Его не слишком впечатлил этот аргумент, как я заметил, но все же ему хватило ума сообразить, что в данном случае проще сдаться, чем спорить. К счастью, мы набрели на открытую таверну раньше, чем он успел передумать.
Блюдом дня оказалась некая серая жижа с твердыми включениями.
К сожалению, блюдо дня было заодно и единственным наличным блюдом, если не считать хлеба, твердого, как армейские сапоги, и сухого, ломкого сыра. Вы бы таким и собаку не стали кормить. У нас выбора не было.
- Следующий вопрос, который нам следует обдумать, - сказал я с полным ртом, - куда? Я думаю, в Африку.
Он захныкал.
- Не начинай опять, - сказал он. - А, я понял - ты нацелился на сокровище Дидоны. А не кажется ли тебе, что сначала надо стряхнуть с хвоста этого психа, кем бы он не был?
Мне не понравился его тон, но я не стал заострять на нем внимания.
- Мы убьем двух зайцев, - сказал я, - одним камнем. Нам же надо куда-то отчалить, а Африка как раз очень далеко.
- Да, - кивнул он, утирая серую жижу с подбородка, - и чтобы туда попасть, надо плыть через Сицилию, ты забыл? Вот уж куда я ни за что не хочу возвращаться.
- Корабль зайдет на Сицилию, да, - сказал я. - Но нам незачем сходить на берег. Более того, нам вообще нигде не стоит покидать судно, пока мы не доберемся до места. Меньше шансов, что нас заметят.
Он вздернул голову.
- Забудь об Африке, - сказал он. - Перед нами весь мир. В нем полно уголков, о которых никто не слышал, не открытых стран, забытых областей, вроде земли лотофагов из Одиссеи, - он нахмурился. - Я подумываю о Галлии или даже Германии. В смысле, кто в здравом уме решит туда отправиться? Они просто напрашиваются, серьезно.
- Германия? - переспросил я. - Совсем умишка лишился? Да я лучше останусь тут и пусть меня распнут.
- Все равно, - сказал он. - Не думаю, что это вообще имеет значение. Нам всего-то надо попасть на первый же отплывающий корабль, и похрену, куда он там идет. Я просто хочу убраться из Рима так быстро, как это возможно.
- Разве не этого они от нас ждут? - забросил я наживку. - А вот если мы немного потянем время, заляжем в районе доков...
- Они найдут нас и нам конец. Нет, на первый же корабль - и все.
Я немного подумал. Да какого хрена, сказал я себе, это сокровище лежало там сотни лет, пусть полежит еще немного - это если считать, что оно там вообще есть, во что я не верил ни секунды. Если бы все сокровища, слухи о которых я когда-либо слышал, посыпались с неба, то погребли бы под собой Рим, как снежная лавина. И конечно же, он был прав. Учитывая непонятные способы, которыми они ухитрялись находить нас даже в закоулках Субуры, единственное, что нам оставалось, это побыстрее исчезнуть из города.
- Прекрасно, - сказал я. - Так и сделаем.
Но ничего такого мы не сделали, потому что сразу после этих слов на меня обрушился дом.
Извините, если это звучит слишком театрально. По рассказам, в Риме, где половина зданий такие древние, что стоят только по привычке, а вторую половину слепили кое-как жадные домовладельцы, это заурядное событие. Ко всему прочему, огромные повозки, бесконечно грохочущие по ночным улицам, буквально растрясают эти несчастные здания. Это совершенно ужасно, конечно, и будь я римским императором, я бы первым делом взялся за эту проблему. Устроил бы, например, чудовищный пожар и начал с нуля. В общем, событие было заурядное, но зрелищное, и уж я бы нашел, о чем рассказать, потому что вообще люблю рассказывать, как вы, наверное, уже заметили. К несчастью, я пропустил все представление, поскольку лежал, оглушенный упавшим на голову куском кладки. Совершенно обычное мое везение: происходит нечто захватывающее, а я без сознания.
Так что придется вам обойтись без моих метких наблюдений, и самое лучшее, на что тут можно рассчитывать - это рассказ Луция Домиция. Он сказал, что фасад здания - одного из тех жутких доходных домов, которые постепенно заполоняют весь город - внезапно начал надуваться, как лягушачье горло. Он утверждал, что обалдел и некоторые время пытался сообразить, что происходит, а когда сообразил, было уже поздно кричать, пытаясь меня предупредить. Думаю, ему можно верить, хотя я не могу представить себе, что так уж трудно было схватить меня за руку и дернуть в сторону, если обладаешь сообразительностью примерно как у сухой горбушки. Это не потребовало бы особых усилий. В конце концов, он был совсем рядом, а ему только поцарапало лодыжку.
В общем, стена вроде как вспучилась и лопнула, как болотный пузырь, а с верхних этажей полетели здоровенные куски кладки и прочее - чудо, что здание не рухнуло целиком, от него отвалился кусок стены размером с парус торгового корабля, и это не он упал на меня, а всего лишь какой-то кирпич. Он угодил мне в башку скользом, слева, как раз над левым ухом, и стой я хоть на палец правее, разнес бы мне череп, как яйцо.
Ну, некоторые просто рождены под счастливой звездой, полагаю.
Что произошло дальше, я могу рассказать и без помощи Луция Домиция. Я и сам могу представить его, застывшего надо мной, придавленным обломком стропила (который последовал за кирпичом) в виде огромной фаршированной оливки в середине облака пыли. Это все, что можно сообщить о действиях моего лучшего друга - вытащили меня двое незнакомцев.
Довольно храбрый поступок, поскольку они не могли знать, устоит ли здание или обрушится им на головы, пока они занимаются мной.
Подозреваю, что коренные римляне выработали определенную сноровку и умение действовать в подобных ситуациях, для Рима заурядных. Тем не менее. Эти двое, которые случайно проходили мимо, схватили меня за запястья и оттащили в сторону, подальше от здания на тот случай, если оно вдруг надумает довершить начатое. Позже мы узнали, что нескольким людям повезло куда меньше: один был убит на месте, другой отделался параличом нижней части тела, потому что ему сломало спину. Ужасно, если подумать.
Как я и говорил, Рим сосет.
Ладно.
Первое, что я увидел, открыв глаза, была ослепительной красоты птичка, склонившаяся надо мной со встревоженным видом. Я перепугался, конечно, поскольку я реалист, никаких иллюзий на свой счет не питаю, и единственная ситуация, в которой по пробуждении меня встречает симпатичная женщина, обеспокоено меня разглядывающая - это смерть с последующим воскрешением в Елисейских Полях. И... ну, я уверен, что в раю клево, ты свободен и безгрешен, все твои проблемы позади, и ничего не надо делать, кроме как прогуливаться по траве, кушая фрукты. Я, тем не менее, предпочитаю оставаться живым, благодарю покорно.
Однако эта теория, как тут же выяснилось, имела изъяны, слава богу, потому что блаженные души в Елисейских Полях - и это оговаривается особо - освобождены от мук телесных, а я ощущал такую монументальную головную боль, что ее, наверное, пришлось бы нанести на карты. От боли сияющий образ меня, возлежащего у ног соблазнительной женщины, несколько поблек, и мне сразу стало гораздо лучше. Если вы понимаете, что я имею в виду.
Кроме того, присмотревшись, я понял, что она скорее симпатяшка, чем величественная классическая красавица. Прекрасные глаза, очень большие, круглые и темные, но нос у нее был примерно как у слонов Ганнибала. Ну, я немного преувеличиваю, но на полтора нормальных нос он вполне тянул. Меньше египетского обелиска или тарана галеры, но это все, что можно о нем сказать. Что касается остального, то ей было примерно девятнадцать, кожа у нее была очень бледной, как свежее молоко в подойнике, одета она была в простую старую одежду, которую до нее, вероятно, носили ее старшие сестры и мамочка.
- Он очнулся, - сказала она, и будь я проклят, если я уловил акцент, хотя в этом деле я остр, как бритва. Она говорила по-гречески, но слегка приквакивая в нос, как при сильном насморке.
Итак, я лежу на спине, наслаждаясь видом (тем, что не загораживал нос) и мечтая, чтобы голова болела не так сильно, и тут, конечно, появляется Луций Домиций и все портит. В следующее мгновение вместо красотки взгляду моему предстало пугало, которое щурилось с таким видом, будто я написан от руки плохим почерком. По крайней мере, вид у него был встревоженный - уже что-то.
- Ты в порядке? - спросил он.
Совершенно дурацкий вопрос.
- Нет, - сказал я. - Голова болит. Мы где? Что случилось?
- Ты в комнате, на постоялом дворе, - ответил он. - На тебя упала стена.
- Что на меня упало?
- Стена. Здание обрушилось и тебя ударило по голове. К счастью, это не причинило тебе никакого вреда. По крайней мере, не думаю, что...
- Прошу прощения, - перебил его кто-то невидимый, и я уловил тот же самый акцент. - Я немного разбираюсь в этих материях, могу я осмотреть его?
Он произнес это так, будто я дутая лошадь на аукционе, хрен воловый. Луций Домиций отступил в сторону и незнакомец занял его место.
Первое, что бросилось мне в глаза - и не могло не броситься - это его нос, в точности как у девушке, только больше. Он был смуглый, загорелый, около двадцати пяти; определенно, ее брат.
- Кто это? - пробормотал я.
- Это очень храбрый человек, который спас твою жизнь, - сказал Луций Домиций таким тоном, как будто я самим своим незнанием демонстрирую крайнюю неблагодарность. - Они с братом вытащили тебя из руин за мгновение до того, как обрушилось все здание. Если бы не они, тебя бы размазало в кашу.
- О, - сказал я. - Ладно. Эээ, спасибо, - добавил я, поскольку всегда старался быть вежливым.
Носатый чувак очень широко улыбнулся, продемонстрировав множество сверкающих белых зубов.
- Пустое, - сказал он. - Я уверен, что для меня ты сделал бы тоже самое, - он склонился надо мной, и не успел я опомнится, как уже оттягивал мое правое веко указательным пальцем. - Головокружение? - спросил он. - Тошнота?
- Ты мне в нос дышишь. Это считается?
Он рассмеялся, как будто я шутки шутил.
- Выживет, - заявил он. - Голова поболит немного - день или два, но ничего серьезного с ним не произошло.
Ну, это было приятно слышать, если чувак, конечно, знал, о чем говорил.
- Ты врач? - спросил я.
- За мои грехи, - ответил чувак. - Наверное, мне лучше представиться. Меня зовут Аминта, это моя сестра Миррина, а моего брата, которой пошел искать трактирщика, зовут Скамандрий. Мы с братом оба врачи и держим практику в Мемфисе, в Верхнем Египте.
Миррина, подумал я, милое имя. На самом деле нет, это скучное, унылое имя, но с ним произошло то же, что и с ее одеждой. Красивая девушка выглядит хорошо в любой одежде, даже в мешке из-под капусты с прорезанными дырками, и ей идет любое имя, даже такое дурацкое, как Миррина. Кроме того, я умирал от желания спросить, имеет ли их брат такой же огромный нос? Подумав, я решил дождаться, когда он вернется, и провести самостоятельные наблюдения.
- Мемфис, - сказал Луций Домиций. - А вы далеко от от дома.
Аминта улыбнулся.
- Мы заметили, - сказал он. - Здесь все такое странное, такое не такое. Такое большое, - добавил он, самую чуточку содрогнувшись. - Но мы с братом всегда хотели повидать Рим, с самого детства. И вот умерла наша тетушка - она была вдовой состоятельного вольноотпущенника, жившего здесь, в Риме - мы оказались единственными ее родственниками, и поэтому пришлось ехать, чтобы присмотреть за домом. И вот мы здесь.
Благие небеса, думал я - симпатичная и к тому же наследница, но для меня, кажется, это не имело значения. Подумаешь, наследница - пустяки какие. Сотрясение там или не сотрясение, но с памятью у меня все было в порядке, так что я без труда мог припомнить, что я маленький, тощий грек средних лет, разыскиваемый по статьям, предусматривающим смертную казнь, в дюжине провинций (но не в Египте), не имеющий за душой ни гроша кроме денег, полученных от безумного убийцы, алкающего нашей крови - но зато одарен крысиной мордой.
И тут у меня возникла идея.
Что я могу сказать? В тот момент она показалась мне неплохой.
- Прекрасно, - сказал я. Я показал на Луция Домиция. - А это кто?
Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.
- Прошу прощения? - сказал Аминта.
- Да вот этот вот, - сказал я. - Парень с толстой шеей. Ваш приятель? Личный раб?
- Но... - глаза Аминты сузились. Тут ему было где размахнуться. - Ты его не узнаешь?
- Да никогда в жизни его не видел, - сказал я.
- Ох, - Аминта медленно кивнул. - Извини за вопрос, но помнишь ли ты свое имя?
- Свое? - я принял озадаченный вид. - Ну как же, конечно... нет, - продолжал я, как будто опешив. - Нет, не помню.
- А! - Аминта быстро кивнул два раза. - Я знаю, что случилось. Удар по голове. Не хочется говорить тебе такое, но ты потерял память.
- Что? - я изобразил панику. - Но это...
- Все в порядке, - наверное, он был хорошим врачом, манеры у него были приятные, успокаивающие.
- В девяти случаях из десяти это временное явление и длится всего пару дней, максимум - месяц. Практически все пациенты, лишившиеся памяти после черепной травмы, полностью выздоравливают.
Я посмотрел на него.
- Почти все?
- Девяносто процентов, как минимум.
- Ты хочешь сказать, что существует один шанс к десяти, что это навсегда? - я задергался, как будто хотел сесть. Аминта мягко вернул меня на подушку. - Это ужасно, - сказал я. - Дай мне какое-нибудь лекарство, скорее!
Он улыбнулся.
- Я могу дать тебе успокоительного питья, - сказал он. - Ты немного расслабишься. В твоем состоянии это наилучшее средство.
- Нахрен расслабление, - сказал я. - Я не хочу расслабляться, мне нужна моя память. Ты врач, так дай мне лекарство для этого.
Он улыбнулся так тепло, что как будто в горячем масле меня искупал.
- Честно говоря, - сказал он, - успокоительное средство - лучшее лекарство. Потеря памяти - это, главным образом, следствие шока и страха. Если ты успокоишься и расслабишься, все пройдет, и память очень скоро к тебе вернется.
- Ты уверен? - вмешался Луций Домиций. Голос его был таким же безумным, каким я притворялся. Тут мне стало немного стыдно. Я знаю, паниковал он главным образом потому, что мы и без моего сумасшествия сидели в дерьме, а кроме того, он рассказал Аминте, что мы странствующие торговцы сардинами из Нижней Писидии или еще какую-то ерунду. Если память ко мне внезапно вернется, и я начну болтать, что я беглый артист своеобразного жанра, а он император Нерон, все слегка усложнится. Разумеется, я не собирался делать ничего такого, но он-то этого не знал.
(Попутно я задумался: а с чего вдруг я так поступил?
Ответ был ясен: я понимал, что единственный мой шанс в смысле девушки - это застрять тут на какое-то время, в течение которого ей придется исполнять роль нянечки, с озабоченным видом промокать мой лоб влажным тампоном, что вызовет во мне огромный прилив благодарности и восхищения ее добротой и состраданием - а это как ничто другое заставляет их соки струиться. Совершенно идиотская идея, обреченная на провал прямо на старте. Определенно, я повел себя как полный псих.
Возможно, это все оттого, что получил по башке).
Тем не менее отступать было поздно. Кроме того, объяснить все это Луцию Домицию было крайне затруднительно, даже если мы с ним останемся наедине на достаточно долгий срок, так что по размышлению я решил ничего не объяснять.
Жестоко по отношению к нему, конечно, но разве не для этого и существуют друзья?
- Вот что, - сказал Луций Домиций. - Я расскажу ему, кто он, может, это оживит его память. Может это сработать?
- Попробуй, хуже не будет, - ответил Аминта.
- Прекрасно. Ну, - сказал Луций Домиций, глядя в сторону, - тебя зовут Эвтидем, ты мой деловой партнер, мы торгуем сушеной рыбой и живем в Коринфе. Это в Греции, - добавил он, а я подумал, вот болван. Я вроде как утратил память, а не рассудок. Кроме того, я не мог не думать, что если я и в самом деле потерял память, то скармливая мне все это дерьмо просто для того, чтобы подкрепить легенду, он наносит мне неустранимый ущерб. И вот я лежу такой, веря всей душой, что я процветающий торговец сушеной рыбой, и тут просыпается моя настоящая память и сообщает, что я банный щипач-неудачник и мелкий прохиндей - да я бы с ума сошел. И у него не было даже такого извинения, как желание закрутить с носатой цыпочкой. Силы благие, сказал я себе, ну до чего ж ты безмозглый.
Но вслух, разумеется, я ничего такого не сказал, а только лежал с беспомощным и жалким видом и повторял время от времени: о, точно - все такое. Аминта таращился на меня поверх своего носа и спрашивал, не припоминаю ли я чего-нибудь, и я отвечал - нет, ничего, и он говорил, - пустяки, еще рано, - и что мне действительно надо хорошенько отдохнуть, а потом нежно ухватил Луция Домиция под локоток и утащил из комнаты.
И мы остались вдвоем - я и клювастая, но обожаемая Миррина. Она присела на край постели, некоторое время меня рассматривала, будто я был самым печальным зрелищем за всю ее жизнь, а потом спросила:
- Как ты чувствуешь себя теперь? Лучше?
Я подумал, о да, еще как.
- Немного, - сказал я. - Голова все еще болит.
- Конечно, - сказала она, вставая. - Действительно, мне стоит оставить тебя в покое, чтобы ты немного поспал.
- Нет, - быстро сказал я. - Я хотел сказал, э, все в порядке, болит не очень сильно.
- Если я промокну твой лоб влажной тканью, тебе станет лучше, как ты думаешь?
Можешь на это поставить, подумал я, но придержал мысль при себе.
- Да, это было бы очень мило с твоей стороны, - сказал я, пытаясь говорить с бесшабашной храбростью. - Если только у тебя нет других дел. Я не хочу быть помехой.
Она улыбнулась. Прекрасная улыбка.
- О, все в порядке, - сказала она. - Я часто помогаю братьям с пациентами. - Она взяла чашу и клок ветоши и начала возюкать ею у меня по лицу. Все равно что с макрелью целоваться, если по ощущениям, но важны намерения, как сказал Платон Аристотелю.
- Наверное, интересная это работа - врачевание, - сказал я.
- О, конечно, - ответила она, бросив на меня сентиментальный взгляд. - Чудесно видеть, как несчастным больным становится лучше. Многим из них, во всяком случае. Мои братья очень хорошие врачи, ты не мог бы оказаться в лучших руках.
- Я в этом уверен, - ответил я, и капля воды стекла мне со лба в глаз. - Я и сам это вижу. У него очень хорошие манеры, у твоего брата.
- О, у нас дома он знаменит. Люди приходят за многие мили.
- Ну, - продолжал я, - а как тебе понравился Рим? Думаю, он сильно отличается от вашей родины.
- О да. Все такое большое, яркое и чудесное, как в сказке. Конечно, мы видели и много печального - все эти бедняки на улицах. Мне их так жалко, сидящих повсюду с маленькими чашами и выпрашивающих милостыню.
- Это трагедия, - согласился я. - Но такова жизнь.
- О да. Жизнь порой может быть очень печальна.
О, прекрасно, подумал я, у нас возникает взаимопонимание. Видите ли, какое дело: когда закон преследует тебя, как дикое животное, когда нет денег и возможности оставаться на одном месте больше пяти минут, времени болтать с девушками практически нет, а девушки, с которыми удается поболтать - это, главным образом, прислужницы в трактирах или те, которых можно встретить у бань.