- Есть, - сказал я. - Но не здесь. По последним известиям он занят спасением цивилизации от парфянской угрозы. Хотя это неважно, потому что нам и не нужна эскадра-другая боевых кораблей. Нам нужна только лодка. Лады?
Мужик, наверное, еще бы поспорил, но Луций Домиций до половины выдвинул меч из ножен, а вид пары дюймов испанской стали, предъявленных в нужный момент, действует лучше нескольких тысяч слов.
- Все нормально, - крикнул я коротышке, когда Луций Домиций оттолкнулся от берега и взялся за весла, - мы вернем ее тебе еще до заката.
Кажется, он что-то сказал в ответ, но я его не расслышал. Впрочем, могу догадаться, что это было.
- Так, - сказал Луций Домиций, когда мы отплыли на пару десятков шагов от берега, - есть у тебя хоть какое-то представление, как управляться с этой штукой?
- Что, с лодкой? - сказал я. - Да проще некуда. Ты должен просто погружать лопасти в воду, а сам в это время тянуть за рукояти. Вообще ничего сложного.
- А, - сказал он, отправив мне в лицо примерно ведро воды. - Тогда все нормально. Ты будешь грести, раз ты такой опытный, а я сяду сзади и стану править.
- Я? Да я вообще ничего не знаю о гребле.
Он нахмурился, мерзавец.
- Не говори чепухи, - сказал он. - Ты же афинянин, гордый потомок победителей при Саламине, гребля у тебя в крови. Ты прекрасно знаешь, что...
- Нет, не знаю, - ответил я быстро. - На флоте греблю оставляли для бедняков. А мы - сливки общества, всадническое сословие. Мы мчались в битву на чистокровных скакунах, когда твои предки еще выращивали репу в Лации.
- Правда? - ухмыльнулся он. - Как пали сильные! А теперь бери весла, или я выкину тебя за борт. Плавать-то ты умеешь?
- Конечно, умею, - соврал я. - Ладно, ладно, бери румпель, посмотрим, что я смогу сделать.
Как я и говорил, ничего нет проще гребли. Это все равно как размешивать свежезабродившее вино в бочке, только ложка в шесть шагов длиной. Не знаю, почему Луций Домиций устроил из этого такую проблему.
- Ладно, - сказал я, когда лодка заскользил по воде, как здоровенный жук. - Снимай доспехи и кидай их в воду.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
- Чего?
- Того. Избавься от них. Давай быстрее, пока мы не доплыли.
- После всех этих трудностей, с которыми мы их заполучили? Ни за что.
Я вздохнул.
- Ради всего святого, почему любое мое предложение ты встречаешь нытьем и стонами, а?
- Не знаю, - сказал он. - Может, потому что ты беспрерывно усаживаешь нас в говно. А может, я просто брюзга.
- Доспехи, - сказал я. - А также плащ и все остальное. Давай выкидывай.
Он сдался и принялся хоронить металлические изделия в море. Я занялся тем же - крайне неловко, поскольку в то же время пытался грести. Открою вам секрет, кстати: если пытаться грести одной рукой, а другой тем временем возиться с ремешком шлема, лодка начнет ходить кругами.
К счастью, зерновоз еле полз. Но даже при этом я надорвал спину, пока доставил нас к нему. К этому времени мы утопили все армейское хозяйство за исключением ремней и мечей.
- Эй! - крикнул я как только мог громко. - На корабле!
Я почти поверил, что меня или не слышали, или притворились, что не слышали, когда над бортом показалась чья-то голова.
- Чего надо? - закричали в ответ.
- Куда направляетесь?
Мужик на корабле пожал плечами.