- Наши предки когда-то разбили печенегов, загнали их в русские пределы, прогнали за Тису и Днестр. И что мы видим ныне? Печенеги, осевшие в русском порубежье, научились строить крепости, перешли к оседлой жизни. Теперь победить их гораздо труднее, - возразил Кончак.
- Дело не в крепостях, - проворчал Елтук, - чёрным клобукам помогают русские князья, они для них щит против нас.
- Пусть так, - кивнул Кончак. - Вспомни печенегов, переселившихся в Венгрию. За несколько поколений печенеги так перемешались с венграми, что сейчас трудно отличить, кто там угрин, а кто печенег. Вдобавок все угорские печенеги приняли христианство, а это даёт им право чувствовать себя равными среди христиан. Им поручают управление землями, доверяют войско, выдают за них замуж знатных христианок. Половцы же для христиан есть грязные язычники. Русские князья берут в жёны наших дочерей, но перед этим непременно обращают их в свою веру. Своих же княжон русичи не отдают в жёны даже ханам, поскольку мы все для них "поганые".
Елтук усмехнулся:
- Тебя возмущает именно это, брат?
- Нет. - Кончак мотнул головой. - Я не хочу, чтобы половцев, как и печенегов, со временем поглотил другой народ. Половцам нужно самим образовать государство, а для этого нужно забыть прежние распри и обрести единую веру.
- Но почему христианство? - спросил Елтук. - Почему не ислам?
- Если бы нас окружали исламские государства, тогда я вёл бы речь об исламе, - ответил Кончак. - Но нам противостоят русичи-христиане, поэтому у них мы должны научиться тому, что в будущем возвысит нас над ними.
- Ты думаешь, христианский Бог подскажет тебе, как брать русские города? - усмехнулся Елтук.
- Если половцы на равных с русичами войдут в христианские храмы, тем легче нам будет войти в русские города, - со значением произнёс Кончак. - Горечь целебного снадобья поначалу неприятна больному, зато потом она приносит исцеление.
- Расскажи это нашим шаманам, - мрачно пошутил Елтук. И предостерёг: - Ты вознамерился сдвинуть гору, брат. Подумай, под силу ли такое смертному человеку.
- Я понимаю, что мне не удастся обратить всех половцев в христианскую веру, не удастся сговорить на это даже своих родственников, - со вздохом сожаления сказал Кончак. - Я лишь начинаю долгий и трудный путь по созданию половецкого княжества. Завершителем моего начинания будет мой младший сын которого я собираюсь окрестить и оставить на воспитание у одного из русских князей. Мой сын вырастет среди русичей, усвоит их язык и обычаи. Познакомится с христианами из других стран, познает тайны мудрых книг. Он станет воевать мечами врагов своих, торговать их товарами. Он станет поистине великим ханом, ибо величие не в табунах и богатстве, не в сильном войске, но в истинном предназначении человека в этой жизни.
Последние слова произвели на Елтука странное впечатление. Он взирал на старшего брата в молчании почти с благоговением, словно тот мог увидеть своим внутренним оком такие дали, о коих Елтук и не помышлял никогда.
"Да, мой брат необыкновенный человек, - думал Елтук. - Если он и не сдвинет гору, то заберётся на неё и будет оттуда виден всему свету. Кто знает, может, это духи предков внушают Кончаку такие мысли".
Противиться духам предков Елтук не мог и не смел...
Двоюродные братья Кончака возмутились, узнав, что он собирается передать своего младшего сына в обучение православным монахам. Они гурьбой заявились, желая отговорить от задуманного.
- Твой сын в будущем не сможет сражаться с русами, ведь он станет их единоверцем.
- Более того, твой сын не захочет жить в юрте, пожив в княжеских теремах.
- Русичи воспитают Сокала врагом своего народа! Твоим врагом, Кончак! - наперебой твердили братья, обступив Кончака.
Однако, видя его непреклонность, родичи предложили окрестить мальчика в степном становище, пригласив сюда православного священника. Такое было не в диковинку: среди небогатых половцев было немало христиан, которые ходили молиться в особую юрту с крестом наверху.
Но Кончак желал, чтобы его сын познал православную веру не от полуграмотного монаха, но от высших иерархов Церкви, своими глазами увидел великолепие христианских храмов, прочёл толстые церковные книги.
- Тогда я смогу задать сыну те вопросы, с какими я не смею обращаться к христианским священникам, опасаясь их неискренности, - молвил Кончак. - Мой сын, постигнув суть чуждой нам веры, не станет меня обманывать и тем более унижать.
- Зачем тебе ответы чужого Бога, Кончак? - спросили братья.
- Я хочу сделать христианского Бога своим союзником, - искренне ответил тот.
Такой ответ ещё больше возмутил родню:
- Ты хочешь изменить нашей вере?! Души предков не прощают такого!
- Христиане двуличны. Они и сына твоего сделают двуличным!
- Твоя дружба с русским Богом никому из ханов не понравится! - сыпались упрёки и предостережения.
И только старшая жена Кончака была в восторге от замыслов супруга.
Он, по своему обыкновению, был более откровенен с Хозалчин, нежели с кем бы то ни было. Её одобрение было для него особенно важно, как подтверждение правильности принятого решения. Именно с Хозалчин Кончак обсуждал, к кому из русских князей отправить на воспитание юного Сокала. Хану хотелось, чтобы его сын чувствовал себя не заложником, а равноправным членом княжеской семьи. Для этого был нужен князь, в роду которого были браки с половчанками.
Выбор Кончака пал на черниговского князя Олега Святославича, матерью которого была половчанка.
Для начала следовало договориться с половецкой роднёй Олеговой матери, происходившей из орды Бурчевичей, кочевавшей близ Днепра. Через дружбу с Бурчевичами Кончак рассчитывал войти в доверие к черниговскому князю. К Бурчевичам отправился старинный друг Кончака, Узур.
Узур почти месяц провёл в гостях у хана Бурчевичей Осолука. Тот даже сговаривал Узура поселиться в его кочевье, так приглянулся ему остроумный разговорчивый Кончаков посланец. Покидать родной аил Узур отказался, зато дружбу хана Осолука принял охотно. Одновременно ловкий Узур сблизился с теми из ханских беков, которые бывали в Чернигове и неплохо знали тамошнего князя и всю его родню.
По весне отправился Узур в Чернигов, взяв в провожатые людей хана Осолука, не раз бывавших в стольном граде северских земель. Свита получилась пышная. Узур имел десяток батыров да нескольких слуг, а трое Осолуковых беков имели каждый больше тридцати верных людей. Узур не знал, на что более падок князь Олег, поэтому вёз ему самые разнообразные подарки: и ковры дорогие, и одежды богатые, и мечи булатные, и красивых рабынь...
Вельможи, сопровождавшие Узура по распоряжению хана Осолука, должны были умасливать русского князя лестью, дабы тот был посговорчивее.
Узур дал понять хану Осолуку, что Кончак вознамерился породниться с черниговским князем, у которого растёт сын. А у Кончака подрастает красавица-дочь.
По пути в Чернигов половецкое посольство ненадолго задержалось в Путивле.
Игорь впервые видел перед собой миролюбивых половцев, которые кланялись ему и объяснялись на хорошем русском языке: такое было для него в диковинку. Послы просили Игоря дать им провожатых до Чернигова, многозначительно намекая, что у них важное дело к его брату Олегу. А один из послов, стройный и подвижный как угорь, всё выспрашивал Игоря об Олеге. Гостеприимен ли? Богобоязнен ли? Любит ли застолья? Помнит ли родню своей матери-половчанки?
Эти расспросы заинтриговали Игоря. Зачем понадобился Кончаку и Осолуку его брат? О чём ханы хотят договариваться с Олегом через голову великого киевского князя?
Отправляя вместе с половцами отряд своих дружинников, Игорь поставил во главе этого отряда боярина Вышату Георгиевича, наказав ему выведать истинные намерения степняков и непременно присутствовать на их переговорах с Олегом.
Вышата проводил половцев до Чернигова и вскорости вернулся обратно.
Игорь подступил к нему с расспросами. Но Вышата ничего толком не знал, поведав Игорю, что Олег зовёт брата к себе.
Игорь тотчас с небольшой свитой поскакал в Чернигов.
Половецкие послы были ещё там.
Олег уже оправился от болезни и выглядел бодрым, хотя лекари по-прежнему ходили за ним по пятам.
- Вот, брат, случай какой подвернулся, - с загадочной улыбкой промолвил Игорю Олег, оставшись с ним наедине. - Такого ещё не бывало! Хан Кончак, коего ты под Коснятином разбил, удумал сына своего меньшого в христианскую веру обратить. Но захотелось ему, чтобы сын не просто окрещён был нашими священниками, но также выучился грамоте русской и греческой. В общем, хочет Кончак дать сыну княжеское воспитание. Каково, а?
- К чему бы это? - поразился Игорь.
- Сам дивлюсь. - Олег пожал широкими плечами. - Кончак желает сына своего доверить мне на воспитание. Обещает щедрую плату и вечную дружбу.
- Почему тебе? - ещё больше удивился Игорь.
- Кончак прознал, что мать моя была половчанка, - усмехнулся Олег. - Ну и, стало быть, я сам наполовину половец. Я к Кончаку вроде как ближе прочих князей. Не зря ведь его послами родичи моей матери приехали. Даров навезли!
- И что ты надумал, брат? - спросил Игорь.
- Хочу сперва с тобой посоветоваться, - задумчиво ответил Олег. - Знаю, что ты до сечи с половцами охоч, хотя и в тебе есть толика половецкой крови. Двоя-то мать тоже наполовину половчанка.
Игорь молча смотрел на Олега, ожидая, что он ещё скажет.
- Пращур наш Ярослав Мудрый не токмо мечом действовал, но также и выгодными союзами, - продолжил Олег. - Кончак среди донских половцев первый хан, дружба с ним оборонит нашу землю от набегов из степи. Ведь донские орды к северским землям ближе. И Манефа одобряет дружбу с Кончаком.
Игорь всё понял и сказал без всякого осуждения:
- Твой стол выше моего стоит, брат. По родовому укладу ты мне вместо отца. Твоё решение - моё решение.
Олег заметно повеселел, оживился.
- Вот и славно! - воскликнул он. - Это по-христиански, брат! Может, по этому примеру и другие ханы сынов своих в истинную веру обратят. И заметь, не в Киев, не в Переяславль направили своих послов Кончак и Особук, а к нам, в Чернигов. Быть примирителями Руси со Степью - это большая честь. И Ольговичи достойны этой чести!
Игорь не осуждал брата, ибо знал, что после болезни тот не мог сидеть в седле, поэтому Олегу сподручнее быть миротворцем, нежели воителем. Да и дары половцы привезли богатые: сразу бросались в глаза пригожие юные рабыни, а до женской красы Олег всегда был охоч. К тому же союз с Кончаком - это союз не со всей Степью, где кочует немало орд и кроме донских половцев. Так что забывать об угрозе из Степи всё едино не приходится, просто эта угроза становится меньше.
Половцы гостили в Чернигове больше недели. Олег показывал послам конюшни, погреба с сокровищами, оружейные мастерские; каждый день задавал пиры, на которые непременно приглашал всё новых бояр, желая показать послам многочисленность своей старшей дружины. Несколько раз устраивались состязания в стрельбе из лука, в метании копья и владении мечом. Половцы оказались любителями таких забав, да и оружием они владели отменно, а в стрельбе из лука и вовсе перещеголяли Олеговых дружинников.
Только Игорь стрелял из лука не хуже степняков, заслужив их уважение.
При расставании один из послов по имени Узур предложил Игорю поменяться конями. В Степи таким образом братаются воины из разных кочевий. Игорь согласился. Ему самому чем-то приглянулся этот ловкий половчин с глазами, жёлтыми, как у рыси. Был он проворен и на коне, и в поединке на мечах, и за столом на мудреные здравицы был горазд. Пил вместе со всеми, а не пьянел. И на любой вопрос у него всегда был готов ответ.
Игорь не без сожаления отдал Узуру своего гнедого угорского скакуна. Однако у того жеребец был не хуже, если не лучше: серый в яблоках, арабских кровей.
- Теперь ты в степях можешь гулять как у себя дома, - сказал Олег, похлопав Игоря по плечу. - Побратим позаботится о твоей безопасности.
Они стояли на крепостной бревенчатой башне, которой открывался широкий вид на черниговские посады и берёзовые рощи за речкой Стриженью. По склону холма уходила вдаль дорога, по которой удалялись половецкие всадники и сопровождавшие их Олеговы гридни...
Глава восемнадцатая
ВСТРЕЧА
То неизбежное, ради чего Игорь оставил, в своём тереме половчанку Алёну, наконец-то свершилось. Алёна стала наложницей Игоря. Хотя они старались встречаться тайно, однако челядь живо проведала, чем занимаются князь и красивая рабыня, стоит им "статься наедине. Дошёл этот слух и до Ефросиньи, v Улучив момент, Ефросинья явилась к супругу, когда рядом с ним не было ни слуг, ни ближних бояр. И повела такую речь:
- Не с упрёками, не с ревностью пришла я к тебе, Игорь, но с повинной головой. Виновата я перед тобой и сознаю это.
- В чём же твоя вина, Фрося? - недоумевая, поинтересовался Игорь.
- В том, что ты глаз на холопку Алёну положил и наложницей своей её сделал, - спокойно ответила княгиня. - Презрела я за заботами о доме и детях ложе супружеское, прости меня, Игорь. Я думаю, позднее раскаяние лучше незнания и верное средство к сохранению семейных уз. Я люблю тебя, как и прежде любила, свет мой. Не требую изгнать Алёну из терема, прошу лишь не забывать и меня своими ласками, мой милый. Ведь жена дарит венчанному мужу и тело и душу, а рабыня - только тело, и то поневоле.
Игорь был поражён услышанным. И в не меньшей степени его поразили её спокойствие и рассудительность. Игорь горячо заверил жену, что супружеский долг для него всегда был и будет на первом месте, а забавы с рабыней на самом последнем.
- Не хотелось мне попрекать тебя твоею холодностью, Фрося, - молвил Игорь себе в оправдание, - вот и спутался я с половчанкой...
- Не оправдывайся, милый, - прервала его Ефросинья. - На тебе вины нет. Я сама во всём виновата.
Игорь подошёл и обнял жену. Он ещё раз убедился в том, что судьба даровала ему в спутницы жизни необыкновенную женщину.
Незадолго перед тем Игорь совершенно случайно узнал, что Ефросинья не только умеет писать и читать по-русски, но также неплохо знает греческий и латынь.
Монахи-переписчики, работавшие на княжеском подворье, принесли как-то показать Игорю книги, отобранные для переписки, и среди них "Историю" Геродота на греческом языке. Случайно оказавшаяся тут же Ефросинья заинтересовалась именно Геродотом и, открыв книгу, принялась читать по-гречески, изумив не только монахов, но и самого Игоря.
Монахи стали просить княгиню помочь им в переводе Геродота на русский язык. Она без колебаний согласилась.
С той поры Ефросинья стала наведываться туда, где жили и трудились монахи-переписчики.
Однажды Игорь застал жену спорящей с иноком Евстафием, самым старшим из монахов. Перед ними был текст какой-то латинской книги, которую они вдвоём переводили на русский язык. Евстафий стоял на том, что обращения древних римлян к языческим богам следует опускать в русском переводе как нечто греховное. Ефросинья, не соглашаясь с ним, утверждала, что боги и обряды древних народов есть один из столпов, на которых покоилась их мораль и культура. Отрицать это - значит что-то недосказать, утаить от людей нынешних свет истины и понимания той далёкой эпохи.
Ефросинья говорила столь возвышенно и убедительно, что Игорь от невольного восхищения открыл рот.
"Спорить с твоей женой, княже, всё равно что с библейским царём Соломоном, - сказал после Евстафий Игорю. - Не иначе, супруга твоя пошла разумом в отца своего Ярослава Осмомысла".
Игорь был польщён такой похвалой.
Рассудительность Ефросиньи подметили и жёны путивльских бояр, бывавшие у неё в гостях. Иным боярыням было много больше лет, чем молодой княгине, однако они не считали зазорным или унизительным советоваться с ней в своих делах, зная, что та умом своим не кичится.
...В середине лета в Чернигов пожаловало очередное посольство из Степи, вместе с которым прибыл тринадцатилетний сын Кончака.
Обряд крещения над ханским сыном свершил сам епископ черниговский Арсений в главном храме города - Спасо-Преображенском соборе. Вместе с сыном Кончака в православную веру были обращены ещё трое сыновей именитых половцев, в числе коих был и сын Узура.
По такому случаю в Чернигов съехались почти все Ольговичи, не было только Святослава Всеволодовича. Игорь и Всеволод приехали с жёнами. Ярослав, как обычно, оставил свою властную супругу дома.
В центре внимания находился сын Кончака, получивший в крещении имя Юрий. Подросток чувствовал это, поэтому держался с подчёркнутым достоинством. Не зная ни слова по-русски, он тянулся к Манефе, знавшей половецкий язык, и к Олегу, говорившему по-половецки не хуже и ставшему для Сокала-Юрия крестным отцом.
Игорь стал крестным отцом сыну Узура, получившему православное имя Лавр. Крестником Всеволода стал сын хана Чилбука, а крестником Ярослава - сын Кончакова брата.
Олег, желая отпраздновать столь богоугодное дело, задал богатый пир, на котором половцы и русичи сидели за столами вперемежку.
Манефа и Агафья организовали отдельное застолье для черниговских боярынь, приглашённых на торжество вместе с мужьями.
Женское пиршество было не столь шумным, в отличие от мужского, и менее многочисленное. Если в княжеской гриднице гостей развлекали гусляры и скоморохи с ручными медведями, то собравшиеся за столом княгини и боярыни развлекали себя сами бойкими сплетнями и шутками по поводу похождений чьего-нибудь гуляки-мужа либо сердечных страданий какой-нибудь юной боярышни.
Ефросинья сидела за столом рядом с Агафьей и сетовала на то, что с некоторых пор ей приходится делить мужа с холопкой, крещёной половчанкой.
Агафья, желая утешить подругу, призналась, что её супруг давным-давно не хранит ей верность, греша и со свободными женщинами, и с рабынями.
- Такова уж мужская порода, - сказала Агафья невесело. - Ежели иная свободная женщина грешит обычно с одним-единственным человеком, и то из-за любви к нему, то мужчины часто прелюбодействуют со многими женщинами, любя тем не менее одну.
Для Ефросиньи это было слабое утешение.
- Я за детей боюсь, - призналась она. - Господь может наказать их в будущем за грехи отца.
- Ты говорила об этом Игорю? - спросила Агафья.
- Нет ещё, - ответила Ефросинья, смутившись. - Не могу я упрекать Игоря за связь с рабыней и тем более обвинять, ибо знаю, насколько половчанка пригожее меня. Я-то после родов вон как располнела, а соперница моя стройна, как ивушка. К тому же я всю себя детям отдавала, с мужем в постели редко сходилась Вот он и приглядел себе зазнобу. В неверности Игоря больше я сама виновата.
Агафья посмотрела на Ефросинью с невольным уважением.